Дворец советов на руинах храма
Для новой власти, создающей коммунистическую мораль, убийство стало политическим символом. Естественно, что для такой власти религия была I костью в горле. Она противостояла коммунистическим устоям, а потому все государственные и партийные учреждения занялись активным богоборчеством. С 1932 года по решению партии наступила знаменитая «пятилетка безбожия» - массовое уничтожение лучших церковных зданий, имевших бесценное значение в истории народа.
Но еще с июня 1928 года ЦК ВКП(б) начал безумную антирелигиозную кампанию. В ней четко и однозначно раскрылась моральная ущербность и патологическое умственное уродство богоборцев. И как же здесь в который раз не вспомнить гений Пушкина, стихи которого сами собой всплывают в голове:
...за столом
Сидят чудовища кругом;
Один в рогах с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый.
Там карла с хвостиком, а вот
Полу-журавль и полу-кот.
Только так могло выглядеть июньское совещание в агитационно-пропагандистском отделе ЦК, поставившее своей целью подорвать основы нравственности человеколюбия и гуманности в обществе.
В течение 1929 года было закрыто более 600 церквей, сотни монастырей. Но этого уникальному сборищу показалось мало, они решили втянуть в богохульство и сотни тысяч москвичей, придумав в Рождество - «Антирождество». Это был настоящий антихристский шабаш, непревзойденный по своему невежеству, кощунству, надругательству над святыми чувствами и традициями предков. В парке культуры и отдыха в Москве при огромном скоплении посетителей в разных местах горели костры из икон, религиозных книг (Библии и Евангелия) и нот многих великих русских композиторов (Бортнянского, Глинки, Чайковского). Жгли чучела священников и святых, гробы, символизирующие религию. Вокруг костров пели революционные песни, частушки, танцевали под баян. То же было и в парке «Красные Хамовники», где в заключение оргии буденновцы спалили церковь. Фантазии там было больше, и получился настоящий самодеятельный народный антирелигиозный праздник.
Стоит напомнить, что через пять лет гитлеровцы устроили такие же оргии, сжигая книги на улицах Берлина. Но это было жалкое подобие нашего мероприятия - явно недоставало и буденновцев, и частушек, и пляски вприсядку, и баяна.
Да, в отличие от них, у нас масштабы всегда грандиознее и все носит затяжной характер. В самый разгар «пятилетия безбожия» я сам видел, как на Ордынке, по которой я ежедневно ходил в школу, на Якиманке, Полянке и Пятницкой - то там, то тут перед церквями жгли ноты и книги, иконы и разную утварь. Глядя мимоходом на эти костры, я, естественно, не понимал всей глубины совершаемого морального и духовного преступления. Для этого я был слишком мал.
Мне было просто по-человечески жаль книги в солидных кожаных переплетах, плотные, увесистые, которые никак не хотели гореть, а лишь обгорали, пока их не начинали шевелить палками. Такая же жалость пронизывала грудь, когда в огонь кидались охапками ноты - что это именно ноты, я легко отличал издали. Они имели бумажные и картонные обложки с красивыми бордюрами, красочными картинками, причудливыми узорами (П.Юргенсон и И.Сытин достигли вершин издательского искусства). Нотные издания были легкими и тонкими; когда их швыряли, они сразу раскрывались и горели легко. Содержания этих книг и нот я тогда не знал - мне просто было жаль прекрасные издания.
Иконы горели особо: обливаясь плавящейся краской как слезами, с каким-то жалобным потрескиванием и тихим-тихим стоном.
Однажды мама в очередной раз послала меня в керосиновую лавку на углу соседнего Казанского переулка и Житной улицы, куда я ходил раз в неделю регулярно (это было одной из моих обязанностей по дому)
Лавка в одноэтажном деревянном доме существовала, очевидно, не один десяток лет. Кроме керосина, разливаемого из железной бочки литровыми и пол-литровыми черпаками, в ней продавались денатурат, свечи, спички, фитили для керосинок и ламп, хозяйственное мыло.
Рядом, на Житной улице, возвышался большой собор. Выйдя из лавки, я увидел, как перед собором на белых квадратных плитах пылал костер. Костер был больше обычного: жгли не только иконы, книги, но и деревянную утварь - ободранные подставки для Евангелия (парчу и бархат срывали и уносили в мешке - на подушки), деревянные детали алтаря. Потом выволокли перила клироса, скамьи и стулья. Тут пепел от икон и книг разлетелся и получился просто большой и жаркий огонь Я стоял разинув рот - такого сильного пламени мне видеть не приходилось.
