Символические биографии: вместо выводов
Чем это обернулось... Это в какой-то степени и составляет сюжет нашей книги. Мы произвели экскурс в прошлое на основе множества документов, в большинстве своем неизданных. Политические аспекты этого экскурса оказались суровыми и мучительными. Применительно к Мирче Элиаде и Эмилу Чорану через это все же надо было пройти, чтобы прекратить полемику и точно установить условия их участия в Железной гвардии и увлеченности европейскими фашистскими движениями. Важно было также проанализировать, насколько важное значение имели этические и политические результаты сделанного ими выбора. Потому что речь идет о глубоком, длительном, получившем философское обоснование пристрастии, абсолютно не соответствующем ранее принятой концепции «греха молодости». Последняя была обманчивым шаблоном, задуманным с целью получить отпущение грехов. В то же время пути обоих ученых в фашизме оказались менее сходны, чем это представлялось.
При том, что в идеологии Элиаде и Чорана наблюдалось много сходного (в том числе ксенофобия, антисемитизм, вера в Нового человека и в тоталитарное государство), обнаруживаются поразительные расхождения между спиритуалистским фашизмом одного и революционно-консервативными взглядами другого, в которых к тому же явно просматривались национал-большевистские интонации. Эти различия прослеживаются вплоть до того варианта юдофобии, который каждый из них воплощает. Оба они предусматривают в проекте переустройства национального сообщества если и не исключение «чужаков» и евреев, то, по крайней мере, введение дискриминационного законодательства, способного ограничить наносимый ими «вред»: Элиаде упоминает о «токсинах», Чоран — о «яде». Им обоим этнократия представляется своеобразной формой исторического реванша со стороны Народа, который вечно считается жертвой и «угнетенным». При всем том Элиаде с его горячностью скорее разделяет позиции Робера Брасссильяка, Чоран — Людвига Клагеса. Их сближает общее желание: употребить всю их известность, весь их авторитет признанных интеллектуалов для развития теоретической базы нового национализма, за наступление которого они ратуют, и наконец постараться вдохнуть в него стремление к достижению европейского размаха. «Христианская революция», исповедуемая Элиаде и воплотившаяся, по его мнению, в Легионерском движении, имела целью не только вывод Румынии из застоя; в 1937 г. ученый видел ее предназначение в том, чтобы совершить «величайшую революцию из всех, когда-либо имевших место в Европе». Как мы показали, данное убеждение Элиаде сохранял до 1945 г. — до разгрома фашистской Германии.
Выводы из нашего исследования представляются особенно удручающими в отношении историка религий. Но они тяжелы и применительно к Чорану, хотя и позволяют лучше понять, почему румынское прошлое так сильно преследовало его до последних дней его существования. Их тяжесть определяется тем обстоятельством, что мыслитель открыто выразил поддержку преступной идеологии Железной гвардии осенью 1940 г., т. е. в тот самый момент, когда эта организация находилась у власти; происходившие на его глазах погромы и репрессии стали совершенно обыденным явлением. Правда, Чоран, пребывая в оккупированной Франции и не гнушаясь писать для журнала, сотрудничавшего с немцами (еженедельный журнал «Комедия»), попытался вместе с Жаном Поланом вырвать философа Беньямина Фондане из концлагеря Дранси. Это был смелый поступок, сходный с «делом» Мориса Бланшо, спасшего в годы оккупации жену и дочь философа Эмманюэля Левинаса. Чоран никогда не выпячивал этот поступок, даже и после того, как общественности стала известна о принадлежности его в молодые годы к крайне правым. Чоран не всегда соблюдал подобную стыдливость — он не смог воспротивиться искушению, когда возникла возможность воспользоваться прежней дружбой с Паулом Челаном, чтобы отклонить малейшие упреки в антисемитизме. При этом Чоран никогда не упоминал о разрыве их отношений, последовавшем в 1967 г. по инициативе поэта. Челан покончил с собой в 1970 г. и не мог опровергнуть Чорана. Что же до методичного вранья Мирчи Элиаде Гершому Шолему в 1972 г., когда израильский ученый требовал от него правды во имя своего уважения к его честности интеллигента... Обойдемся без комментариев. Участвовал ли Ионеско, занимавший в годы оккупации пост главного секретаря по культуре в румынской миссии в Виши, в попытке спасения Фондане? На это намекал в 1980-е годы Чоран, не называя ничьих имен. Несомненно, это никогда не будет установлено; парадокс заключается в том, что, поскольку данный поступок всегда замалчивался, невозможно и оценить его по достоинству.
