Глава 8. война «против поля»
В современной практике «коробочных игр» существует такое понятие, как «игра против поля». Это означает, что перед участниками ставится не конкурентная, а кооперативная задача. Например, четыре великих даосских воина пытаются спасти деревню от нападения кровожадных призраков. Призраки атакуют непрерывно, с каждым кругом игры их становится больше. Игрокам приходится не просто сотрудничать, но рассчитывать многоходовые и многоуровневые механизмы взаимодействия другом с другом в пространстве игры. Или группа охотников ищет по всей Европе графа Дракулу. Или несколько стран сталкиваются с глобальным экономическим кризисом, экологической катастрофой, технологическим барьером (нужное подчеркнуть).
Во всех таких случаях участники игры сталкиваются с одним общим для всех противником, сила которого задана структурой игры и ее правилами. Понятно, что этот противник непобедим даже чисто формально: его можно уничтожить только вместе с игровым полем, то есть для этого требуется Апокалипсис и гибель мира. От играющих требуется сохранить этот мир в целости, совместно выстроив механизмы, позволяющие выживать в противостоящей им игровой среде.
Со стратегической точки зрения «игры против поля» носят совершенно специфический характер. В них невозможна формальная победа, поскольку она приводит к гибели существующего мира. В них лишена смысла «стратегия поражения»: с точки зрения принципа наименьшего действия лучше быстро проиграть войну, чем медленно и мучительно ее выиграть, – поскольку поражение в «игре против поля» носит окончательый и необратимый характер. В них невозможно удерживать статическое равновесие, то есть играть на односторонне блокированную позицию, поскольку с каждым темпом общее соотношение сил меняется в пользу «поля». Иными словами, из всех принципов классической стратегии «работает» только принцип непрямых действий[233].
Поэтому «игры против поля» по определению относятся к «за-стратегиям». В сущности, целью игроков в таких играх является «подвесить ситуацию», сохранив нестационарный «переходной режим», когда «поле» не может сделать последний ход и закончить игру. Это можно сравнить с шахматами, где целью игры объявлен пат или вечное нападение. В таких играх вы не можете построить «мир, лучший довоенного». В лучшем случае удастся сохранить «довоенный мир», но даже это не всегда возможно. Поэтому здесь не работает лиддел-гартовская формулировка целей войны, а системная формулировка может быть записана в следующем нестационарном виде:
При «игре против поля» целью войны является реализация такого сценария, в котором размерность пространства решений будет снижаться медленнее всего[234]. В «играх против поля» возможна только «война Ареса».
«Война Афины» здесь не может работать, просто потому, что в таких играх бессмысленна «большая стратегия»: нельзя выиграть мир, если базовой задачей является «подвесить» состояние войны. «Война Аполлона» также невозможна, поскольку «поле» недоговороспособно по определению. Можно сказать и по-другому: «война против поля» означает, что «поле» уже выиграло и «войну Афины», и «войну Аполлона».
В реальной жизни «война против поля» может возникнуть только в эпоху фазового кризиса. Необходимым условием такой войны является «глобальная глобализация», «global globalization», в результате которой происходит упрощение социосистемы:
• создается единый мир-экономика по Кондратьеву, что подразумевает, в частности, единую мировую финансово-кредитную систему, разделение в пространстве производства и потребления ключевых продуктов, высокую транспортную связность мирового хозяйства;
• в этом мире прописываются общие геокультурные коды, опосредованно это приводит к унификации права и господству глобализованного «мирового права» над национальными юридическими нормами;
• завершается политическая глобализация – возникает гегемон, вооруженные силы которого отвечают «мультидержавному стандарту», то есть сильнее, чем любая мыслимая коалиция других государств, причем по всем аспектам военной машины.
В истории европейской цивилизации можно выделить два государства-гегемона, для которых выполнялись все эти требования – Римская империя и современные Соединенные Штаты Америки.
Понятно, что государство-гегемон нельзя разгромить извне. Но, поскольку «global globalization» происходит только в условиях фазового кризиса (и, строго говоря, является одним из его маркеров), такое государство социосистемно неустойчиво и может быть разрушено сочетанием внешней войны и внутренних дезинтеграционных процессов. Простейшая схема гибели мирового гегемона включает:
• кредитно-инвестиционный кризис,
• инициирующий финансовый кризис,
• уменьшение скорости оборота денежной массы,
• сокращение объема реальных денег при росте объема виртуальных денег («порча монеты» в традиционной фазе, инфляция в индустриальной фазе, неконтролируемый рост размерности деривативов в постиндустриальном обществе);
• сокращение налоговых поступлений, в том числе вследствие политических неурядиц и массовых беспорядков, расстройство налогового механизма, кризис всех форм страхования;
• внешние войны на дальних рубежах империи, что превращает эти территории в канал расходования всех форм ресурсов[235]– от человеческих, до финансовых;
• постепенный «сброс» гегемоном периферии в целях сокращения государственных расходов, при этом, разумеется, сокращаются и государственные доходы, что замыкает круг обратной связи и приближает «зону неустойчивости» к «граду на холме».