Командовавший всем молодой комсомолец - воинствующий атеист - остановил на мне взгляд, подошел и, положив руку на плечо, сказал. «Молодец, малец! Но опоздал. Вишь, как уже горит! Старайся, старайся' Будем жить с тобой при коммунизме1» А сзади я почти одновременно услышал женские голоса:
- Ишь ты, с виду маленький еще, чистенький такой, а уже змея подколодная.
- Истукан окаянный.
- А как вырастет - много пожжет, идол.
- Вишь, так с бидоном и ходит, скотина!
- И кто же это растит таких мерзавцев на нашу голову?
Тут только я вспомнил, что у меня в руках наш темно-зеленый круглый бидон с тремя литрами керосина и пробкой вверху. Резко прилила кровь к лицу. Круто повернувшись, быстрыми шагами пошел по Казанскому переулку, повернул направо в наш переулок - и домой
А собор еще долго выламывали; отбили лепнину, забелили роспись на стенах и потолке. Потом там, где был алтарь, повесили экран - и появился возле Калужской площади кинотеатр «Авангард». Просуществовал он долго, и только после войны, где-то в начале 60-х годов, когда из Большой Калужской улицы сделали Ленинский проспект и по нему уже ездили из Внуковского аэродрома члены правительства и иностранные политики, все поняли, что вид этого кино-собора со сломанной колокольней и обезображенным куполом производил печально-дикое впечатление. На это обратили внимание, проезжавшие мимо из аэропорта. И его взорвали.
...Продолжали уничтожаться многие монастыри города, составляющие облик архитектуры старинной столицы: Чудов, Вознесенский, Сретенский, Скорбященский, Зачатьевский, Никитский, Симоновский (имевший самую старинную, уникальную библиотеку), Никольский, Страстной.
После очередного варварского преступления против истории народа - взрыва знаменитого Казанского собора на Красной площади (затем, на его месте, как бы в насмешку, построили общественный туалет), внимание ЦК притягивал к себе Покровский собор, известный в народе как храм Василия Блаженного, еще уцелевший в странном одиночестве на другой стороне площади.
Уникальный, неповторимый архитектурный облик храма, построенного еще при Иване Грозном в честь взятия Казани, особенно раздражал Л.М.Кагановича, находящегося в фаворе после открытия метро, которому было присвоено его имя.
В 1936 году Каганович поставил вопрос в ЦК о сносе храма Василия Блаженного. Для того, чтобы убедить ЦК принять нужное ему решение, он заказал макет Красной площади, на котором Покровский собор снимался вместе с фундаментом, освобождая прямую перспективу на Москворецкий мост.
Для консультации по практическому решению вопросов взрыва очередного храма был приглашен известный ученый-историк, реставратор Петр Барановский. Придя на заседание и увидев, как Лазарь Моисеевич схватил за купола знаменитый храм и на макете образовалась огромная плешь, по которой счастливые советские демонстранты будут выходить напрямую к мосту, все присутствующие блаженно заулыбались. В эту решающую минуту цековского ритуала Петр Барановский упал на колени перед присутствующими с просьбой сохранить уникальный памятник истории России...
Его неожиданный выпад «спортил» настроение «богочеловекам». Они несколько смешались и ... отложили вопрос на доработку. А Барановского за «антипартийный выпад» репрессировали. В приступе большевистского вандализма уничтожались не только многие духовные, но и исторически знаменитые светские архитектурные памятники, например Красные ворота, Воскресенские, Ильинские, Варварские; Триумфальная арка, возведенная в честь победы над Наполеоном; Сухарева башня, уникальное для своего времени сооружение, располагавшее многими бесценными устройствами, документами и приспособлениями; наконец, Китайгородская стена.
Китай-город - это не только стена длиной в 2567 метров и высотой в 6 метров (при огромной толщине, почти четыре метра), с 14 глухими и проездными (с воротами) башнями. Это древняя часть города, построенная в 1538 году, еще до царствования Ивана Грозного. Здесь видна суть основания и все этапы развития Москвы на протяжении 400 лет, более ярко и последовательно, чем в Кремле.
Сперва здесь в основном строились монастыри (всего - четыре) и десятки храмов.
