Заурядными чувствами, и им нет необходимости постоянно думать о средствах к
существованию. Какое убожество! - прибавил он с горечью. - Я просто
Недостоин рассуждать об этих высоких предметах. Жизнь моя - это сплошное
Лицемерие, и все это только потому, что у меня нет тысячи франков ренты на
хлеб насущный".
- О чем это вы мечтаете, сударь? - спросила его Матильда, которая
Вернулась к нему бегом.
Жюльен устал презирать самого себя. Из гордости он откровенно сказал
Ей, о чем думал. Он сильно покраснел, ибо говорил о своей бедности такой
Богатой особе. Он старался хорошенько дать ей понять своим независимым,
Гордым тоном, что ничего не просит. Никогда еще он не казался Матильде таким
красивым: она уловила в выражении его лица чувствительность и искренность,
Которых ему так часто недоставало.
Прошло около месяца. Как-то раз Жюльен, задумавшись, прогуливался в
Саду особняка де Ла-Моль, но теперь на лице его уже не было выражения
Суровости и философической непримиримости, которое налагало на него
Постоянное сознание своей приниженности. Он только что проводил до дверей
Гостиной м-ль де ЛаМоль, которая сказала ему, что она ушибла ногу, бегая с
Братом.
"Она как-то странно опиралась на мою руку! - размышлял Жюльен. - Или я
Фат, или я действительно ей немного нравлюсь. Она слушает меня с таким
Кротким лицом, даже когда я признаюсь ей, какие мучения гордости мне
Приходится испытывать. Воображаю, как бы они все удивились в гостиной, если
Бы увидали ее такою. Я совершенно уверен, что ни для кого у нее нет такого
кроткого и доброго выражения лица".
Жюльен старался не преувеличивать этой необыкновенной дружбы. Сам он
Считал ее чем-то вроде вооруженного перемирия. Каждый день, встречаясь друг
С другом, прежде чем перейти на этот чуть ли не теплый, дружеский тон,
который был у них накануне, они словно спрашивали себя - "Ну, как сегодня,
друзья мы или враги?" В первых фразах, которыми они обменивались, суть
Разговора не имела никакого значения. Форма обращения - вот к чему
Настороженно устремлялось внимание обоих. Жюльен прекрасно понимал, что,
Если он только раз позволит этой высокомерной девушке безнаказанно оскорбить
себя, все будет потеряно. "Если уж ссориться, так лучше сразу, с первой же
Минуты, защищая законное право своей гордости, чем потом отражать эти уколы
Презрения, которые неизбежно посыплются на меня, стоит мне только хоть в
Чем-либо поступиться моим личным достоинством, допустить хоть малейшую
уступку".
Уже не раз Матильда, когда на нее находило дурное настроение, пыталась
Принять с ним тон светской дамы, - и какое необыкновенное искусство
вкладывала она в эти попытки! - но каждый раз Жюльен тотчас же пресекал их.
Однажды он оборвал ее очень резко:
- Если мадемуазель де Ла-Моль угодно что-либо приказать секретарю
Своего отца, он, безусловно, должен выслушать ее приказание и повиноваться
Ей с совершенным почтением, но сверх этого он не обязан говорить ни слова.
Ему не платят за то, чтобы он сообщал ей свои мысли.
Эти взаимоотношения и кое-какие странные подозрения, возникавшие у
Жюльена, прогнали скуку, которая одолевала его в первые месяцы в этой
Гостиной, блиставшей таким великолепием, но где так всего опасались и где
Считалось неприличным шутить над чем бы то ни было.
"Вот было бы забавно, если бы она влюбилась в меня! Но любит она меня
Или нет, у меня установились тесные дружеские отношения с умной девушкой,
Перед которой, как я вижу, трепещет весь дом и больше всех других этот
Маркиз де Круазенуа. Такой вежливый, милый, отважный юноша, ведь у него все
преимущества: и происхождение и состояние! Будь у меня хоть одно из них,
какое бы это было для меня счастье! Он без ума от нее, он должен стать ее
Мужем. Сколько писем заставил меня написать маркиз де Ла-Моль обоим
нотариусам, которые подготавливают этот контракт! И вот я, простой