Часть 1. теоретические проблемы изучения
ВЗАИМООТНОШЕНИЙ РЕЛИГИИ И НРАВСТВЕННОСТИ
1.1. О ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ РЕЛИГИИ И НРАВСТВЕННОСТИ:
МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ
Исследовательский интерес к проблеме взаимоотношений религии и нравственности обусловлен в первую очередь глубочайшим нравственным кризисом, в котором находится современное российское общество. Весьма распространенный в наши дни ответ на вопрос о причинах этого кризиса утверждает, что катастрофическое понижение нравственного уровня нынешнего российского общества является следствием его атеистического (советского) прошлого. Такой ответ, разумеется, поддерживается и даже насаждается в качестве своего рода аксиомы религиозными кругами. Этот ответ, несомненно, основывается на убеждении, согласно которому религия – это фундамент нравственности. Его сторонники исходят из того, что без религиозной поддержки нравственность деградирует, слабеет и, в конце концов, умирает.
Как видим, этот ответ на вопрос о причинах нынешнего нравственного кризиса исходит из определенного понимания взаимоотношений религии и нравственности. Этот же ответ содержит в себе рецепт преодоления сегодняшнего нравственного кризиса, рецепт, указывающий на необходимость религиозного возрождения России. Очевидно, что сама по себе распространенность такого понимания и соответствующего убеждения и даже их, можно сказать, аксиоматичность (вспомним в связи с этим, например, часто цитируемое и «неотразимое» высказывание сторонников религиозного обоснования морали: «если Бога нет, то все позволено») не являются надежным свидетельством их истинности. Для того чтобы оценить весомость и истинность этого ответа, необходимо подвергнуть проблему взаимоотношений религии и нравственности специальному анализу.
Очевидно, что проблема взаимоотношений религии и нравственности является фундаментальной, очень сложной и многоаспектной. В этом разделе нас интересуют, скорее, не детали того или иного решения указанной проблемы (об этом мы будем говорить во второй и третьей частях нашей книги), а типы этих решений и их мировоззренческие, социокультурные основания. Более всего нас интересуют сейчас мировоззренческие, социокультурные основания приведенного выше ответа, утверждающего доминирующую роль религии по отношению к нравственности, а также степень адекватности этого ответа вызовам современности. Некоторое внимание мы уделим в этом разделе также обсуждению вопроса о том, насколько адекватна прозвучавшая выше оценка советской эпохи в качестве атеистической.
Важнейшей методологической установкой, которую необходимо, на наш взгляд, учитывать для осуществления корректного обсуждения проблемы взаимоотношений религии и нравственности является рассмотрение религии и нравственности в качестве фундаментальных феноменов культуры. Это означает, что корректный анализ названной проблемы возможен лишь в свете признания многообразия культур и на основе учета прохождения культурами в ходе их развития качественно своеобразных этапов.
Эту установку можно пояснить и конкретизировать следующим образом. Во-первых, обсуждая проблему взаимоотношений религии и нравственности, следует учитывать, что в истории духовной культуры реализовались различные варианты религии и нравственности и, соответственно, их взаимоотношений. И различия этих вариантов задаются, прежде всего, различием культур, в лоне которых существуют и взаимодействуют конкретные формы религии и нравственности. Во-вторых, следует принимать во внимание, что характер взаимоотношений анализируемых феноменов культуры не остается неизменным в ходе эволюции изучаемой культуры. Этот характер радикально изменяется вместе с переходом данной культуры от одного этапа в ее развитии к другому.
К сформулированной установке, по нашему мнению, тесно примыкает требование мировоззренческого, социокультурного «позиционирования» исследователя занимающей нас проблемы. Иначе говоря, обсуждая различные варианты решения проблемы взаимоотношений религии и нравственности, мы должны учитывать принадлежность автора (авторов) соответствующего решения к определенному типу мировоззрения, к определенному типу (этапу) культуры. Дело в том, что эта принадлежность исследователя к определенной культуре в существенной мере детерминирует характер предлагаемого этим исследователем решения проблемы взаимоотношений религии и нравственности. При этом необходимо иметь в виду, что сам исследователь интересующей нас проблемы нередко не осознает этой детерминированности. Он убежден в объективности, естественности и даже очевидности защищаемого им решения. Понятно, что сформулированное нами требование в полной мере относится и к автору данного раздела.