Удивительные парадоксы
Исследуя жизненный путь трех наших героев, мы сталкиваемся с удивительными парадоксами. Для Ионеско — это как раз его пребывание в Виши, на службе у фашистского режима, который он ненавидел, — и это после того, как он храбро противостоял идеологии «носорогов» в 1930-е годы. Еще один парадокс — разочарование этого левого интеллигента, в первые послевоенные годы близкого к французским коммунистам, в 1946 г. опубликовавшего в одном из бухарестских журналов все, что он думал в отношении румынских офицеров и «злокачественной опухоли национализма», приговоренного заочно к 11-летнему тюремному заключению коммунистическим (или превращавшимся в таковой) режимом, в который он верил. Все это привело его в начале 60-х годов в ряды наиболее яростных интеллектуалов-антикоммунистов, выступавших на страницах «Фигаро», — он и в этот раз плыл против течения. И сколь поразителен контраст между Ионеско, скрупулезным чиновником конца 1942 — конца 1944 г., который прекрасно сознавал, что он, со своей принадлежностью к левым, — беглец (и сбежал в униформе сторожа — униформе, выданной режимом Антонеску), — и недисциплинированностью Чорана, которого командировал в Виши преемник «Капитана» Кодряну Хоря Сима и которого очень быстро, всего через три месяца, выгнали из посольства? Что сказать, наконец, о потрясающей иронии биографии Элиаде, которого в 1940 г. так сильно опасался в Лондоне Форейн Оффис, которому в течение всей войны, не хватало достаточно сильных слов, чтобы клеймить глупость англосаксов, который ни за что на свете не соглашался присутствовать при том «райском хаосе», который должен был воцариться, проиграй Гитлер войну, — и который тем не менее всего лишь 10 лет спустя был принят с распростертыми объятиями в США, где он провел наиболее блестящие свои годы как ученый? А Чоран, этот страстный поклонник национал-социализма, в 1930-е годы столь сильно презиравший «французское чувство существования», разделявший идею Шпенглера о полной невозможности взаимопроникновения культур, которого всего через несколько лет считали величайшим французским стилистом? Отметим, впрочем, что он был пропитан немецкой культурой, в том числе и политическим романтизмом, проявившимся в его творчестве после 1945 г., и это обстоятельство, несомненно, воздействовало на прием, оказанный его произведениям во Франции.
А сколько раз их жизненный курс чуть было не претерпевал окончательного и бесповоротного отклонения? Можно ли считать случайностью, что произведения всех троих проникнуты мыслью о смерти? За гладким фасадом легенды о Франции — земле обетованной, где их появление было неизбежно предначертано судьбой, возникает правда — выдуманные биографии, персонажи, шатающиеся по ухабистым дорогам историй. Карьера Элиаде неоднократно буквально висела на волоске — в 1938 г., когда его интернировали вместе с другими сторонниками Железной гвардии в лагерь Меркуря-Чук; в 1940 г., когда министерство иностранных дел Великобритании также планировало его интернировать как «самого пронацистски настроенного сотрудника румынского посольства в Лондоне; в 1945 г., во время проводившейся в Румынии чистки; в 1947 г., в результате замятого разоблачения его прошлой деятельности, что стоило ему работы во французском Национальном центре научных исследований. Наконец, в 1973 г., когда в последний момент была отменена его поездка в Израиль.
За поддержку Кодряну, за присутствие в Бухаресте во время легионерского мятежа января 1941 г. Чоран мог бы разделить участь своего брата Аурела. Тот был одним из руководителей Железной гвардии в Сибиу, одним из первых был отправлен на Восточный фронт и выбрался оттуда, лишь получив дополнительные 7 лет тюрьмы. Затем перед Чораном, как и перед Элиаде, неоднократно возникала угроза символического предания смерти в виде интеллектуальной дискредитации. Эту угрозу создавали откровения бывших легионеров, рассказы еврейских эмигрантов, таких как Люсьен Гольдман и т. п. Ионеско, к которому, учитывая еврейское происхождение его матери, имели самое непосредственное отношение все наиболее суровые расовые законы, принимавшиеся в Румынии в 1940—1942 гг., боялся, что ему запретят заниматься преподавательской деятельностью и даже отправят на принудительные работы. Спасительный отъезд в Виши — и если бы не государственный переворот 23 августа 1944 г., в результате которого Румыния перешла на сторону союзников, после Освобождения к нему имела бы претензии французская полиция. И все это не говоря о неприятностях 1946 г.: избежав экстрадиции в Румынию, Эжен Ионеско, видимо, избежал смерти в коммунистических застенках.
На самом деле эти биографии — вплоть до совершенно различных траекторий, описанных ими после войны, — в равной мере выглядят как символы тех стратегий, которые разработали многие другие европейские интеллектуалы, в большей или меньшей мере скомпрометированные своими отношениями с фашизмом. Достаточно упомянуть в этой связи Хайдеггера, Карла Шмитта, Карла Юнгера и множество других. У одних и у других обнаруживаются все те же полупризнания, переплетенные с попытками самооправдания, одинаковые умолчания, те же методы камуфляжа и механизмы интернализации норм, выполнение которых становится необходимым вследствие международного признания. Порой встречается и общая для всех симптоматичная инверсия — виновный оборачивается «жертвой»: в самом деле, если их послушать, можно ли найти более страшную жертву Второй мировой войны, чем Элиаде или Чоран?
