Опыт исторической реконструкции

Рассмотренные в предыдущих главах материалы памятников археологии бассейна Упы являются на сегодня практически единственным источником по истории славянской колонизации фая. Выше неоднократно отмечалась неполнота этого источника. Так, совершенно неизученными остаются памятники X в., раскопка ни всего одного памятника представлены материалы кон. X—XI вв., неопределенной остается хронология целой группы памятников, содержащих исключительно лепную керамику. Почти ежегодно в коде разведок выявляются новые памятники, и, следовательно, постепенно изменяется общая картина освоенности региона.

Однако даже имеющиеся весьма предварительные результата исследований позволяют наметить основные тенденции в процессе заселения территории в период становления древнерусского государства. Предлагаемая интерпретация археологического материала никоим образом не может считаться окончательной — это лишь первая попытка осмысления имеющейся информации.

Появление первых славянских поселений в бассейне Упы может быть отнесено к нач. IX в. Никаких данных, свидетельствующих более ранней дате прихода славян, в материалах ранних памятников не имеется. Как правило, поселения основываются в местах, ранее освоенных носителями мощинскои культуры, однако вопрос о связи переселенцев с автохтонным населением остается открытым. Одной стороны, в настоящее время неизвестны памятники морского типа, датирующиеся временем позже VII в., и столетняя фонологическая лакуна полностью исключает возможность какого-либо контакта. С другой стороны, в культуре славян имеются отельные слабовыраженные элементы преемственности. Так, сохраняется алтское название главной реки региона — Упа [Топоров В. Н., Трубачев О. Н., 1962. С. 5, 237], в то же время большинство ее притоков получают славянские наименования. С балтским влиянием, вероятно, связано возникновение традиции сооружения деревянных

[144]

камер в курганах, получившей свое развитие и широкое распространение уже в славянской среде [Седов В. В., 1973. С. 16].Балтские элементы прослеживаются в характере женских украшений, в частности в широком распространении трапециевидных привесок и в присутствии деталей головных венчиков. Однако появление этих типов украшений может объясняться не только пережитком местных традиций, но и заимствованиями у соседей. Случаи находок в закрытых роменских комплексах неполных развалов характерных сосудов мощинского типа единичны и не могут однозначно говорить об использовании данной посуды в славянский период. Складывается впечатление, что первые переселенцы могли застать лишь отдельные малочисленные группы оставшегося на Упе балтского населения.

Факт прихода славян на рассматриваемую территорию ставит целый ряд принципиальных вопросов. Прежде всего, где располагалось место, из которого шло переселение, и каковы причины, вызвавшие миграцию значительной массы людей.

Происхождение первых колонистов определяется достаточно однозначно. В предшествующий переселению период, во 2-й пол. VIII — нач. IX вв., на территориях, лежащих к востоку от р. Днепр, до стоверные славянские памятники известны лишь в пределах Северской земли. Попытку А. 3. Винникова удревнить дату возникновения славянских поселений Среднего Подонья трудно признать удачной [Винников А. 3., 1995. С. 105—109; Григорьев А. В., 2000. С, 177] Помимо отсутствия на этих памятниках материалов, надежно датирующихся временем до IX в., против столь ранней датировки говорит и географическое положение этой группы поселений. Рай среднего течения р. Дон находится в отрыве от всего массива славянских земель 2-й пол. VIII—IX вв., единственная его связь с эти» территориями проходит по Верхнему Дону и Верхней Оке. Поэтом предположить, что Подонье было заселено славянами ранее указанных земель, крайне сложно.

Связь первых поселенцев Упы с Северской землей подтверждается и некоторыми особенностями материальной культуры. Так, печи, вырезанные в стене котлована жилища, характерные для ранних построек поселения у д. Уткино, хорошо известны в ранних постройках памятников Левобережья Днепра. Интересно отметить, что некоторые черты культур бассейна Упы и Северской земли, схожие на начальном этапе, в дальнейшем расходятся. Конструкт жилых построек Упы развиваются значительно быстрее, чем на Левобережье Днепра и в Подонье, и уже к кон. IX в. резко отличаются от последних. Наличие деревянных оградок и других конструкции под курганами известны лишь на ранних северянских могильниках, в то время как на Верхней Оке и Дону они продолжают существовать и позже. Характерные для всего ареала распространения памятников роменского типа лучевые серьги (височные кольца) совершенно нестандартно интерпретируются мастерами Супругами городища. В орнаментации лепной керамики, напротив, наблюдается задержка в развитии. Малый процент сосудов, орнаментированных веревочным штампом, нанесение орнамента преимущественно на край венчика характерны для северских древностей нач. IX в., на памятниках бассейна Упы подобная ситуация сохраняется вплоть до нач. X в.

