Татьяна Валентиновна, здравствуйте. 6 страница

К удивлению Ивана, пешие были совершенно спокойны. Да, все они устали, да, многие начинали злиться, но испуга, страха, — вот этого не было. Третьяк прибился к Ахмету и Тиме и спросил, почему они не боятся? Тима сплюнул и сказал странно: «А чего волну зря гнать?». Ахмет высказался понятнее:

— Привыкли. Здесь всегда водит, когда больше, когда меньше.

— А сегодня — больше или меньше? — поинтересовался Иван.

— Сегодня — средне. Наверно, скоро уже выйдем…

— С чего ты это взял? — заинтересовался уже Тима.

— Не знаю, — пожал плечами Ахмет. — Кажется.

— Мне тоже кажется, — сказала, подходя, Лариса.

— Если кажется, перекрестись! — буркнул Тима.

— А я — синтоистка, — безмятежно отозвалась Лариса. А Третьяк взял себе на заметку: по крайней мере некоторые из пеших (или — пришлых, как звал их Гришка) знают о том, что крестное знамение рассеивает мороки.

— А перекрестишься, — так ещё больше кажется, — заметила вторая девка (та, которую Иван не видел прежде этого раза, звали её, вроде, Надя), подошедшая вслед за Ларисой. Такого присловья Третьяк раньше не слыхал и задумался, что оно могло значить. А заодно, — что могло значить странное слово, произнесённое Ларисой.

Но долго размышлять ему не дали, прозвучала команда «в рюкзак!».

Путники прошли ещё немного по дороге, затаптывая собственные утренние следы, а потом, когда дорога начала сворачивать вправо, спустились с насыпи в левую сторону и направились туда, где, вроде бы, находилось Песчаное озеро. Местность по-прежнему менялась, неведомо откуда возникали небольшие сельги, перемежаемые столь же небольшими болотцами, но идти, впрямь, стало отчего-то легче, и вой бензопилы остался где-то позади, звуча глухо, временами почти пропадая. На вершине очередной сельги обнаружился сруб с остатком столба, а от него шла вполне заметная тропка, приведшая к следующему срубу… Дождь-морось прекратился, и даже облака, кажется, поднялись повыше, стало чуть посветлее. В общем, предчувствие Ахмета явно оправдывалось.

Теперь команда следовала по тропинке, и Иван во все глаза смотрел по сторонам, примечая окружающее. Он не слишком надеялся, что вернётся назад без приключений. Но пеших водило здесь, по их же словам, всегда. И, выходило, каждый раз, поводив, леший отпускал их. Так наверно, думалось Третьяку, и его тоже — поводит и пропустит назад? Он боялся обратного пути, но больше — оттого, что обратно ему придётся идти одному. Впрочем — сам напросился. О железе уже и не думалось.

Наконец тропка упёрлась в лес. Вырубка кончилась. Остатки телефонки шагали по просеке через мрачный ельник, в котором днём темно, как ночью, и где, по присловью, «с тоски удавиться». Далеко-далеко сзади бензопила издала прощальный взвизг и смолкла[77].

23. Прощание

Теперь они шли по полузаросшей просеке. Ясно было, что, как только подвернётся подходящее место, надо будет останавливаться на ночлег. Кому-то эта мысль, видимо, добавляла сил. Но вот Лариса явно была едва жива: она поминутно спотыкалась, шла всё медленнее, и вид у неё был бледный[78]. Наконец, лес, сдавливавший просеку, как тиски, слегка расступился, а сама просека сделала поворот. У трёхногого столба на повороте остановились, и двое пошли на поиски места для стоянки. Вернулись почти сразу, весело вопя и маша руками. Как выяснилось, лишь узкая полоса леса отделяла просеку от берега Песчаного. Продравшись сквозь ельник с густым и мокрым подлеском, команда оказалась в светлом бору, полого сбегавшем к воде.