На основании трех рассмотренных нами случаев можно вывести три специфических модели взаимоотношений с прошлым.
Модель, воплощенная Элиаде, позволяет говорить о существовании парадигмы сокрытия . Искусство камуфляжа, которым Элиаде великолепно овладел, искусство воссоздания заново собственной личности сочетаются в данном случае с глубоко скрытой двойственностью, отражающей, с одной стороны, исключительную внешнюю способность к адаптации, к соответствию окружающим социальным нормам; с другой стороны — не менее впечатляющую верность позициям 1930—1940-х годов. Эта верность порой открыто проступает в его автобиографических произведениях и всегда искусно спрятана за эвфемизмами его научных трудов. Между 1945 и 1986 гг. историк религий, несомненно самый крупный историк религий нашей эпохи, постоянно ощущает вызов со стороны прошлого. Его отношения с Железной гвардией, затем — с режимом Антонеску никогда не вызывают у него раскаяния; напротив, он ощущает себя «оклеветанным», жертвой преследований.
С Чораном все сложнее; его случай, на наш взгляд, в большей мере соответствует парадигме колебаний или колебательного языка (это понятие ввел Ж.-П. Фей в своей классической работе «Тоталитарные языки», опубликованной в 1972 г.). Прошлое автора «Преображения Румынии» неоспоримо гораздо более постыдно, чем у Элиаде; подлинность его раскаяния вызывает множество вопросов; весьма двусмысленна, как мы видели, и его способность отделаться от юдофобских концепций и стереотипов, воспринятых в 1920—1930-е годы. Если попытаться обозначить все эти моменты двойственности одним словом, можно сказать, что у Чорана они проистекают из двойной невозможности: уничтожить прошлое и встретиться с ним лицом к лицу.
Что касается Ионеско, то оптимальным для определения воплощенной им парадигмы представляется слово подмена . Мы имеем в виду полную замену первоначального врага, фашизма, иным, борьба с которым будет занимать его с начала 1960-х годов. Этот враг — коммунизм. Истоки указанного явления, конечно, лежали в достойной неприязни члена Французской академии к тоталитаризму. Вместе с тем можно предположить, что его пламенный антикоммунизм облегчил ему многие действия, в том числе — позволил скрыть легионерское прошлое обоих его друзей или затушевать собственное еврейское происхождение. А оно между тем, видимо, играло основную роль в том постоянном чувстве вины, которое он испытывал в отношении своей матери и на которое часто обращают внимание его биографы, а также в его безусловной привязанности к Израилю.
ВОПРОС ЭТИКИ
Наконец, обратимся к проблеме, которая красной нитью проходит через всю настоящую работу: о румынской преемственности в контексте отсутствия таковой во Франции. Как мы пытались показать, роковая ошибка троих наших героев объясняется одним из элементов их философии, а вовсе не поразительными наивностью или ослеплением. Утверждать это — морально довольно тяжело. В каком-то смысле чем более значимыми для себя мы считаем произведения Мирчи Элиаде и Эмила Чорана, тем настоятельнее представляется необходимость раскрыть смысл их политических взглядов и деятельности до 1945 г., проанализировать причины исключительной устойчивости тех идей, на которых основывалась их неизменная приверженность тем же взглядам в послевоенный период. Именно за это они и несут самую большую ответственность. Имели место подделка, злоупотребления, извращения, неправомерное использование языка. Над всеми их мыслями отныне нависло подозрение.
Последнее ощущается тем более сильно, что они никогда не представили объяснений, не отрицали ничего публично, не выказывали раскаяния. Элиаде с презрением относился к тому, что называл «народным судом». Он множество раз сравнивал свой собственный гений с гением Гете. В «Дневнике» (запись от 22 мая 1973 г.) он привел следующую фразу Ницше: «Как говаривал Гете, когда человек таков, как я есть, утрачиваешь право на суд со стороны равных себе»[1069]. Все заставляет предположить, что автор «Дневника» разделял данную точку зрения. У Чорана часто встречается метафора — нет, не трибунала, исповедальни, как «насилия над совестью многих людей, исполняемое во имя неба»[1070]. Он не хочет ему подчиняться — не больше, чем Элиаде. Тайна угрожает ему и гложет его, но он ни за что на свете не раскроет ее. Этот отказ не дает возможности читателю узнать истину.
Этот отказ делает истину недоступной для читателя. Элиаде представлял себя рупором нового гуманизма, Чоран — моралистом; но именно вследствие этого они сами вызвали на себя огонь исторической и идеологической критики. Повторяем: после смерти мыслителя его идеи становятся вечными, мертвый не может ничего исправить в своих произведениях. У Чорана и Элиаде имелось множество возможностей оправдаться при жизни. Они отбросили их все до единой, одну за другой. В подобных условиях нельзя упрекнуть последующие поколения в отказе выполнить работу, от которой отказались сами ученые.
