Журналистика русского зарубежья

Октябрьская революция и Гражданская война вызвали огромную эмиграционную волну: Россию покинуло более двух миллионов человек. К декабрю 1924 только в Германии оказалось около 600 тыс. эмигрантов, во Франции – около 400 тыс., в Манчжурии более 100 тысяч. Русские эмигранты к 1924 обосновались в 25 государствах, не считая стран Америки. Они издавали свыше трех тысяч наименований газет и журналов.

Русское зарубежье имело многообразную газетно-журнальную периодику. Четко просматриваются три основных направления.

Первое - консервативное. Его выражали печатные органы монархистов: «Двуглавый орел», «Грядущая Россия». Струве - «Русская мысль».

Второе – умеренное –выражало идейные, программные установки Милюкова. Газета «Последние новости» и еженедельник «Дни».

Третье – лояльное. Одним из идеологов был Устрялов. Это направление выражала система сменовеховской журналистики: ежедневные газеты «Новости жизни», «Новый путь», «Путь» и центральные издания – журнал «Смена вех» и газета «Накануне».

Одним из главных идеологов продолжения борьбы с большевиками всеми способами, вооруженным путем был Струве, «Русская мысль». Журнал расценивал русскую революцию как разрушение и деградацию всех сил народа. В статьях «Размышления о русской революции», «Россия» утверждалось, что падение большевистской власти приближается неотвратимо и ускоренно. Редакция постоянно информировала, что процесс объединения русских сил вокруг великого князя Николая Николаевича, внука Николая I, продолжается. «Во всех государствах, где живут сейчас русские, начат сбор пожертвований в казну Великого князя, «Фонд спасения России». К этому же центру примыкают русские люди на Дальнем Востоке, наибольшее количество которых находится в Манчжурии и Китае.

Начиная с января 1922 до августа 1923 в журнале публиковались воспоминания Шульгина «Дни». В ряде номеров публиковался «Дневник» Гиппиус, оцененный как замечательный документ переживаемой эпохи. Появлялись стихи Гумилева, Бунина, Волошина, Цветаевой.

Газета «Руль», выходившая ежедневно с 16 ноября 1920 до 14 октября 1931 под редакцией кадета Гессена. Редакция заявляла: «Восстановление России немыслимо при существовании советской власти. Каждый месяц, каждый день хозяйничанье этой власти продолжает и довершает дело разрушения России. Наша основная политическая задача – освещать неприглядную русскую действительность».

Одной из ведущих стала рубрика «В Советской России». Материалы «Голод в Петербурге», «Война с деревней», «Струве о борьбе с большевизмом». 28 ноября 1920 газета обнародовала «Декларацию генерала Врангеля», в которой утверждалось: «Армия и Флот не допускают мысли о возможности прекращения борьбы».

Активно в «Руле» сотрудничали Волошин, Бальмонт, Шмелев, печатались мемуары Витте. Выступал Бунин, решительно не принявший обе революции. В апреле 1924 г. в «Руле» была обнародована произнесенная им в Париже речь «Миссия русской эмиграции», имевшая программное значение. Вся речь проникнута призывом: не соглашаться на «похабный» мир с большевистской ордой. Знаю, многие уже сдались, многие пали, а сдадутся и падут еще тысячи и тысячи. Но все равно останутся и такие, что не сдадутся никогда».

Из наиболее известных изданий была газета «Последние новости», выходившая в Париже с 27 апреля 1920 до 13 июня 1940. Первым ее редактором был Гольдштейн, с 1 марта 1921 редакцию возглавил Милюков. Газета была центральным органом кадетской партии и в отличие от правокадетского «Руля» значительно отличалась от него в более объективной оценке происходивших событий. Задача – излагать факты как они есть, говорить правду. Редакция особенно настаивает на недопустимости в прессе лжи, неискренности.

Выдвинув столь благородную задачу, редакция стремилась, чтобы газета выглядела сугубо информационным органом. Об этом свидетельствуют даже рубрики первых номеров: «По Советской России», «На Западе», «Среди эмигрантов». Однако стремления редакции не вникать в политику успехом не увенчались. 27 апреля 1923 в статье «Трехлетие «Последних новостей» сказано: «Политическое значение переживаемого нами времени так велико, что газета не могла остаться в стороне от борьбы направлений, и вынуждена была следовать курсу «борьбы против насильников, овладевших Россией».

Рассказы и литературные портреты Бунина, Зощенко. Регулярно публиковались фельетоны Тэффи («Ностальгия»).

Мыслью о трагической судьбе России проникнуты произведения многих других публицистов. Из их числа следует выделить Кускову, особенно ее «Письма из Берлина». Она решительно выступила против вооруженного свержения большевиков. Как бы ни относиться к революции, на ее стороне при самодержавии была «большая правда», и призывающие «топить» всех прикосновенных к большевизму, проявляют тот же «звериный русский большевизм, только наизнанку».