По всей видимости, с указанными выше методологическими требованиями согласится большинство исследователей взаимоотношений нравственности и религии хотя бы потому, что эти требования выражены в весьма общей форме. Для повышения методологической эффективности этих требований необходима их конкретизация. В свою очередь, для их конкретизации нам понадобится определенная гипотеза об общем ходе развития культуры. Эта гипотеза должна зафиксировать в частности специфические, с точки зрения характера взаимоотношений религии и нравственности, этапы развития культуры.
Надо сказать, что философами, историками, религиоведами предложены различные периодизации истории культуры, рассматриваемой под интересующим нас углом зрения. Так, например, многие авторы утверждают, что развитие религии сопровождается ее морализацией. В связи с этим они различают религии естественные, в которых нравственная составляющая минимизирована, и религии этические, в которых моральная составляющая занимает видное место или даже преподносится как доминирующая.
Ниже предлагается один из возможных вариантов схемы развития культуры. Мы отчетливо осознаем неполноту этой схемы и ее уязвимость для критики со стороны историков и культурологов. Тем не менее, мы полагаем, что она способна помочь в решении проблемы взаимоотношений религии и нравственности, в оценке качества того или иного решения этой проблемы. Мы считаем также, что предлагаемая здесь рабочая схема развития культуры может быть использована для определения адекватности (или неадекватности) того или иного решения проблемы взаимоотношений религии и нравственности нынешнему этапу в развитии культуры. На большее эта схема не претендует.
Предлагаемая нами схема развития культуры, абстрагируясь от огромного числа разнообразных сторон и «срезов» культуры, представляет это развитие как противоречивое единство процессов дифференциации и интеграции культуры.
В этой схеме начальное (архаическое) состояние культуры характеризуется как синкретическое, недифференцированное (или минимально дифференцированное). Иначе говоря, в таком состоянии культуры все ее компоненты, которые на последующих стадиях развития культуры заявили о себе как относительно самостоятельные (экономика, политика, право, искусство, религия, нравственность, философия, наука…), существовали еще в виде не отделившихся друг от друга «зародышей» в недрах первоначальной культурной цельности. Это состояние культуры, по всей видимости, было самым стабильным, самым устойчивым состоянием культуры. Можно предположить, что оно осуществлялось без заметных изменений на протяжении многих тысячелетий.
В соответствии с нашей гипотезой, архаическая (синкретическая) культура сменяется периодом дифференциации культуры. Этот период приходит вместе с цивилизацией, засвидетельствованной становлением первых государств и городов. Несомненно, процесс дифференциации культуры был длительным и противоречивым. У разных народов он имел существенно различающиеся хронологические рамки. Он знал свои «приливы и отливы», свои этапы и фазы. Скорее всего, раньше других сформировались и обрели некоторую самостоятельность такие составляющие культуры, как экономика, военное дело и политика.
Можно предположить также, что ранние этапы развития дифференцирующейся культуры характеризуются наличием у нее своеобразного реликта архаической культуры в виде некоего синкретичного ядра, включающего в себя те элементы, из которых позднее разовьются религия и нравственность. Сказанное означает, что выделение нравственности и религии в качестве относительно самостоятельных компонентов культуры произошло на достаточно позднем этапе дифференциации культуры. В Античной Греции этот этап, по всей видимости, имел место в 8-5 веках до нашей эры (особенно концентрированно он представлен здесь в 6-5 веках до н.э.). Справедливости ради следует сказать, что этот процесс начался задолго до указанного времени. Истоки его в различных культурах уходят в далекое прошлое. Однако в более или менее отчетливой форме он заявляет о себе именно с начала «осевого времени», если использовать термин, введенный К. Ясперсом. Это предположение можно достаточно надежно обосновать историческими свидетельствами и культурологическим анализом указанного периода античной истории.