[145]

При общей схожести материальной культуры славян начального этапа колонизации бассейна Упы и ранних памятников Северской земли между ними имеется и ряд серьезных различий. Прежде всего это касается конструкции печей-каменок на Упе и преимущественно останцовых в Северской земле. Кроме того, необходимо отметить, что население Днепровского Левобережья на раннем, волынцевском этапе было не так велико. Трудно предположить, что только за счет естественного прироста были возможны и значительное увеличение плотности населения в Северской земле в IX в., и колонизация бассейнов Упы и Верхнего Дона. Не исключено, что движение славян к востоку от р. Днепр, начавшееся в 1-й пол.— сер. VIII в., продолжалось вплоть до нач. IX в. Возможно, на рубеже столетий имела место вторая волна массового переселения. При этом новые поселенцы были родственны первым колонистам и двигались через уже освоенные славянами территории.

Важным показателем происхождения населения бассейна Упы может служить наличие на ряде памятников керамики так называемого волынцевского типа. Эта керамика известна в материалах поселений Болохово и Уткино, но наиболее ярко она представлена на поселении у д. Торхово, где ее доля составляет ок. 5 %, а в отдельных комплексах достигает 15 %. Присутствие на указанном поселении фрагментов амфорной керамики, керамики и вещей салтовского типа делает его необычайно схожим с раннероменскими памятниками волынцевского типа. Очевидные различия в хронологии вынуждают еще раз обратиться с проблеме волынцевскогопласта древностей.

Если происхождение и нижняя дата материалов волынцевского типа до сих пор остаются предметом дискуссий, то верхняя дата практически всеми исследователями определяется рубежом VIII— IX-нач. IX вв. [Сухобоков О. В., 1992. С. 33, 34; Щеглова О. А., 1987. С. 81—83; Григорьев А. В., 2000. С. 18—21]. Такая датировка памятников Северской земли и земли полян вряд ли может быть пересмотрена. Наличие на указанных территориях памятников, достоверно относящихся к последующему периоду, не позволяет даже незначительно омолодить волынцевские древности. Совершенно иная ситуация наблюдается на памятниках, расположенных к востоку от территории Северской земли, в частности по верхнему и среднему течению р. Дон. В небольшом количестве горшки волынцевского типа известны на салтовских памятниках — Дмитриевском могильнике, Жовтневе, Саркеле [Плетнева С. А., 1967. С. 121]. Материалы Дмитриевского могильника датируются С. А. Плетневой преимущественно IX в. [Плетнева С. А., 1989. С. 169—172]. Время постройки Саркела (30-е гг. IX в.) со всей определенностью говорит о присутствии волынцевской керамики в составе салтовского материала, в то время как на Днепровском Левобережье она уже исчезает [Плетнева С. А., 1996. С. 14, 15]. На славянских памятниках Лесостепного Дона подобная керамика (и упрощенные подражания ей) присутствует также в крайне ограниченном количестве [Винников А.З., 1984. С. 145, 146].

Можно предположить, что после каких-то событий, произошедших в Северской земле в 1 -й четв. IX в. и явно неблагоприятных для носителей волынцевских традиций, часть этого населения переместилась на восток, в районы, более зависимые от централь-

[146]

ной администрации Хазарского каганата. Основная масса переселенцев обосновалась в бассейне Упы, о чем говорит материал рас-1 положенных здесь памятников. Отдельные представители продолжили движение вниз по р. Дон, где растворились в среде славянского и алано-болгарского населения. В месте основной своей концентрации, в междуречье Оки и Дона, волынцевское население прослеживается вплоть до конца раннего периода, т. е. до нач. Хв. В свете изложенных выше наблюдений можно констатировать, что в нач. IX в. славяне совместно с частью носителей волынцевских древностей с территории Северской земли переселяются в верховья Оки и на Упу. При этом открывается путь к освоению Дона вплоть до г. Саркел и Тмутаракань, где славянское присутствие! следующем X в. весьма ощутимо. Возникает закономерный вопрос: что послужило причиной такого массового перемещения населения? Если для «волынцевцев» решение этого вопроса достаточно очевидно, то для славянского населения подобная активность требует объяснения. Плотность населения на Днепровском Левобережье во 2-й пол. VIII — нач. IX вв. была не так высока, чтобы вызвать дефицит земель. Климатические и природные условия осваиваемых территорий для земледельческого в основе своей население были хуже, чем на оставленных лесостепных землях. Поэтому причины переселенческой активности, вероятно, следует искать в межплеменных различиях в славянской среде и в перспективности новообретенных территорий.

