Дройзен и Дильтей – уникальность гуманитарных наук

Подобно Ранке, Иоганн Густав Дройзен (Johann Gustav Droysen, 1808–1884), основатель так называемой прусской исто­риографической школы, усматривает в истории руку Провидения (eine Gotteshand). Но в противоположность Ранке, он подчеркива­ет, что историк никогда не сможет отказаться от своей собствен­ной точки зрения. Наше понимание прошлого всегда определяет­ся современными точками зрения и интересами. Следовательно, каждое новое поколение будет по-новому переписывать историю. Этот подход был выражен Генрихом фон Сибелом (Heinrich von Sybel, 1817–1895) в следующих словах: «Каждый более или ме­нее значительный историк имеет свою точку зрения. Существуют историки верующие и атеисты, протестанты и католики, либера­лы и консерваторы. Среди историков есть представители всех пар-

______________

¹ См. G.Iggers. The German Conception of History. The National Tradition of Historical Thought from Herder to the Present. Middletown, CT, 1968. – P. 105.

История философии

тий, но никогда не было ни одного объективного, непредвзятого историка, лишенного своих собственных принципов»¹.

Итак, обратившись к своим собственным предпосылкам и об­наружив, что они всегда связаны с современностью, гуманитар­ные науки столкнулись с очевидной проблемой объективности. При этом идея историографии как науки, пытающейся восстано­вить прошлое таким, каким оно «действительно было», становит­ся наивной иллюзией. Однако вряд ли можно и отказаться от мыс­ли, что историк все же должен сообщать нам то, что было. Он не должен ограничиваться рассказом только о собственной позиции и точке зрения или об используемом сообществом исследовате­лей «комплекте инструментальных средств».

Связь между нашими неизбежными «предубеждениями», или концептуальными предположениями, и объектами исследования стала еще более проблематичной в XX столетии. Если у нас более нет данных, которые не зависят от интерпретации, то есть дан­ных, не зависимых от нашего понимания, то необходимо объяс­нить, в каком смысле может быть объективно проверена наша интерпретация. По-видимому, здесь оказывается неприменимой традиционная концепция истины как соответствия (корреспонди­рующая концепция истины).

Именно Дройзен проводит и важное различение между пони­манием (Verstehen) как методом гуманитарных наук, и объяснени­ем (Erklаren) как методом естественных наук. Историография за­нимается не неорганическими объектами (Mechanik der Atome), a актами воли (Willensakten). Поскольку история разыгрывается на поприще свободы, историк не может оперировать объяснениями, которые выводят явления из универсальных законов и историче­ских предпосылок. В гуманитарных науках мы пытаемся понять, а в естественных – объяснять. Этот методологический дуализм яв­ляется одним из наиболее важных и проблематичных вопросов современной философии социальных наук.

Каждое историческое событие, по мнению Дройзена, являет­ся результатом внутреннего процесса. Отдельное явление понима­ется путем его прослеживания к внутреннему, ментальному со­стоянию сознания конкретного исторического действующего лица (к его намерениям, основаниям для действий и т.д.). Эта программа развития гуманитарных наук, основанная на методе понимания, заняла центральное место в учениях Дильтея и Вебера [см. Гл. 27].

¹ Цит. no: G.fggers., op.cit. – P. 117.

Глава 19. Становление гуманитарных наук

В то время как историческая школа продемонстрировала, чем гуманитарные науки могут быть на практике, Вильгельм Дильтей (Wilhelm Dilthey, 1833–1911) размышлял над фундаментальной эпистемологической проблемой: чем являются гуманитарные на­уки и чем они могут быть. Он анализировал их научный статус и отличие от естествознания¹.

В работах Дильтея гуманитарные науки подвергаются своеоб­разному процессу «очищения». Дильтей является одновременно и историком, и философом науки. Он разрабатывает теоретически и методологически рефлексивный историцизм. Для Гердера, Савиньи и Ранке существовала упомянутая ранее метафизико-религиозная «гарантия» против исторического релятивизма. Дильтей ее отклоняет: последовательный историцизм не знает никаких вне-исторических ценностей, абсолютно общезначимых норм и боже­ственных планов. Историцизм настаивает на «относительности» всех без исключений исторических явлений².

Рассмотрим более детально точку зрения Дильтея на уникаль­ность гуманитарных наук. Дильтей часто упоминается в качестве пред­ставителя философии жизни. Это означает, что понятие жизнь слу­жит фундаментальной категорией его мышления. Жизнь во многом является непонятной и необъяснимой основой нашего опыта и по этой причине не может быть явно и полностью осознана. «Познание не может выйти за границы жизни»³. Итак, жизнь является квази­трансцендентальным условием возможности гуманитарных наук.

