О теории личности и витальности

Не обязательно иметь сильную витальность для того, чтобы подняться очень высоко.

Я видел бабочку, которая летела намного выше, чем орел. У орла, мощная витальность: огромные крылья, огромный киль, огромные ноги – все в нем пышет силой, а у бабочки вроде бы ничего этого нет.

Но бабочка может ловить поток. Важно не только иметь витальность, важно еще почувствовать поток жизни, важно еще почувствовать, куда несет жизнь.

И, естественно, этот поток может вынести намного выше.

И, вне сомнения, человек может реализоваться во всех аспектах существования своего Эго - больше богатства в материальном, успеха социальном планах при минимальной витальности.

И в духовном отношении тоже. Почувствовать поток и отдаться потоку - просветление рядом.

Часто волевые усилия ни к чему не приводят.

Важно сесть на волну.

Если случается сесть на волну, то тебя выносит.

Нужна огромная интуиция, какой-то огромный, непонятный, бессознательно-сознательный опыт, чтобы почувствовать этот ветер, этот поток, который несет тебя ввысь к свободе, не обусловленности, могуществу.

Я вижу, как живут в потоке бабочки. Они не летают, они просто держат на весу свои крылышки.

Парят как орлы и они намного свободнее, чем орлы.

Кидаться вверх-вниз в поисках пищи не надо. Везде для них есть еда. Цветы растут даже очень высоко в горах. А питаться нектаром, иметь минимальную витальность и при этом быть свободнее, чем самая сильная, самая хищная и самая-самая как бы свободная птица - î чем еще можно мечтать!

Жизненный принцип, который ты выдвигаешь перед собой, он не всегда значимый. Как правило, работает опыт, и твое намерение двигаться быстрее-медленнее, выше-ниже, является только намерением.

Скорость движения, твой отдых или твой труд зависит от того, каким образом сформирована твоя личность.

Когда я говорю, что имею право на отдых, и я могу отдохнуть – на самом деле, это пустозвонство. Я не могу отдохнуть, я не умею отдыхать, потому что отдых мне кажется смертью.

Бабочки и сейчас меня достают, но уже не обольщаюсь этому. Вижу - они с таким же успехом садятся на цветы, на скалы, на выброшенную жестяную банку…

В какой-то момент сидения на горе я почувствовал завершенность – в мыслях, чувствах, в теле.

Спускался вниз по другой тропе. Эту тропу находило мое тело. Через некоторое время я попал в состояние беспечной, не обусловленной, беспричинной, чистой Радостности.

Это было плавание-существование-переживание. Я был чувством. Ни мыслей, ни тела, ни включенного осознания-восприятия. Это, может быть, продолжалось вечность, если бы моя левая нога не оступилась. Мгновенно возвратился в «здесь и сейчас». Тело среагировало, чтобы не упасть вниз, в расщелину, без всякого осознания ситуации. Ухватилось за кустарник, при этом левая рука очень сильно задело огромный борщевик тыльной стороны. Но это меня и спасло.

Болела лодыжка. Но за этот опыт переживания Радостности я мог заплатить не только ожогом на левой руке (от борщевика) и растяжением сухожилия.

Когда я спустился с горы, решил окунуться в реку и полностью помыться.

Я был весь потный и грязный после путешествия в горы. После этого освежающего и обновляющего ритуала я стоял на берегу Катуни посредине двух молодых елок. На голове осталось немножко мыла я стоял и думал: окунуться или не окунуться. Уже было настолько хорошо, что ничего менять не хотелось в позе.

Я поднял руки и прошептал: «Господи, дай душик!» Давно я не был в душе, и начался душ. Сперва, душ был нормальный, приличный, я бы сказал, цивилизованный - включили не на полную мощность. Дождь был теплый, а дождинки не очень мелкие, и не очень крупные – благодать и только.

Мне стало настолько хорошо, что я искренне и с благодарностью сложил руки перед собой в молитве...

Затем дождь стал плотнее, превратился в поток, такой, что за несколько метров не было видно ничего. Когда прошел первый шквал, я все еще стоял в каком-то экстатическом сумасшествии нагой на берегу. Буйный восторг наполнял мою душу. Все происходило очень быстро, все менялось в течение нескольких минут. После шквала начался такой грохот грома, что мое тело сразу поникло, а когда молнии начали бить рядом, даже не молнии, а какие-то толстые и плотные столбы светло-голубого огня, то я наполнился тотальным животным ужасом. Такой был гром, такие молнии!