С самого начала IX в. в бассейн Упы и на территорию, непосредственно прилегающую к региону с юга, в междуречье р. Осетр и Беспута, начинает поступать арабское серебро. Этот процесс хорошо фиксируется по отложившимся здесь кладам монет, относящихся к первому и второму периодам обращения дирхема. Концентрация кладов IX в. столь высока, что может считаться одной из наибольших для Восточной Европы. Полное совпадение времени поступления дирхема и существования памятников раннего период да, определяемого нач. IX — нач. X вв., позволяет предположить связь этих явлений. Подобная связь возможна при условии прохождения через изучаемую территорию важных торговых путей и участия в их функционировании местного населения.

Возможность существования на ранних этапах поступление куфического серебра в Европу транзитного пути по р. Дон оценивается исследователями неоднозначно. По мнению В. Л. Янина, все монетное серебро в период с кон. VIII по нач. XI вв. поступало в Европу исключительно через булгар, по Волжскому пути [Янин В. Л, I 1956. С. 104, 105]. Свое резкое несогласие с таким предположением в отношении кладов IX в. высказывал В. В. Кропоткин [Кропоткин В. В., 1978. С. 111—116]. Обсуждение роли Донского пути в поступлении дирхема на территорию Восточной Европы ведется и поныне. Решение столь масштабной и специфической проблемы не входит в задачу предлагаемой работы. В то же время представляется необходимым отметить некоторые особенности в распространении монетных кладов IX в. на изучаемой территории. Все они располагаются к югу от Оки, зачастую на значительном удалении от последней. Если допустить, что дирхемы поступали по пути Волга-Ока, то направление их дальнейшего движения определяется весьма точно: либо Северская земля (Десна и Сейм), либо Средней и

[147]

Нижнее по Донье. Предположить, что монетное серебро поступало набольшую часть территории, входившей в Хазарский каганат, ешь дальним обходным путем, крайне сложно. Если же принять за основу направление движения куфических монет с юга на север, по р. Дон, то топография кладов получает логическое объяснение (рис. 59). Поступавшее в бассейн Упы серебро далее расходилось по двум направлениям. Часть его уходила на запад, в верховья Оки, (последующим выходом на Десну. Это направление кладов отмечено в следующих пунктах: Лапотково (816/817 г.), Супруты (866 г.), Мишнево (869 г.), Бобыли (875/876 г.), возможно, Тимофеевка в.) и Протасово (841/842 г.). Другое ответвление пути шло на юг, к устью р. Москва, и маркируется десятью кладами IX в. Высокая степень концентрации кладов в пределах ограничений территории может объясняться не только активным функционированием торговых путей. Возможно, определенную роль сыграло и гошико-географическое положение региона. Согласно письменным источникам (как русским, так и хазарским), вплоть до сер. X в. вятичи входили в состав Хазарского каганата. Славянские поселения, которые можно было бы датировать IX в., севернее Оки неиз-

Рис. 59. Ранние славянские поселения бассейна р. Упа:

• — поселения, достоверно отнесенные к раннему периоду;

0— поселения, отнесенные к раннему периоду условно;
+ — клады IX в.;

" " . — возможные пути волоков;

1— Супруты;

2— Щепилово;

3— Торхово;

4— Слободка;

5— Уткино;

6— Мишнево;

7— Снедка;

8— Майский;

9— Новое Село;

10— Бутырки;

11— Чефировка

[148]

вестны. Соответственно, в указанное время р. Ока являлась естественной северной границей и земли вятичей, и каганата в целом. Активное выпадение кладов на границе государственного образования перед выходом за пределы его юрисдикции вполне объясним Интересно отметить, что другая зона высокой концентрации кладядирхемов IX в. в Восточной Европе расположена у г. Старая Ладога, в месте перехода речного участка пути в морской.