И откуда только силы у кого взялись! За считанные минуты лагерь поставили и костёр разложили. Серёга с Ахметом свалили пару сухих сосен, а «жэбээс»[79], как назвал Лёха компанию из Ларисы и двух девок, взялся пилить эти брёвна на круглые полешки… Иван с Тимом, установив большой тент, отправились по воду. Подходы к воде здесь везде были удобными, но возле берега было неглубоко, и зачерпнуть полный котелок не удавалось. Тим свернул направо и потопал вдоль каменистого берега, Третьяк последовал за ним. Внезапно Тима резко остановился и издал восторженный вопль, показывая рукой куда-то вперёд. Иван посмотрел, куда показывал Тим и увидел впереди, чуть выше кромки воды аккуратно сложенную каменку. Тима возбуждённо булькал на тему того, что завтра непременно надо сделать днёвку, хрен с ней, с погодой, зато баню устроим! Тут же, возле каменки, оказалось и подходящее место для набора воды.

Когда водоносы вернулись в лагерь, под тентом уже высилась изрядная поленница, но заготовка дров продолжалась. Днёвка на завтра была объявлена, невзирая на погоду. Когда Тима рассказал о своей находке, этому сдержанно порадовались. Наконец дроворубы объявили перерыв в работе, и все, кроме «поваров», расселись на бревне под тентом, глядя в огонь, ожидая ужина. Внезапно Лариса, смотревшая то в огонь, то в даль поверх костра, дёрнулась, резко повернулась на бревне и сказала странным голосом:

— Обернитесь!

Народ завертелся, дежурные подняли головы от котелков, где как раз начинала кипеть вода. На северо-западе, там, куда уходила просека с остатками телефонки, небо очистилось от туч и разливалось ало-золотое сияние заходящего солнца. До этого Третьяк никогда не слышал, чтобы кто-то произносил слово «Ура!», он только читал его, но не понимал его смысла. А вот теперь услышал — и понял, что это слово никогда не говорят, а только кричат. И как его кричат — тоже понял. А потом Лариса опять развернулась к костру и сказала, показывая куда-то наверх, за костёр, за редкие деревья, отгораживающие лагерь от озера, за самое Песчаное:

— Смотрите!

Над дальним берегом Песчаного горела красная радуга, косо втыкаясь в тёмные серо-фиолетовые тучи. Над ней была видна ещё одна, побледнее[80]. Это предвещало на завтра хорошую погоду. По крайней мере — на полдня.

Понятное дело, ужин проходил весело. И вот во время ужина Иван наконец-то увидел то, чего не замечал первые две встречи с пешими. Он увидел кресты. Зеленоватый крест рядом с овальным медальоном болтались на одной цепочке на шее Лёхи. Лёгкий белый крестик (должно быть, алюминиевый, — решил Третьяк) висел на шее Тима. Тоже светлый, но более увесистый — на шее Нади. Конечно, три креста на компанию из десяти человек — немного, но всё-таки… Впрочем, после всего, что он видел и слышал за минувшие сутки, кресты на шеях мало что добавили к сложившемуся образу пеших-пришлых.

Иван снова подсел к Ахмету и Серёге и стал расспрашивать их про вырубку, как водит, что ещё там бывает? Ему ведь предстояло идти назад, причём — одному. Можно ли брать оттуда что-нибудь? Ребята задумались, но сказали: скорее да, чем нет. Ведь ягоды-то мы там едим, и ничего, леший выпускает нас. Третьяк припомнил: да, многие срывали на ходу чернику и особенно — морошку. А железо? Ахмет, подумав, сказал, что скорее всего, дед даже порадуется, что кто-то убрал с его территории этот мусор. Хотя кто его знает… А ещё, кстати, там живицу добывали, видел на сельгах воронки валяются[81]? Дед-то ведь отчего лютует? От того, что его грабят, хамят… Лес хамов не любит.