В этой схеме гегемон выигрывает крупные внешние войны, но каждая из них «съедает» часть невосполнимого, критического для данный фазы ресурса. Можно сказать, что гегемон выигрывает все войны, но проигрывает свою жизнь.
Таким образом, с гегемоном воевать можно и можно даже победить его чужыми руками и дожить до победы. Проблема заключается в том, что гегемон в условиях «global globalization» – это и есть весь мир, «поле». Поэтому пережить победу нельзя – уничтожая его, ты уничтожаешь и себя. Результатом победы становятся «Темные века».
Моя вера здесь стояла против стратегии отца. Он был родитель и был неправ. Это особенно разрушительно, если ты понимаешь, сколько он сделал для тебя. «Темные века» я видел как отсутствие света большого и главного. Для меня таковым был Господь. А для кого-то уже новые имена Его мерцали в пространстве языков. За себя и за этих, которые «За…», я не очень боялся. Я, всю свою недолгую жизнь экспериментируя со стратегией и следуя ей сейчас, хотел иного. Возвращение к прошлому меня не устраивало, а будущее в гегемонистском мире определялось гегемоном. А войны я не хотел, потому что Армагеддон – это упражнение для старшего возраста, а не для тех, кто только начал свою жизнь в сполохах света и разрыве небес. Я даже наговорил своему женскому штабу кучу запальчивых слов, когда они пошутили, что сдадутся победителю и окажутся правы. Тут некому было сдаваться. Так и так оставалась выжженная земля. А бегать за счастьем в чужую галактику я еще не научился. Кстати, бегать просто – у меня тоже не получалось. Я тренировался на тренажерах, наращивал мышцы, но не взлетал над тропинкой летом в летящей технике бегунов Эллады.
Я был погружен в мир страданий. Петька увлекся буддизмом и смеялся надо мной, катаясь на колесе Сансары. Мой Господь строго спрашивал меня. Нет бы приставал к моему отцу, который вел опасные полевые игры.
На нитке между городами, столицей и ее культурной тенью возникала у меня тишина, как перед решением.
Кристин говорила, что баланс возможен. Мне бы ее оптимизм. Я был упакован женщинами. Мама часто звонила. Я должен был быть на волне, а ждал цунами и паниковал. Как хотелось оказаться вне этого, и тогда, конечно не противореча «базисной теории», из правового верхнего угла вселенной посмотреть на войну извне.
Мир лежал у моих ног. Черной пантерой. Готовой к прыжку.
Рукопись заканчивалась словами
… Поэтому война с государством-гегемоном является «войной против поля», и должна вестись по законам и правилам «за-стратегии».
В этой главе мы рассмотрим три версии «войны против поля».
Во-первых, оборонительную борьбу неизмеримо слабейшего государства против «мирового хомяка».
Во-вторых, особенности организации глобальной войны, совмещенной с фазовой катастрофой. Такая война возможна всегда, кроме того, угроза такой войны представляет собой естественный отвлекающий маневр в некоторых «за-стратегиях».
В-третьих, мы постараемся сформулировать наиболее общие требования, которым должна отвечать «за-стратегия» борьбы с государством-гегемоном.
Упражнения:
• Сыграйте в настольные игры типа «война против поля». Найдите в себе силы не впасть в отчаяние после первого десятка поражений и попробовать если не выиграть, то хоть не проиграть. Отрефлектируйте ваши ощущения и результаты.
• Придумайте житейские примеры бессмысленной и беспощадной «войны против поля». Начать можно с абстрактной «борьбы с системой», построения личной стратегии человека в условиях разрушающегося промышленного моногорода, борьбы с бедностью, как системным явлением и т.д.
• Обратите внимание, сколько вокруг вас серьезных управленческих задач, связанных именно с таким типом войны.
Геополитическое рейдерство
«Война Афины» онтологически тесно связана с бизнесом, с практикой конкурентной борьбы. Поэтому неудивительно, что в ней используются те же приемы.