Большей частью дворов владело духовенство. Но вскоре духовные и культурные основы города перерастали в светские. Ручная перепись книг сменилась печатаньем книг, организацией Печатного двора, Славяно-греко-латинской академии, позже - Московского университета. Здесь билось сердце не только Москвы, но и всей России.
Арабы, армяне, татары и многие другие народы сходились на огромной площади, именуемой Торгом. Зародившееся здесь купечество быстро разрасталось, образуя рядом свой огромный район - Замоскворечье. В самом Китай-городе, как в Лондонском Сити, множились торговые ряды, лавки, подворья; конторы, банки... Оборот банков достигал миллиарда, оборот торговли составлял более двух миллиардов рублей. «Это центр, где особенно сильно бьется пульс хозяйственной жизни страны, это основа, создавшая и возвысившая Москву над другими городами», - подчеркивали летописцы, ученые-исследователи. И все это хозяйственно-экономическое и духовное развитие столицы оставило неповторимые памятники русской архитектуры. Фундаментальные, грандиозные Воскресенские (или Иверские) ворота обрамляли вход на рыночную площадь, получившую впоследствии название Красной. Врата Сретенские стояли на Никольской, Троицкие были обращены к Пушечному двору, Всесвятские - на Варварке, Козьмо-Дамианские - на Великой улице... (Все названия стрельниц-башен и храмов в честь святых: Николы, Варвары, Троицы, Козьмы и Дамиана.)
Появляются боярские палаты и княжеские дворцы Воротынских, Голицыных, Шереметевых. Не уступали им своей роскошью и причудливой русской архитектурой купеческие палаты Никитниковых, Светешниковых, Шориных... Из всего исторического и архитектурного богатства сохранились чудом лишь палаты бояр Романовых.
Как известно, все ворота Кремля, как и Китай-города, были богато украшены старинными чудотворными иконами. Весной 1918 года, тут же после въезда в Кремль правительства Ленина, началась крутая борьба против часовен и икон. В мае Ленин лично свалил в Кремле крест, поставленный на месте гибели Великого князя, убитого террористом Иваном Каляевым. На вопрос коменданта Кремля Павла Малькова (бывшего матроса) к Ленину, следует ли избавиться от икон, украшавших Кремлевские башни, соборы и часовни, Ленин ответил: «Правильно, совершенно правильно. Обязательно следует». (Из воспоминаний Малькова.)
Затем настала очередь Китай-города. Появилась газетная статья - установка к действию. «Китайгородскую стену надо снести!.. Мешающему нормальной жизни столицы каменному наследию средневековья, уродующему новое строительство... не должно быть места в столице». Начали с Ильинских ворот, что рядом со зданиями ЦК, МК и МГК партии.
Убрали все иконы вместе с воротами, часовнями и церквями, боярскими и купеческими хоромами.«.. .при большевиках, при власти Советов, старая грязная стена, волею пролетариев красной столицы сметена начисто!...» Таков был стиль: варварство и изуверство при уничтожении русской истории делались от имени пролетариата, русского народа, которому никогда не могло бы прийти в голову подобное преступление против своей истории.
Не уничтоженные церкви приспособлялись под склады и производственные предприятия. Например, в Москве в Столешниковом переулке церковь переоборудовали в фабрику Министерства культуры. Не щадили даже мемориальные памятники-храмы. В Ленинграде «Храм на крови» - неповторимое архитектурное сооружение - был приспособлен под овощной склад.
Победа на Гангуте, где в отчаянных боях со шведами был открыт выход российским кораблям к Балтийскому морю. О значении этой военной акции Петр I сказал: «Победа на Гангуте по значению равна победе под Полтавой». В честь этого великого события в истории России был сооружен мемориальный храм. Но и его закрыли. В нем оборудовали фабрику. От вибрации станков стены давали трещины и осадку. Памятник в честь победы Российского флота и в память погибших таял на глазах.
Шамординский женский монастырь постигла общая участь русских монастырей. Его земли и леса «национализировали», посрывали кресты, драгоценную утварь и оклады расхитили, иконы сожгли, переплавили колокола. В 1922 году монастырь был окончательно ликвидирован «как рассадник контрреволюции». Сестры приняли мученическую смерть: были расстреляны или погибли в советских лагерях и ссылках. Там, где прежде возносили молитвы, загрохотали машины: одно из зданий превратили в гараж. На долгие 70 лет на святом месте воцарилась мерзость запустения... Некогда величественный архитектурный ансамбль превратился в развалины. На развалинах процветал совхоз им. Дзержинского.