Отметим в заключение, что нарушить заговор молчания о политических пристрастиях Мирчи Элиаде и Эмила Чорана оказалось крайне сложным. Пришлось маневрировать между двумя крайними подходами: считать их жертвами (в связи с отсутствием у них раскаяния в сопричастности к содеянному злу) или, наоборот, полностью обвинить их в происшедшем. «Где нет выбора, не может быть вынесено суждение», — великолепно сказал Якоб Таубес, еврейский интеллектуал, современник Карла Шмитта. Но именно в этом добровольном отказе от суждения как раз и кроются высшее моральное превосходство и великодушие, на которые имеет право только современник.
Сегодняшний исследователь в определенном смысле лишен подобной привилегии. Он не может, по примеру Таубеса, отказаться от суждения. Но и вынести его он не вправе, если только не жаждет взять на себя функции прокурора, — ведь он родился потом . Это определяет исключительную сложность положения автора настоящей работы, вынужденного постоянно выбирать между двумя означенными крайностями. Но вероятно, именно это обстоятельство обеспечивает столь необходимый нам исторический подход. В любом случае нам представляется неверной постмодернистская установка, которая предполагает уход в «чистое описание» и полный отказ от каких бы то ни было обвинений.
Исторический подход, использованный в нашей книге, не исключает этической составляющей — в той мере, в какой она имела отношение к вопросу об ответственности интеллигенции. В этом плане объект анализа в своих наиболее драматических аспектах был прямо обусловлен вопросом, которым в 1987 г. задавался Юрген Хабермас по поводу Холокоста. Этот вопрос, справедливый и вечный, был адресован и историкам: «Каким образом можно взять на себя ответственность за условия, в которых могли совершаться такие преступления и с историей которых тесно связано наше существование? Только одним — общей памятью о непоправимом и критической оценкой традиций, конституирующих нашу идентичность»[1071].
Воссоздать жизненный и творческий путь Чорана, Элиаде и Ионеско, путь через фашизм у первых двух из них, путь против фашизма — у последнего, описать этапы его «забвения» — означало также показать, что сегодняшние европейцы не слагают с себя ответственность за события, ставшие возможными лишь вследствие предрассудков, глубоко укорененных в традиции нашего мышления: антииудаизма христиан, этнических национализмов, ненависти к Западу, предубеждения против модернизма. И с этими предрассудками еще далеко не покончено.
[1]Laignel-Lavasline A. Esprits d’Europe. Autour de Czeslaw Milosz, Jan Patočka, István Bibó. Paris: Calmann-Lévy, 2005.
[2]С публицистикой и мемуарами Ионеско русскоязычные читатели могут познакомиться по изданию: Ионеско Э. Противоядия. М.: Прогресс, 1992.
[3]Напомню, что эту иезуитскую логику столь же иезуитски переворачивает в 1950—1960-х годах Жан-Поль Сартр, обрушиваясь с резкой критикой на публикаторов материалов о сталинском ГУЛАГе в испаноязычной и французской печати, льющих-де воду на мельницу антикоммунистических сил.
[4]Фрагменты записных книжек и мемуарной прозы Чорана опубликованы на русском языке в сборнике: Чоран Э. М. После конца истории: Философская эссеистика. СПб: Симпозиум, 2002.
[5]Sternhell Z. La France entre nationalisme et fascisme. T. 1—3. Paris: Presses De Sciences Po, 2000; Taguieff P.-A. L’effacement de l’avenir. Paris: Galilée, 2000.
[6]Eliade M. Fragments d’un journal II. (1977—1978). P., 1981. P. 350.
[7]Ionesco E. Lettres à Tudor Vianu II (1936-1949). Bucarest, Editura Minerva, 1994. P. 276.
[8]Цитаты из «Португальского дневника» М. Элиаде (1941—1945 годы) извлечены нами из английского перевода, сделанного М. Л. Риккетсом; автор выражает благодарность сотруднику издательства University of Chicago Press Дэвиду Бренту за разрешение цитировать этот фундаментальный труд.
[9]Высказывание в беседе с философом Г. Личану, «Континенты бессонницы» (Liiceanu G. Itinéraires d’une vie: E. M. Cioran. P., 1995. P. 104).
[10]Lettres à Tudor Vianu, op. cit. P. 274-275.
[11]Письмо, написанное от руки, приведено в капитальном труде историка З. Орня. Z. Ornea, Les Années 30. L’extrême droite roumaine, Bucarest, 1995. P. 211.
[12]Cioran E. Cahiers (1957—1972). Р., 1972. Р. 294.
[13]Borgeaud P. Mythe et histoire chez Mircea Eliade. Réflexion d’un écolier en histoire des religions // Annales 1993 de l’Institut national genevois. № 37. 1994. P. 45.