В современной России распространена практика рейдерских захватов. Схемы их варьируются, но одна из самых известных построена на использовании миноритарных акционеров. От имени такого акционера (скажем, семидесятилетней старушки, проживающей в городе Балей, что в 300 километрах к юго-востоку от Читы и километрах в семидесяти от ближайшей железной дороги) подается иск против крупной корпорации с активом и оборотом в десятки миллионов долларов. В иске указывается, что корпорация нарушила неотъемлемые права миноритария и, в частности, не предоставила старушке возможность присутствовать на общем собрании акционеров. Суд немедленно принимает дело к рассмотрению и, прежде всего, изымает документы корпорации и блокирует ее счета. Это, разумеется, приводит к нарушению управления, остановке всякой деятельности и разорению корпорации. Ее активы обесцениваются и немедленно скупаются – разумеется, через подставных лиц – заказчиком рейдерской акции.
Эта схема хорошо отработана и считается вполне законной. Приходится даже слышать, что рейдерские захваты повышают эффективность бизнеса и конкурентоспособность страны на глобальном рынке: «Рейдерский захват возможен, только если у предприятия низка ликвидность, а это означает, что оно плохо управляется. После смены собственника проводится санация предприятия, ликвидируются непрофильные активы, сокращается численность персонала, меняется менеджмент, улучшается управление. Иногда новый владелец даже инвестирует в бизнес дополнительные средства».
Ну, во-первых, следует возразить, что низкая ликвидность часто возникает, когда собственник вкладывает средства в развитие бизнеса, например в техническое перевооружение предприятия. Например, при венчурном финансировании предприниматель получает кредит, который немедленно расходуется на реализацию венчурного проекта. Далее, если этот проект оказывается несостоятельным, предпринимателю предоставляют возможность разориться самостоятельно. Если же намечается прибыль, его разоряют искусственно и изымают потенциально доходный бизнес.
Во-вторых, рейдерские захваты разрушают доверие, которое является естественной основой бизнеса.
В-третьих, при таких захватах новым собственником, как правило, присваивается лишь часть бизнеса. Все, что ему не нужно, обесценивается и уничтожается. Иными словами, речь идет все-таки о грабеже и умышленном уничтожении ценностей для его сокрытия.
Про рейдерский захват я все понял в студенческой юности, когда открыл свой первый бизнес и едва не вылетел из института. Отец дал мне тогда хорошие советы, а я ими не воспользовался. Я был готов играть своими картами, думая, что у меня масть. А меня просто облили водой и отобрали карты. А я не знал, что так бывает. Не по закону, зато эффективно. А кто и о чем устно договорился – так не помнит никто. То есть я-то помнил. Из этой истории я вынес опыт, и в Америке выбирал, куда ставить ногу, хотя двигался быстро. Не знаю, если ли в рейдерстве положительная составляющая? По-моему, нет. Это – хамский обман. Разве для того полезный, чтобы иметь опыт поражений и не носиться с тем, что ты умный и борзой. Но жизнь и так, и при вполне себе налаженном бизнесе показывает тебе это каждый день. Не понимаю, зачем называть человека свиньей каженный раз? Захрюкает! Я был тогда зол, а обиду преодолел быстро. На злости делается больше путного, чем на обиде. Этому меня научила мать. Она разделяла богатый мир чувств на настоящие и приговаривающие. Гнев был настоящим. Я мог его выделить, превратить в ресурс и истратить. Обиду истратить было нельзя.
Разумеется, рейдерский захват одного предприятия – это полузаконная-полубандитская акция, характерная для «третьего мира». Адепты «войны Афины» предпочитают захватывать целые страны. При этом используется та же рабочая схема (как говорят физики, «с точностью до обозначений»).
В любом государстве – плохом ли, хорошим ли – всегда есть недовольные. Их претензии могут иметь религиозный характер, могут быть окрашены в национальные «цвета» или иметь социальный оттенок. Чаще всего дело сводится просто к борьбе за власть.
Количество оппозиционеров большого значения не имеет, но для успеха рейдерского захвата «государства Х» желательно, чтобы они проживали более или менее компактно, то есть чтобы их недовольство можно было связать с определенной территорией.
Прежде всего инспирируются активные выступления оппозиции. Желательно, чтобы они были достаточно массовыми, но в современных условиях это не имеет большого значения: существенен не сам новостной повод, а его отражение в мировых СМИ.