То же совершалось и с другими монастырями России. Одним из основных духовных центров страны была Оптина Пустынь, возродившая в России традиции старчества. Туда за духовными наставлениями и советом приезжали даже писатели и философы. Монастырь был закрыт по пресловутому декрету СНК за подписью Ленина от 10 (23) января 1918 года. До 1923 года монастырь именовался сельскохозяйственной артелью, затем закрыли артель, разграбили церковные ценности, изгнали монахов. Старшая братия во главе с Архимандритом Исаакием поселилась в одном из домов на окраине Козельска.
Осенью 1923 года начался разгром и закрытие местных церквей. С 1925 бесовский разгул большевиков усилился, началась новая волна разгрома оставшихся церквей.
В 1929 году новая волна большевистского вандализма ознаменовалась огромным количеством церковных погромов, разрушений и физической расправой над духовенством. Дошла очередь и до Свято-Данилова монастыря, первого монастыря Московского княжества, одного из великих памятников истории России. Основанный первым московским князем Даниилом, сыном Александра Невского, монастырь этот формировал и сохранил в своих стенах много веков дух величайшего подвижничества, образуя будущий центр могучей России.
В 1930 большевики закрыли обитель. Монастырь был разграблен, осквернен, могилы великих старцев сравняли с землей. Братию, жестоко избив, разогнали, многих отправили в лагеря, а высшее духовенство расстреляли. Расстрелян был и настоятель монастыря архиепископ Волоколамский Феодор (Поздеевский) - человек редкого ума, души и благочестия.
Хорошо помню, какую страшную, гнетущую картину представляли в последующие годы мрачные, грязные стены, полуразрушенные башни, колокольни заброшенных храмов. На территории монастыря одно время была колония для беспризорных, потом какие-то склады, мастерские, цеха... Перед глазами стоит одна из свалок отходов и мусора в углу монастырского двора, поднявшаяся почти до уровня стен. Тогда я подумал, что разобрать такую грандиозную помойку не удастся никогда... С начала перестройки величайшая святыня начала возрождаться и сегодня полностью восстановлена, сверкают белизной стены, башни, золотятся купола церквей. Однако знаменитое мемориальное кладбище восстановить не удалось. А там были похоронены великие сыны русского народа.
Драматическая участь постигла и знаменитый Кронштадтский собор - духовный оплот процветания и побед доблестного русского флота. В 1929 году новая власть большевиков закрыла собор, переименовав его в Дом культуры им. Горького. Тут же комсомольцы - воинствующие атеисты - сорвали с него многопудовый фигурный уникальной отделки крест. Он со скрипом и стоном сполз по обшивке купола и с глухим предсмертным вздохом тяжело ударился о камни подножия собора. Натравленная коммунистическими лозунгами флотская молодежь под руководством ветеранов-комиссаров, теперь именуемых чекистами, выломали и выбросили из собора все, что было под силу их худосочным возможностям. Стены покрылись кумачовыми полотнищами с призывами и обещаниями светлого коммунистического будущего. «Коммунизм - это молодость мира, и его создавать молодым». И комсомольцы стали разрушать, разорять и осквернять святыни своих предков.
Эти комсомольцы конца 20-х - начала 1930-х годов сейчас вряд ли живы. Однако их непреходящая заслуга в том, что они практически доказали лозунговую чушь: разрушая и оскверняя, ничего хорошего создать невозможно. А потому сломанные устои морали, чести, духовных ценностей, хотя и с трудом, пытается восстановить на развалинах большевистского модерна новая власть.
Начался XXI век. Все уцелевшие, к счастью, соборы, церкви, подворья, монастыри и часовни по президентскому указу должны были быть переданы обратно Патриархии. Однако и сегодня, в 2002 году, в историческом Кронштадтском соборе звучат дискотеки, непристойные песни, процветает культ бесовщины. Веками считалось флотоводство особо трудным и опасным занятием. Здесь упование на благословение Божие, как нигде, было всегда необходимо для духовной крепости и уверенности в благополучном возвращении в гавань. А может быть все-таки Кронштадтский собор - моральный оплот благочестия, великих духовных ценностей доблестного русского флота - дороже дискотек?!