Я такого не видел никогда. Ужас такой силы испытывал только в детстве. Я мог себе позволить тогда ужас той интенсивности, который рождает стремление полностью исчезнуть из этого места, превратиться в ничто, распылиться.

Мой ужас был настолько велик, что я все забыл. Идеи типа «я образованный человек и не боюсь природной стихии», « я продвинут настолько, что могу трансформировать свой страх» или «профессору негоже быть примитивным» и многие другие мысли, составляющие костяк моей личности, распылились мгновенно. Я был один на берегу бурлящей Катуни, нагой, мокрый, в молодом ельнике, рядом со своим огромным посохом, воткнутым в землю и со мной мой ужас, странная мысль «Зря ношу посох – если в него ударит – мне не выжить» и желание быть совсем маленьким, чтобы скрыться, в червяка земляного превратиться, чтобы только сохранить жизнь… жить – жить – жить.

Не только мое тело было обнажено в этом дожде.

Обнажилось мое Эго, и я увидел в его сердцевине яростное стремление жить, не смотря ни на что – «хоть под дождем, хоть без гроша в кармане, хоть в ссудный день с иголкою в гортани…»

Постепенно все успокоилось. Я одел свою до нитки промокшую одежду, взял посох. Я был раздавлен и спокоен. Механически выкинул грязные носки в реку. Очень медленно, в состоянии полной опустошенности, пошел другую сторону острова, нашел сухие (!) дрова под огромной елью, зажег костер. Опять начался дождь. Все выглядело абсурдно. Я раздетый, весь мокрый, сушил одежду на костре, которая сразу становилась такой же влажной, как была. Несмотря на абсурд ситуации, – огонь оживил и вдохновил меня.

Когда опять загрохотало и молнии начали бить столбами за рекой я внутренне собрался и уже был готов еще раз пережить свой страх, одновременно понимая, что еще раз пережить уже не удастся – нечем. Молнии что-то сожгли во мне и единственно, что во мне осталось, спокойное любопытство, – что может еще произойти.

Костер потух под дождем, и я не стал его оживлять.

Сейчас я сижу под дождем, и он мне нравится. Гроза ушла за горы и все начало покрываться густым белесым туманом.

Река холодная, жизнь великолепная.

Сидя на мокром бревне, я смотрю на трясогузку. Она громко кричит. Я нахожу в себе что-то с ней общее – я тоже все время хочу что-то говорить, что-то вещать. Может я и есть эта трясогузка?

Птичка хвостом трясет и ходит по земле вокруг меня.

Чего этой птице надо, я не знаю.

Что мне надо под этим дождем?

Эта птица оказалась мамой и она искренне криком и беготней совершала отвлекающие маневры.

Наверное, она думала, что я хищник и побегу за ней.

Выбежал птенчик, маленький-маленький, ну совсем маленький, крохотный и сейчас убежал куда-то, а мама меня все еще отвлекает.

Все живое похоже на людей.

Человек похож на все живое.

Редко намерение совпадает с потоком жизни.

Такая нежная картина: маленький птенчик уткнулся под крыло ñâîåé ìàìû. Сидит маленький птенчик под крылом.

Мы тоже похоже на них. И сколько мы мечтаем о том, чтобы уткнуться под чье-нибудь большое, надежное, доброе, теплое крыло.

Когда человек долго не находит этого крыла, он начинает искать это крыло в другом месте - в книгах, в небесах, в социальных играх. Так возникает идея Бога, идея о Шамбале, идея коллектива.

День прошедший примечателен тремя открытиями.

Первое - это голубой свет и понятный для меня символ сидения над рекой, над островом…

Второе, наконец, я понял, что такое буддийская «радостность», наполненность радостностью, что значит, быть радостностью, как можно нести радостность.

Третье, – какие мы ни были, насколько бы мы ни расширяли осознанность – внутри нас существует глубинный страх уничтожения и жажда жизни.

Вечером после проговора я сидел на обрыве, как всегда. Привычно шумела Катунь.

Просто сиделось. Слушалось внутреннюю тишину.

Когда я сделал шаг в сторону палатки, понял, что чаша полна и тренинг закончился.