На своих митингах оппозиция должна выдвинуть простые, понятные, актуальные и при этом заведомо неприемлемые для властей требования. После этого перед руководством страны возникает фатальная развилка: никак не реагировать и этим продемонстрировать слабость государства или начать преследование оппозиции, показав «антинародную сущность режима». Как и положено в «войне Афины», принцип безальтернативности здесь выполняется автоматически – развилка вырождена, и оба варианта приводят к одному и тому же результату.
Сначала в американских и европейских СМИ, затем на трибунах международных организаций начинается обсуждение положения дел с правами человека в «государстве Х». Одновременно происходит переход от скрытого финансирования оппозиции к ее явной поддержке.
Оппозиция начинает акции гражданского неповиновения или сразу переходят к тем или иным формам вооруженного насилия. Естественно, в стране вспыхивают беспорядки, происходят столкновения демонстрантов с полицией и армией, льется кровь.
Можно блокировать все счета «государства Х» в зарубежных банках. С этого момента в стране начинается финансовый и экономический кризис.
Далее, если правительство продолжает упорствовать, Соединенные Штаты приступают к военным операциям. Прежде всего оппозиция снабжается оружием. Затем объявляется режим «закрытого неба» над территорией страны, то есть ВВС США начинают сбивать военные самолеты «государства Х» и уничтожать его военные аэродромы. На следующей стадии США переходят к воздушному наступлению, а после полного уничтожения военной и гражданской инфраструктуры начинается военная операция.
Понятно, что у руководства «государства Х» нет никакой возможности противопоставить «полю» что-то осмысленное. В конце концов, это руководство уничтожают физически, оппозиция приходит к власти, а активы страны: авуары, природные богатства, инфраструктурные возможности, геополитический потенциал, – поглощаются «полем». При этом, разумеется, присваивается только ликвидная часть государственных активов, остальное передается в пользование оппозиции.
Заметим, что «геополитическое рейдерство» отвечает четырехзвенной схеме «войны Афины».
Война в Ираке
Переход геополитически и геоэкономически значимых активов государства под контроль США, модификация правовой и хозяйственной системы страны
Не подлежит сомнению, что вторжение Ирака в Кувейт 2 августа 1990 года не имеет оправдания с точки зрения международного права и политической традиции, даже если серьезно отнестись к заявлениям Саддама Хусейна о неотъемлемых правах Ирака на Кувейт[236]. Поэтому операция «Буря в пустыне» 17 января – 28 февраля 1991 года (завершающий этап получил название «Сабля пустыни») встретила полное одобрение международного сообщества.
Садам Хусейн дал надлежащий повод, и с этого момента боевые действия против его режима не прекращались. Впрочем, следует отметить, что еще в июне 1981 года ВВС Израиля без объявления войны атаковали Ирак и разрушили ядерный реактор «Осирак», построенный по французской технологии. В ходе войны в Заливе реактор был окончательно уничтожен.
Осенью 1991 года вооруженные силы НАТО вторглись в иракский Курдистан, образовав там полунезависимое марионеточное государство. В 1998 году ВВС США бомбят Багдад. А осенью 2001 года Дж. Буш-младший обвиняет Ирак в поддержке международного терроризма и разработке оружия массового уничтожения. Это обвинение так и не нашло подтверждений – даже когда вся территория Ирака была оккупирована, а все сколько-нибудь связанные с государственной тайной лица арестованы и допрошены.
Впрочем, Буш не особенно и скрывал, что мифическое оружие было лишь поводом к агрессии: Бог «наставил меня, чтобы я ударил по Саддаму».
Операция в Ираке: геоэкономическая «разведка боем» [237]
«Было бы неверно рассматривать кампанию в Ираке как первое действие мировой геоэкономической войны. Но, конечно, Ирак – это и не учения. Речь идет о разведке и, наверное, даже разведке боем.
Содержанием операции является изменение мирового юридического пространства: проверка технологии исключения из этого пространства страны или группы стран, ослабление ООН и иных организаций, предлагающих альтернативные (нежели Pax America) форматы международных отношений, перемешивание понятий законного и незаконного.
В этих координатах кампания в Ираке четко разделяется на три этапа.
Сначала США добивается от ООН принятия резолюции, направленной на одностороннее разоружение «режима Саддама Хуссейна». Понятно, что никаких оснований для такого требования не было, более того, оно прямо противоречит Уставу ООН и международного права. Ирак, будучи суверенным государством, вправе сам решать, каким именно оружием он должен обладать. Основание для вмешательства появляется только в том случае, если страна использует это оружие для проведения политики силы или угрозы силы – чего в данном случае не было. В рамках любой картины права совершенно невозможно понять, почему Пакистан может обладать ядерным оружием, а в руках Ирака это оружие «представляет собой прямую угрозу международной безопасности».