Насколько реально могли существовать пути, соединяют» р. Дон с различными участками Оки, можно установить, рассмотри гидрографическую ситуацию в междуречье. Прежде всего обращает на себя внимание непосредственная связь р. Дон и р. Шат, правого притока Упы. Об этой особенности еще в 1 -й четв. XVI в. писан Сигизмунд Герберштейн. Описывая громадное, по его мнем Иван-озеро (Iwanowosero), автор особо отмечает, что «из этого озера вытекают две большие реки: Шат и Танаис» [ГерберштейнС, 1988. С. 137]. В Книге Большому Чертежу также указывается, что «ръка Донъ вытекла изъ Иваня озера... да изъ тогожъ Иваняозера потекла ръка Шать и пала въ рЪку въ Упу» [Книга БольшомуЧертежу. 1950. С. 78]. Попытки использовать данную ситуацию для opганизации водного пути из Оки в Дон были предприняты в 1701 и 1805 гг. [Загоскин П. Н., 1910. С. 221, 222]. Однако работы поуглублению озера не были закончены и привели лишь к его обмелением сокращению площади. К нач. XX в. размеры озера составляли всего 210 х 130 м [Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А., 1997. Т. 2. С. 1803]. В настоящее время озеро полностью поглощено Шатским водохранн лищем.

История Иван-озера показывает, что к нач. XVIII в. для проводки по нему кораблей требовалось дополнительное углубление фарватера. Следует учитывать, что суда петровской эпохи были значительно крупнее кораблей, использовавшихся для плавании и рекам в IX в. Возникновение самой идеи постройки канала меч р. Шат и Дон может указывать, во-первых, на судоходность указанных рек, во-вторых, на возможность движения по этому отрезку пути легких судов еще в предпетровское время.

При определении судоходности тех или иных участков рек необходимо учитывать целый ряд факторов. Прежде всего это размеры кораблей, использовавшихся для движения по рекам. Судят сообщениям Константина Багрянородного, росы использовали своих походах построенные славянами моноксилы [КонстантинБаг рянородный, 1989. С. 47]. Вероятно, этот тип судов был основан на внутренних речных путях. Фрагменты однодревок, найденных при раскопках Новгорода, позволяют определить их длину как 6-8и ширину — до 1,20 м, а высоту бортов — 0,60—0,80 м [Дубровин Г.11 1997. С. 79]. Преимущественное использование для движения!» рекам небольших мелкосидящих судов подтверждается археологическим материалом [Сорокин П. Е., 1997. С. 24—57]. Относительно крупные корабли длиной свыше 14 м и шириной 4 м типа, найденного в Ростове Великом, являлись для речного судоходства скорее исключением. Но и для них характерна неглубокая осадка [Леонтм А. Е., 1999. С. 162]. Таким образом, требования, предъявлявшие!» к участкам рек для использования их в качестве транспортных пути были не столь высоки. При ширине 20 и более метров и глуби свыше 1 м река вполне могла служить для перевозки товара.

[149]

В XIV в. отмечается первое значительное увеличение размеров судов, а, следовательно, изменяются и требования к характеристикам судоходных рек. Так, согласно описанию путешествия из Москвы в низовья Дона, составленному дьяконом Игнатием Смоленским в 1389 г., по завершении волока суда были спущены на воду в одном дне пути выше Старого Данкова (Кир-Михайловский?), и лишь от означенного пункта началось нормальное движение по р.Дон [Загоскин П. Н., 1910. С. 223]. Данков, служивший впоследствии пунктом начала судоходства по р. Дон, вряд ли может рассматриваться как таковой для более раннего периода. Небольшие суда с неглубокой осадкой могли подниматься вплоть до устья р. Люторичи и далее проводиться до Иван-озера. Существование судоходства в верховьях Дона косвенно подтверждают сохранившиеся там топонимы Кораблино и Лодьино.

Глубина и ширина рек в IX в. могли несколько отличаться от современных. Если изменения последних десятилетий, связанные с сооружениями водохранилищ и мелких запруд, могут быть легко скорректированы на основании топографических карт кон. XIX — нач. XX вв., то учесть все изменения в полноводности рек, произошедшие в результате вырубок леса и климатических колебаний, крайне сложно. При современном уровне исследования возможную погрешность приходится признать неизбежной.