День седьмой

был чрезвычайно насыщенным. Это были шаманские и языческие практики. Был удивительный костер и углехождение. Была ладья смерти и языческий ритуал прощания с опытом года. Были красивые венки, которые мы бросали в Катунь, и они изображали Эго каждого бросающего. ßçû÷åñêèé äåíü äëÿ Íàòàëüè Êà÷àíîâîé ñëîæèëñÿ â ñòèõ, êîòîðûé ÿ ïðèâîæó íèæå:

ß ñåáÿ ñõîðîíþ áåç æàëåíüÿ è ñëåç.

ß ñåáÿ îòïîþ äà ïî-áàáüè, âñåðüåç.

ß ñîæãó âñå ìîñòû, ÷òî íàäåæäà ïëåëà.

Ïðîêðè÷ó, ÷òî åñòü ñèë, ÷òî ìå÷òà óìåðëà.

È ñàìà çàòóøó áîéêèé òàíåö ñâå÷åé,

è ñàìà çàäóøó êðèê áåññîííûõ íî÷åé.

ß ñåáÿ ïðîâîæó äà íà ïàðó ñ òîñêîé,

È ñåáÿ íàãðàæó îäèíîêîé êëþêîé.

Ïî ïóòè ðàçëîæó âñå ãîñòèíöû ðîäíå,

×òîá ïî ïðàâäå îíè ãîðåâàëè ïî ìíå.

×òîá â ìîëåëüíîì äîìó ïîíàñòàâèëè ñâå÷,

×òîáû ñâåò òåõ ñâå÷åé ñìîã ìåíÿ óáåðå÷ü

Íà ïóòè, ãäå ñ êëþêîé îäèíîêîé áðåäó.

Ãäå ïîñòåëÿò -ÿ ñïëþ, è ïîåì, ÷òî äàäóò,

Êîëè ñïðîñÿò - ñêàæó, êîëü ïîïðîñÿò - ñïîþ,

Ïðîìîë÷àò - ïðîìîë÷ó ïðî äîðîãó ñâîþ.

ß ñîãðåþ êîâûëü ïðèäîðîæíûé ðóêîé.

 ðóêå ïðàâîé - ïå÷àëü, ãîðå÷ü çëàÿ - â äðóãîé.

Êîëîêîëüíûé íàáàò õìåëåì ÿ çàãëóøó

Äà ó Ñîëíöà åùå îäèí äåíü ïîïðîøó,

×òîá çàêàò ïðîâîäèòü, ÷òîá ðàññâåò ïîâñòðå÷àòü,

×òîá ñ äîæäåì ìåíÿ âåòåð óñïåë îáâåí÷àòü,

×òîá çåìëÿ ðàññòåëèëà öâåòî÷íûé êîâåð,

×òîá ñ ðó÷üåì ëóãîâûì îáíèìàëàñü íà íåì.

×òîá óêðûëàñü â íî÷è îäåÿëîì èç çâåçä

È îòïåëà ñåáÿ äà ïî-áàáüè, âñåðüåç.

À ïîòîì - õîðîíèòü, êàê ñìîãëà - ïðîæèëà.

Äîãîðåëè ìîñòû è ìå÷òà óìåðëà.

День прошел как год.

Самый последний ритуал был ритуал заклания агнца.

И сейчас, когда это уже прошло, я жалею, во многих смыслах жалею о том, что этот ритуал был.

Почему я жалею?

Это был очень долгий ритуал, а группа уже устала.

Я видел, в какой мощной и чистой энергии, воодушевленные и взбудораженные они шли после углехождения.

Именно в этот момент я понимал, что не надо бы передергивать и не надо бы уже дальше путешествовать, входить в этот ритуал. Мне все во мне говорило – достаточно.

Но дурная университетская привычка выполнять рабочую программу привела к тому, что я сделал и этот ритуал тоже.

Мы закончили около двух часов ночи.

На восьмой день

с утра еще оставался этот осадок крови, огня и жертвоприношения. Я сделал вывод, что в ближайшие несколько лет ритуал больше повторять не буду. Хотя, конечно, некоторым понравился этот ритуал. Я честно сделал все, что планировал сделать.

С утра был опять дождь, и я привычно проснулся в луже. Мне было нечего одеть чистого и сухого. Одевать все ровно не было смысла.

Был час без дождя, и мы сделали ритуал прощания с островом.

Я попрощался с группой, сел в машину и поехал.

Ветер бил в лицо.

