Еще одна королевская свадьба 17 страница

Редакторы и обозреватели были очень рады возможности побеседовать с Дианой и порасспрашивать ее. Принцесса была прекрасным дипломатом. Когда Стюарт Хиггинс из «Сан» спросил, что она думает о Камилле Паркер Боулз, Диана ответила: «Честно говоря, мне ее жалко». Журналист ожидал, что она отзовется о Камилле с презрением и насмешкой, и чуть было не упал с плетеного кресла. Принцесса добавила: «Эта женщина потеряла в жизни все, а что приобрела взамен?».

Когда Пирс Морган из «Дейли Миррор» спросил ее напрямую: «Как вы думаете, принц Чарльз станет королем?», принцесса ответила: «Он в это верит, но мне кажется, что ему было бы гораздо уютнее в Провансе или Тоскане».

На обеде с журналистом из «Дейли Миррор» присутствовал и Уильям. Он сидел рядом с матерью и с серьезностью, не свойственной детям его возраста, слушал все, о чем говорили.

Пирс Морган обратился к нему: «Как вы относитесь к прессе?»

Уильям посмотрел на мать, которая кивком позволила ему ответить. «Нормально. Я научился вычислять журналистов и теперь, когда вижу их, то могу избежать их внимания. Меня больше раздражают не британские журналисты, а фоторепортеры из Европы. Они сидят на берегу в Итоне, смотрят, как я гребу, только и выжидая, чтобы я свалился в воду!»

Корреспондентка Би-би-си Дженни Бонд была единственной из всех приглашенных к принцессе журналистов, которая получила от нее подарок. Их официальный разговор очень скоро перерос в теплую беседу, которую ведут между собой обычные женщины. Журналистка попросила совета у женщины, которая одевалась лучше всех в мире. Дженни заметила, что у Дианы всегда великолепные чулки, и вскоре после ее ухода, тем же вечером, я упаковал шесть пар новых чулок и послал их журналистке с запиской от Дианы. Во время этого обеда Диана посоветовала Дженни Бонд, в какие цвета ей лучше одеваться перед камерами. Однако однажды, из-за того что она была в таких теплых отношениях с прессой, у журналистов, настроенных против Дианы, появился шанс выступить против нее. Ее тайно сфотографировали в машине с корреспондентом «Дейли Мейл» Ричардом Кеем. За этим последовал огромный скандал, граничащий с абсурдом. Принцессой впервые занялись служащие из Букингемского дворца и друзья принца Чарльза. Принцесса в ответ запустила встречную кампанию, чтобы ее правильно поняли. Для этого она прибегла к помощи своего влиятельного союзника. Впрочем, она не делала ничего ужасного. Тем же самым занимались эксперты по связям с общественностью из команды Тони Блэра или помощник принца Чарльза Марк Болланд, который, заигрывая с прессой после смерти принцессы, вдруг принялся выставлять в выгодном свете Камиллу Паркер Боулз. Больше всего пресс-секретарей из Букингемского дворца и Сент-Джеймсского дворца раздражало то, что Диана всегда была впереди — и всегда выигрывала.

Когда машина пересекла Шепардз Буш и направилась к Бейсуотер-роуд, к северному крылу Кенсингтонского дворца, мой пассажир с бегающими глазками демонстративно упал на правый бок и так и остался лежать, натянув на себя клетчатый плед. Я с раздражением закатил глаза и продолжил следить за дорогой. Я уже много раз провозил тайного гостя Дианы мимо дворцовой полиции, но этот пассажир, судя по всему, любил поиграть в опасные приключения.

Я включил поворотник и свернул направо. Проехал иностранные посольства на «улице миллионеров», которая находилась рядом с дворцом. Если бы кто-нибудь посмотрел в мою сторону, то подумал бы, что я в машине один и просто еду на работу.

— Мы где? Вы уже миновали полицию? — приглушенно спросил пассажир из-под пледа.

— Нет. Не показывайтесь. Я скажу, когда можно будет сесть нормально, — нетерпеливо ответил я, следуя строгим указаниям принцессы «провезти его во дворец незаметно».

Когда машина притормозила у шлагбаума, рядом с которым была охрана, охранник узнал мою машину и помахал, чтобы я проезжал.

— Просто не верится. Неужели они никогда не останавливают вас? — удивился пассажир.

Я проехал под аркой башни с часами и остановился напротив потайного входа в апартаменты № 9.