На этот момент, на то, что религия и нравственность достаточно поздно заявляют о себе как отличающиеся друг от друга феномены культуры, мы обращаем особое внимание читателя. Этот момент очень важен для понимания позиции, развиваемой в данном разделе. В соответствии с ним, до начала «осевого времени» религии и нравственности как относительно самостоятельных феноменов культуры просто не существовало. До этого времени они (точнее, их зародыши, потенции, элементы) существовали в недрах синкретичного, недифференцированного ядра уже дифференцирующейся культуры. Поэтому, очевидно, говорить применительно к такой культуре, в которой религия и нравственность еще не сформировались как таковые, о каких-то типах взаимоотношений религии и нравственности некорректно. Действительно, некорректно говорить о тех или иных отношениях между сущностями, если отсутствуют, если не сложились сами эти сущности. Иными словами, на наш взгляд, любые предположения о взаимоотношениях религии и нравственности применительно к «доосевым» культурам представляются неправомерной модернизацией, то есть перенесением категорий «постосевой» культуры на культуру «доосевую».
Указанный выше «период дифференциации», несомненно, характеризуется колоссальными достижениями культуры. В частности, он характеризуется величайшими достижениями во вновь сформировавшихся составляющих культуры: в экономике, в политике, в искусстве, в философии и т.д. Однако этот же период следует характеризовать также как революционный и кризисный. Его необходимо характеризовать как период разрушения целостности архаической культуры, как период, можно сказать, «разброда и шатаний». Дело в том, что вновь сформировавшиеся составляющие культуры были «слишком молоды и горячи». Поэтому направления и темпы их развития были различны и не согласованы друг с другом. Соответственно, границы между ними были тогда подвижными и недостаточно определенными. Вновь возникшие секторы культуры «испытывали культуру на разрыв». Как в быстро растущем организме в культуре этого периода наблюдались явные диспропорции между различными ее составляющими. Можно сказать, что в этой культуре процессы дифференциации явно преобладали над процессами интеграции.
Каким итогом завершился «период дифференциации» культуры? Для ответа на этот вопрос полезно, на наш взгляд, ввести понятия «моноцентрическая культура» и «полицентрическая культура». Эти понятия уже использовались в наших предшествующих исследованиях[1]. Эти понятия используются нами для обозначения типов культур и (или) стадий в развитии культуры, принципиально отличающихся друг от друга степенью и характером дифференциации и интеграции ее составляющих.
Моноцентрическая культура характеризуется наличием у нее господствующего, абсолютно доминирующего сектора, играющего роль ее единственного центра. В такой культуре все остальные сектора имеют служебный, вторичный по отношению к доминирующему сектору характер. Господствующий сектор культуры санкционирует другие ее сектора, диктует им правила игры, придает им смысл и значимость. Можно сказать, что доминирующий сектор формирует все остальные сектора культуры. Моноцентрическая культура характеризуется высокой степенью интегрированности, целостности. Целостность культуры достигается здесь за счет, по сути, полной зависимости других секторов культуры от господствующего сектора. Совершенно очевидно, что целостность является сильной стороной культуры такого рода. Моноцентрическая культура – это органическая, стабильная культура, имеющая, по сути, общепринятую в рамках этой культуры систему ценностей, надежные способы решения социальных и личностных проблем и т.д. Однако, с другой стороны, моноцентрическая культура – это «жесткая», замкнутая и закрытая культура, негативно относящаяся к социокультурным инновациям. Моноцентрическая культура – это система, склонная к излишней регламентации общественной и частной жизни, это система, склонная к авторитаризму и даже тоталитаризму.