С 1930 года сотни тысяч представителей духовенства опять были подвергнуты репрессиям: расстреляны, отправлены в лагеря, сосланы. В 1932 году был арестован и сослан архимандрит отец Исаакии, последний настоятель Оптинои Пустыни. В ссылке его снова арестовали, а 8 января 1938 расстреляли в Туле. В то время расстрелы стали повсеместным массовым явлением. Новые следы этих зверств ЧК-НКВД обнаруживаются и сегодня. Одно из таких массовых захоронений обнаружено на 162 километре Симферопольского шоссе. Что касается знаменитой обители Оптина Пустынь, она разрушалась долго. Можно сказать, окончательное разрушение произошло в 1943, когда здесь была размещена танковая дивизия маршала Рокоссовского. Знаменитая колокольня, звон которой был слышен на многие версты в округе, была снесена до фундамента. В этом месте было удобно въезжать и выезжать танкам, а уж внутри все было порушено основательно.
Наворотили много. Да и как не наворотить, если тотальное уничтожение духовных основ - чести, совести, порядочности, милосердия - продолжалось с маниакальной отчаянностью под руководством «самого человечного человека», вождя «мировой революции».
Ленин еще до 1917 года причислял служителей православной церкви к «подлому сословию, развращающему народ». С ноября 1917-го - после Октябрьского переворота - он, создавая новое коммунистическое общество, тут же начал с повсеместного закрытия монастырей, храмов, призыва к ограблению церквей и монастырей. Последовали призывы к «очищению» (так называл Ленин разграбление) «всех церквей и расстрел при этом максимального количества православных священнослужителей». С лета 1918 года Ленин беспрестанно призывал «провести беспощадный массовый террор». В призывах были не только расстрелы (за первые два года только в Петрограде было расстреляно 550 священников, а по стране - около 10 тысяч человек - от монахов до архиепископов), но и «вешать и уничтожать любыми способами». И чекисты старались, находя разнообразие в способах исполнения призывов вождя. Об этом свидетельствуют многочисленные документальные воспоминания.
«...Священнику Дмитриевскому, которого поставили на колени, сначала отрубили нос, потом уши и, наконец, голову... В городе Богодухове всех монахинь, не пожелавших уйти из монастыря, привели на кладбище к раскрытой могиле, отрезали им сосцы и живых побросали в яму, а сверху бросили старого монаха и, засыпая всех землей, кричали, что справляется монашеская свадьба». «Жестоким пыткам был подвергнут Пермский архиепископ Андроник. Ему вырезали щеки, выкололи глаза, обрезали нос и уши и в таком изувеченном виде водили по городу. Тобольский епископ Гермоген живым был привязан к колесу парохода и измочален лопастями».
Крупнейший современный ученый, историк и политолог А.Г.Латышев, нашедший огромное число документов, затем научно обработанных и опубликованных им, справедливо подчеркивает в одной из своих работ («Рассекреченный Ленин»), что «большевистская расправа над православной церковью превосходила по жестокости гонения на веру и верующих в первые века христианства».
Священник Никифоров-Волгин, будучи сам свидетелем происходящего и чудом оставшийся в живых, в своих воспоминаниях пишет:
«Одних выслали на Соловки, а иных с большими мучениями предпослали в вечное жилище.
Во время литургии у одного из священномученников вырвали из рук Чашу и расплескали по полу Кровь Христову, а священника вывели в рясах на площадь и в рясе же на фонарном столбе повесили. В селе Дубнах однокашника моего по семинарии, священноиерея Дмитрия штыками ослепили».
«Пастор Келлер скончался. За несколько минут до кончины он сказал последние свои слова на земле: «Слава Богу за все!..»
«Первым упал Епископ Платон, за ним Ксендз, третьим Отец Михаил. Он успел выкрикнуть:
- В руце Твои, Господи, предаю дух мой!..»
«Приехали мы в одно большое село. Там церковь, но заколоченная. Священника на костре, как борова опалили..., а потом горящую головню в хайло ему запихали...»
«В Астрахани Архиепископа Митрофана и его викария Епископа Леонтия живьем закопали в землю; в Свияжске епископа Амвросия привязали к хвосту бешеной лошади; в Белграде Курском Епископа Никодима убивали железными прутьями, тело же его бросили в сорную яму».
Все это делал не народ, а натравленные на него большевиками комиссары-чекисты, управлявшие пьяными вусмерть красноармейцами. Повсюду это выглядело так:
«Около собора днем и ночью толпится народ. Его разгоняют оружейными залпами. Народ ощеривается и выходит из себя.