Откликнулись «Последние новости» на смерть Мартова и Ленина. С 23 по 30 января в каждом номере под рубрикой «После смерти Ленина» печатались отклики на его кончину. Главная мысль сводилась к тому, что после смерти Ленина, быть может, недалек день перерождения всей русской жизни.

Перерождения русской жизни ждала вся русская эмиграция, в том числе эсеры, занимавшие в журнале «Революционная Россия» позицию «изживания коммунизма» большевиков. Журнал издавался с 1920 до 1931 в Праге и Берлине. Его редактором являлся Чернов, сотрудниками были Керенский, Рубанович, печатался Бальмонт, ненавидевший коммунизм.

В апреле 1921 - статья Чернова «Основные мотивы гильдейского социализма», в которой, считая октябрьский переворот пародией на социалистическую революцию, Чернов выступил против нарождавшейся тоталитарной власти. И все-таки, в отличие от монархических и кадетских изданий, «Революционная Россия» не поддерживала военного выступления против большевиков. «Напролом идут только те, кому нечего терять. Именно напролом шли уже и Деникин, и Врангель, и подобные им могут еще пойти «напролом», чтобы захватить власть в государстве. Но это им не удастся, ибо не насилием меньшинства, а организованной волей большинства создаются великие государства».

Одним из наиболее долговечных был основанный Мартовым журнал «Социалистический вестник», выходивший в Берлине, Париже и Нью-Йорке с 1921 по 1965. Наиболее четко его политическая позиция проявилась в полемике с «Рулем». В статьях «Кадеты и эсеры на рандеву», «Грозное предостережение», констатируя, что редактор «Руля» Гессен стремится пригвоздить к позорному столбу меньшевиков за их отказ от свержения большевиков путем вооруженного восстания, редакция «Вестника» писала: «Есть ясное сознание, что при социальном родстве тех слоев населения, на которые опираются большевики и меньшевики, вооруженная борьба между ними неминуемо превратится в братоубийственную войну внутри рабочего класса и может доставить легкую победу господам из «Руля».

Резко отрицательным было отношение «Социалистического вестника» к монархистам и кадетам.

С чувством скорби откликнулась редакция на смерть Ленина. «Перед только что разверзшейся могилой мы вспоминаем прежде всего не политического противника, а крупного деятеля рабочего движения, который вместе с Мартовым закладывал фундамент классовой организации пролетариата в России».

Значительное развитие получила сменовеховская печать. В Праге в 1921 г. вышел сборник «Смена вех», появление которого дало название всему течению. В 1921–1922 под тем же названием издавался журнал в Париже. В Берлине выходила сменовеховская газета «Накануне», в Петрограде и Москве – журналы «Новая Россия». В статьях их ведущих публицистов Устрялова, Ключникова, Лежнева, всех объединяла единая цель – благо России. Эта задача была выражена в первом номере журнала «Смена вех», определившем направление всех последующих изданий. «Из России приходит все больше и больше известий о тех лучших представителях русской интеллигенции, которые решили отдать свои силы новой России, дабы поскорее преодолеть ужасы и тени переходного состояния. Выпускаемый еженедельник «Смена вех» хочет быть следующим этапом в примирении заграничной русской интеллигенции с Россией и русской революцией. Новая Россия еще слаба, ее надо поддержать. С верой в Россию, в ее будущее, с верой в правильность своего пути приступаем мы к выполнению своих задач».

Он не призывал к свержению существовавшего строя. Журнал последовательно проводил линию на «деидеологизацию» советского общества. «Смена вех» декларировала возможность преодоления большевистской революции изнутри.

Активно защищала интересы Советской России газета «Накануне». В газете наряду с произведениями авторов-эмигрантов печатались очерки и рассказы Катаева, Петрова, Ильфа. Печатался Булгаков.

На страницах «Накануне», кроме автобиографических «Записок на манжетах» Булгакова появляются его очерки и фельетоны. Булгаков писал: «Уверенности, что Россия прикончилась, я не разделяю, и даже больше того: по мере того, как я наблюдаю московский калейдоскоп, во мне рождается предчувствие, что «все образуется» и мы еще сможем пожить довольно славно».

«Накануне» распространялась во многих городах России, где единственным сменовеховским изданием был журнал «Новая Россия». Журнал заявлял о своем намерении защищать революцию, так как редакция была убеждена в ее священной правде и правоте. Однако даже этот журнал за независимость идеологических убеждений, стремление к оппозиционности, был закрыт в 1926 г. Это еще одно из свидетельств невозможности любой попытки поставить периодические издания действительно свободного слова в условия строгой моноидеологии.

6. Публицисты русского зарубежья (Н. Тэффи и др.)