— Как все оказалось просто! — воскликнул пассажир, отбросив плед и выбравшись из машины.

Мартин Бэшир провел руками по пиджаку и рубашке, разглаживая складки, взял свой портфель и пошел за мной во дворец: по лестнице, мимо спальни принцессы, по коридору в детскую гостиную, где принцесса его ждала. Стояло лето 1995 года. Тележурналисты готовились к съемке интервью с королевской особой для «Панорамы» канала Би-би-си 1.

Должен признаться, что я тогда понятия не имел об интервью для «Панорамы». Кажется, об этом знали только Бэшир и Диана. Но тележурналист постоянно приходил в Кенсингтонский дворец, а я привык не задавать вопросов, и лишь время от времени обменивался с Дианой парой фраз.

Обычно я привозил журналистов либо на своем «вокс-холле», либо на темно-синем БМВ принцессы. «БМВ хорош тем, что он легко теряется среди таких же автомобилей в Лондоне», — часто говорила она.

Следовать ее указаниям было несложно. Остановиться возле белого здания рядом с офисным зданием Би-би-си, подождать на стоянке, пока появится Мартин Бэшир и сядет на заднее сиденье автомобиля. Потом, на подъезде к Кенсингтонскому дворцу, — «спрятать его». Я уже профессионально умел «прятать» посетителей принцессы; посетителей куда более непривычных к этому, чем Бэшир; посетителей, которые не устраивали из этого спектакля. Проводив его к принцессе, я отправлялся в буфетную и ждал, пока не придет время увозить его обратно.

— Пол, ты там? — кричала принцесса.

— Да. Он уже готов?

— Мистер Бэшир, шофер вас ждет, — улыбалась принцесса.

Во время этих визитов не делалось никаких намеков на то, что планируется какое-то важное интервью. Это была единственная тайна, которой принцесса не захотела со мной поделиться. Пока все не было готово. Бэшир был человеком умным и знал слабые стороны принцессы. Это он убедил ее в том, что в ее интересах дать пространное телеинтервью. Принцесса слушала этого обаятельного человека с мягким, успокаивающим голосом. Ей инстинктивно хотелось верить ему. Он сыграл на ее жалости, рассказав, что дела у него в последнее время «идут неважно», что у него проблемы в семье и что жить в тесном домишке в Уимблдоне непросто. Позже она сказал мне: «У него тоже был проблемы в жизни. Мне нравится с ним разговаривать. Думаю, она убедила себя, что он ей друг.

Но принцесса не знала о том, что Бэшир регулярно названивал мне, в надежде заполучить какую-нибудь информацию частного характера. А он не знал о том, что однажды, когда он позвонил мне, принцесса оказалась рядом со мной в буфетной; это произошло вскоре после того, как интервью уже было готово.

Когда я, как обычно, попытался от него отделаться, принцесса спросила меня одними губами: «Кто это?».

Закрыв ладонью трубку, я тихо сказал: «Мартин Бэшир».

«Включи громкую связь», — она указала на кнопку селектора. Я нажал ее, и через несколько секунд в буфетной раздался голос журналиста. После этого разговора принцесса увидела своего «друга» совсем в другом свете.

Бэшир знал, что Диана согласится на «Панораму»: в то время она страстно хотела отомстить принцу Чарльзу за то, что он официально признался в измене в документальном фильме Димблби. Интервью для «Панорамы» снимали в воскресенье, выбрав день, когда Диана будет одна. Во дворце не было ни камеристки, ни повара, даже у меня был выходной. Принцессе пришлось пообедать салатами из холодильника и уведомить полицию о том, кто к ней приедет. Операторы во главе с Мартином Бэширом установили свою аппаратуру в детской гостиной. На следующий день я спросил, почему в детской гостиной передвигали мебель, но она ответила, что никто ничего не передвигал.

Позже, за неделю до показа, принцесса рассказала мне об интервью для «Панорамы». Она сказала, что все это держится в строжайшем секрете, и что она хочет, чтобы ее лучше поняли жители Великобритании. «Я уверен, что многие люди вас поддержат. Если вам самим понравится то, что сняли журналисты», — сказал я.