…Как водит? Как сегодня, но бывает — и покруче; раза два — до темноты выйти не могли. Сегодня — средне… И на свои следы выходим по многу раз, и в топи, неведомо как, оказываемся… Вещи разные находим, как сегодня. Нет, ни сгоревшего зимовья, ни недостроенной кухни до этого никогда не видели. Это — каждый раз что-нибудь новенькое. Как-то было, на стог сена наткнулись, на котором лежал человек в красных плавках и тёмных очках. Один раз дорогу перешло какое-то непонятное существо, похожее на подушку[82]. Видели мостик, возле которого цвели в канаве белые кувшинки; красиво, да, только от этого мостика никак уйти не могли, в какую сторону ни пойдёшь, — опять около него оказываешься… Видели грядку, на которой росли молодые сосёнки, ну да, как на огороде, даже заборчик вокруг был[83]. Вдовий Дом видели, но это ты у Лёхи спроси или у Ларисы, нас в тот раз здесь не было… Или у Горы, только он тебе всё равно не расскажет, так что лучше — у Лёхи или у Костика.

Про Вдовий Дом[84] Третьяк слышал от Гришки Тихого и от покойного деда Ивана. История была страшноватая, но не грязная, как та, о троих отмороженных. Иван всё-таки поёжился и уточнил у ребят:

— А змея-то они видели? Не к ночи будь помянут…

— Видели, — ответил Серёга без особой радости в голосе и тоже поёжился. А Ахмет сказал:

— Ты Лёху расспроси, если хочешь подробностей. Или Костю.

Тут Третьяк решился проверить ещё одну вещь, и спросил насчёт лодки и её буйных хозяев. Парни переглянулись и в один голос сказали: «Это — к Костику!». И умолкли. Ясно было, что больше они ничего не расскажут, и Иван пожалел, что затронул эту тему. Однако, поскольку ребята отослали Третьяка к Костику, ясно было, что уж Костик-то как-то замешан в этой истории. А большего Ивану и не надо было. Всё равно, за разговором ужин незаметно подошёл к концу, а дальше явно планировались песни, а во время песен говорить не принято.

После песен, перед самым отбоем, Третьяк подошёл к Горе и поинтересовался, куда они пойдут дальше? Вожак назвал места, уже знакомые по рассказам Тихого: Ожерелье, Чёрную, Мутную, Чёрные Ворота. А Бобровая? — уточнил Иван. И Бобровая, — кивнул головой Гора. А болото Красный Мох[85]? Нет, оно остаётся с левой руки, мы идём краем, вдоль Мутной. Но завтра стоим здесь, моемся, отдыхаем. А ты — как? Третьяк грустно вздохнул:

— Мне назад надо. Если дед пропустит…

— Надо — так надо. Пропустит, тебя — пропустит. Ты же здешний.

— Так и здешних водит, — неуверенно сказал Иван. — Мне рассказывал… Ну, тот охотник, с полосатой лайкой, помните, в позапрошлом году…

— Помню, — кивнул Гора. — Но тебя водить не будет, точно.

— Почему? — Третьяк стоял, а Вожак сидел с гитарой в обнимку, но отчего-то получалось так, что Иван смотрел на Гору снизу вверх.

— А ты спроси у того охотника, когда его водило? Туда или — обратно? Водит, когда сюда идёшь… Да ты сам убедишься.

Третьяк опустился на бревно рядом с Вожаком и задал тот вопрос, который мучил его все эти годы, но на который он так и не получил однозначного ответа:

— А вы вообще — кто? — и тут же испугался, что Гора не поймёт, о чём его спрашивает Иван, или обидится.

Но Вожак не обиделся и не переспросил. Он повернулся к Ивану, — налево, — и смотрел на Третьяка поверх гитары — чуть устало, чуть насмешливо, чуть задумчиво. Глаза — чёрные, раскосые, волосы — чёрные, жёсткие, вьющиеся… С другого бока, — справа, — к Горе приткнулась Лариса, вытянув к костру маленькие ноги в грязных синих башмачках. Молчание затянулось, Иван даже думал, что ответа просто не будет, но Гора перевёл взгляд на огонь и ответил:

— Люди. Где-то в чём-то…

— Пешки, — подала голос Лариса.

— Да, пешки, — согласился Вожак, откладывая гитару. А потом скомандовал отбой.