Тэффи (Надежда Лохвицкая). 9 мая 1872 — 6 октября 1952.

Была известна сатирическими стихами и фельетонами. После закрытия в 1918 году газеты «Русское слово», Тэффи отправилась в Киев и Одессу, потом в Новороссийск, откуда летом 1919 года она отправилась в Турцию. Осенью 1919 она была уже в Париже.

Её называли первой русской юмористкой начала XX века, однако она никогда не была сторонницей чистого юмора, соединяла его с грустью и остроумными наблюдениями над окружающей жизнью. После эмиграции юмор постепенно перестает доминировать в её творчестве.

В эмиграции у неё вышло больше десятка книг прозы и только два стихотворных сборника. Подавленность, тоску там символизируют образы карлика, плачущего лебедя, тоскующего журавля.

В эмиграции Тэффи писала рассказы, рисующие дореволюционную Россию. Меланхолический заголовок «Так жили» объединяет эти рассказы, отражающие крушение надежд эмиграции на возвращение прошлого, полную бесперспективность неприглядной жизни в чужой стране. В первом номере газеты «Последние новости» был напечатан рассказ Тэффи «Ке фер?» (франц. «Что делать?»).

В произведениях Тэффи этого времени заметно усиливаются грустные, даже трагические мотивы.

«Ностальгия»

Вчера друг мой был какой-то тихий, а потом сказал: «Боюсь, что у меня еще начнется ностальгия».

Я знаю, что значит, когда люди, смеясь, говорят о большом горе. Это значит, что они плачут. Я видела признаки этой болезни и вижу их все чаше. Приезжают беженцы, изможденные, успокаиваются и вдруг гаснут. Тускнеют глаза, опускаются руки, вянет душа, обращенная на восток.

Ни во что не верим, ничего не ждем, ничего не хотим. Умерли. Боялись смерти большевистской - и умерли смертью здесь. Думаем только о том, что теперь там. Интересуемся только тем, что приходит оттуда.

Остались леса. И трава, зеленая-зеленая, русская. Конечно, и здесь есть трава. Но ведь это ихняя. И деревья у них очень даже хороши, да чужие, по-русски не понимают. Переведите русскую душу на французский язык...

У знакомых старая нянька. Из Москвы вывезена. Вечером идет нянька на кухню. Француженка кухарка готовит поздний обед. Нянька смотрит строго. «А вот скажи ты мне, отчего у вас благовесту не слышно? Церкви есть, а благовесту не слышно. А за свою веру, милая моя, каждый обязан вину нести и ответ держать». Нянька долго стоит у дверей. Долго рассказывает о лесах, полях, о монашенках, о соленых груздях.

Наговорится, напечалится и пойдет в детскую, к ночным думкам, к старушьим снам - все о том же.

Приехал с юга России аптекарь. Говорит, что ровно через два месяца большевизму конец. И бледные, обращенные на восток души чуть розовеют. Привыкла к "пределам" человеческая душа и верит, что у страдания есть предел.

Раненый умирал в страшных мучениях. И никогда не забуду, как повторял он все одно и то же:

«Что же это? Ведь этого же не может быть!» Может.

«Ке фер?»

Рассказывали мне: вышел русский генерал-беженец на Плас де ла Конкорд, посмотрел по сторонам и сказал с чувством: «Все это, конечно, хорошо, господа! Очень даже все хорошо. А вот... ке фер? Фер-то ке?»

Живем мы странной, на другие жизни не похожей жизнью. Держимся вместе взаимоотталкиванием. Каждый лерюсс ненавидит всех остальных столь же определенно, сколь все остальные ненавидят его.

Настроение это вызвало некоторые новообразования в речи. Вошла в обиход частица "вор", которую ставят перед именем каждого лерюсса. Частица эта давно утратила свое первоначальное значение и носит характер не то французского "Le», не то испанской приставки "дон":

Свежеприезжего эта приставка первое время сильно удивляет: «Почему вор?» Действительно - почему?

Лерюссы определенно разделяются на две категории: на продающих Россию и спасающих ее.

Продающие живут весело. Ездят по театрам, едят русские борщи и угощают ими спасающих Россию. Другую картину представляют из себя спасающие: они хлопочут день и ночь, бьются в тенетах политических интриг, куда-то ездят и разоблачают друг друга. К "продающим" относятся добродушно и берут с них деньги на спасение России. Друг друга ненавидят белокаленой ненавистью.

-- Еще Тютчев сказал, что "умом Россию не понять", а так как другого органа для понимания в человеческом организме не находится, то и остается махнуть рукой. Один из здешних общественных деятелей начинал, говорят, животом понимать, да его уволили.

Посмотрел, значит, генерал по сторонам и сказал с чувством:

-- Все это, господа, конечно, хорошо. Очень даже все это хорошо. А вот... ке фер? Фер-то ке?

Действительно - ке?