В понедельник вечером 20 ноября я сидел перед экраном телевизора у себя дома и вместе с еще двадцатью миллионами телезрителей смотрел передачу, в которой принцесса говорила о том, что она хочет стать «королевой людских сердец», что принц Чарльз не сможет справиться с обязанностями короля, что «в нашем браке трое», что ей нравился Джеймс Хьюит и что она не собирается уходить со сцены по-тихому. Из этого интервью я не вынес для себя ничего нового. Все мысли, которые она высказала, я уже давно знал, но я очень беспокоился об ее имидже, особенно когда посмотрел «Вечерние новости» по Би-би-си 2, в которых политик Николас Сомс, друг принца Чарльза, напал на Диану, чего мы с ней с отвращением ожидали. Когда принц Чарльз нуждался в защите, на сцене тут же появлялся Николас Сомс и начинал делать выпады в сторону принцессы. На следующий день Диана была в прекрасном настроении — ее обрадовал собственный ход, которого никто не ожидал, а также положительная реакция и даже сочувствие со стороны прессы. Принцесса пошла на большой риск, но, к счастью, оказалось, что ее репутация в глазах общественности ничуть не пострадала. Однако, решив сотрудничать с Бэширом, она ни разу не подумала о том, что это может негативно сказаться на ее браке. Развод был уже не за горами. Но сейчас Диана оказалась на гребне успеха в глазах СМИ. Она стала практически неуязвимой. Ей казалось, что сейчас она может наконец бросить вызов всем, кто был против нее, и следующей в списке оказалась Тигги Легге-Бурк.

14 декабря 1995 года в Лейнсборо Хоутел на Гайд-Парк-Корнер состоялся рождественский обед для служащих принца и принцессы Уэльских. Именно в этот день принцесса решила нанести удар Тигги Легге-Бурк.

«Поехали со мной», — сказала Диана. Мы проехали мимо Найтсбриджских казарм, через Гайд-парк, под каменную арку — она нажала на кнопку в автомобиле, и шлагбаум под аркой поднялся. «Мне нравится ездить напрямик» улыбнулась она. Когда мы подъехали к отелю, оказалось, что мы опоздали и прием для сотни гостей уже начался.

Мы вошли в зал, и все взгляды устремились на принцессу. «Не отходи от меня. Смотри за тем, что происходит», — сказала она, не переставая улыбаться, и пошла через толпу к Тигги Легге-Бурк, которая стояла в противоположном конце зала. Я шел за ней по пятам.

— Здравствуй, Тигги. Как поживаешь? — спросила принцесса, улыбаясь.

И тут же, не дав ей ответить, добавила с притворным сочувствием:

— Мне так жаль . То, что случилось с твоим ребенком просто ужасно!

Лицо у Тигги исказилось от горя. В глазах застыли слезы. Она вышла из зала вместе с лакеем принца Чарльза Майклом Фосеттом. Я повернулся к принцессе, но она уже общалась с кем-то в толпе. Орудия Дианы дали залп по лагерю принца Чарльза. Отлично сработано, подумала она. — Ты видел, как она на меня смотрела, Пол? Она чуть не потеряла сознание! — сказала принцесса.

То, что произошло в Лейнсборо, вызвало всеобщее смятение в обоих дворцах — и в Букингемском и в Сент-Джеймсском. Принц Чарльз позеленел. Слухи дошли до самой королевы, и она пришла в ужас. Служащих охватила паника из-за ядовитого замечания принцессы. На следующей неделе Тигги наняла адвокатов, чтобы опровергнуть заявление Дианы, и было официально заявлено, что «лживые слухи, которые муссируются в последнее время… крайне негативно сказались на моральном состоянии нашего клиента. Подобные заявления совершенно безосновательны».

Действия принцессы возымели должный эффект. В результате началось подпольное расследование, которое возглавил личный секретарь королевы сэр Роберт Феллоуз. Через четыре дня после случившегося в отеле он лично позвонил принцессе, своей свояченице, чтобы разузнать, что именно имела в виду принцесса и на каких фактах она основывалась, когда разговаривала с Тигги Легге-Бурк. Принцесса объяснила правой руке королевы суть своих заявлений: что у Тигги была любовная связь с принцем и что ей пришлось сделать аборт. Диана даже сообщила точную дату аборта.

— Ну вот. Теперь началось официальное расследование. Роберт пообещал все узнать, — сказал она после этого звонка.

Сэр Роберт Феллоуз был подходящим человеком, чтобы заниматься такими деликатными вопросами. Поговорив с принцессой, он вознамерился узнать правду.