***

Наутро Третьяк стал собираться назад. Ахмет, Серёга и Тим, в палатке которых он спал, узнав о том, что Иван уходит, слегка удивились, пожалели, что не доведётся вместе порыбачить, и Ахмет ещё раз поблагодарил за блёсны. Третьяк пожелал им удачи и спросил, когда их теперь ждать — через два года или через три? Ребята засмеялись — не то весело, не то грустно: теперь вряд ли ты нас увидишь. Ну, может, и увидишь, конечно, но оч-чень нескоро! Иван опешил: что так? А мы теперь новые маршруты будем осваивать, — сказали ему. Ну, в другие места ходить. Так что, счастливо, удачи тебе! Как идти, знаешь? Да что это мы?! Ты ведь здешний! Ну, с Богом! По просеке и вдоль телефонки, как сюда шли… Удачи тебе, парень!

24. Назад

И Иван пошёл. К просвету в конце просеки, к вырубке, где Бог весть, что ещё будет. Но ничего особенного не было: вышел к вырубке, и тропинка с просеки, попетляв, вывела на дорогу, которая уже и не петляла даже, а шла параллельно остаткам телефонки, стоявшим на болоте. Третьяк пошёл по дороге, приглядывая, чтобы солнце было всё время с одной стороны, но, похоже, здесь ему в самом деле ничто не грозило. Солнце светило, временами заслоняясь лёгкими белыми облачками, — ничего похожего на вчерашнюю липкую хмарь. Дул лёгкий ветерок, а потому жарко не было, и идти было легко. И никакой бензопилы, разумеется.

Иван шёл и улыбался всему сразу: хорошей погоде, ветру, лешему, который и не думал водить его, даже болоту, стелившемуся по правую руку. Ему было хорошо. А пешие… Что — пешие? Они тоже — хорошие люди! Люди ли? Да разве важно? «Где-то в чём-то», как сказал Гора. Всё равно, — хорошие! Просто — у них своя жизнь, у нас — своя, а остальное — не важно.

Дорога вывела Третьяка аккурат к тропке до поляны с Лосиной избой. И, как подарок от лесного деда, возле самого поворота к тропе валялся трак. Валялся очень удобно, сверху, в землю не врос. И по весу был ровно такой, чтобы не сильно тормозить движение. Иван переложил находку в мешок и положил на камушек у дороги последний сухарик, заныканный вчера за ужином. Маловато, конечно, но потом он принесёт ещё чего-нибудь. А глубоко на вырубку он заходить всё-таки не будет. Третьяк поднял голову, и посмотрел на солнце. Странно, оно почти не сдвинулось с того момента, как он покинул лагерь пеших. Но впрочем, оно даже хорошо: он успеет до вечера добраться до кузнеца. Ну, — вперёд, с Богом! «Удачи тебе, парень!»

Андрей Светлов

ЗВЁЗДНЫЙ ЧАС

Взъерошенный Витька выкатился из калитки. День начался неудачно. Да и вчерашний день, и последние несколько лет удачными назвать было трудно.

...Когда Витьке было семь лет, погиб его отец. Майор уголовного розыска. Витьке плохо запомнились пышные похороны и прощальный нестройный залп из милицейских пистолетов. В голове первоклассника Вити Травкина не укладывалось, что папы больше нет. Он осознал это позже, постепенно.

Сперва всё было нормально. Они с мамой перебрались зачем-то из города в деревню, в старый дом родителей папы, который долго стоял пустым, и вторую половину первого класса Витя учился в деревенской школе. Там в одном кабинете занимались пять первоклашек, шесть второклассников и ещё несколько ребят из третьего класса. Его никто не обижал, да и вообще нравы в школе были добродушные, незлобливые. Первый класс Витька окончил не лучше и не хуже других. На летних каникулах вместе со спокойными деревенскими ребятами плескался в тёплой мутной речушке без названия, собирал в перелеске землянику и грибы. Иногда бегал к недалёкой автотрассе. По трассе, которая шла от Москвы до самого моря, сплошным потоком, днём и ночью шли в одну и другую стороны машины. Нарядные цветные легковушки, двухэтажные автобусы и тяжелые грузовики с прицепами. Витка мог часами смотреть на проходящие машины. Для него люди, едущие в этих машинах, были существами с другой планеты. Они ехали по своим, непонятным маленькому Витьке делам, в города, которых он никогда не видел.