Полицентрическая культура представляет собой систему взаимосвязанных и взаимопроникающих, но относительно самостоятельных секторов культуры. В качестве таких секторов выступают политика, экономика, нравственность, право, религия, искусство, наука и некоторые другие. Для осуществления более или менее гармонических отношений между этими секторами каждому из них (в лице их творцов и носителей, а также философов и культурологов) необходимо осознать свою собственную специфику, свои возможности и пределы. Каждому сектору такой культуры следует выработать стратегию построения долговременных отношений с другими ее секторами. При этом, видимо, надо исходить из того, что у каждого сектора культуры есть свое «твердое ядро», которое определяет специфику, природу этого сектора. Это «твердое ядро» необходимо защищать от «покушений» со стороны других, в частности, соседних секторов культуры, поскольку разрушение этого «твердого ядра» будет означать исчезновение соответствующего сектора культуры, извращение его природы. Видимо, у каждого сектора культуры есть также своего рода «внешние оболочки», которые в значительной мере пересекаются друг с другом, образуя комплексные, переходные феномены культуры, несущие на себе черты двух или нескольких секторов культуры.
Вернемся теперь к дальнейшей прорисовке схемы развития культуры, в частности, к периоду быстрой дифференциации культуры. Казалось бы, что этот процесс вел к формированию полицентрической культуры, которая, как уже сказано, представляет собой противоречивое единство относительно самостоятельных секторов и сфер культуры, образующих множество центров такой культуры. И действительно некоторые существенные черты полицентрической культуры тогда, на мой взгляд, сложились. Это утверждение можно подкрепить указанием, например, на расцвет Античной культуры в 5-4 веках до нашей эры, когда более или менее гармонично сосуществовали и взаимодействовали, образуя целостность, высокоразвитые составляющие данной культуры. Однако достигнутое тогда равновесие процессов дифференциации и интеграции оказалось по многим причинам неустойчивым и скоропреходящим. Иначе говоря, движение человечества к полицентрической культуре было далеко не прямолинейным и весьма противоречивым: даже там, где состояние равновесия между процессами дифференциации и интеграции в развитии культуры было достигнуто, оно быстро сменилось периодом явного преобладания процессов интеграции. Преобладание процессов интеграции привело, на наш взгляд, к становлению моноцентрической культуры.
Единственным центром такой культуры стала религия. Поэтому сложившуюся тогда моноцентрическую культуру мы предлагаем называть религиоцентрической культурой. Почему именно религия стала центром интеграции культуры? Ответ на этот вопрос, видимо, следует связывать с особым положением «зародыша религии» в первоначальной культурной цельности, в архаической культуре. Такая культура, можно сказать, представляет собой царство священного. Другими словами, архаическая культура может быть охарактеризована как пансакральная. Иначе говоря, в ней еще не было разделения на священное и мирское, в ней все было в некотором смысле священным[2]. И вот это «царство священного» начинает разрушаться процессами дифференциации культуры. В результате этих процессов священное (сакральное), конечно, не исчезает. Ведь оно обладает непреодолимой привлекательностью, оно вызывает в человеке восторг и ужас. Без него жизнь человека становится пресной, скучной, лишенной глубины и смысла. Поэтому сакральное, разумеется, не исчезает в период дифференциации культуры. На наш взгляд, в этот период оно тоже дифференцируется: оно распределяется в различных пропорциях по разным составляющим дифференцирующейся культуры. Образно можно сказать, что «осколки сакрального» светятся во всех обретающих относительную самостоятельность составляющих культуры. Эти «осколки сакрального» образуют ценностно-смысловую основу этих составляющих. В преобразованном виде сакральное предстает в дифференцирующейся культуре в виде соответствующих ценностей: истина, красота, справедливость, добро… При этом, по нашему мнению, самый крупный «осколок сакрального» достается религии. Так происходит потому, что она без сакрального вообще не может существовать. В этом плане религия может быть охарактеризована как концентрат и хранитель сакрального. Религия выступает в этот период еще и как путь в утраченное человеком царство сакрального.
В дальнейшем под воздействием «осколков сакрального», присутствующих, по сути, во всех составляющих дифференцирующейся культуры, происходит своеобразная их переориентация: не уверенные в собственной самоценности они переориентируются на религию. Это происходит и потому, что сама религия представляет себя как хранителя и «поставщика» сакрального. На этой стадии развития культуры религии удается убедить общество в том, что сакральное есть нечто, подведомственное исключительно ей одной. Утверждая сакральное единственным источником всех ценностей (познавательных, этических, эстетических и т.д.), религиозное мировоззрение убеждено в том, что все другие секторы культуры светят только отраженным светом. Такое мировоззрение убеждено, что сама по себе светит только религия. Отсюда остается сделать один шаг до признания подведомственности, подчиненности религии всех других составляющих культуры. На этом пути и сформировалась религиоцентрическая культура. Мы имеем в виду, в частности, христианскую культуру Средних веков. Впрочем, религиоцентрическая культура сложилась по указанным причинам и в большинстве других регионов нашей планеты. Во многих из них она существует до сих пор. Это – культуры, в которых центральную роль играет ислам. Непрестанные попытки реанимации религиоцентрической культуры мы наблюдаем в постсоветский период в нашей стране.
Эпоха Возрождения и начало Нового времени дают, на наш взгляд, новый всплеск процесса дифференциации культуры. Разумеется, причин этому было множество. Среди этих причин мы отметим только то обстоятельство, что становление и развитие религиоцентрической культуры вело не только к проникновению религии во все сектора и сферы общественной и частной жизни, но и к своеобразному обмирщению религии. Следствием этого стало множество деформаций в самой религии, рост злоупотреблений и искажений в религиозной сфере. Можно также сказать, что «религиозная оболочка», в конце концов, стала слишком тесной для набирающих силу секторов культуры. Указанный всплеск дифференциации вел к переходу от моноцентрической (религиоцентрической) культуры к культуре полицентрической. К середине девятнадцатого века контуры полицентрической культуры в Европе, Северной Америке и России обозначились уже довольно отчетливо. В последующие десятилетия полицентрическая культура еще более упрочила свое положение в названных регионах, а также начала формироваться в других регионах.
Впрочем, этот процесс становления и упрочения полицентрической культуры протекал и протекает весьма сложно и противоречиво. В ходе становления такой культуры различные сектора культуры освобождались от определяющего влияния религии, обретали все большую степень автономности, начинали развиваться в соответствии со своей собственной логикой. При этом в значительной мере разрушается прежняя, фундированная религией интегрированность, целостность культуры. Разные сектора культуры начинают в это время «работать на себя». Становится реальной опасность распада культуры на слабо скоординированные между собой сектора. Разрушение целостности культуры проявляется также в мировоззренческом, ценностном кризисе, характерном для переходной культуры.
В это время между разными секторами культуры возникает своего рода соревнование на предмет степени их влияния на общественную и частную жизнь человека. На различных этапах становления полицентрической культуры казалось, что тот или иной сектор культуры (экономика, политика, право…) становится доминирующим, образуя единственный центр культуры, а культура вновь становится моноцентрической.
Так, в двадцатом веке многое свидетельствовало в пользу того, что определяющую роль в культуре многих регионов мира играет наука (а также техника и технология, развивающиеся в неразрывном единстве с ней). Далеко неслучайно в это время весомо заявила о себе сциентистская позиция, в основе которой лежит убеждение в том, что наука есть высшее достижение культуры и универсальное средство решения всех человеческих проблем. В это время в общественное сознание широко вошло убеждение в том, что социальная и частная жизнь человека должны выстраиваться исключительно на научной основе. Многие сектора культуры в это время вольно или невольно подстраиваются под требования науки, стремятся походить на нее.
Здесь важно подчеркнуть, что даже в период верхней кульминации авторитета науки в глазах общества она (наука) не была господствующим, доминирующим сектором культуры. Ныне в обществе все более фундаментально осознается факт относительной автономности и самоценности различных секторов культуры. Это может интерпретироваться как ослабление влияния науки на другие сектора культуры, как понижение социального статуса науки. В принципе, не исключен и такой вариант социокультурного развития. Тем более что в наши дни широкое распространение получил антисциентизм, питаемый целым комплексом источников. Все-таки более адекватной, по нашему мнению, представляется оценка преодоления предшествующего, условно говоря, «сциентистского» периода в развитии культуры не как стадии падения социальной роли и значимости науки, а как стадии обретения наукой своего истинного места в контексте полицентрической культуры. На этом пути, конечно, имеют место в наше время и возможны в будущем различного рода эксцессы как сциентистского, так и антисциентистского толка. Так, например, изменившееся в последние десятилетия отношение к науке многими авторами воспринимается как «закат науки», как сигнал к религиозному ренессансу, как свидетельство необходимости возврата от исчерпавшей себя культуры наукоцентрической к культуре религиоцентрической.
С точки зрения сторонников такого подхода, российская культура в наши дни возвращается к самой себе: она вновь становится религиоцентрической. На наш взгляд, такой подход неадекватен сути развертывающихся в России (и в большинстве стран мира) социокультурных процессов. Мы убеждены в том, что если такая точка зрения станет преобладающей и послужит основой для соответствующей социокультурной стратегии, то она поведет нашу страну не в будущее, а в прошлое. Дело в том, что, по нашему мнению, религиоцентричность культуры, как и ее моноцентричность вообще, свойственна лишь определенному этапу развития культуры. Моноцентрическая культура – это только один тип и этап в развитии культуры. Другой тип и этап в развитии культуры может быть охарактеризован с помощью уже употребленного термина «полицентрическая культура». В наши дни, как уже сказано, идет процесс формирования и развития такой культуры и обретения всеми секторами культуры своего истинного места в новой культурной целостности.
В связи с этим актуальным является вопрос о характере взаимоотношений различных секторов формирующейся полицентрической культуры, в частности, – интересующий нас вопрос о взаимоотношениях религии и нравственности.
Видимо, наиболее адекватен сути полицентрической культуры вариант взаимного увязывания, взаимного соответствия, взаимного дополнения различных секторов культуры. Понятно, что полная гармония во взаимоотношениях различных составляющих культуры представляет собой не достижимый идеал. Однако стремиться и приближаться к нему полицентрическая культура вполне способна.
Впрочем, здесь остается достаточно серьезный вопрос: как достигается целостность полицентрической культуры? Будет ли в ней некий доминирующий, законодательствующий сектор, интегрирующий все остальные сектора и в некотором смысле регулирующий их. – В таком случае полицентрическая культура, по сути, не будет отличаться от культуры моноцентрической. Будет ли целостность полицентрической культуры достигаться за счет взаимодействия и столкновения автономных секторов культуры, развивающихся в соответствии со своей внутренней логикой. – Такой механизм, видимо, имеет место в реальной истории становления полицентрической культуры. Можно предположить, что целостность полицентрической культуры может быть достигнута на основе высших ценностей (истина, свобода, красота, добро…), которые формируются не отдельными секторами культуры, а культурой как целостностью. В таком случае эти – высшие – ценности находятся в некотором смысле над актуально существующими секторами культуры и регулируют их развитие.
Здесь мы выходим на более общий вопрос: вопрос о пределах автономии каждого сектора формирующейся полицентрической культуры и, соответственно, – вопрос о пределах допустимого вмешательства в дела того или иного сектора культуры извне. На этот вопрос, скорее всего, нет абстрактно общего ответа справедливого во всех случаях. Скорее всего, ответ на него может быть дан только в контексте конкретной социокультурной ситуации. Ответ на него не может быть получен путем применения каких-то единых нравственных или правовых норм, он требует творчества. По крайней мере, очевидно, что если в полной мере принять «диктат религии» по отношению к другим секторам культуры (по отношению к нравственности, науке, политике и т.д.), то мы вернемся к варианту религиоцентрической культуры. Если принять в полной мере «диктат этики» по отношению к другим секторам культуры (по отношению к религии, политике, искусству и т.д.), то мы будем иметь то, что можно назвать «этикоцентрической культурой»…
Следует отметить здесь перекличку только что высказанной идеи о регулирующей и интегрирующей роли высших ценностей в контексте полицентрической культуры и идеи, сформулированной в наших предшествующих публикациях. Мы имеем в виду идею о том, что единственной перспективой, обещающей человечеству будущее, является развитие человечества в направлении общества, в котором решающую роль будет играть такой социальный регулятор, как нравственно-правовой разум[3]. Причем, разумеется, акцент в этом случае делается именно на нравственности. То есть, нами, с одной стороны, подчеркивается ведущая роль этического регулирования общественной и частной жизни человека, принадлежащего полицентрической культуре. С другой стороны, здесь подчеркивается выдающаяся значимость права, регулирующая роль которого традиционно недооценивается в нашей стране. Следует подчеркнуть и то обстоятельство, что упомянутый социальный регулятор имеет отчетливо выраженный комплексный характер. В нем можно усмотреть своеобразный синтез высших (общечеловеческих) ценностей, ибо в нем гармонически соединяются нравственность (добро), право (справедливость), разум (истина).
Итак, в представленной выше схеме развития культуры выделены следующие – существенные для анализа взаимоотношений нравственности и религии – периоды в развитии культуры.
1. Период архаической (синкретической, минимально дифференцированной) культуры. В этот период нравственность и религия еще не сформировались в качестве специализированных секторов культуры. Их «зародыши», элементы, потенции существовали тогда в лоне синкретического сакрализованного этоса. Поэтому применительно к данному периоду некорректно говорить о взаимоотношениях религии и нравственности, в частности, – о детерминирующей роли религии по отношению к нравственности.
2. Период дифференциации культуры. В это время формируются первые относительно самостоятельные сектора культуры (экономика, военное дело, политика); на поздней стадии этого периода из сакрализованного этоса начинают формироваться религия и нравственность, начинается также автономизация религии и нравственности. Именно к этому времени следует относить зарождение отношений между религией и нравственностью.
3. Период «первой волны» формирования полицентрической культуры. В это время нравственность, регулирующая отношения между людьми, обретает относительную самостоятельность по отношению к религии, регулирующей, прежде всего, отношения между людьми и Богом (богами). Это период первого обострения проблемы взаимоотношений религии и нравственности.
4. Период моноцентрической (религиоцентрической) культуры. В течение этого периода религия занимает центральное место в культуре и абсолютно доминирует в отношениях с другими секторами культуры, в частности, в отношениях с нравственностью. В этот период складывается широко распространенная до сих пор точка зрения, согласно которой без религиозной поддержки нравственность неизбежно деградирует и умирает.
5. Период «второй волны» формирования полицентрической культуры. В течение этого периода нравственность обретает все большую самостоятельность по отношению к религии. Между религией и нравственностью складываются в это время многомерные и неоднозначные отношения. В этот период становится очевидным, что религия и нравственность играют принципиально различные социокультурные роли, что они могут не только поддерживать друг друга, но и конфликтовать между собой.
Как уже было отмечено, при рассмотрении проблемы взаимоотношений религии и нравственности в контексте социокультурной ситуации в современной России необходимо уточнить особенности культуры, сложившейся в нашей стране в советский период ее развития. Мы попытаемся достичь такого уточнения, имея в виду только что изложенную схему исторического процесса. А именно: мы будем рассматривать советскую культуру как один из вариантов и как один из этапов перехода от моноцентрической культуры к культуре полицентрической.
Мы уже констатировали, что история культуры дает осуществление лишь одного вида моноцентрической культуры. Мы имеем в виду культуру религиоцентрическую. Действительно, на протяжении многих столетий именно религия определяла характер и сущность всех остальных секторов культуры (образования, морали, политики, права, искусства, философии…). Это справедливо по отношению к западноевропейской культуре, по отношению к культуре Руси-России, по отношению к соответствующим периодам в развитии многих других локальных культур.
Очевидно, что религиоцентрическая культура не была примитивной, она была интересной и богатой. Конечно, она в известной мере препятствовала свободному развитию науки, искусства, философии и т.п. Но она была чрезвычайно глубокой и по-своему творческой. Здесь, наверное, следует говорить о компенсаторных возможностях, свойственных каждому типу культуры: своими сильными качествами каждая культура компенсирует свои слабости. Это, несомненно, относится и к религиоцентрической культуре. Сила религиоцентрической культуры, конечно же, в том, что в ней, с точки зрения носителей такой культуры, присутствуют абсолютные (божественные) ценности. Соответственно, в ней присутствуют абсолютные (божественные) запреты и повеления (императивы). Нарушение таких запретов и повелений в таком обществе абсолютно не допускается. Это делает жизнь в таком обществе весьма определенной и, можно сказать, понятной. С одной стороны, религиоцентрическая культура – это колоссальный скачок в развитии личностного образа жизни, личностного сознания. Ибо здесь человек «пред Богом ходит». И человеку не спрятаться от Бога за других людей, за коллектив. Человек здесь пребывает «один на один» с Богом. С другой стороны, в лоне такой культуры отчетливо сформулированы (в Священном Писании и в Предании) фундаментальные и общие для всех членов сообщества ценности, правила и нормы. И человеку не надо самому искать решения тех или иных (серьезных) жизненных проблем, тем более, решения каких-либо мировоззренческих проблем. Все такие проблемы решены до него и за него. И, следовательно, религиоцентрическая культура накладывает очень жесткие рамки на личностное развитие. Она проводит, по сути, непроходимые границы для личностного развития.
Для большинства людей такая определенность, несомненно, является благом. Но в обществе всегда были люди, стремившиеся выйти за границы, установленные религиозными нормами и правилами. В обществе всегда были люди, стремившиеся выйти за пределы, предписанные религиозными традициями. Применительно к религиоцентрической культуре такие люди назывались еретиками и вольнодумцами. Позднее, они назывались атеистами, диссидентами и т.п. В этом плане сила религиоцентрической культуры превращается в ее слабость. Такая культура враждебна по отношению к творчеству, не укладывающемуся в жесткие религиозные рамки. И, следовательно, такая культура начинает тормозить развитие общества. Как следствие этого, общество с необходимостью вступает в период перехода от моноцентрической культуры к культуре полицентрической. Этот период, несомненно, является достаточно длительным и может осуществляться в самых разных вариантах.
В рамках обсуждаемого подхода, советская культура представляла собой определенный этап и вариант переходной культуры, то есть культуры, эволюционирующей от религиоцентрической к полицентрической. В этом смысле она продолжила движение российской культуры от религиоцентрической культуры к культуре полицентрической, начатое еще реформами Петра 1. В такой – переходной – культуре разные ее секторы соперничают в своем стремлении быть главным, доминирующим сектором. В конце концов, в СССР в этом соперничестве победил сектор квазирелигиозной (утопической) идеологии, победило культовое сознание. Частично эту победу можно объяснить инерцией религиоцентрической культуры в России. Инерция религиоцентрической культуры в нашей стране была настолько велика, что квазирелигиозность победила имевшиеся в марксизме интенции к рационализму и сциентизму. Кроме того, следует иметь в виду, что в самом марксизме (особенно в российском его варианте) была весьма весома утопическая (по сути, квазирелигиозная) составляющая. В итоге в нашей стране в 20-30-е годы прошлого столетия был рожден страшный вариант культового сознания и соответствующий тоталитарный строй. Здесь, конечно, надо добавить, что в данном случае дело было не только в инерции религиоцентрической культуры, не только в склонности российского марксизма к утопическим построениям, но и в чудовищном опыте войны (сначала первой Мировой войны, а потом Гражданской войны), выдвинувшем на авансцену тогдашней российской истории именно насилие.
Вопрос о своеобразии советской культуры, видимо, следует встроить в более широкий контекст. В частности, здесь правомерно привлечь методологию социальных регуляторов, использованную в наших предшествующих исследованиях[4]. В указанных работах про