[14]Мы цитируем выступление А. Финкелькраута и Г. Личану в посвященном Чорану выпуске передачи «Répliques », которая прозвучала на радиостанции France Culture 18 декабря 1995 г. В ней участвовал также П.-И. Буассо, автор статьи «Преображение прошлого» (Boissau P.-Y. La transfiguration du passe // Le Monde . 1995.28.7).
[15]Ionesco Е. Présent passé, passé présent. P., 1976. P. 197 (курсив мой. — Авт .).
[16]Cioran Е. En relisant... Exercices d’admiration. P., 1986. P. 209-210.
[17]Cioran E. Cahiers. P. 294.
[18]Необходимо, однако, в этой связи подчеркнуть, что подход молодого поколения историков и ученых, сформировавшегося после 1989 г., к проблемам новейшей истории очищен от окалины патриотизма, разъедавшей официальную историографию предыдущего периода. Автор неоднократно имел возможность констатировать это обстоятельство, будучи руководителем семинара в Высшей школе общественных наук (École des hautes études en sciences sociales, EHESS ) в 1999/2000 учебном году по проблемам использования прошлого (до 1989 г.) политического опыта в восточноевропейских странах.
[19]Chiva I. A propos de Mircea Eliade: un témoignage / Le Genre humain. Dossier «Faut-il avoir peur de la démocratie? P., Automne 1992 — hiver 1993. P. 90.
[20]В этой связи отметим, однако, во-первых, некоторое количество подборок в толстых журналах, во-вторых, прекрасный сборник «Идея, которая убивает. Некоторые аспекты легионерской идеологии», составители К. Петрулеску и А. Флориан. Сборник опубликован Институтом социальной теории Румынской академии наук (Бухарест, 1994). В нем содержатся многочисленные статьи Чорана и Элиаде на политические темы, а также их аргументированная критика.
[21]Термин впервые применил Ж.-Л. Лубер де Байль в ныне считающемся классическом труде «Les Non-conformistes des années 1930. Une tentative de renouvellement de la pensée politique franchise». P., 1969.
[22]Недавно опубликован во Франции: Sebastian M. Journal (1935—1944). P.: Coll. Nouveau cabinet cosmopolite, 1998. Первое полное румынское издание, составленное и подготовленное к публикации Л. Воловичем, датируется 1996 г. (Бухарест, Гуманитас).
[23]По выражению П. Андрё. См.: «Les idées politiques de la jeunesse intellectuelle de 1927 à la guerre» // Revue des travaux de l’Académie des sciences morales et politiques, 1957, deuxième semestre. P. 17.
[24]Touchard J. L’esprit des années 30 // Tendances politiques dans la vie française depuis 1789. P., 1960. P. 89.
[25]По названию объединения, основанного в 1932 г. рядом представителей Молодого поколения. Группа «Критерион», провозгласившая себя продолжательницей возникшей в XIX в. традиции популяризации научных и культурных достижений, приобрела известность, организовав множество циклов лекций по различным вопросам мировой политики и культуры.
[26]Eliade M. Mémoire I. (1907—1937). Les Promesses de l’équinoxe. P., 1980.
[27]Ibid. P. 189-190.
[28]Paléologue A. Souvenirs merveilleux d’un ambassadeur des Golans (entretien avec M. Semo et С. Tréan). P., 1990. P. 118.
[29]Paléologue A. Op. cit. P. 118.
[30]Cioran E. «Entre le spirituel et le politique», Calendarul (Bucarest), 2 янв. 1933) статья переиздана в сборнике Solitude et destin, Bucarest, Humanitas, 1991, P. 153-154)
[31]Детально данный подход представлен в эссе «Спасение, история, политика» // Vremea (Bucarest), 26. 4. 1936. С. 3.
[32]Ionesco Е. «Mircea Eliade». Les Cahiers de l’Herne «Mircea Eliade». P., 1978. P. 268.
[33]Cioran E. Mircea Eliade. Exercices d’admiration. P. 121. Ранее опубликовано под названием «Les débuts de l’amitié»; Les Cahiers de l’Herne «Mircea Eliade». P. 255-259.
[34]Ionesco E. Mircea Eliade. Op. cit. P. 268.
[35]О неоднозначной фигуре К. Нойки и его влиянии см. нашу работу Nationalisme et philosophie: le paradoxe Noica, Bucarest, Humanitas 1998. Это румынская версия диссертации, защищавшейся в 1996 г. в Парижском университете-IV под заглавием La Philosophie nationaliste roumaine. Une figure emblématique; Constantin Noica (1909—1987).
[36]Eliade M. Mémoire I. P. 312.
[37]Cioran E. Mircea Eliade // Exercices d’admiration. P. 124-125.
[38]Eliade M. L’Épreuve du labyrinthe. (Entretien avec C.-H. Rocquet), P., 1978. P. 114.
[39]Неопубликованное письмо Э. Чорана П. Комарнеску, датированное 1 июня 1934 г. Manuscriptum (Bucarest) № 1—2, 1998. Р. 235-236.
[40]В тексте по-немецки — Mitteleuropa.
[41]Архивы Г. Лийчану (Бухарест).
[42]Данный период жизни Эмила Чорана особенно подробно описан в биографическом очерке Г. Лийчану «Е. М. Cioran: Itinéraires d’une vie», опубликованном совместно с интервью Э. Чорана. «Les Continents de l’Insomnie». В работе воспроизводятся многочисленные фотографии и документы.
[43]Впоследствии Ионеско уточнит в своих «Открытиях», что об этих первых годах жизни у него не сохранилось никаких воспоминаний. См.: Ionesco E. Découvertes. Genève. Coll. «Les sentiers de la création». 1969.
[44]Эта деталь стала известной благодаря М. С. Радулеску, который составил очень подробное генеалогическое древо Эжена Ионеско: Eugen Ionescu // Adevărul artistic şi literar (Bucarest), 1999, 14 sept. P. 3. С диссертацией Э. Ионеску-отца можно ознакомиться во Французской национальной библиотеке (шифр 8 F 26051). Выражаем благодарность М. Петреу за предоставленное генеалогическое древо Ионеско.
[45]См. Plazy G. Eugène Ionesco. Le rire et l’espérance. Une biographie. P., 1994. P. 17.
[46]Ionesco Е. Présent passé, passé présent. P. 23.
[47]Ibid. P 25.
[48]Ionesco Е. Entre la vie et le rêve. P. 1966 (entretien avec C. Bonnefoy).
[49]Sebastian M. Journal (1935—1944), op. cit. P. 287 (здесь и далее — сноски на французское издание, за исключением особо оговоренных).
[50]Ibid., P. 287.
[51]Kluback W., Finkenthal M. Un clown dans l’agora, Bucarest, 1998. P. 85. (американское издание — изд-во Peter Lang Publications, 1998).
[52]По этому поводу см.: Iancu C. L’émancipation des Juifs en Roumanie (1913—1919). Montpellier. 1992.
[53]Ни, например, в работе Р. Lévy. Les Noms des Israélites en France. Histoire et dictionnaire. (1960), ни в томах, составленных С. Кларсфельд и содержащих имена и фамилии депортированных из Франции евреев.
[54]Приводимые здесь данные в основном почерпнуты из цитированного выше исследования М. С. Радулеску.
[55]См.: Firescu A. The Sephards in Craiova // International Symposium on Sephard Jews in South-Eastern Europe and Their Contribution to the Development of the Modern Society. Бухарест: Научно-исследовательский центр по изучению истории румынских евреев, 1998.
[56]Ionesco Е. Journal en miettes. P., 1992. P. 160-161; первое издание — 1967 г.
[57]Ionesco E. Journal en miettes. P. 156. Отметим, что La Quête intermittente (Розыск с перерывами?) открывается словом в честь их с Родикой золотой свадьбы.
[58]О начальных годах жизни Элиаде см. работу: Ricketts M. L. Mircea Eliade: The Romanian Roots (1907—1945), 2 vol. N. Y., 1988. Это биография, задуманная как агиография, но тем не менее тщательно документированная. Что касается более позднего периода, характеризующегося политической ангажированностью Элиаде, рассуждения и выводы Рикетса — историка религии, восторженного ученика Элиаде, мало знакомого с общим румынским историческим контекстом, — представляются достаточно спорными вследствие их снисходительности по отношению к «мэтру».
[59]Eliade M. L’Épreuve du labyrinthe. P. 14.
[60]Eliade M. Cernăuţi. Ziarul ştiinţelor populare (Bucarest), 1922, nov. 21—22. P. 556-557. Несколько позже, в 1925 г., Элиаде начал сотрудничать на постоянной основе с другим журналом, Cuvântul Studenţesc, молодежным изданием, близким к Лиге национальной христианской обороны (ЛАНЦ). Эта антисемитская организация — предтеча Железной гвардии. К. З. Кодряну, организовавший в 1923 г., предлагает пост ее председателя теоретику национализма, основателю ЛАНЦ А. К. Кузе. ЛАНЦ делает своей эмблемой свастику задолго до немецких нацистов и выступает за введение процентной нормы в университетах. Сперва в Яссах, университетском городе на севере Молдавии и настоящей колыбели антисемитизма, затем и в Бухаресте, весьма популярная в студенческой среде ЛАНЦ занимается налетами и уличными нападениями на евреев. В связи с довольно сдержанным отношением профессора Кузы к быстрому превращению ЛАНЦ в террористическую организацию, Кодряну скоро с ним расстался: после раскола он создал в 1927 г. собственную организацию: Легион Михаила Архангела.
[61]Eliade M. Apologie de la virilité // Gândirea 8-9.9.1928. P. 352-359; рецензия на статью Эволы см.: в Cuvântul 1.12.1927; исследование отношений Эволы и Элиаде см.: Wasserstrom S. M. The Lives of Baron Evola. Vol. IV-V. Alhabet City, 1996. P. 84-89.