Он выяснил, что Тигги Легге-Бурк — которую тоже «дотошно расспросили» — действительно дважды в 1995 году была у своего личного гинеколога, один раз летом, другой раз осенью. У нее были «женские проблемы». Еще она дважды побывала этой осенью в больнице.

Но сэр Роберт решил, что заявление принцессы беспочвенно. Вскоре во дворец пришел посыльный в униформе и вручил мне официальное письмо от сэра Роберта.

Принцесса вскрыла конверт серебряным ножом для резки бумаги и недовольно покачала головой, прочитав письмо. «Как обычно! — сказала она. — Ты только посмотри, Пол».

Сэр Роберт писал:

Ваши заявления относительно Тигги Легге-Бурк совершенно беспочвенны. Ее отношения с принцем Чарльзом всегда оставались сугубо деловыми.

В день предполагаемого аборта она была в Хайгроуве с Уильямом и Гарри. В ваших же интересах отказаться от подобных заявлений. Вы неправильно все поняли.

Итак, расследование показало, что обвинения принцессы были ошибочны. Более того, сэр Роберт Феллоуз даже приложил к письму записку свояченице, в которой подчеркнул, что она была неправа: «Это письмо от человека, который полагает, что ты просто неправильно все понял должна это понять — пожалуйста , поверь мне».

Если посмотреть на это со стороны или непредвзято разумеется, принцесса действительно была неправа.

В конце 1995 года личный секретарь принцессы написал ей письмо. Патрик Джефсон решил уйти от Дианы. Он стал еще одним служащим, который ушел сам, не дожидаясь, когда его уволят. Он уже долгое время не мог нормально работать с принцессой. Было очень грустно смотреть, как они отдаляются друг от друга, — потому что, во-первых, он был настоящим профессионалом, а во-вторых, когда-то они с принцессой были хорошими друзьями. Как-то раз меня даже послали в фирму «Аспри & Джеррард» — к королевским ювелирам — чтобы я выбрал для него золотые запонки с его инициалами. Принцесса разрешала ему в пятницу уходить с работы пораньше и возвращаться аж в понедельник, чтобы он мог проводить побольше времени со своей семьей в Девоне. Но постепенно она стала сама принимать решения, не посвящая в них секретаря, и сама заниматься своей корреспонденцией — ее письма я лично посылал с факса в буфетной. У королевского служащего нет никакого будущего, если его перестают слушать и замечать во дворце. Последней каплей были для него интервью для «Панорамы» и эпизод с Тигги Легге-Бурк. В своем письме, которое однажды пришло в Кенсингтонский дворец, он выразил свои чувства по отношению к сложившейся ситуации: он сказал принцессе, что не может больше сотрудничать с принцессой, ему кажется, что он не нужен принцессе.

«Крысы всегда первыми бегут с корабля, Пол, — заявила Диана. — Похоже, тебе придется стать дворецким, секретарем и придворной дамой. Теперь ты у штурвала!»

К счастью, мне не пришлось заниматься связями с общественностью. Этим занялась новая служащая — Джейн Аткинсон. Ей было поручено повысить рейтинг Дианы, который стремительно падал после случая с Тигги Легге-Бурк. Ассистентка принца Чарльза требовала извинений, но принцесса не хотела идти на уступки. В то время она думала совсем о другом. Она только что получила ужасное известие. Перед самым Рождеством королева и принц Чарльз нанесли сокрушительный удар по Кенсингтонскому дворцу. И правящий монарх, и наследник трона требовали развода.

Впрочем, слово «развод» не сильно напугало принцессу. Она часто пользовалась им, чтобы припугнуть мужа в последние годы их брака. Она много раз кричала о нем принцу Чарльзу, как ребенок, который в приступе гнева кричит родителям, что убежит из дома, даже и не думая этого делать. Я часто говорил с принцессой о том, что ее никто не понимает, как ей должно быть больно в этой ситуации, какие «муки» — по ее выражению — она испытывает, а также о том, что все это помогает ей стать сильнее. Но в таких разговорах она всегда давала понять, что все еще любит принца Чарльза, как бы он ее ни обижал. После разрыва с ним она обрела свободу и душевное равновесие, но Диана часто говорила: «Развод — не выход из положения».

И вот, за неделю до предполагаемой поездки в Сандринхем Хаус с Уильямом и Гарри на Рождество, она получила длинное письмо, в котором впервые официально упоминался развод. Причем о нем заговорила королева, а не принц Чарльз. Письмо, которое пришло 18 декабря 1995 года, нанесло ей сокрушительный удар. Принцесса в первый раз услышала слово «развод» из уст Виндзоров.