Несмотря на погрешности, представляется вполне реальным очертить зоны «стабильного» судоходства для изучаемого периода. Определенный запас достоверности в определении судоходных участков дает то обстоятельство, что транзитные переходы осуществлялись в периоды паводков, преимущественно весенних. Соответственно возможности захода судов в верховья рек значительно увеличивались. Пригодные для судоходства реки бассейнов Дона и Оки во многих местах подходят друг к другу на очень близкое расстояние. Это позволяет предположить связь между ними с использованием волоков и существование маршрутов, альтернативных пути Дон—Иван-озеро—Шат—Упа. Количество таких теоретически возможных путей весьма велико, причем не все они связаны с бассейном Упы. Так, Н. П. Загоскин допускал «шесть версий сближения между собою рек донского и окинского бассейнов» [Загоскин Н. П., 1910. С. 220]. Три из них связаны с левыми притоками Дона и так или иначе выходят на Оку по рекам Пара и Проня в райо-неСтарой Рязани. Это направление находится за пределами настоящего исследования, но представляет интерес в плане изучения изменений торговых путей в X в. За пределами изучаемого региона находится и предполагаемый путь по рекам Красивая Меча—Зу-ша-Ока. Несмотря на это, данный маршрут мог входить в единую систему с путями, пролегавшими через бассейн Упы. Непосредственно с Упой связаны два пути, возможность существования которых предположил Н. П. Загоскин. Это описанный выше путь через Иван-озеро и путь через верховья Красивой Мечи в верховья Упы. В пополнение к вариантам, предложенным Н. П. Загоскиным, можно указать возможность пути Дон—Непрядва—верховья Упы, а также многочисленные выходы с Дона на верховья Уперты.

Все отмеченные выше варианты переходов из Дона в Упу подразумевают функционирование волоков. Вопрос в том, могли ли эти волоки существовать теоретически, существовали ли они ре-

[150]

ально, и если существовали, то, на каком временном отрезке. Говоря о переволоке судов, необходимо учитывать, что на разных участках пути затраты сил и времени могли быть различными. Рассматривая теоретически возможные пути волоков с Дона на Упу, можно выделить три типа участков по сложности их прохождения. К первому, наиболее простому, можно отнести участки рек, по глубине, ширине и извилистости не соответствующих требованиям судоходства, но вполне пригодных для проводки по ним порожних или частично груженых кораблей. К этому типу относятся участки верховьев крупных рек и низовья их притоков. Ко второму типу можно отнести мелкие речки, волок по которым хоть и требовал больших усилий, но все же облегчался использованием свободного пространства русел и заметным уменьшением трения судна о землю. Движение по мелким речкам могло быть обусловлено и отсутствием резких перепадов высот вдоль их русел. К самым трудоемким можно отнести сухопутные участки волоков, проходившие по водоразделам. Определяя протяженность волока, вероятно, следует иметь в вида лишь участки второго и третьего типов, поскольку проводка судов по участкам первого типа не являлась волоком как таковым и снижала скорость движения не столь существенно.

Расстояния, на которые переволакивались целые караваны судов, могут показаться нереальными. Так, во время упоминавшегося выше путешествия 1389 г. флотилия из трех стругов и одного насада была доставлена на расстояние в 140 верст (от Оки до Дона) всего за четыре дня. Следовательно, скорость движения по волоку составляла 35 верст в день [Загоскин Н. П., 1910. С. 223, 224]. Данные конца XIV в. нельзя безусловно переносить на ситуацию IX в„ однако сама возможность существования столь протяженных волоков и весьма высокая скорость их преодоления не должны остаться незамеченными. Волоки, хронологически более близкие к исследуемому времени, не столь впечатляющи. В частности, волок, шедший в обход днепровского порога Неасит (Aeupop), столь полно описанный Константином Багрянородным, не превышал 9 км [Константин Багрянородный, 1989. С. 47, 49]. Ключевой в известном пути «из варяг в греки» касплинский волок имел протяженность ок. 30 вера [Загоскин Н. П., 1910. С. 237]. Вероятно, и волоки, существовавшие в междуречье Оки и Дона, имели протяженность от 10 до 30 км,а время их преодоления составляло 1—2 дня.

Приведенные выше несложные вычисления показывают, что все предполагаемые пути перехода из бассейна Дона в бассейн Оки могли реально существовать в различные, пока не определенные исторические периоды. Существование некоторых из путей подтверждается сохранившимися до наших дней топонимами. Так, в междуречье Красивой Мечи и верховьев Зуши находится д. Переволочиновка, а в месте наибольшего сближения верховьев Упы, Красивой Мечи и Непрядвы — с. Волово (согласно местной традиции — Волоково). Таким образом, можно полагать, что в то или иное время р. Дон была соединена с р. Упа по линиям: Дон—Иван-озеро—Шат—Упа, Дон—Муравлянка—Уперта—Упа, Дон-Нм прядва—Упа и Дон—Красивая Меча—Упа.