Дождь прекратился.

Я постепенно вливался в реальность обыденных мыслей, действий, поведения.

 êîíöå çàïèñåé ïî Àëòàéñêîìó òðåíèíãó ìíå õî÷åòñÿ ïðèâåñòè ñëîâà Íàòàëüè Êà÷àíîâîé, êîòîðûìè îíà çàêàí÷èâàåò ñâîè ñàìîîò÷åòû:

“ Âîëîäÿ, Ñïàñèáî çà òðåíèíã!

Ñïàñèáî òåáå çà òî, ÷òî òû åñòü.

Ñìîòðþ â íåáî, èíîãäà ëåòàþ, èíîãäà ïðèçåìëÿþñü, èíîãäà ïàäàþ, íî êàæäûé ðàç áëàãîäàðþ ìíîãèõ, â òîì ÷èñëå è òåáÿ, çà òî, ÷òî ïîìîã íàó÷èòüñÿ ðàäîâàòüñÿ ìíîãîîáðàçèþ æèçíè.”

БАЙКАЛ, 2000

Утро перед Байкалом я встречал в поезде. Не было уверенности, что мы успеем на катер.

Внутри была тревога.

Чувство тревоги исчезло только в тот момент, когда мы бежали по трапу к катеру с сумками и нам всем оживленно махали руками Ольга, Света и Елена – организаторы байкальского тренинга.

Мы долго (почти 2 часа) ехали до заповедника. Было пронзительно холодно. Даже выпитый в баре кофе не помогал.

Когда мы выгрузились на берег, я понял, что тренинг будет в благословенном месте.

Через 15 минут я нашел место для своей палатки. Это было далеко в лесу. Тишина и одиночество были полными. Судя по своему размещению, четко осознал, что одиночество для меня было желанным, и я хорошо обжил природу.

Ритуал знакомства был недолгим, хотя группа была огромна – 44 человека.

Сделал обще групповой процесс дыхания под барабан.

Барабан звучал гулко, мощно, призывно, будто встретился со знакомым и долгожданным пространством.

Вот как описывает этот процесс Кузьмина Люба из Ангарска.

Полностью расслабилась, растеклась по земле. Довольно быстро вошла в процесс, почувствовала отстраненность от всего. Я осознавала, что происходит вокруг меня, но меня это, ни каким боком не трогало, со временем я полностью слилась со звуками природы, растворилась в стрекоте кузнечиков. Дыхание забыла, появилась легкость, скорее сказать, просто был сгусток осознания, все остальное растворилось.

Перцева Алина îïèñûâàåò ñâîè ïåðåæèâàíèÿ ñëåäóþùèì îáðàçîì: “Довольно быстро вошла в процесс и почувствовала себя на берегу моря, мне было очень жарко – солнце, я перебирала ракушки, затем под мелодию барабана я слушала большой рапан и были удивительные звуки. Мне было очень приятно и спокойно – я была на море, и перебирала песок. Я двигалась очень плавно под музыку барабана и, когда я открыла глаза, мне было очень приятно».

Юрий из Минска описывает свой процесс следующими словами: «После расслабления, когда я приступил к связному, глубокому, интенсивному дыханию первые несколько минут абсолютно ничего не происходило, просто становилось все труднее и труднее дышать. Когда дыхание стало свободным, практически автоматическим, тело стало совершать какие-то замысловатые движения. Я пытался полностью расслабиться и отпустить себя, но еще не полностью искорененный мною контроль пытался давать всему происходящему свою оценку. После некоторого времени борьбы с самим собой я расслабился и встал в точку стороннего наблюдателя. Вот тут все и началось. Создавалось впечатление, что внутри разгорается огромный костер, вокруг которого под звуки барабана происходит главное действие. Все внутри пришло в движение, малые отзвуки которого выплескивались наружу. В голове рисовались картинки диких плясок вокруг огромного костра, на большой поляне, и я был организатором и ведущим этих плясок. И вот когда все это действо достигло апогея, вдруг картинка замерла. Несколько секунд ничего не происходило, а потом вся сила, вся энергия этого процесса обратилась в сексуальное возбуждение, от которого я получил огромное удовлетворение и мощнейший прилив сил. Еще немного подышав, я успокоился и на этом дыхательный процесс был завершен».

Проговор был долгим. Участники отмечали, что барабан и природа совершенно по-другому структурируют процесс.