Королева видела одну книгу, которая вышла при сотрудничестве принцессы, одну книгу, которая вышла при сотрудничестве принца, посмотрела одно телевизионное признание принца, другое — принцессы. Проблемы в отношениях между принцем и принцессой Уэльскими стали достоянием широкой публики. Как глава государства королева решила, что пора лично заняться решением этой проблемы. Я отнес письмо принцессе в гостиную и спустился в буфетную. Через пару минут до меня донесся привычный возглас:

— Пол, иди сюда!

Диана сидела на диване. Казалось, она вот-вот расплачется. С большим раздражением она кивнула на письменный стол за своей спиной.

— Посмотри, что я только что получила, — сказала она. На столе лежало письмо — на том самом месте, где было прочитано. Это было письмо на гербовой бумаге Виндзорского замка. Я сразу же узнал четкий почерк королевы. Письмо начиналось как обычно: «Дорогая Диана», а заканчивалось «С любовью, от мамы». Однако само письмо сильно отличалось от тех, которые я читал до этого, а поскольку я раньше был лакеем королевы, мне было неловко читать его.

Я обратился к принцессе со спины, так как она все еще сидела на диване, но мне просто необходимо было сказать ей о своем смущении.

— Может быть, мне не стоит его читать, тут ведь написано: «конфиденциально»?

— Брось, Пол, читай. Что же мне делать? Что все подумают? — со вздохом проговорила она

Я начал читать письмо, а она в волнении вскочила с дивана и заходила по комнате.

— «С премьер-министром и архиепископом Кентерберийским»! Мой развод сначала обсудили не со мной, а с Джоном Мейджором и Джорджем Кэри!

Принцесса пришла в ярость оттого, что королева сначала посоветовалась с правительством и церковью. Диану не волновали политические вопросы.

— Это мой брак! Никто не должен вмешиваться в наши с принцем проблемы! — закричала она.

Вспомнив другие строчки письма, принцесса сказала:

— В интересах страны, да? А как же мои интересы? Как же интересы моих детей?

Ей казалось, что с ее браком обращаются как с обычной деловой проблемой. Королева в письме явно сочувствовала ей, старалась быть деликатной и не показывать своего гнева, но все же по ее тону было понятно, что ее очень огорчает как поведение сына, так и поведение невестки. Королева делала основной упор на то, что после развода сыновья принцессы перестанут страдать из-за отвратительных отношений между отцом и матерью, как это было в последние годы.

Но принцесса ничего не хотела слышать. Она тут же позвонила королеве в Букингемский дворец. Она вежливо поинтересовалась у королевы, почему такое серьезное решение было принято в такой спешке. Королева успокоила ее и попыталась заверить в том, что никто не собирается навязывать ей никаких решений.

Но принцесса ей не поверила. Она села за стол, обмакнула ручку в чернила и написала королеве ответ, попросив дать ей время все обдумать. Но времени на обдумывание ей не дали. На следующий день принцессе нанесли еще один удар: во дворец пришло письмо от принца Чарльза, в котором он требовал развода.

Принцесса заставила меня прочитать и его. Принц Чарльз говорил, что их браку уже ничто не поможет, и что это «трагедия личная и государственная». Развод неизбежен, и они должны развестись как можно скорее, писал он. Принцесса подозревала, что изначально было задумано прислать ей два письма, одно за другим — из Букингемского дворца и из Сент-Джеймсского, чтобы под таким давлением она не выдержала и уступила.

Она положила оба письма на письменный стол — красное от королевы и голубое из Хайгроува.

— Посмотри-ка. Видишь? — сказала она. Но я не понял, что принцесса имеет в виду.

— Посмотри же.

Она показала пальцем на фразу из письма королевы. Потом — на фразу из письма принца. Предложения были абсолютно одинаковыми, в них говорилось о «печальной и запутанной ситуации», в которой оказался их брак.

— Эти письма были продуманы и составлены одними и теми же людьми, — сказала принцесса с волнением человека, который только что совершил жизненно важное открытие. — Должно быть, они считают меня глупой.

Она села за стол и написала ответ своему мужу, не в силах поспеть за скоростью, с которой ее охватывал гнев. Ее ответ был четким: «Твои требования поставили меня в сложное положение. Я не согласна на немедленный развод!»