Помимо путей, соединяющих Дон с Упой, имеются основании предполагать наличие дорог, значительно сокращавших расстоянии в бассейне самой Упы и при выходе с Упы на Оку. В частности,oт

[151]

устья Уперты р. Упа течет на север, после чего от впадения р. Шат поворачивает на запад и вновь возвращается на юг. Протяженность образуемой при этом петли превышает 150 км. Прямой путь от устья Уперты в устье Соловы составляет не более 30 км. При этом более 10 км пути проходит по вполне судоходному участку Соловы, «лишь не более 7 км составляет участок «сухого» волока, проходящего по дну лощины и практически не выходящего на водораздел. Время, необходимое на преодоление отрезка пути от устья Уперты до устья Соловы, вряд ли превышало один день, при том что движение по изгибам Упы могло занять 2—3 дня. Косвенными аргументами в пользу существования этого пути могут служить расположенный в низовьях Соловы топоним — д. Переволоки Возвратные и находка клада дирхемов у с. Лапотково.

Еще один важный участок пути прослеживается по р. Тулица. Эта небольшая, но бурная и полноводная речка вряд ли могла использоваться в полной мере для проводки судов даже в период весеннего паводка. Но она вполне пригодна для значительного облегчения работ по переволакиванию кораблей. В верховьях речки, в районе современной д. Торхово, небольшой ручей образует глубокую и широкую балку, выходящую к аналогичному оврагу, впадающему в р. Осетр. Общая протяженность участка не превышает 25 км, а собственно «сухой» волок, от д. Торхово до р. Осетр,— шее 10 км. Интересно отметить, что предполагаемый путь почти точно совпадает с Веневским трактом, известным с XVII в. и существующим поныне. Расположенное по пути, на водоразделе р. Тулица пр. Осетр, село также сохранило весьма характерное название — Волынцево. Выход со Средней Упы в верховья Осетра и далее на реки Ока и Москва в несколько раз сокращал расстояние и время по сравнению с движением вниз по Упе и Оке.

Приведенные выше возможные направления речных путей в полной мере совпадают с основными направлениями движения куфического серебра или во всяком случае не противоречат последним. Основанием для окончательного соотнесения кладов и гипотетических торговых путей может послужить расположение поселений раннего периода. К сожалению, поселения верхнего течения р.Дон и р. Красивая Меча известны преимущественно по материалам разведок. Единственный, подвергшийся небольшим раскопкам памятник — городище у д. Дубики на р. Красивая Меча — может быть отнесен к позднему периоду, к кон. X—XI вв. [Разуваев Ю. Д., I987. С. 121 — 128]. Расположенные по этой же реке поселения у сел Солдатское, Шилово и Маслово известны лишь по данным разведок и не могут быть точно датированы [АКР. Тульская обл. Ч. 2. С.74-76. №№ 1037, 1043, 1045]. Верховья р. Дон по причине того, что они в значительной мере включены в границы музея-заповедника Куликово поле, обследованы особенно тщательно. При этом лишь четыре поселения, расположенные в устье р. Мокрая Табола, содержали лепную керамику, близкую роменской [АКР. Тульская обл. Ч. 2. №№ 1159, 1161, 1246, 1260]. Один из этих памятников — селище, перекрытое древнерусским городищем у с. Устье,— достаточно надежно датируется находками трехлопастных стрел и поясной бляшки салтовского типа IX — нач. X вв. Эти поселения расположены в месте возможного разветвления пути по трем направле-

[152]

ниям: по р. Мокрая Табола — к верховьям р. Проня, в верховья р. Дон — к Иван-озеру и по р. Непрядва к верховьям р. Упа.

Предполагаемый путь через р. Проня выходит за рамки прея лагаемого исследования. Следующий памятник по пути через Иваи озеро находится в среднем течении р. Шат у д. Слободка. Поселение (или группа поселений), расположенное на высоком коренной берегу над крутой излучиной реки (у д. Изрог), могло контролировать большую часть ее течения. С этим же участком пути, возможно связано поселение Новое Село, находящееся ниже по течении р. Шат. На направлении через верховья р. Упа и Уперта важнейший пунктом могло являться поселение у д. Уткино, расположенное при слиянии означенных рек. Движение по р. Уперта маркируется поселением уд. Чифировка.