Для Дильтея возникновение гуманитарных наук является гер­меневтической революцией. Именно потому, что эти науки явля­ются герменевтическими дисциплинами, их центр тяжести лежит в сфере интерпретации языковых выражений. Такие языковые вы­ражения должны быть прослежены до первоначальных пережива­ний (expressions). Согласно Дильтею, жизнь непосредственно объ­ективизируется в текстах и произведениях искусства. Другими сло­вами, предметом изучения гуманитарных наук являются формы

_____________

¹ Выражение «гуманитарные науки» (нем.: Geisteswissenschaften) может быть прослежено до работы Дильтея Einleitung in die Geisteswissenschaften (1883). Перво­начально оно трактовалось как немецкий перевод термина Джона Стюарта Мил-ля «моральные науки» (moral sciences). См. K.-O.Apel. Die Erklaren: Verstehen-Kontroverse in transzendentalpragmatischer Sicht. – Frankfurt am Main. 1979. – S. 17.

² CM. W.Dilthey. Der Aufbau der geschichtlichen Welt in den Geisteswissenschaf­ten. - Frankfurt am Main. 1979. - S. 137 f.

³ W.Dilthey. «Zur Weltanschauungslehre». In Gesammelte Schriften, vol. VIII. – Stuttgart, 1960. - S. 180.

487
История философии

объективизации духа. Для Дильтея объективный дух является объ­ективизацией жизни внутри культуры и общества: в морали, пра­ве, государстве, религии, искусстве, науке и философии. Итак, в дильтеевском смысле, гуманитарные науки (Geisteswissenschaften) включают академические дисциплины, которые сегодня охваты­вают часть гуманитарных и социальных наук.

Следовательно, понимание в гуманитарных науках должно осно­вываться на способности исследователя воспроизвести, пережить, первоначальное переживание. Но как мы можем быть уверены в том, что воспроизведенное нами переживание имеет нечто общее, скажем, с оригинальным переживанием художника эпохи Возрож­дения? Здесь Дильтей вводит в свою герменевтику важный принцип. Он допускает, что существует определенное подобие между субъек­том, который являлся источником выражения, и субъектом, кото­рый пытается понять это выражение. В конечном счете, это подобие проистекает из общей человеческой природы, каковая является неизменной всегда и везде. Жизнь в любые эпохи раскрывает одни и те же стороны, говорит Дильтей¹. Исходя из этого принципа, он утверждает, что существует внутренняя взаимосвязь между жизнью, жизненным опытом и гуманитарными науками. В процессе пони­мания именно жизнь понимает самое себя. Человек может понять то, что создано человеком. Эти мысли, как мы видим, очень близки к фундаментальной идее Вико, выраженной им в Основаниях но­вой науки об общей природе наций (Scienza Nuova). Каждый человек обладает потенциалом, который выходит за границы того, что он способен реализовать в своей жизни. Итак, мы подошли к цент­ральному эпистемологическому, тезису Дильтея. Первое условие возможности гуманитарных наук заключается в том, что исследо­ватель истории, в некотором смысле, является таким же, как и ее творец². Подобно Вико, Дильтей так формулирует различие между гуманитарными и естественными науками: «только то, что созда­но духом, может быть им и понято. Природа, предмет естество­знания, охватывает реальность, которая возникла независимо от усилий человеческого духа. Все то, на чем человек оставил свою печать, составляет предмет исследований гуманитарных наук»³.

_________

¹ См. В.Дилыпей. Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах. Перевод Г.Котляр и С.Гессен. В сб. Новые идеи в философии. Сборник первый. – СПб., 1912.

² См. W.Dilthey. Der Aufbau der geschichtlichen Welt. – S. 347.

³ Ibid. - S. 148.

488
Глава 19. Становление гуманитарных наук

Мы знаем, что существуют большие различия как между от­дельными индивидами, так и народами, принадлежащими раз­ным эпохам и цивилизациям. Чем же мы должны руководство­ваться, чтобы стало возможным взаимное понимание как между индивидами, так и между эпохами и цивилизациями? Согласно Дильтею, понимание подразумевает, что индивиды распознают себя в других индивидах. Мы все с самого начала осознаем это обстоятельство, которое, таким образом, является бесспорным. Я понимаю, что вы подразумеваете, когда говорите «Мне груст­но», так как я понимаю, что чувствовал бы, если бы был тем, кто это сказал. Verstehen (понимание), таким образом, предпола­гает определенное подобие людей. Если, в соответствии с гипоте­зой, мы все были «теми же самыми», то понимание никогда не составляло бы проблемы. Так, однояйцовые близнецы часто чув­ствуют одно и то же. Это же происходит и с нами, когда мы нахо­димся в том же эмоциональном состоянии, что и другой человек.