[62]Элиаде сам много писал об этой поездке. См., в части. L’Inde. P., 1988; в этой книге содержится множество заметок; одни из них написаны непосредственно в Индии, другие добавлены позже; а также Journal des Indes. Roman indirect. P., 1992; первое издание вышло в свет в 1935 г. под названием Chantier.
[63]Во французском переводе — La Nuit Bengali. Во Франции рассказ впервые был опубликован в 1950 г. в переводе А. Гиллерму и не имела успеха (переиздана в 1979 г.). В 90-е годы режиссер Н. Клотц поставил по роману одноименный фильм; роль М. Элиаде исполнил X. Грант. Настоящая Маитреи узнала об этих домыслах лишь в 1953 г. Впав в ярость, она обнародовала собственную версию своих отношений с Элиаде в романе «It Does not Die », где отрицала, что когда-либо отдавалась ему. Целью написания романа, по ее признанию, было «опровержение лжи» Элиаде (которого она также называет Эвклидом).
[64]Ionesco E. Non. Paris. Gallimard, 1986. P. 183 (перевод и примечания М.-Ф. Ионеско); впервые опубликовано в 1934 г. в Бухаресте. Следует уточнить, что этот отнюдь не лестный портрет вставлен в очерк, содержащий две прямо противоположных рецензии на «Маитреи»: хвалебную и уничтожающую.
[65]Пожалуй, одним из лучших исследований политических последствий этих противоречий 20-х годов до сих пор может считаться монография Roberts H. H. Romania: Political Problems of an Agrarian State. New Haven: Yale University Press, 1951.
[66]Этим двум измерениям и, в более общем виде, Бухаресту с тех времен до наших дней посвящена интересная работа, содержащая одновременно описания и историческое исследования: Durandin С. Bucarest. Mémoires et promenades. Saint-Claude de Diray, 2000.
[67]Oudard G. Portrait de la Roumanie. P., 1935. P. 3.
[68]Noica C. Réflexions sur Emil Cioran // Almanahul literar (Bucarest). 1985. P. 40.
[69]См.: Acterian A. Souvenirs sur Emil Cioran // Horizont (Bucarest), 1984. 5 oct. P. 16.
[70]Cioran E . Les continents de l’insomnie (entretien avec G. Liiceanu. P. 97).
[71]Ionesco E . Non. P. 239.
[72]Ibid. P. 241.
[73]Acterian A. Journal d’un pseudo-philosophe, Bucarest, 1992. P. 107-108.
[74]Происшедшие в этой области сдвиги поражают своими масштабами: между 1900—1930 годами число жителей городов с населением св. 100 000 чел. увеличивается на 300%. В межвоенный период население столицы возрастает более чем на 250%, а страны — всего на 14%. Эти цифры приведены в работе Ф. Вейги «История Железной гвардии (1919—1941)» (Veiga F. Histoire de la Garde de fer. Bucarest, 1993. P. 153-154); первое издание на испанском языке. Независимый университет Барселоны, Bellanera, 1989.
[75]Этот термин заимствован нами у С. Волкова. См.: Volkov S. Antisemitismus als kultureller Code. München: Verlag C. H. Beck, 1990.
[76]Moscovici C. Chronique des années égarées. P.: Stock, 1997. P. 131-132.
[77]См.: Iancu С. Les Juifs en Roumanie (1866—1919). De l’exclusion a l’émancipation. Aix-en-Provence, 1978.
[78]Sebastian M. Depuis deux mille ans. P., coll // Nouveau cabinet cosmopolite. 1998. P. 22, 36.
[79]Ibid. P. 14-15.
[80]Eliade M. Mémoire I. P. 301.
[81]Eliade M. Bucarest, centre viril // Vremea, 1935, 12 may.
[82]В этой связи упомянем статью венгерского социолога Иштвана Бибо в монографии «Misère des petits États de l’Europe de l’Est». P., 1986.
[83]У Румынии трудный процесс национальной самоорганизации осложнялся целым рядом дополнительных факторов: в 1848 г. геополитическое положение Молдо-Валахии ставило ее в зависимость от сложных отношений между тремя соперничающими империями: Австрийской, Российской и Оттоманской. Получив автономию в 1859 г., княжества с большими усилиями добились полного признания своей независимости лишь в 1878 г., на Берлинском конгрессе. При этом, однако, они потеряли Бессарабию, которую были вынуждены уступить России. Сложность проблемы доказывается и примером Трансильвании, которую считали колыбелью своей цивилизации и румыны, и венгры и которая в течение одного столетия неоднократно переходила из рук в руки. Процесс строительства нации (nation-building ) был затруднен и во внутреннем плане — разнородностью элиты и ее разобщенностью с народом (который еще в значительной мере предстояло создать). Невосприимчивость народа в 1848 г. во многом воспрепятствовала формированию нации на демократической основе.