Таким образом, известные на сегодняшний день памятники достоверно относящиеся к раннему периоду, можно связать с предполагаемыми участками перехода из р. Дон в р. Упа через р. Шат р. Уперта. Путь р. Непрядва — р. Упа остается для рассматриваемого времени гипотетическим. То же относится и к возможности существования участка пути через верховья р. Красивая Меча в верховья р. Упа. Однако вероятность существования последнего несколько выше. Датировка ряда памятников по р. Красивая Меча остается неопределенной, в то же время движение по реке в направлении р. Зуша через д. Переволочиновка подтверждается памятниками раннего периода у с. Воротынцево.

Из возможных маршрутов в пределах бассейна Упы с памятниками раннего периода соотносятся участки пути по рекам Солова и Тулица. Путь по р. Солова начинается у отмеченного выше поселения Уткино при слиянии рек Упа и Уперта и заканчивается у Сулрутского городища. Его ответвление могло идти по р. Непрейкаш городищу у д. Щепилово. На этом же участке расположена группа памятников у пос. Майский. Путь по р. Тулица отмечен крупным по селением уд. Торхово, находящимся в начале предполагаемого волока на р. Осетр.

За пределами бассейна Упы по предполагаемым основным направлениям путей также имеются памятники, по характеру материала соотносимые с ранним периодом. На северном направлении! это исследованное недавно поселение в устье р. Осетр у с. Городни! [Коваль В. Ю., 2001. С. 59—68]. Возможно, памятник того же времени находится в верхнем течении р. Осетр, в низовьях р. Лесная Вер куша, где в кон. XIX в. был найден клад арабских дирхемов. В запад! ном направлении, недалеко от устья Упы, располагается известное городище Дуна. Путь в направлении р. Десна по р. Жиздра отмечен Чертовым городищем, путь к верховьям Оки — целым рядом памятников.

Соотнесение гипотетических водных путей с расположение» кладов куфических монет и памятников раннего периода дает все основания предполагать, что в IX — нач. X вв. активно функционировал торговый путь, связывающий р. Дон с верхним и средним участками течения р. Ока. Выделяются наиболее вероятные для этого времени маршруты перехода из р. Дон в бассейн р. Упа: черен Иван-озеро — р. Шат и по р. Уперта, и два направления дальнейшего движения: на север, по р. Тулица — р. Осетр, на запад по р. Упал с другой стороны, можно отметить, что все известные на сегодня

[153]

памятники раннего периода связаны с различными участками этих путей (рис. 59).

Вероятно, начало функционирования транзитного торгового ига по р. Дон в нач. IX в. вызвало необходимость его обслуживания навесьма сложном для движения участке при переходе в бассейн р.Ока. Перспективность контроля над важным торговым узлом, скорее всего и послужила одной из основных причин движения сюда славянского населения. Славянская колонизация региона в полной мере отвечала и интересам Хазарского каганата. Благодаря ей значительно расширялась зона влияния каганата на Донской торговый путь,

Изначальная связь пришлого населения с интересами торгового пути и, соответственно, с возникающими при его обслуживании возможностями во многом повлияла на развитие и дальнейшую историю славян бассейна Упы. Очевидно, на всем протяжении раннего периода славяне не ставили своей целью полное хозяйственное освоение региона. Весьма резкая граница между лесом и степью с отдельными небольшими участками лесостепи при относительно низких среднегодовых температурах делали территорию малопривлекательной для земледельческого населения. Тем более, [что лежащих к югу районах, оптимальных для сельского хозяйства, в рассматриваемое время дефицита земель не было. Активная колонизация в IX в. лесостепных районов Среднего Дона подтверждает это предположение.

Тесная связь с обслуживанием торговых путей определила не только места расположения поселений, но и их функциональное назначение. Памятники раннего периода по своему назначению могут быть разделены на три группы. К первой относятся крупные, площадью в несколько гектаров, открытые поселения, расположенные в ключевых точках различных участков пути. Это поселение Уткино, находящееся на слиянии Упы и Уперты, поселение Слободка на р. Шат и Торховское поселение на волоке из Тулицы в Осетр. Вероятно, эти памятники играли главную роль в обеспечении деятельности пути и его контроле. Ко второй группе могут быть причислены небольшие по размерам памятники, часто расположенные на мощинских городищах (Свисталово, Щепилово) или дополнительно укрепленные (Снедка). Они могут рассматриваться как промежуточные при движении по Упе или второстепенным волокам. Третья группа представлена всего одним поселением — городищем Супруты. Его отличие от памятников второй группы состоит в неординарных для славян материалах, и определить его функциональное I назначение можно лишь после более подробного сравнения с другими памятниками региона.