Но во втором классе беззаботная и безбедная жизнь Витьки Травкина закончилась.

В доме появился дядя Гена. Высокий, толстоватый, с невыразительным лицом и бесцветными глазами. Он иногда оставался ночевать, и от него часто пахло водочным перегаром. Потом Витька стал чувствовать такой же запах от мамы. Дядя Гена, когда был подвыпивший, пытался слюняво заигрывать с Витькой, и Витька, содрогаясь от отвращения, уходил в другую комнату. А когда дядя Гена был трезвый, он просто не замечал Витьку.

А однажды дядя Гена ударил Витьку. Раньше Витьку никто никогда не трогал, и поэтому Витька растерялся. Дело было так. Пьяный дядя Гена, придя домой, потребовал, чтобы Витька подал ему тапки. Витька молча развернулся и пошёл в комнату. И тогда дядя Гена в два шага догнал его, рывком повернул к себе и наотмашь ударил его по лицу. И отшвырнул, сказав:

-Щенок. Ты у меня научишься послушанию...

Проревевшись в своей комнате, Витька собрал свои вещички в школьный рюкзачок и ушел из дома. Обратно его привезли через два дня на милицейской машине, подобрав на обочине трассы, где он сидел грязный и голодный.

Мама отругала его, но не сильно. Она спешила на кухню, где с очередной бутылкой водки ждал её ненавистный дядя Гена.

В доме всё чаще не было еды. Витька голодными глазами следил в школе за другими детьми, которые на перемене доставали из сумок завтраки, данные им родителями. Один раз он не выдержал, и сдавленным голосом попросил половинку бутерброда у соседки по парте. Она ответила:

-Своё надо носить...

На следующий день Витька утащил дома ведро и щётку для мытья полов и отправился к трассе. В километре от перекрёстка трассы и дорожки, ведущей в их деревню, была большая асфальтированная площадка с забором. Там была ночная стоянка для грузовиков, кафе для водителей и мастерская по ремонту автомобильных колёс. Днём здесь тоже крутилось много машин. Останавливались покушать, заклеить колесо, просто передохнуть. В основном -огромные грузовики, неуклюже -медлительные на стоянке и стремительно -изящные на трассе.

Витька набрал в ведро воды и стал ждать. Дождался, когда с трассы на площадку съехал грузовик, подождал, пока водитель выйдет из кабины, подошел, и, обмирая от стеснения, спросил:

-Дяденька, вам машину помыть не надо?

Водитель удивился.

-Таким маленьким ведром такую большую машину?

Витька молчал. Но отступать было некуда. Он сказал:

-Ну хотя бы кабину... Докуда достану...

-А зачем?

-Заработать. На еду...

Водитель покачал головой, вынул из кармана синюю пятидесятирублёвку и протянул Витьке.

-Не надо ничего мыть. Иди, купи себе поесть.

Витька спрятал руки за спину.

-Нет, я так не могу. Я же не нищий.

-Ну, раз ты человек принципов, мой...

Когда водитель вернулся с обеда, кабина блестела до самых окон, а Витька, подпрыгивая, свежей водой пытался вымыть стёкла. Но получалось плохо -Витьке не хватало роста. Водитель оглядел дело Витькиных рук и похвалил:

-Я даже не ожидал. Отлично. За такую работу надо добавить.

И дал Витьке ещё пятьдесят рублей.

-А теперь позволь-ка твою щетку напрокат...

И сам вытер от пыли и мошек стёкла кабины.

Витька хотел отдать лишние деньги обратно, но водитель возразил:

-Не спорь. Я знаю, сколько стоит мойка кабины и стёкол. Теперь с чистой совестью беги, кушай.