Как и Дройзен, Дильтей подчеркивает творческий элемент в понимании выражения. Выражение – это объективизация твор­ческого действия, а понимание само является новым творческим действием, которое может быть объективизировано в качестве нового выражения (примером может быть диссертация, посвя­щенная произведению искусства). Мы можем также сказать, что историческое сознание – понимаемое как традиционное созна­ние – и наша способность идентифицировать себя с выражением (см. гердеровскую эмпатию) делают возможным воспроизведение переживания (Nacherleben). С другой стороны, незавершенное ис­торическое формирование (Bildung) может помешать индивиду уви­деть, что некоторое специфическое выражение является творческой задачей. Интерпретация выражения была бы, конечно, невозмож­ной, если оно полностью было бы нам чуждо, и интерпретация была бы излишней, если определенная часть человеческого дея­ния не была бы для нас отчужденной (то есть, если бы мы уже знали все [о человеке]).

Но что же мы действительно подразумеваем, когда говорим о «выражениях»? Согласно Дильтею, мы говорим о чем-то «внут­реннем», что выражается, то есть становится внешним. Если мы не предполагаем, что человек обладает «внутренней жизнью», то мы не могли бы понимать что бы то ни было в качестве выраже­ния. Подобно тому, как кантовская категория причинности вы­нуждает нас всюду искать причину, Дильтей требует, чтобы мы предположили существование внутренней стороны (смысла) внеш-

История философии

них манифестаций. Именно это делает герменевтику ключевой дис­циплиной и методологией гуманитарных наук. Следующий шаг является следствием дильтеевского понимания выражения. Боль­шая часть выполненной социологами и социальными антрополо­гами герменевтической интерпретации ближе к систематическим интерпретациям литературных текстов, чем к лабораторным экс­периментам физиков и химиков. Это не означает, что Дильтей рассматривал герменевтику как единственный метод, который ис­ключает все другие методы гуманитарных и социальных наук. Из-за того что человек не является чистым духом, необходимы и другие методы. Метод, который следует использовать в гумани­тарных науках, зависит от природы исследуемого объекта.

Итак, каковы характеристики объекта исследований гумани­тарных наук? Схематично мы можем указать на три особенности:

1. Гуманитарные науки исследуют индивидуальное и уникаль­ное [см. Гердер и историцизм]. Физик также интересуется отдель­ными явлениями (например, тем, как железные опилки на бума­ге реагируют на магнитное поле). Но исследуя их, он пытается либо обнаружить, либо проверить универсальные законы и тео­рии. Когда эта цель достигнута, физика более не интересуют кон­кретные железные опилки. Не так обстоит дело в гуманитарных науках или науках о человеке. Когнитивные интересы гуманитар­ных наук не могут быть сведены к объяснению явлений на основе универсальных законов.

2. Для гуманитарных наук столь же важным, как и отношение «внутреннее-внешнее» (переживание-выражение), является вза­имосвязь «часть–целое». Индивид является частью целого (семья, сообщество соседей/город, общество) так же, как слово – частью предложения; предложение – частью абзаца и т.д. Отдельное дей­ствие обычно является частью большей, целенаправленной по­следовательности действий. Такие последовательности действий могут быть частями большего целого (скажем, работы фабрики). Одна часть может одновременно вписываться в различные кон­тексты и «целостности». Речь политика, например, может выра­жать его психологию и одновременно быть судьбоносным вкладом в политические дебаты. В результате этого в речи совпадают жизнь политического деятеля и общенациональные интересы. Таким об­разом, важным заданием гуманитарных наук является «ситуати-зирование» (situate) частей в контексты и рассмотрение частей на основе контекстов (целостностей). Здесь мы снова встречаемся с герменевтическим кругом. Дильтей отклоняет идею о существова-

Глава 19. Становление гуманитарных наук

нии в гуманитарных науках абсолютной начальной позиции. Каж­дый познавательный акт, по его мнению, подразумевает круг. Мы должны понять слова, чтобы понять предложение, но мы должны также понимать предложение, чтобы правильно понимать смысл слов. Итак, категориальная структура «часть–целое» является не­обходимой предпосылкой понимания в гуманитарных науках.

3. Дильтей подчеркивает, что гуманитарные науки должны по­нимать человека в качестве и субъекта, и объекта. В качестве объ­екта человек является созданием, которое должно быть объясне­но с помощью социальных условий, окружения и т.д. В качестве субъекта человек должен быть понят как создатель своего собст­венного окружения и как творение, которое само управляет сво­ими действиями. В качестве объекта человеческое поведение мо­жет быть объяснено с помощью причинных схем. Но одновремен­но следует признать, что человек является творческим субъек­том, который делает возможными в истории новые вещи.