[84]Cioran E. La Transfiguration de la Roumanie // Vremea, 1936. P. 7-38.
[85]Kundera M. Les Testaments trahis. P., 1993. P. 225.
[86]Cioran E . «Mon pays», dans le Messager européen (Paris.) 1996. P. 67.
[87]Ionesco E. Non. P. 84.
[88]В данном случае мы прибегаем к формулировке К. Лефора. См.: Lefort С. Essais sur le politique. P., 1986. P. 29.
[89]Cioran E . La Transfiguration de la Roumanie, op. cit. P. 28.
[90]См., в частн., интервью, данное К.-А. Роке в Épreuve du labyrinthe. P. 26.
[91]Eliade M. La culture. Cuvântul, 4 окт. 1927. P. 1.
[92]Noica С. L’éternel et l’historique dans la culture roumain. Page sur l’âme roumaine, Bucarest, 1991. P. 7-8.
[93]Ionesco E. Non. P. 208.
[94]Вот какими воспоминаниями по этому поводу делился к концу 70-х годов Чоран, достаточно точно воспроизведший свои записи того времени. «Мы презирали «стариков», «маразматиков» — всех, кому перевалило за 30... Борьба отцов и детей, как нам представлялось, лежала в основе всех конфликтов, объясняла все, что происходило вокруг нас. Все молодые автоматически зачислялись нами в разряд гениев. Мне кажется, нигде и никогда подобная самонадеянность не заходила так далеко, как у нас (Mircea Eliade // Exercices d’admiration. P. 121).
[95]Э. Ионеско сам употребил этот термин в статье 1937 г. «Поколение, уходящее по течению». Une génération qui s’en va a vau-l’eau. Статья была воспроизведена в сборнике En guerre contre tous, vol. 1. Bucarest, 1992. P. 94.
[96]Eliade M. Vers un nouveau dilettantisme // Cuvântul, 1927, 11 sept.
[97]Eliade M. La culture // Cuvântul, 1927, 4 Oct. P. 1.
[98]Eliade M. Une génération // Cuvântul Studenţesc, 1927, 4 dec.
[99]Eliade M. Expériences // Cuvântul, 1927, 27 sept. (Элиаде отправил эту работу из Франции, где он жил в то время в замке Весиньян.) Следует отметить, что аналогичную неистовую апологию эксперимента можно найти в большинстве его художественных произведений того времени, в частности в романе «Хулиганы» (впервые опубликован в Бухаресте в 1935 г.).
[100]Ionesco Е. Non. P. 185.
[101]Cioran Е. Sur les cimes du désespoir. P., 1990. P. 14.
[102]Эти статьи были собраны в двух сборниках: Cioran E . Solitude et destin. Articles 1931—1944. Bucarest, Humanitas (отбором статей в него распоряжался сам Чоран; он принял решение не публиковать все политические статьи этого периода, охватившего 1933—1941 годы, т. е. более ста страниц текста); и Cioran Е. Les Révélations de la douleur, Cluj, 1990. Только публицистические работы с конца 1920-х по конец 1933 годов насчитывают примерно 300 страниц.
[103]Ionesco Е. в Pareri libere. № 6, 25.4.1936. P. 2.
[104]Ссора разразилась на страницах журнала Discobolul в первой половине 1933 г. Элиаде, уже уповавший на создание «нового человека», над которым он считал возможным постоянно работать, опубликовал в майском номере журнала статью «Новый классицизм», где обрушился на недавно опубликованную статью Чорана, которого любезно называл «буйным негативистом». Работа Чорана называлась «Апология варварства»; в ней предлагалось «развивать в нас [румынах] все те черты, которые создают специфическую варварскую основу испанского, немецкого, русского духа, уничтожая при этом французское чувство существования».
[105]Основной работой, освещающей эту большую дискуссию, и поныне остается книга Ornea Z. Traditionalisme et modernité dans la troisième décennie, Bucarest, 1980.
[106]Vulcanescu M. Génération // Criterion . № 3-4. 1934. P. 6.
[107]Ibid. P. 6.
[108]Дан Ботта (1907—1958), будущий член Легионерского движения, был также музыкальным критиком и драматургом; Раду Гир (1905—1975) сыграл исключительно активную роль в пропаганде Железной гвардии и осенью 1940 г. при легионерском правительстве был назначен генеральным директором театров. Эрнест Берня основал и возглавил в 1930-е годы журнал Легионерского движения Rânduială.
[109]Одним из основных идеологов этого течения был Никифор Крайник (1889—1972), довольно популярный уже в 1920-е годы и являвшийся в межвоенный период идейным вдохновителем влиятельного течения Gândirea («Мысль») и одноименного журнала. Яростный антисемит и антизападник, противник парламентаризма, Крайник выступал в 1930-е годы за установление тоталитарного и «этнократического» государства. Две основных работы по вопросу о роли