На следующем «ходу» Ираку предъявляется ультиматум с требованием немедленного разоружения. К удивлению и досаде Госдепартамента, Хуссейн этот ультиматум принимает и даже не делает «сербскую оговорку»[238]. Теперь возникла необходимость внушить мировому сообществу, что, несмотря на разоружение и допуск инспекторов ООН на иракскую территорию (с правом посещать любые военные объекты), Ирак продолжает «вести себя вызывающе». Именно на этой стадии появляется сакраментальная фраза: «То, что не найдено никаких доказательств производства в Ираке оружия массового поражения, еще не означает доказательства того, что это оружие в Ираке не производится».
Не откажу себе в удовольствии косвенно процитировать «Евангелие от Афрания» К. Еськова. «Можете вы себе представить Перри Мейсона (да хотя бы и прокурора Бергера), произносящим подобную фразу? Я вот не могу – воображение отказывает». Так сразу – взять и отказаться от основополагающего принципа всей западной юридической системы – для этого нужно обладать талантом Вышинского.
Наконец, третьей стадией стало сколачивание международной коалиции, что в данных условиях следует воспринимать как принесение прямой вассальной присяги Соединенным Штатам. На этой стадии сильнейшему и неприкрытому давлению подвергается ООН, причем дело доходит до прямого шантажа – до фраз типа «ООН, наконец, пора понять…» или угроз выполнить акцию, вопреки позиции Совета Безопасности, низведя значение этого международного органа до нуля.
Пожалуй, только здесь американцы встретили заметное сопротивление. На геополитическом уровне их не поддержал Китай, на геоэкономическом Германия в союзе с Францией, на геокультурном – Россия.
Однако противостояние еще впереди, но, пока суть да дело, американцы «опустили» конкурентов экономически – от повышения цен на нефть сильнее всего пострадал Китай, затем Германия. А политически – влияние России на Ближнем Востоке заметно упало. И, вне всякого сомнения, США подтвердили свое право получать «ренту развития» за счет регулирования системы международного права.
После неизбежной военной победы Дж. Буш-младший, конечно, будет искать политическое решение. Но все это уже тоже «проходили», и не раз: без военного присутствия «ограниченного контингента» оккупационных войск марионеточный режим долго не удерживается. Конечно, можно создать на севере Ирака курдское государство – ценой серьезнейшего конфликта с Турцией, Ираном, Азербайджаном и даже Пакистаном, но такие действия подразумевают дискурс – «Так не доставайся же ты никому» – в отношении Персидского Залива. В принципе, США сие было бы, скорее, выгодно, но для современной американской администрации такая политика выглядит слишком революционной. При любом же другом «раскладе» придется держать американские войска в Ираке.
В сущности, единственное, на что Буш сегодня может рассчитывать реально, – это арест Саддама Хусейна и показательный международный суд над «кровавым палачом иракского народа». Тоже, конечно, результат…
Этот прогноз оправдался. Война начинается 20 марта, 1 мая Джордж Буш на борту авианосца «Авраам Линкольн[239]» провозглашает: «Тиран пал, Ирак свободен!» – и объявляет войну выигранной. Во главе временной администрации Ирака становится американец Джей Гарнер, затем Пол Бремер.
Ирак перешел под полный контроль Соединенных Штатов Америки. 30 декабря 2006 года повешен Садам Хусейн.
Война в Ливии
Среди многих актов агрессии, совершенных западными лидерами в XXI столетии, ливийская война носит совершенно особый характер. Во-первых, она очень уж напоминает Триполитанскую войну 1911-1912 годов, которую историки привычно рассматривают как зарницу «мирового кризиса» 1914 года. Во-вторых, по своему цинизму она превзошла и нападение США на Афганистан («В ответ на террористическую атаку неизвестно откуда Соединенные Штаты нанесли ракетные удары по кому попало»), и даже Иракский конфликт 2003 года. В-третьих, многие жители Российской Федерации до сих пор испытывают стыд от позиции, занятой руководством страны в этом конфликте. В сущности, Россия проявила себя хуже, нежели страны Запада. Те, по крайней мере, совершили преступление против мира (в терминологии Нюрнбергского процесса) во имя каких-то своекорыстных политических и экономических интересов, иными словами «за очень большие деньги». Но РФ предала союзника и попустительствовала агрессии во имя чужих интересов. Недаром в Интернете всерьез писали: «Кампания НАТО в Ливии расколола страну: президент поддерживает НАТО, а вся остальная Россия – Каддафи».