За неделю страсти достигли своего апогея — заявления против Тигги Легге-Бурк ни к чему не привели, а принц Чарльз и королева нанесли принцессе два сильнейших удара. Впереди ее ждали праздники, которые и без того проходили для нее очень грустно, а тут еще требование развода. Я еще никогда не видел принцессу такой подавленной и расстроенной: с одной стороны, она все еще любила принца Чарльза и не хотела развода, а с другой — выступила против него, сотрудничая с Мортоном, чтобы он написал о ней книгу, и с тележурналистами для интервью в «Панораме». Кажется, принцесса хотела сделать принцу больно, но вместо этого навредила себе. А принц Чарльз добился того, чего хотел.

Принц и принцесса практически не общались. Принцесса требовала встречи наедине, но принц хотел, чтобы на ней присутствовал третий человек, который бы конспектировал все, о чем они будут говорить. Диана отказалась, и под конец 1995 года их отношения окончательно зашли в тупик. Принц хотел развода. Принцесса хотела сохранить брак.

В это время я стал для принцессы человеком, на которого она всегда могла опереться. Она совсем отчаялась, ей казалось, что мир встал с ног на голову, и ей больше нет в нем места. Письма с требованиями развода просто уничтожили ее. Она лежала на диване, свернувшись калачиком, обхватив голову, и рыдала. Что же оставалось делать мне, ее дворецкому? Стоять и смотреть на нее?

Уильяма не было — а он всегда умел утешать мать, когда ей было плохо. Я купил еще несколько упаковок бумажных платочков. Я старался всегда быть рядом, чтобы выслушать ее. Я не давал ей замыкаться в себе и думать, как она одинока. Когда она начинала плакать, я видел перед собой не принцессу Уэльскую, а несчастную, ранимую женщину, которую надо утешить. Королева никогда бы не стала показывать мне свои чувства, ни один из ее лакеев не осмелился бы обнять ее за плечи, посочувствовать. Но с принцессой у меня были гораздо более близкие, теплые отношения, и она была совершенно другим человеком. Когда ее обижали, принцесса становилась похожа на маленькую девочку. Я не мог стоять и смотреть, как она плачет. Я садился рядом, обнимал ее за плечи и говорил, что все будет хорошо, что она очень сильный человек, что она переживет и такое, что жители Великобритании ее поддержат. Я подолгу слушал ее, и в конце наших разговоров мы всегда смеялись — так же, как когда мы смотрели «Короткую встречу».

Я никогда не уходил домой, пока не убеждался, что сегодня она больше не будет себя казнить. Но даже вернувшись домой, я все равно о ней беспокоился. Иногда она просыпалась в два или три ночи и ей очень хотелось с кем-то поговорить. Я слушал ее и всегда приходил на работу вовремя, как раз чтобы подать ей завтрак.

В то Рождество принцесса написала мне письмо, датированное 27 декабря, которым я очень дорожу по сей день. Когда во время моего процесса в 2002 году некоторые плохо информированные, ничего не знавшие о наших отношениях люди предполагали, что я был для принцессы всего лишь дворецким, а наши теплые отношения — плод моего воображения, я несколько раз перечитал это письмо. В самые тяжелые минуты моей жизни принцесса через это письмо «утешала» меня:

В этом письме я хочу искренне поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал, в особенности в августе этого года. Когда я расстраивалась и плакала, ты всегда был рядом и утешал меня, и мне очень хочется, чтобы ты знал — твоя поддержка была для меня бесценна. 1996 год должен принести нам счастье, и я с нетерпением жду его наступления… Спасибо за все, с любовью, от Дианы.

Глава десятая

В ОЖИДАНИИ РАЗВОДА

Разговаривая с королевой в Букингемском дворце с глазу на глаз, принцесса осознавала, что у нее не будет более удачной возможности задать королеве один вопрос, который беспокоил ее с тех пор, как принц Чарльз публично объявил о связи с Камиллой Паркер Боулз:

— Неужели Чарльз собирается на ней жениться?

— Думаю, это маловероятно, — ответила королева.

Если принцесса и решилась на эту встречу, то лишь затем, чтобы получить заверения на высшем по поводу того, какое будущее ожидает ее в случае развода.

