И когда логика начинает притворяться: «Я есть дверь, я есть путь к истине», истина исчезает из мира.

Пифагору пришлось придумать новые слова, и он нашел прекрасные слова. «Философия» означает любовь к мудрости — не любовь к знаниям, запомните, а любовь к мудрости. Знания интеллектуальны, мудрость интуитивна. Знания идут от головы, мудрость идет от сердца. Отсюда и любовь — не логика, но любовь; не расчет, но невинность, не хитрость, но разумность, не интеллектуальность, но разумность.

И он также нашел слово «философ» — друг мудрости. Вы замечали? — Когда вы начинаете с кем-нибудь спорить, вы больше заботитесь о своем эго, нежели об истине. Иногда вы даже понимаете, что ваши аргументы ошибочны, но вы не можете принять этого, потому что это ранит эго. Вы отстаиваете свое мнение, а вовсе не истину. Вы оспариваете чужое мнение потому, что оно чужое, а вовсе не потому, что оно неправильно.

Спор возникает не из-за истины, а из-за эго — тогда это софистика, тогда это очень уродливое явление.

Вы любите женщину — это прекрасное переживание. В любви мужчины и женщины есть величайшая истинность, аромат, благословение. Это одна из самых невероятных тайн жизни. Однако пойти к проститутке - не то же самое: физически это одно и то же, но духовно — совершенно другое. Проститутка — безобразное явление: возлюбленная — это нечто божествен­ное.

Философия похожа на вашу возлюбленную: софистика — это проститутка. И софисты занимались именно этим — прости­туцией. Они рады были спорить на стороне любого, кто был готов за это платить. Если вы заплатите софисту, он будет спорить на вашей стороне. Если же кто-то другой платит ему больше, он будет спорить за него. Он готов спорить даже против вас, если кто-нибудь готов заплатить ему больше.

Я слышал:

Каждое воскресенье священник выходил из себя из-за одно­го старика. Этот старик был очень уважаемым человеком, он был очень богат и имел большое влияние в приходе. Он имел привычку садиться прямо перед священником и в считанные секунды засыпать, и при всем этом он еще громко храпел. И конечно, вынести это было совершенно невозможно — он сидел перед священником и храпел.

Священник не мог найти себе места: что делать? А этот человек был настолько богат, что он не мог сказать ему: «Это нехорошо». И все же он нашел выход. Обычно старика сопро­вождал мальчик, его старший внук. Священник позвал мальчика и сказал: «Я буду давать тебе четыре пайса каждое воскресенье. Когда твой дедушка начинает засыпать, ткни его легонько локтем, чтобы он проснулся». Мальчик был счастлив и делал то, что его просили; идея сработала. Три воскресенья прошли как нельзя лучше: как только старик начинал храпеть, мальчик будил его. Но на четвертый раз священник захрапел, как и раньше. Священник стал ждать, но мальчик сидел без движения. По окончании проповеди он подозвал мальчика и спросил: «В чем дело? Ты что, забыл?» Тот ответил: «Нет. Но теперь он платит мне по рупию за воскресенье. Он говорит: «Если ты не будешь мне мешать, я дам тебе рупию».

То же самое и в случае с софистами. Они готовы спорить, на чьей угодно стороне, лишь бы им платили. Они великие спор­щики. Но мудрость не имеет ничего общего со спорами!

Будда не бывает спорщиком — он испытал нечто. Если он пользуется языком логики, то лишь для того, чтобы выразить то, что он испытал, а вовсе не для того, чтобы доказывать это. Это не значит, что он пришел к своему переживанию через язык логики: сначала он получил его через медитацию, а затем он пользуется языком логики, чтобы передать его.

Логика и язык абсолютно уместны в том, что касается выражения, однако они не являются творческими — это средства выражения. Для того чтобы выражать, нужно, прежде всего, иметь истину, а уж потом нужны язык и логика. Но со стороны очень трудно разглядеть, кто выражает свой опыт, а кто просто играет в слова. Это очень трудно сделать тому, кто еще не испытал ничего сам.

Пифагор был в Индии, встречался с великими мудрецами; он встречался с великими пророками, великими браминами. Он впервые увидел, что такое мудрец! Он медитировал многие годы... стал по праву считаться мудрецом сам, стал просветлен­ным. А затем он вернулся в Грецию и увидел, что там произошло: возлюбленная ушла — осталась лишь проститутка.