Для Дильтея стали очевидными релятивистские следствия ис-торицизма. Гуманитарные науки показывают нам, что все обус­ловлено временем и пространством: «с возрастающей ясностью историческое сознание указывает на относительность каждой ме­тафизической или религиозной доктрины». Сравнительные иссле­дования «демонстрируют релятивизм всех исторических взглядов»1. Согласно Дильтею, ценности и нормы не претендуют более на общезначимость в условиях, когда историко-контекстуальный их анализ заменил их религиозное и метафизическое обоснование.

Более того, эти два типа обоснования сами становятся объек­том историко-контекстуального анализа в истории науки и исто­рии философии. По Дильтею, в этом заключается неразрешимое, «трагическое» противоречие между претензиями теории на уни­версальную общезначимость и тем, что историческое сознание релятивизирует все такие претензии, то есть противоречие между тем, что мы хотим обосновать и тем, что мы можем обосновать.

Когда речь идет о «предельных ценностях», то можно сказать, что, несмотря на гигантский научный прогресс, современное че­ловечество ничуть не стало умнее греков из ионических колоний шестого века до Р.Х. Именно теперь, говорит Дильтей, мы отчаи­ваемся гораздо больше, чем когда-либо. Мы стали осознавать анар­хию всех глубочайших убеждений. Все стало мимолетным, и все

¹ W.Dilthey. «Zur Weltanschauungslehre». In Gesammelte Schriften, vol. VIII, – S. 194.

История философии

ценностные ориентиры утратили свое значение. В духе Ницше Дильтей подчеркивает сомнения и неопределенность позиции совре­менного человека, когда затрагивается вопрос о жизненных ценностях и целях.

Но это только одна сторона проблемы релятивизма. Согласно Дильтею, исторические гуманитарные науки ведут к более глубо­кому самопониманию человека и разнообразным последствиям, способствующим гуманизации и толерантности. В частности, гу­манитарные науки порождают новое чувство свободы. Они осво­бождают нас от сковывающих и ограничительных рамок догмати­ческой позиции. В этой связи Дильтей говорит, что человек нахо­дится в процессе суверенизации. Но в некотором смысле речь идет о суверенитете ницшеанского человека, который находится по ту сторону добра и зла, то есть о суверенитете, который породил в нашем столетии много проблем. Едва ли случайно антиисториче­ские движения XX в. настаивали на необходимости «вернуться» к вопросам, что является истиной как альтернативой лжи и что такое правильные действия как противоположность неправиль­ным действиям. Проблема общезначимости снова выдвинулась на передний план в философии и науке.

Распад исторической школы

На рубеже XIX–XX веков стали проглядываться контуры ряда новых антиисторических исследовательских программ. В трудах Фер­динанда Соссюра (Ferdinand Saussure, 1857–1913) лингвистика вырабатывает новое системное и синхроническое понимание язы­ка, отличающееся от традиционного исторического или диахро­нического подхода. Так, Соссюр дистанцирует себя от представ­ления о том, что для понимания чего-либо необходимо понять его происхождение (генезис). Для Соссюра лингвистика становит­ся частью общей науки о знаках, семиологии (греч. semeion = знак). Начиная с 30-х гг. XX века, предпринимается несколько интерес­ных попыток прививки этого «структурализма» к социальным на­укам (например, Клод Леви-Стросс, Claude Levi-Strauss, 1908).

И внутри сравнительного литературоведения историцизм и пси­хологическое исследование «внутреннего переживания» (опыта) автора заменяются формалистическим и структуралистским под­ходами (примером является Пражская школа, возглавлявшаяся с конца 20-х гг. XX века Романом Осиповичем Якобсоном, Roman

492
Глава 19. Становление гуманитарных наук

Jakobson, 1896–1982). Подобная тенденция может быть замечена и в историографии во французской школе «Анналов» (Марк Блок, Marc Bloch, 1886–1944, Люсьен Февр, Lucien Febvre, 1878–1956, и другие). В то же самое время гуманитарные науки встречают вы­зов со стороны функционального и системного подходов соци­альных наук (Дюркгейм, Парсонс и другие). Сейчас уже невозможно говорить об одном особом методе или подходе, присущем гуманитарным наукам. Современные гуманитарные науки харак­теризуются новым методологическим плюрализмом и подвижными границами между различными академическими дисциплинами.

Для наших дней также характерна заметная институциональ­ная дифференциация. Свидетельством возрастающей специализа­ции являются новые учебные дисциплины и исследовательские отделы в научных учреждениях. Дисциплины, которые ранее бы­ли объединены на одном факультете, постепенно начинают пре­подаваться на независимых факультетах. Сегодня в большинстве университетов гуманитарные науки институционально отделены от социальных наук, психологии и юриспруденции. Это ставит новые дискуссионные вопросы об уникальности и статусе гума­нитарных наук в научном сообществе.