Так и пошло. День за днём, год за годом. Витька обливался потом в жару около раскалённых машин, в дождь трясся от холода. Зимой руки коченели в ледяной воде. Ему исполнилось десять лет, потом одиннадцать. Часть заработанных денег он проедал в кафе на стоянке, часть относил маме. Домой ходил только ночевать. Утром шел в школу, потом на стоянку. Он научился с одного взгляда различать, к кому стоит подходить с предложением своих услуг, а кого лучше обойти стороной. Кто заплатит, а кто нет. И постепенно привык, считал, что нормальная жизнь, не лучше и не хуже, чем у других.

Но летом начиналась тоска. На стоянку часто заезжали машины с детьми. Ехали на море и просто на каникулы. Нарядные, причёсанные, беззаботные ребятишки весело топали в кафе, иногда за руку с папами и мамами. Горластая пацанва из вставших на ночёвку грузовиков устраивала игру в футбол прямо на площадке.

В таких случаях Витька отходил в сторонку и прятался за колёсной мастерской. Он как бы видел себя глазами тех, других ребят. Нестриженого, в грязноватой футболке и старых штанах с пузырями на коленках, со сморщенной от воды кожей на руках. И ему становилось стыдно. И Витька остро завидовал этим ребятам. Но по-хорошему, без всякой злости и обиды.

Однажды летним вечером ребятня из грузовиков так же затеяла играть в мяч, пока их папы попивали в кафе прохладное пиво. Витька наблюдал за ними из своего закутка. Один из ребят неловко ударил по мячу, и мяч покатился в сторону от всех играющих. Витьке под ноги. Промазавший мальчишка подбежал за мячиком и увидел Витьку. Посмотрел чуть виновато и сказал без всякого стеснения:

-Я возьму, ладно? А ты чего не играешь? Ты с какой машины? Идём с нами!

Витка только покрутил головой. Ну куда он с ними -грязный и потрёпанный? Ребята все нарядные, в аккуратных шортах и цветных чистых футболках...

Мальчишка смотрел удивлённо. Потом пробежался взглядом по Витьке от макушки до стоптанных кроссовок. Сам мальчишка был одет -просто загляденье. Оранжевая футболка навыпуск, светлые шорты до колен, оранжевые же носочки и чистенькие кроссовки. Зашнурованные, правда, тем же лентяйским способом, что и у Витьки -через одну дырочку. Светлые волосы аккуратно подстрижены. Только на макушке торчала непослушная кисточка волос.

Мальчик, не глядя, кинул мяч за спину, в сторону остальных игроков, которые уже нетерпеливо покрикивали. Крикнул:

-Я не играю!

И спросил у Витьки без всякой издевки и превосходства:

-У тебя что-то случилось? Ты чего какой-то взъерошенный? Тебе помочь?

От этого неожиданного участия у Витьки, который уже давно не плакал от обид и пьяных побоев дяди Гены, помокрели ресницы. Он стал тереть глаза двумя руками, как будто в них что-то попало. Мальчик осторожно взял его обеими руками за локти и снова спросил:

-Ты чего? Я тебя чем-то обидел? Подожди, пожалуйста, не уходи никуда.

Он убежал к остальным ребятам и через полминуты вернулся ещё с одним пацаном. Ростом пониже, с более тёмными волосами. Тоже аккуратно подстриженного и тоже с кисточкой на макушке. Одетого так же, как и первый. Только футболка и носки были не оранжевые, а зелёные. Второй сразу сказал:

-Привет. Тебя как зовут?

Витьке ничего не оставалось делать.

-Витька.

-А меня Максим. Макс.

Первый мальчик тоже представился:

-А меня Сергей. Или Серый. Так что у тебя случилось? Может, мы поможем?

И Витька, удивляясь сам себе, рассказал этим двум ребятам свою историю. И как папа погиб, и как появился дядя Гена, и как мама потихоньку спивалась. Как получал иногда вместо платы за мойку тычки и пинки от жадноватых проезжих. И как зимой руки примерзали к мокрому железу. И как его хотели избить два молодых придурковатых водителя, приняв за воришку. Тогда спас Витьку пожилой шофер. Он вырвал перепуганного зарёванного Витьку у молодых, отогрел и напоил чаем в теплой уютной кабине.