Когда из собора выносили иконы и бросали их на мостовую, произошла рукопашная. Народ с криком набрасывался на кощунников. Вырывали у них иконы, а те, размахивая ручными гранатами, вопили :
«Ра-с-хо-дись! А то сейчас бабахнем!»
«Когда в соборе все было очищено, то там устроили пьянство с песнями и матерщиной».
«В другом месте «вызвали пулеметную команду, да по народу...Тра-та-та-та... За бунт и возмущение против власти!... Душ пятьдесят, не считая раненых... в расход вывели...»
Это все было хуже, чем нашествие Мамая и хана Батыя.
А народ по наивности искал правду и защиту: «Мы, Батюшка, в Москву идем!.. О Боге хлопотать!»
- Как так?
- Да так, чтобы, это, Бога нам разрешили и всякие гонения на Него воспретили... А то беда!
«Вся русская земля истосковалась по Благом Утешителе. Все устали. Все горем захлебнулись».
Поражает дух и воля тех, над кем совершались расправы в годы жестокой борьбы с церковью. Отец Дмитрий с 1921 по 1936 состоял благочинным церквей Солонянского района Днепропетровской области. Когда предложили прекратить существование храмов, отец Дмитрий ответил: «Мой долг не закрывать, а открывать храмы». Ему пригрозили: «Понимаете, чем для вас это кончится?» - «Это мне не страшно», - смиренно сказал батюшка, - «не бойтесь убивающий тело, души же не могущих убить».
Храмы закрыли. Отец Дмитрий служил, скрываясь, переходя из храма в храм. В 1941 его арестовали и осудили на десять лет. В одном из казахских лагерей он продолжал своеслужение: вел беседы с заключенными, крестил новообращенных, исповедовал, отпевал умерших. Он ежечасно рисковал жизнью, так как нарушал лагерный режим. Заключенный оберегали его, установив особую охрану.
После десяти лет лагерей, перед освобождением, чекист-следователь спросил отца Дмитрия: «Что собираетесь делать на воле?»
- Буду служить священником, как и служил.
- Ну, коль так, посиди еще.
И отца Дмитрия отправили в ссылку в Красноярский край, на полустанок Денежек возле Игарки.
Следует особо обратить внимание, что священники, творившие добрые дела, так необходимые людям, не только всячески преследовались, но и уничтожались самым изощренным способом. Особое внимание уделялось высшему духовенству.
В декабре 1937 года по решению «тройки» НКВД, после длительных мучительных допросов, на полигоне НКВД недалеко от поселка Бутово под Москвой был расстрелян епископ Аркадий (Остальский) и сброшен в общую могилу. В это же время происходили допросы архиепископа Фаддея (Успенского). «Тройка» приговорила его также к расстрелу. Высокопреосвященный Фаддей был казнен около часа ночи 31 декабря 1937 года. Владыку утопили в яме с нечистотами, а на третий день без гроба сбросили в неглубокую яму. Весной после Пасхи 1938 года православные раскрыли яму, переложили тело архиепископа в простой гроб и похоронили.
(26 октября 1993 года были обретены честные останки священномученика архиепископа Тверского Фаддея. 18-23 февраля 1997 года Архиерейский Собор русской православной церкви причислил священномученика к лику святых.)
Патриарх - значительная фигура в этом процессе. Святитель Тихон, в миру Василий Иванович Белавин, родился в 1865 году в семье священника деревни Клин Торопецкого уезда Псковской губернии. Уже с юных лет проявлял незаурядные способности. Закончил духовное училище, Псковскую семинарию и Петербургскую академию. В 1891 году принял постриг с именем святителя Тихона Задонского. Уже через год был возведен в сан архимандрита. Стал ректором семинарии в Казани, а в 1897 году в Александро-Невской Лавре состоялась его хиротония во епископа Люблинского, Викария Холмской епархии. В 1898 году епископ Тихон назначается на Алеутско-
Американскую кафедру в Сан-Франциско. Тут он приложил много труда для укоренения и распространения православия в Америке. При нем было сооружено много храмов и на Аляске, и в Канаде, и в Соединенных Штатах. Он принимал деятельное участие в переводе и издании богослужебных книг на английском языке. В 1905 году святитель Тихон возведен в сан архиепископа. Через два года он возвращается в Россию, служит в Ярославле. Объезжает епархию, совершает службы в приходских и монастырских храмах, привозит с собой в Москву мощи святых Виленских чудотворцев. В прифронтовой линии посещает госпитали, служит молебны, исповедует и причащает раненых, напутствует умирающих.
