Издательство с.-петербургского университета 2000 5 страница

Поэтому дискурсия оказывается «вторым» этапом познавательного поиска, когда предметное поле этого поиска уже в общем обозначено. Разумеется, речь не идет о жестко программированной последовательности данных этапов. Иногда новые перспективы исследования обнаруживаются как раз в результате дискурсивного анализа. Но общая тенденция познавательной стратегии, как показывает вся история познания в целом и научного исследования в частности, именно такова.

Более или менее однозначно описав устройство выделенных фрагментов знания, дискурсивное мышление переходит к задаче поиска надежных и устойчивых связей уже между ними. В конце концов, может возникнуть описание целого, осуществленное средствами теоретического (т. е. рационально-дискурсивного) познания, существенно отличающееся от исходного образа, данного интуитивным предвосхищением и

даже принципиально с ним несовместимого. Но именно конечный вариант становится фрагментом общественного знания, сохраняясь в социальной памяти. Исходный же образ может стать частью чьей-то индивидуальной памяти и в случае возникновения соответствующей социальной потребности иногда оказывается источником новых поисковых программ. В этих случаях говорят о «возвращении» к забытым идеям.

Таким образом, дискурсия оказывается наиболее эффективной там, где существуют достаточно четко определенные рамки предметной области и где применимы стандартные, а потому постоянно воспроизводимые правила организации познавательного поиска и упорядочения его результатов. Разумеется, речь сегодня уже не идет о каких-то абсолютных системах подобных правил. Они изменяются по мере изменения всей общественно-исторической практики в целом и роста культурного самосознания. Но в рамках каждого отдельного периода и каждого конкретного направления познавательного поиска отчетливо различима тенденция к сохранению действующих в данный момент правил.

По сути дела дискурсия ориентирована на некий конечный набор познавательных аксиом, касающихся как характеристик, с помощью которых описывается некоторая конкретная система объектов, так и программных инструкций, регулирующих построение подобных описаний, исходя из потребности в надежности используемых средств и методов. Кроме того, использование стандартных блоков рассуждения существенно сокращает сам процесс поиска и позволяет, в случае необходимости, легко выделить любой из таких блоков и проанализировать его конструкцию, если исследователь подозревает, что в нем содержится какая-то ошибка.

В этом смысле логика всегда есть средство анализа,' и надежды на создание чего-то вроде «логики открытия», скорее всего, несбыточны. Это не делает ее (а заодно и дискурсивное мышление) чисто техническим инструментом, пригодным только для совершенствования и «ремонта» работающей системы, поскольку анализ имеет и прогностическую функцию и дает возможность заранее отсекать какие-то направления поисковой деятельности и отбраковывать те или иные «предвосхищения», которые появляются в результате интуитивного шага.

Помимо правил, определяемых законами логики, в научном познании действуют и другие регулятивы, связанные с организацией собственно профессионально-исследовательской деятельности. Они-то и определяют специфику научной дискурсии. Ведь современная наука имеет дело с такими объектами и использует такие средства, которые в других видах познания просто отсутствуют. Правила, которым должен следовать ученый, вовсе не обязательны для практика или художника. Необходимость постоянного прояснения методологических оснований своей деятельности налагает на профессионального исследователя особые требования и в реализации используемых им дискурсивных средств.

Такие критерии, как простота гипотез и моделей, их эмпирическая проверяемость, способность предсказывать новые перспективы дальнейшего поиска, рост информативности, неожиданность (т. е. невысокая степень вероятности их прямого следования из имеющихся систем знания) и некоторые другие, создают особый контекст использования и правил логического характера. В современном научном познании все больше распространяется мнение о том, что логические законы представляют собой не столько предписания действовать определенным образом, сколько запреты, ограничивающие пределы построения «возможных миров», в которых реализуется сегодня производимое научной деятельностью знание.

В связи с этим можно отметить одну из наиболее устойчивых функций дискурсивного мышления вообще и научной дискурсии в особенности. Это стремление как можно более минимизировать объем интуитивных элементов познавательного процесса, таких его предпосылок, которые обладают «независимым» относительно явно выраженных фрагментов знания характером. Чем меньше в базисе исследовательской стратегии допущений неявного характера, тем эффективней выглядит с точки зрения дискурсивного подхода полученный исследователем результат, тем он надежней и правдоподобней.

Показательно, что сегодня никто (или, по крайней мере, мало кто) не надеется на абсолютное устранение интуитивных шагов и допущений из практики познания, осознавая невозможность целостного осмысления интеллектуальной активности людей на базе исключительно рационализированно-дискурсивных описаний. Но сама ориентация на превращение хотя бы части интуитивных догадок в элементы дискурсивного рассуждения вполне эвристична. Хрестоматийным примером стала история создания неевклидовых геометрий, обусловленная стремлением явно выразить все предпосылки, на которых была' построена традиционная геометрическая теория.

Создание «возможных миров», оперирование воображаемыми объектами тоже есть средство расширения человеческого опыта действий с реальным миром. Возможно, что именно так человечество подготавливается к таким формам своей будущей практики, которые только могут возникнуть в каком-то удаленном будущем. Во всяком случае, реально различимый сдвиг методологического интереса от дискурсивных элементов познания к интуитивным, происходящий в самое последнее время, позволяет говорить о том, что задача видения целого в настоящее время занимает культурное сознание в большей степени, чем детальное описание конкретных частностей.

И не случайно, как отмечают специалисты в области научного творчества, в основе любого масштабного открытия лежит шаг, связанный с каким-то нарушением стандартных правил, отказом от жестокого следования нормам чисто логического рассуждения. Не случайно все большую значимость в практике естествознания приобретают регулятивы и критерии, казалось бы, эстетического характера, типа «красоты» теории, «изящности» полученного решения и т. д. Если иметь в .виду, что под «красотой» в этих случаях чаще всего имеется в виду степень обобщенности, возможность связать между собой факты и явления существенно различной природы, то можно увидеть в этом проявление того же стремления к полноте и целостности описания, которое возникает в результате интуитивного акта.