Мальчишки слушали, не перебивая. Когда Витька закончил, Максим присвистнул. Сказал:

-Ничего себе...

Второй мальчик, Сергей, сказал:

-Посидите здесь. Я сейчас!

Максим спросил у него:

-Ты куда?

-За Димой.

Когда Серёжа убежал, Витка сумрачно спросил у Максима:

-А Дима это кто? Тоже пацан?

Максим ответил серьёзно:

-Да. Тоже пацан. Только чуть-чуть пожилой. Вообще-то, это нам почти отец.

Долго удивляться Витьке не пришлось. Сергей вернулся, таща за собой за руку довольно молодого дядьку. Чем-то неуловимо похожего на обоих пацанов. Но не чертами лица, а чем-то другим. А, вот в чём дело - догадался Витька. У этого дядьки была такая же яркая футболка (только желтая) и такой же открытый дружелюбный взгляд. "И вправду, как пацан" - подумал Витька. Дима протянул Витьке руку и сказал:

-Расскажи, пожалуйста, ещё раз, только мне.

Витька рассказал, уже спокойно. Дима внимательно всё выслушал и сказал:

-Так сразу и не сообразишь, что делать. Витя, посиди здесь, а я с пацанами пошепчусь немного.

Они отошли. Пока они разговаривали в стороне, Витька сидел, ковыряя ручкой от щётки песок. Наконец они вернулись. Дима сказал:

-Вот что. Если хочешь, поехали с нами. Место найдётся. В тесноте, да не в обиде.

На секунду Витька обрадовался. Разве не об этом он тайно мечтал последние пару лет! Ехать с добрым и трезвым взрослым по всей стране! Иметь таких друзей, как Макс и Сергей! Но радость затухла.

-Спасибо, но я не могу. Мать-то без меня совсем пропадёт. Как она одна?...

-Ну что ж. Извини. А жаль. Как я понял, денег ты без работы не возьмёшь?

-Не возьму.

-А машина у нас чистая. Может, хоть маленький подарок возьмёшь? От чистого сердца?

-Не знаю. Смотря что за подарок.

-Давай так. Пойдём, посмотришь. Не понравится -не бери. Понравится -на здоровье.

-Ладно. То есть спасибо!

-Пойдём, не стесняйся.

Витька пошел вслед за мальчишками и Димой. Они подошли к чистому белому грузовику с блестящим синим прицепом. Витька знал такие машины, но не знал, как они называются. Именно такие машины было очень неудобно мыть. Слишком высокие. Дима открыл кабину, и мальчишки пулями скользнули наверх. Витька, смущаясь, забрался следом. Последним влез Дима.

Мальчишки уселись на каком-то выступе около лобового стекла, как на подоконнике. Дима сел за руль, а Витька стоял посреди кабины. Дима повернулся и поднял диванчик, который находился позади сидений. Под ним обнаружился вместительный ящик. Посреди ящика стояла незастёгнутая сумка, полная разноцветных мальчишечьих вещей. Некоторые вещи выпали из просевшей сумки и лежали просто на полу ящика. Увидев это, Дима посмотрел на мальчишек. Максим качнул ногой и независимо сказал:

-Она сама открылась. На кочках, наверное.

Дима покачал головой и сказал Витьке:

-Вот, выбирай.

Витька застеснялся, но Сергей с Максом помогли ему. Они сами выбрали ему красную футболку, защитные шорты, белые трусики- плавки и белые носки.

-Бери. У нас полно. Одевай прямо здесь. Если стесняешься, мы отвернёмся.

-Да ладно...

Витка переоделся. Дима сложил его старые вещи в пакет и протянул Витьке:

-А это можешь оставлять в колёсной мастерской. Пришел на работу и переоделся. Отработал - и в чистое, а это пусть будет спецовка.

-Точно! И как я сам не догадался! - и спохватился - Спасибо вам.

-Не за что! Носи на здоровье. И кстати, если передумаешь - мы до завтра, до девяти утра здесь.

-Ага. Ещё раз спасибо. Я пойду, поздно уже. До свиданья!