23 июня 1917 года Тихон был избран на Московскую епархиальную кафедру. Синод удостоил его сана митрополита. Собор избрал митрополита Тихона своим председателем и вскоре возвел на патриарший престол.
15 августа 1917 года, в праздник Успения Пресвятой Богородицы, в Успенском соборе Кремля над всей Москвой стоял непрестанный колокольный звон. Собор восстановил патриаршество (упраздненное царем Петром I, когда «рука нечестивого Петра смела Первосвятителя Российского с его векового места в Успенском соборе»). Поместный Собор Церкви Российской от Бога данной ему властью снова поставил Патриарха на его законное место.
После четырех ступеней голосования Собор избрал кандидатами на первосвятительный престол архиепископа Харьковского Антония, архиепископа Новгородского Арсения и митрополита Московского Тихона. Из трех кандидатов по жребию, который состоялся в храме Христа Спасителя 5 (18) ноября, был избран Патриархом митрополит Тихон.
Узнав о своем избрании на литургии в Троицком подворье, он выступил с большим посланием перед посольством Собора и прихожанами. В частности, хорошо понимая ответственность перед православным народом России, он сказал: «Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: «Плач и стон и горе... сколько и мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне Патриаршем служении, и особенно в настоящую тяжкую годину!.. Отныне на меня возлагается попечение о всех церквах Российских и предстоит умирание за них во вся дни! ... Но да будет воля Божия!.. избрания сего я не искал, и оно пришло помимо меня и даже помимо человеков, по жребию Божию». 4 декабря 1917 года в Успенском соборе Кремля состоялась интронизация Патриарха. Из Оружейной палаты был взят жезл святителя Петра, ряса священномученика Патриарха Гермогена, мантия, митра и клобук Патриарха Никона.
К этому времени произошел большевистский переворот. «Солдаты, охранявшие Кремль, вели себя развязно, смеялись, курили, сквернословили. Но когда Патриарх вышел из Кремля, эти же самые солдаты, скинув шапки, опустились на колени под благословение. Регулярная государственная армия стала называться добровольческой (А.И.Деникина), в то же время была проведена мобилизация в Красную армию для защиты новой власти большевиков.
И тут же началось противостояние действиям новой власти. В марте 1918 г. Патриарх призывает дать отпор кайзеровской Германии и осуждает подписание Брест-Литовского договора о перемирии с отдачей немцам огромной территории России. «Святая Православная Церковь, искони помогавшая русскому народу собирать и возвеличивать государство Русское, не может оставаться равнодушной при виде его гибели и разложения... Этот мир, подписанный (якобы) от имени русского народа, не ведет к братскому сожительству народов... В нем зародыш новых воин для всего человечества»..
Летом 1921 года начался голод. 19 февраля 1922 года Патриарх Тихон издал воззвание, в котором призвал церковно-приходские советы жертвовать драгоценные церковные украшения, если они только не имеют богослужебного употребления. И тут же 23 февраля ВЦИК за подписью Ленина издал хорошо всем известный декрет об изъятии церковных ценностей под предлогом, что церковные власти глухи к народному горю. Но на практике стало ясно, что декрет не преследовал целей помощи голодающим, а положил начало разграблению церквей, уничтожению священнослужителей и православной религии. Как теперь стало известно, за уничтожение церквей, священнослужителей и православной религии ратовал и Л.Д.Троцкий.
Начались изъятия, а точнее, разгром и грабежи церквей. Но голодающим не досталось ничего - все награбленное пошло на нужды партии большевиков.
В свое время нам говорили, что случилась засуха и неурожай и это вынудило Ленина пойти на крайнюю меру - изъятие церковных ценностей. Но, как выяснилось, голод был на руку большевикам: бескровно уничтожив сотни тысяч недовольных, да и с оставшимися в живых изможденными людьми было гораздо легче справиться, - он был только предлогом, чтобы оправдать в глазах людей эти бандитские действия. Тому свидетельство один из документов, написанный Лениным 19 марта 1922 года.
«Товарищу Молотову для членов Политбюро. Строго секретно. Просьба не в коем случае копии не снимать... ЛЕНИН
Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (а поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Нам во чтобы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько миллионов золотых рублей. А сделать это с успехом можно только теперь.