Хозяйственная деятельность жителей поселков первой группы, несомненно, была в какой-то мере связана с обеспечением проводки торговых караванов. Возможно, население поддерживало в рабочем состоянии пути волоков, оказывало помощь в перетаскивании судов и товаров, участвовало в ремонте кораблей и снабжении купцов продовольствием. Логично предположить и совершение незначительных торговых операций. Количество импортов и изделий из драгоценных металлов в материалах этих памятников не [столь велико, чтобы предполагать наличие активной торговли. Обеспечение функционирования путей было важным, но вряд ли о

[154]

основным видом деятельности населения поселков. Оно могло дать дополнительные доходы, но было не в состоянии в значительной мере обеспечить жизнь всего населения. Основу существования указанных поселений, как и подавляющего большинства славянских памятников той эпохи, составляло сельское хозяйство.

Об уровне развития земледелия можно судить прежде всего по количеству и объему зерновых ям [Григорьев А. В., 2000. С. 102—106]. Количество «житных» ям на поселениях Торхово и Уткино в соотношении с количеством изученных жилых построек то же, что и на других памятниках роменского типа, т. е. примерно равное. Расположены они также в зависимости от расположения жилищ. Исключение составляют материалы раскопок Г. Е. Шебанина на поселении у д. Слободка. На изученном участке памятника жилые постройки зафиксированы не были, а зерновые ямы образовывали компактную группу вдоль склона мыса. Видимо, зерно, хранившееся в этих ямах, предназначалось не для посева, как на большинстве других поселений, а для продажи. Основное движение по рекам приходилось на период весеннего паводка, и потому использование приемов длительного зимнего хранения зерна вполне оправдано. Однако окончательное решение данного вопроса будет возможно лишь после проведения раскопок большей площади памятника.

Средний запас зерна в ямах несколько выше, чем на близких по времени городищах Новотроицкое и Титчиха. В пересчете на пшеницу в ямах поселения Уткино он составлял 0,84 т, а в ямах Торхово — 0,89 т. Для сравнения: ямы Новотроицкого содержали в среднем 0,79 т, Титчихи — 0,71 т. Большие запасы зерна, предназначенного для посева, указывают на большую площадь обрабатываемых земель, но не говорят о более высоком уровне земледелия, Качественные земли Левобережья Днепра и Лесостепного Дона при меньшей обработанной площади могли дать много больший урожай. Возможно, увеличение размеров пашни в бассейне Упы было вызвано худшим качеством почвы и, как следствие, худшими урожаями.

Памятники, отнесенные ко второй группе, не столь полно исследованы раскопками, и говорить о развитии на них земледелия можно лишь предварительно. Зерновые ямы фиксировались на Свисталовском городище, но их датировка осталась неопределенной. Подобие житных ям отмечается в раскопках Щепилово, но для более обоснованных предположений материал этого памятника непригоден. Близость материалов указанных поселений с материалами памятников первой группы позволяет предполагать и их близость в развитии земледелия. Малые площади поселений и, соответственно, небольшое население указывают на крайне малую вероятность производства какой-то части зерна на продажу.

Из общей картины развития земледелия в регионе резко выбивается городище у с. Супруты. При том что на памятнике раскопано около половины его площади, не было зафиксировано ни одной ямы славянского периода, по своим параметрам близкой к «житной». В то же время материалы Супрут содержат наибольшее количество пахотных орудий — здесь найдены практически все известные начальники и плужные ножи. Данное противоречие может быть разрешено двумя способами. Первое — можно предположить,

[155]

что местное население активно занималось земледелием, но не использовало для хранения посевного зерна специальных ям. Учитывая, что традиция «ямиться семенами» широко распространена на всех изученных раскопками соседних памятниках, подобное допущение вряд ли возможно. Изменение столь устойчивой традиции, сохранявшейся на юге России вплоть до XIX в., не могло произойти единовременно. Даже столь быстро изменившиеся в местных условиях конструкции жилых построек на ранних этапах существования Супрутского городища сохраняли углубленный в землю