-Пока!..

Вечером Витька изо всех сил отмывал свои старенькие кроссовки. Утром пришел на стоянку чистый и нарядный. Но сразу не пошел переодеваться. Со странным чувством смотрел, как Димин грузовик поёрзал, выбираясь со стоянки, вышел на дорогу и, быстро разогнавшись, исчез из виду. Убедившись, что его никто не видит, помахал вслед рукой. Забежал в кафе позавтракать. Дома не успел, да и нечего было. С некоторых пор вся еда, попадавшая в дом, называлась не "еда", а "закуска". И утром от закуски ничего не оставалось.

Добродушные тётки в кафе, увидев нарядного Витьку, заохали:

-Какой у нас сегодня Витенька красивый! Никак, жениться собрался?

-Да ну вас...

Витька быстро сжевал бутерброд, запил чаем, расплатился и пошел переодеваться.

И опять день за днём пыльные и грязные машины. И Витька тёр, отмывал, отчищал... Но летом работы поубавилось. Дождей не было, и машины заезжали в основном чистые. А размазывать воду по чистой машине или просто попрошайничать Витьке не позволяла гордость.

Как-то раз, утром, подходя к стоянке, Витька издалека заприметил грязную легковую машину. Заторопился, забежал переодеться, набрал в мастерской воды и подошел к машине. И от возмущения обомлел. Машину уже мыл тощий маленький пацанёнок. По виду класса из второго. В коротких шортах, маечке с лямками и растоптанных сандалиях на босу ногу. Витька его и не заметил сразу потому, что такого мальца за машиной просто не было видно. Малец неумело, но старательно натирал бока машины, и острые лопатки смешно шевелились в вырезах голубой маечки. Увлеченный своим (а точнее, Витькиным) делом, пацанёнок совершенно не смотрел по сторонам, и поэтому не заметил опасности в виде бесшумно подошедшего Витьки. А когда заметил, было поздно.

По законам уличного бизнеса следовало хорошенько навешать мальцу и выпроводить со стоянки навсегда. И малец, увидев Витьку с ведром и щеткой, тоже это понял. Уронил губку в ведро и быстро закрыл лицо руками.

А Витка совершенно некстати вспомнил почему-то "пожилого пацана" Диму и Серёжу с Максимом. Разве они ударили бы беззащитного и готового ко всему пацанёнка, который даже не пытается убежать и защититься? И помимо своей воли Витька взял пацанёнка за тоненькие запястья и осторожно отодвинул его руки от лица. Тот разожмурил огромные глазищи и испуганно смотрел на Витьку. Чтоб прекратить неловкое молчание, Витька сказал:

-Ты неправильно моешь. Надо сперва всю сторону намочить, чтоб грязь отмокла, а потом смывать. А ты только грязь размазываешь, и краску царапаешь. Смотри, как надо.

Витька взял мальчишкину губку и в несколько взмахов намочил бок машины. Потом обмакнул её в своё ведро с чистой водой и такими же уверенными взмахами начисто вымыл его. Бок машины засиял на солнце.

-Понял? Теперь иди и ту сторону чистой водой перемой. Я представляю, что ты там наразмазывал. И вообще, не ленись воду почаще менять.

Пацанёнок обрадовано схватил Витькино ведро и убежал за машину. Витька вздохнул и пошёл следом. Последил, как малец смывает свою размазню. Поучительно сказал:

-Что бы ты без меня делал? Пришли бы хозяева, увидели твои художества, и вместо денег получил бы ты по ушам.

Когда хозяин машины вышел из кафе, расплатился с малышом и укатил, Витька подозвал малыша и сказал:

-А теперь рассказывай, откуда ты взялся и что на моей стоянке делаешь?

История у малыша, которого звали Владька, оказалось похожей на Витькину, но гораздо проще. Родителей своих он и не помнил, а жил у бабки, которая приходилась ему какой-то дальней родственницей. Тоже часто пила и забывала Владьку покормить. А вчера за то, что Владька без спросу съел половину батона и выпил полпакета молока...