Он придумал эти новые слова — эти слова прекрасны, но они вновь угодили в ту же ловушку. В настоящее время, если вы пойдете в университеты, все равно — на Востоке или на Западе — философии в пифагоровом смысле там не существует; философов в том смысле, который придавал этому слову Пифагор, не существует — по крайней мере, в университетах. В университетах снова есть софистика, а университетские философы и профес­сора снова превратились в софистов. Поэтому философия нахо­дится на смертном одре — пойдите в университет, и вы убедитесь в этом.

Тысячи студентов приходят учиться наукам, математике, физике, химии, биологии, геологии. Спросите, сколько студен­тов приходит учиться философии — их меньше, чем пальцев у вас на руках.

Когда я учился философии, студентов в нашей группе было всего трое. Одним из них был я, и кроме меня были еще две девушки. Всего три человека, а на отделении было десять профессоров — по три целых и одной трети профессора на каждого студента. А эти две девушки вообще не интересовались философией. Все, что им было нужно — это получить степень магистра: это помогает получше выйти замуж. А они не смогли сдать вступительные экзамены, ни по какому другому предмету, вот почему они выбрали философию. Она вообще не интересо­вала их.

Это происходит вновь и вновь... Один из моих профессоров был большим аскетом; он решил не смотреть на женщин. Ну, а в классе две девушки — поэтому обычно он преподавал с закрытыми глазами. А эти девушки почти всегда отсутствовали, так что там сидел только я, а он стоял с закрытыми глазами. Поэтому я научился слушать с закрытыми глазами — на самом деле, обычно он говорил, а я спал.

Однажды он обнаружил это. Сначала он подумал, что я тоже аскет и решил не смотреть на женщин, и он был очень счастлив, что нашлась хоть одна родственная душа. Весь университет смеялся над ним, и он подумал: «Это очень хорошо — здесь есть, по крайней мере, один человек...» Но однажды он обнаружил это, потому что тех двух девушек не было, так что он открыл глаза, а я крепко спал.

Он спросил меня: «В чем дело?» Я ответил: «Дело в том, что я не вижу никакой философии в том, что вы говорите. Спать гораздо лучше и полезнее. То, что вы говорите — просто мусор, вздор. Вы не знаете предмета!»

И это на самом деле было так. А он был честный человек — сначала он был в шоке, но затем признал мою правоту. Ведь в тот раз он говорил о Патанджали и самадхи, и я спросил его: «Вы знаете, что такое самадхи? Вы когда-нибудь испытывали это? Все, что вы говорите, выучено, это не мудрость. Вы говорите все это механически; компьютер гораздо лучше и эффективнее сделал бы все то, что делаете вы. Вы читали о самадхи — но прочесть о самадхи не значит узнать самадхи. Это все равно, что слепой, который много прочитал о свете и может о нем расска­зывать, он может даже написать прекрасную диссертацию о свете, но он не знает о нем ничего. Он ничего не знает, совсем ничего. У него нет глаз».

Это происходит во всем мире, и причина не в том, что люди больше не интересуются истиной — причина в том, что филосо­фия снова превратилась в софистику. Великие философы наше­го века — не что иное, как лингвисты, логические позитивисты, логики. Бертран Рассел, Дж. И. Мур, Людвиг Виттенштейн — великие имена в философии, но все они интересуются только языком. Их не волнует, есть Бог или нет; их интересует, сколько значений у слова «Бог», можно ли употреблять это слово в таком-то значении или нет, можно ли пользоваться словом «Бог» или нельзя, а если можно, то какое значение должно оно нести. Их не интересует истинность Бога; они заботятся только о слове «Бог». И они продолжают свои изыскания.

Только представьте человека, который анализирует слово «любовь» — вы можете назвать его любящим? Любовь — это нечто такое, что нужно испытать, пережить. Философия, чтобы ее можно было назвать философией, должна быть философией жизни. Философия, достойная своего имени, должна быть экзистенциальной, экспериментальной; она должна основы­ваться на медитации, а не на доказательствах.

Так вот, слово «философия» также стяжало дурную славу. Требуется новое слово. Теперь было бы лучше заменить слово «философия», например, словом «филоузия». Слово «узия» про­исходит от корня, означающего «сущность». «Филоузия» будет означать того, кто хочет проникнуть в сущность того, что есть, кто желает не просто думать об этом, но также испытать, убедиться, увидеть.

Это — подлинное значение индийского слова, означающего философию — даршан. Даршан означает «увидеть». Сейчас было бы хорошо сделать в точности то же, что сделал Пифагор двадцать пять столетий назад. Он изменил слово софия словом «философия». А теперь слово «философия» нужно вновь изме­нить — я предлагаю слово «филоузия»: желание увидеть и испытать сущность того, что есть, не довольствуясь одними размышлениями о ней.

Сутра... вторая часть, очищение, продолжается. В предыду­щей сутре говорилось: