ЛИКИ КРАСНОЙ ЧУМЫ. Вместо предисловия
Появление книги А. Мирека «здесь и сейчас» - в России 2004 года, на рубеже тысячелетий - представляется мне весьма симптоматичным. О злодеяниях большевизма сказано и написано уже предостаточно, глубоко и полно проанализированы причины воцарения коммунистической утопии на территории одной шестой части планеты. Документы из сверхсекретных некогда партийных архивов, солженицынский «Архипелаг», «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана, «Котлован» и «Челенгур» Андрея Платонова, шаламовские «Рассказы», «Большой террор» Роберта Конкверта, фундаментальные исторические и философско-политологические исследования М.Геллера, А.Некрича, М.Капустина, Д.Волкогонова, прозрения бывших западников марксистов-леваков А.Кестлера и Дж.Оруэла, множество журнальных и газетных публикаций - вся эта информационная буря обрушилась на нас в конце 80-х гг.
И что? Произошло так, как в Германии, когда немцы, узнав всю правду о преступлениях гитлеризма, в ужасе отшатнулись от нацистской идеологии, покаялись в невольном соучастии, равнодушии и неведении (нежелании ведать!) и сразу же сделали редких неонацистов маргиналами? Да нет! Последние десять лет мы имеем «красный» парламент, в 1996-м только чудом не получили коммуниста в президенты; коммунистические лидеры, «выражая чаяния масс», славословят Ленина, чтят память Сталина; труп большевистского вождя до сих пор не предан земле, покоится в мавзолее, словно ждет своего часа; среди толп, шатающихся с портретами лысого и усатого учителей-основателей, все чаще встречаются молодые лица. Многих людей страшат перемены, пугают реформы, непривычны социальное расслоение, отсутствие гарантированной работы, необходимость проявлять инициативу, побеждать в конкуренции. Происходит бегство от свободы с ее неизбежной спутницей - ответственностью. Такая ситуация в сочетании с амнезией - утратой памяти у старшего поколения - этой, увы, закономерностью общественной психологии, позволяющей утверждать, что история никого и ничему не учит, и историческим невежеством, отсутствием знаний у поколения молодого - создает благодатную почву для мифов о былом величии страны, порядке и справедливости при коммуно-советском режиме.
Конечно, радикально изменить положение может только успех основанных на либеральных ценностях реформ, но ведь он, этот успех, невозможен, если люди в плену у прошлого, а принудительная уравнительность и полицейский порядок заменяют желание демократии и свободы. Следовательно, социальная «рецептура» по необходимости должна включать в себя память об искалечившем судьбы и души нескольких поколений соотечественников большевистском тоталитаризме - страна не может позволить себе забыть об историческом тупике, в котором оказалась на долгих семь десятилетий.
Книга А.Мирека необычна: в ней свидетельства очевидца - пионера 20-х, комсомольца 30-х, коммуниста 50-х - сочетаются с социально-исторической диагностикой. Но автор - не профессиональный философ или правовед, он - музыкант, натура артистичная. Отпечатком своеобразия творческой индивидуальности автора отмечена вся книга. Как и в своих предыдущих литературных трудах («Записки заключенного» - М., 1989; «Тюремный реквием» - М., 1997), А.Мирек поражает уникальной, поистине феноменально цепкой памятью. Воспроизводимые им детали ярче высвечивают маразматичность, «зазеркальность» общественного бытия советских людей, чем специальные научные трактаты - чего стоят, например, концерты, посвященные годовщине смерти В.И.Ленина, с песнями, плясками, выступлениями юмористов и сатириков в сочетании с официальным ответом на робкое замечание, что смерть - не повод для веселья: «Народ надо приучать к имени великого вождя. Все идет правильно, по инструкции»; или празднование Антирождества, или запрет балета Чайковского «Щелкунчик» как «до безобразия антисоветского»...
Захват большевиками власти в октябре 1917г, ее удержание в годы гражданской войны и военного коммунизма, последующее правление при нэпе, сплошной коллективизации и не менее сплошной индустриализации А. Мирек живописует, обращаясь к фигурам революционеров первого ленинского призыва. Поразительно, но автор, в совершенстве владеющий всем богатством русского языка, описывает эту галерею исторических типажей с помощью уголовно-правовых терминов, а то и лагерного жаргона: убийцы, бандиты, грабители, политические террористы, изуверы, подельники, кореши, паханы. Похоже, автора самого смущают характеристики, какие выводит его летящее перо, и он вдогонку пытается наделить Ленина и его сподвижников положительными качествами, прибегает к сравнениям, - получается, что каждый впоследствии уничтоженный своими бывшими подельниками (пардон собратьями) оказывается чем-то лучше своих сменщиков: Ежов принципиальней Берии, Тухачевский профессиональней Ворошилова, Менжинский образованнее Ягоды, Троцкий идейней Сталина. Но, как это нередко бывает, в интуиции художника оказывается больше правды, чем в анализе историка. Анна Ахматова обычно парировала на рассуждения о том, что Сталин, несмотря на кровавые репрессии, был великий государственный деятель, фразой: «Это все равно, что сказать: да, этот человек был людоедом, но нельзя не признать, что он прекрасно играл на скрипке». Любые личностные отличия в стане большевиков не изменят общего качества. Политики, развязавшие гражданскую войну, растоптавшие права и свободы, устроившие террор против собственного народа, независимо от того, чем мотивировались их действия - идейностью или своекорыстием - палачи и изуверы. Коммунистическая власть держалась на двух опорах - насилии и лжи. Беспримерном, гигантских масштабов насилии и безмерной, чудовищной лжи. Мир вздрогнул от этого страшного социального открытия - эффективности завоевания и удержания власти в огромной стране путем перманентных террора и обмана. Вопреки известному афоризму, оказалось, что на штыках сидеть можно с помощью сотканной из лжи прокладки. Чуть позже этот опыт подхватит Гитлер и его команда.
Понятно, почему нынешние коммунистические вожди не взяли на вооружение формулировку, предложенную Юрием Карякиным: «Сталин и Берия имели большие заслуги перед государством, но они были палачами», - у палачей не может быть заслуг.
Не осудив со всей определенностью коммунистический режим от Ленина до Андропова - Черненко включительно как преступный, палаческий, не испытав очистительного воздействия собственного Нюрнберга, Россия упустила свой шанс - возможность покаяния, когда, по словам Петра Чаадаева, мы «вполне уразумеем пройденный нами путь, когда из наших уст помимо нашей воли вырвется признание во всех наших заблуждениях, во всех ошибках нашего прошлого, когда из недр исторгнется крик раскаяния и скорби, отзвук которого наполнит мир». И опять же как художник, А. Мирек постигает суть коммунизма через насаждаемую режимом антикультуру, видя в ней «принуждение к новому религиозному культу, основы которого замешаны на насилии, крови, беззаконии и произволе. Потому коммунизм даже как религия не может быть приемлем обществом».
Враги коммунизма не «эксплуататорские классы», не «буржуазное общество», не «старый мир» - враг коммунизма сам человек. Коммунистическая утопия не совместима с природой человека, потому у коммунизма человеческого лица не может быть никогда - в принципе.
Сложнее с другим итогом размышлений автора, что народы не виноваты: немецкий - в гитлеризме, русский - в сталинизме. Конечно, недопустимо подменять коллективной виной персональную ответственность каждого человека. Но нельзя не признать, что коммунистическая идея утвердилась в России не случайно - она опиралась на особенности общественной психологии, включающей в себя приоритет коллективизма, антисобственнический настрой, ксенофобию. Гитлеризм также взошел на таких чертах национального характера немцев, как обожествление иерархического порядка, культ дисциплины, чувство державного превосходства - «Германия превыше всего».
Конечно, у бесчеловечной системы были первые ученики - особо усердствовавшие садисты и изуверы. Но ведь счет жертв индустрии смерти шел не на десятки, не на сотни, даже не на тысячи - на миллионы. Страна превратилась в исправительно-трудовой лагерь, одну сплошную зону. Миллионы сидели, но миллионы сажали, охраняли. Вся эта огромная армия доносчиков, сексотов, оперативников, следователей, вохровцев состояла из простых советских людей с ничем не примечательными биографиями. Часто только случай определял - окажется человек среди жертв или среди палачей. Вирусом Красной чумы была поражена вся страна. А. Мирек описывает эту страшную эпидемию и, воспроизводя расхожий стереотип о невиновности, непричастности народа злу, содеянному преступным режимом, попадает в тиски противоречий.
Страшная, разлагающая сила коммунистической идеи в том, что она избавляет индивида от груза личной ответственности. Человек отчуждает свои не только честь и достоинство, но и ум, способность размышлять, самостоятельно принимать решение - государству, вождю, партии. Взамен от него требуется одно - слепая вера. Только осознание достоинства личности, приоритет прав человека поставят надежный заслон тоталитаризму. Не верить, но знать: контролировать государство и чиновничество, сделать власть открытой - единственный путь спасения от красной чумы. Коричневой тоже.