Глава 16. немного предостережений

«Нарастающее обесценивание мира лю­дей находится в прямой зависимости от нарастающей значимости мира вещей».

Карл Маркс, Экономические и философские рукописи, 1844 года

Страх синдрома потреблятства, хотя его ни­когда так не называли, существовал в аме­риканской традиции с того самого времени, когда первые колонизаторы прибыли сюда из Европы. Это была смешанная компания, которая рисковала жизнью и всем своим состоянием, переплывая Атлантику на ма­леньких деревянных кораблях. Первыми приехали люди, желающие разбогатеть. Ис­панцам было нужно золото, французам — меха. Голландцы искали торговых путей к сказочной Индии.

Но среди первых выходцев из Англии были люди, бежавшие от того, что они стали ощу­щать как безбожный материализм, быстро укореняющийся в Европе. «Когда пуритане прибыли в Новый Свет, одной из их основных целей было желание попытаться создать христианское государство, в котором люди жили бы простой жизнью», — поясняет историк Дэвид Ши.

В колонии, основанной на берегах Массачусетского залива, первые поселенцы-пуритане установили то, что стало известно как законы контроля за расходами, запрещавшие явную демонстрацию своего богатства. Например, они требовали от колонистов, чтобы те носили простую одежду. Но поскольку эти зако­ны никогда не соблюдались должным образом, они не смогли устоять под напором развивающейся торговли предметами роскоши, прибывающими в Новый Свет из Европы. Более богатые, и обладающие политической властью пуритане могли легко игнорировать закон об одежде и носить все, что угодно, в то время как их более бедные собратья подвергались наказанию за несоблюдение этого закона. На деле законы контроля за расходами только обострили явные классовые различия.

В Пенсильвании квакеры под предводительством Джона Вулмэна достигли большего успеха в своем противостоянии синдрому потреблятства. «Мои дорогие друзья, — проповедовал Вулмэн, — упражняйтесь в простоте, честности и умеренности, к которым ведет истинная мудрость». «Среди квакеров, — пишет философ Джером Сигал, — ограничения на потребление и демонстрацию своего богатства применялись более широко. Важнее всего то, что стремление к роскоши рассматривалось как связанное с целым рядом несправедливостей и общественных проблем, включая алкоголизм, бедность, рабство и жестокое обращение с индейцами».

ЯНКИ-ДУРНИ, ДЕНДИ-НЕТ!

В некотором отношении сама Американская революция[21] была) восстанием против синдрома потреблятства. Руководители британских колонизаторов топили свои американские колонии в крови, чтобы поддержать свой роскошный стиль жизни, приближающийся к упадку. Английские лорды часто проводили по полдня j за одеванием, причем больше всего времени уходило на головные уборы постоянно усложняющихся фасонов. Потом они набивали себе желудки во время ужинов, которые длились часами.

Тем временем среди американских поселенцев росло недо­вольство налогами, которыми их обложили, чтобы богатства бри­танцев никогда не скудели. Одновременно лидеры поселенцев сталкивались с затруднениями со стороны своих собственных подчиненных, охваченных неудержимым стремлением к обога­щению. «Умеренность, дорогая, должна стать нашим убежи­щем, — писал Джон Адаме своей жене Абигейл[22] во время Рево­люции. — Я надеюсь, что женщины с каждым днем будут уменьшать число своих украшений и что мужчины сделают то же самое. Уж лучше давайте будем пить воду и есть картофель, чем подчинимся власти нечестивцев».

В конце XVIII века, когда с победой Американской и Фран­цузской революций политическая картина мира изменилась, из­менилась также и экономическая ситуация в мире. «Дьявольс­кие мельницы» (по выражению английского поэта Уильяма Блэйка) промышленной революции принесли с собой паровую тягу и конвейерные технологии, что делало возможным произ­водство тканей и других товаров за малую долю того времени, которое требовалось для этого раньше. Бенджамин Франклин ут­верждал, что с такими средствами производства, оказавшимися в распоряжении человечества, можно будет сократить время, требующееся на производство всего необходимого для жизни, до трех-четырех часов в день.

Однако на деле произошло обратное. На заре промышлен­ной революции количество рабочих часов, вместо того, чтобы уменьшиться, увеличилось примерно вдвое. По оценкам совре­менных ученых, в средние века рабочий день в среднем рав­нялся девяти часам (летом — больше, зимой — меньше). Более того, темп работы был довольно медленным, с частыми переры­вами на отдых. А в некоторых областях Европы рабочие наслаж­дались 150 церковными праздниками, когда работать не нужно было совсем. Картины Питера Брейгеля, относящиеся к XVI пеку и изображающие крестьян, которые танцуют, празднуют или дремлют днем на своих пшеничных полях, точно воспроизводят ту жизнь, свидетелем которой был художник.

ДУХ СВЯТОГО ПОНЕДЕЛЬНИКА

Но когда промышленная революция набрала силу, рабочие фабрик, согнанные в мрачные, а 1а Диккенс, промышленные го­рода, стали работать по четырнадцать, шестнадцать, даже восем­надцать часов в день, в то время как возделывавшиеся ими не­когда земли начали использовать для овцеводства. В 1812 году один фабрикант из английского города Лидса считался человеч­ным и прогрессивным только потому, что не нанимал на работу детей младше десяти лет и ограничил детский рабочий день шес­тнадцатью часами.

Однако фабричные рабочие не с такой уж готовностью сле­довали промышленной дисциплине. Лишенные своих церковных праздников, они изобрели себе новый — Святой понедельник. После воскресного вечера, проведенного в таверне, они не мог­ли проснуться вовремя, а то и вовсе не являлись на работу. Их работа оплачивалась на сдельной основе, поэтому поначалу они работали столько, сколько было необходимо, чтобы себя содер­жать. Если работодатель повышал им зарплату, надеясь тем са­мым побудить их работать больше, он быстро обнаруживал, что эта стратегия ведет к обратному результату. Как сформулиро­вал это Макс Вебер: «Возможность больше зарабатывать была менее привлекательной, чем возможность меньше работать».

Такой, разумеется, была ситуация до появления синдрома потреблятства.

Следовательно, как неоднократно указывал Карл Маркс, ра­ботодатели старались платить как можно меньше, чтобы рабо­чим приходилось работать помногу просто ради того, чтобы вы­жить. Но хотя такая скупость была разумным поведением для отдельных работодателей, она подрывала капиталистическое об­щество в целом. Нехватка покупательной способности у рабо­чих приводила к кризисам перепроизводства, из-за которых пе­риодически исчезали целые промышленные отрасли.

«Во время торговых кризисов, — писали Маркс и Энгельс в «Манифесте коммунистической партии» (1848), — каждый раз уничтожается значительная часть не только изготовленных про­дуктов, но даже созданных уже производительных сил... Обще­ство оказывается вдруг отброшенным назад к состоянию внезап­но наступившего варварства... Каким путем преодолевает буржуазия кризисы? С одной стороны, путем вынужденного уничтожения целой массы производительных сил, с другой сто­роны, путем завоевания новых рынков и более основательной эксплуатации старых».