Утром 15 февраля 1996 года принцесса явилась в гостиную Ее Величества, чтобы узнать, каким видится принцу Чарльзу выход из тупика, куда зашло дело о разводе, которого хотели все, кроме принцессы. Накануне, в День святого Валентина, принцесса послала мужу открытку, подписанную «С любовью, Диана». Амур давно махнул рукой на столь безнадежное дело, но принцесса боролась за брак до конца, не желала сдавать позиций, даже когда против нее стала работать целая машина. Принцесса никогда не переставала любить принца Чарльза. И тем не менее понимала, что ее заставят отступить. Но не желала принять неизбежное.

А встреча с королевой была первой возможностью для принцессы откровенно поговорить со свекровью, с тех пор как на нее посыпались письма относительно развода, к тому же принцессе никого не хотелось вводить в заблуждение

— Я не хочу развода. До сих пор люблю Чарльза. Моей вины тут нет, — заявила принцесса. Ее позиция в этой, пускай деловой, но теплой беседе, была ясна с самого начала. Беседа не могла не быть деловой, ведь на ней присутствовал заместитель личного секретаря королевы Робин Джанврин. В Букингемском дворце перешептывались:

— Эти булимички за двадцать четыре часа перепишут всю историю.

Принцессе не хотелось, чтобы секретарь присутствовал при личной беседе, но королевская семья опасалась, что принцессу может поддержать пресса. А Роберт Джанврин как бы служил королеве поддержкой. Когда же принцесса вернулась в Кенсингтонский дворец, для той же цели ей послужил я.

Судя по всему, королева с пониманием выслушала рассказ принцессы, о том, как сильно ее расстроил распад брака. Королева указывала на то, как много она и герцог Эдинбургский за эти годы делали для того, чтобы избежать развода.

Но принцесса, никогда не сомневавшаяся, что ее свекор и свекровь приложили все усилия для спасения брака, хотя их сын этого не желал, чувствовала, что все остальные были только рады видеть ее унижение, поскольку завидовали ее положению в обществе. Принцесса не впервые изливала королеве все, что накопилось у нее за долгое время — подозрения, гнев. Она знала, что может поговорить с королевой по душам. Ее Величество не всегда находила ответы и решения, но, по крайней мере, всегда с пониманием выслушивала принцессу, даже если сложность ситуации пугала ее. Меня всегда ужасно расстраивало, когда журналисты или «осведомленные» придворные эксперты заявляли, что королева и принцесса поливают друг друга грязью, или, как написала однажды «Дейли Мейл», «Диана с презрением отвергла предложенную королевой руку помощи… после чего они стали врагами». Врагами принцесса и королева никогда не были.

До самой гибели принцессы в 1997 году они с королевой часто переписывались. Два представителя королевской семьи из разных поколений пытались понять друг друга. Единственное, в чем их интересы полностью совпадали — это благополучие Уильяма и Гарри. Во время той встречи королева заверила принцессу, что она может не беспокоиться о благосостоянии и воспитании юных принцев.

— Что бы ни случилось в будущем, ничто не изменит того факта, что ты мать Уильяма и Гарри. Меня огорчает лишь то, что дети пострадают из-за развода, — сказала королева.

В течение этой беседы, пока мистер Джанврин прилежно вел протокол, принцесса в принципе согласилась на развод, но пожелала, чтобы в протоколе было упомянуто и о причиненных ей страданиях. Она промолвила:

— Мама, мне было очень тяжело получить ваше письмо и письмо Чарльза почти одновременно накануне Рождества. Тогда Чарльз впервые всерьез заговорил о разводе, да и в последующих письмах не оказалось ничего нового.

Королева согласилась.

— Последние письма ничего не изменили, но я стою на том, что писала перед Рождеством. Теперешнее положение не обещает ничего хорошего ни стране, ни семье, ни детям.

Королева дипломатично настаивала, чтобы бракоразводный процесс начался как можно скорее. Назад пути уже не было.

Но она прекрасно понимала, как беспокоило принцессу будущее. Королева проявляла не меньше участия и доброты, чем герцог Эдинбургский в письмах 1992 года. К весне 1996 года принцесса осознала, что со свекровью она может вести куда более продуктивные разговоры, чем с мужем.

Далее разговор зашел о будущем и о титуле принцессы — это был щекотливый момент, который в это время широко обсуждался в прессе. Принцесса сказала, что не хочет отказываться от титула «Ее Высочество», поскольку он много для нее значит. После чего Букингемский дворец объявил, что «решение отказаться от титула принято принцессой лично».