Все соображения указывают на то, что позже сделать это не удастся... ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который либо обеспечил бы нам сочувствие этих масс, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализацию этих масс... ЛЕНИН».
Тут же подверглись ограблению Страстной монастырь, храм Христа Спасителя, Александро-Невская лавра. Только из Новодевичьего монастыря «изъято 30 пудов. Главную ценность представляют две ризы, усыпанные бриллиантами. На одной только иконе оказалось 151 бриллиант, из которых 31 крупных... кроме того, на ризе были жемчужные нитки и много мелких бриллиантов. На другой иконе оказалось 73 бриллианта... 17 рубинов, 28 изумрудов, 22 жемчуга. Большую ценность... представляют венчики икон, почти сплошь усыпанные камнями... Таким образом, изъятые ценности Ново-Девичьего монастыря стоят в общей сложности около ста миллиардов» («Петроградская правда», 5 мая 1922г.). Из Исаакиевского собора вывезли ценности на двух грузовых машинах» («Петроградская правда», 22 мая).
Вот тут-то со своим оригинальным предложением выступил Нарком внешней торговли Леонид Борисович Красин, человек разносторонний - инженер, дипломат, экономист, не без способностей к авантюрным фантазиям. Он подал докладную записку Ленину (от 10 марта 1922 г.), в которой обосновал необходимость создания за границей синдиката по продаже драгоценностей, изъятых из русских храмов, церквей и монастырей.
Ленину понравился этот план, и он пишет Троцкому: «...т. Троцкий! Прочтите, пожалуйста, и верните мне. Не провести ли директивы о сем в политбюро? (сведения насчет числа «очищенных» церквей, надеюсь, заказали?). Привет! Ленин». В своем ответе Троцкий поддержал эту беспримерную предательскую акцию против русской православной веры, разработав ее практическую реализацию: «...Изъятие церковных ценностей будет произведено, примерно, к моменту партийного съезда. Если в Москве пройдет хорошо, то в провинции вопрос решится сам собою. Одновременно ведется подготовительная работа в Петрограде... Главная работа до сих пор шла по изъятию из упраздненных монастырей, музеев, хранилищ, и пр. В этом смысле добыча крупнейшая, а работа далеко еще не закончена. 12/111- 1922г. Ваш Троцкий».Если к этому добавить одновременное указание Ленина: «Чем большее число представителей... духовенства удастся нам расстрелять, тем лучше...», то пред нами предстает жесточайший и омерзительный грабеж и террор, беспрецендентный не только в рамках России.
О масштабах грабежей можно судить по первым скромным подсчетам: изъятия эти дали большевикам сумму, в 100 раз превышающую сумму годового бюджета страны.
В стране 20 миллионов страдали от страшного голода, а хлеб по постановлению Политбюро (от 7 декабря 1922 г.) отправляли за рубеж. «Признать государственно необходимым вывоз хлеба в размере до 50 миллионов пудов». Вывозились деньги, и не малые, через банковские конторы в Гельсингфорсе и Стокгольме.
Стоит остановиться и на том, что главной причиной голода была не засуха, которая только обострила ситуацию. Это был логический результат знаменитой «продразверстки», когда у крестьян отобрали не только весь хлеб, но и весь семенной фонд, якобы, на нужды пролетариата. Грабились храмы, музеи, банки, продавался отнимаемый у голодающих хлеб, а деньги шли на содержание все возрастающего штата ЧК, партаппарата, советских и правительственных органов. Но все же основная масса средств шла на то, чтобы удержаться у власти - на создание так называемых интернациональных гвардейских соединений,а попросту наемной армии, готовой за деньги выполнять любые приказы... Население России было против братоубийственной войны. По статистике, из Красной Армии ежемесячно дезертировало до 200 тысяч человек. (Всюду пропагандировалась ставшая широко известной частушка Демьяна Бедного «Как родная меня мать провожала», призванная приостановить этот процесс).
Срочно создавалась международная «Красная гвардия». Формирование этих интернациональных частей шло по указанию Ленина. Вот текст его телеграммы председателю Сибревкома от 13 января 1920 г.
«Формирование немецко-венгерской дивизии из стойких и дисциплинированных элементов крайне целесообразно. Если возможно, желательно создание кавалерийской немецко-венгерской армии, части, бригады, если нельзя - дивизии...».