Декрет о способах помощи неимущим за счет имущества врагов революции

13 марта 1794 г.

(13 вантоза II года)

1.Все коммуны Республики составляют список проживающих в них неимущих патриотов с указанием их имен, возраста, профессии, количества и возраста их детей. Директории дистрикта в кратчайший срок направляют эти списки в Комитет общественного спасения.

2.По получении этих списков Комитет общественного спасения делает доклад о способах облегчения положения всех неимущих за счет имущих врагов революции, указанных в списке, составленном и опубликованном Комитетом общественной безопасности.

3.Соответственно этому Комитет общественной безопасности дает точное предписание всем наблюдательным комитетам Республики, чтобы они в срок, установленный для каждого дистрикта в соответствии с его удаленностью от центра, передали ему сведения с указанием имен и поведения всех лиц, арестованных после 1 мая 1789 г. Это относится и к тем, кто будет арестован после настоящего декрета.

Комментарии к документам.

Составители практикума сочли необходимым включить документы, не относящиеся к якобинской диктатуре, но позволяющие проследить как радикализацию политической мысли и политического устройства Франции в период революции, так и сохранение определенной преемственности на разных этапах революции. Поэтому анализ конституции 1793 г. целесообразно осуществлять в сравнении с Декларацией прав человека и гражданина, созданной в 1789 г. и Конституцией 1791 г.

Конституция 1793 г. была подготовлена Комитетом общественного спасения сразу после низвержения жирондистов и была крупным шагом вперед по сравнению с цензовой конституцией 1791 г. Новая Декларация прав человека и гражданина для конституции была написана М. Робеспьером. Она провозглашала не только равенство, свободу, безопасность, собственность, но и свободу мысли, печати, собраний, вероисповеданий, права на сопротивление угнетению и на восстание, на труд, образование, получение общественной помощи и т.д.

Гражданские права предоставлялись всем французам-мужчинам, достигшим 21 года, без имущественного или образовательного ценза (но требовалось проживать не менее 6 месяцев в определенной местности).

Конституционный акт, следовавший за Декларацией и в разработке которого приняли участие Дантон, Сен-Жюст, Кутон, М. Робеспьер и др., определял форму государственного устройства, организацию, компетенцию и взаимодействие законодательной, исполнительной и судебной властей, права и обязанности граждан, организацию вооруженных сил единой и неделимой республики, принципы ее внешней политики. Вполне понятно, что и в этой конституции говорилось о неприкосновенности частной собственности (хотя ранее М. Робеспьер и говорил об известных моральных обязательствах, налагаемых на собственность, но в конституции 1793 г. об этом нет никакого упоминания, хотя она порождала среди санкюлотов иллюзии о возможности сочетания интересов богатых и бедных (лишь Жак Ру открыто заявил, что народу мало лишь политических свобод и формального равенства перед законом, что вызвало резкие нападки на него, в том числе Робеспьера и Марата).

Конституция была почти единодушно одобрена, но как известно была отложена до победы над интервентами и мятежниками и фактически осталась на бумаге. Можно с достаточным основанием полагать, что большая часть Конвента и не стремилась к реализации провозглашенных в ней прав и свобод. К октябрю 1793 г. в основных чертах складывается система власти, получившая название якобинской диктатуры, хотя формально декрет об организации Временного правительства, который провозгласил высшим органом якобинской диктатуры Национальный Конвент, сочетавший законодательную и исполнительную власть, создавший из депутатов комитеты, осуществлявшие исполнительную власть и отправлявший своих депутатов в качестве комиссаров с чрезвычайными полномочиями в армию и департаменты, где складывалась неблагоприятная для Республики ситуация, появился только в декабре 1793 г.

Но декрет Конвента от 4 декабря 1793 г. был подготовлен целым рядом декретов, начиная с декрета о всеобщем ополчении от 23 августа 1793 г., которым впервые в новой истории Европы вводилась всеобщая воинская повинность; превращением сначала фактически, а потом и юридически в правительство Комитета общественного спасения при одновременной потере полномочий у Временного исполнительного Совета.

Значительную роль в ускорении процесса формирования якобинской диктатуры сыграли убийство Марата, мятежи в ряде районов Франции, ухудшающаяся обстановка на фронтах, а также стихийные выступления парижского плебса 4-5 сентября 1793 г. В октябре 1793 г. Конвент принял по докладу Сен-Жюста декрет, по которому конституция 1793 г. откладывалась до заключения мира, и в стране устанавливался «революционный порядок управления» (Сен-Жюст разъяснял, что правительство республики не должно считать себя связанным обязанностью соблюдать конституционные права и гарантии, а его главная задача — силой подавить врагов свободы). Так что закон 4 декабря только законодательно оформил режим якобинской диктатуры.

5 сентября 93 г. были приняты декреты о создании революционной армии для борьбы с продовольственным кризисом и спекуляцией и о реорганизации революционного трибунала. Как известно, еще 10 марта 1793 г. как отклик на события в Вандее был образован Чрезвычайный уголовный трибунал (как выразился при этом Дантон: «Будем страшными, чтобы избавить народ от необходимости быть страшным. Организуем трибунал...как наименьшее возможное зло»). Теперь же судопроизводство в трибунале упрощалось и ускорялось.

17 сентября появился печально знаменитый «Декрет о подозрительных», который определял, кто должен считаться подозрительным и какие меры должны приниматься против подозрительных — была подведена законодательная база под террор якобинской диктатуры.

И, наконец, 10 октября 1793 г. по докладу Сен-Жюста был принят разработанный на его основе декрет об установлении революционного правительства. Все существовавшие органы власти должны были быть подчинены надзору Комитета общественного спасения, по представлению которого Конвент стал назначать всех ответственных лиц — создавалась неограниченная власть, опиравшаяся не на закон, а на силу, широко прибегавшая к чрезвычайным методам не только для борьбы с действительными и мнимыми врагами революции, но и в реализации своей экономической, продовольственной, военной и т.п. политики. Теоретическое обоснование установленного порядка управления дал М. Робеспьер в своих докладах «О принципах революционного правительства» (25 декабря 93 г.) и «О принципах политической морали» (5 февраля 1794 г.). Разумеется, термин «диктатура» здесь не употребляется, но говорится о необходимости «революционного правительства», которое противопоставляется «конституционному правительству», что демлкратия может существовать только во время мира, а во время войны и революции приходится отказываться от всякой демократии, а главным оружием революционного правительства является террор.

Следует обратить внимание на то, что после подавления мятежей и разгрома интервентов, террор не только не прекратился, а стал более масштабным, отражая теперь в значительой мере противоречия внутри якобинского блока (расправа с эбертистами, затем с так называемыми «снисходительными» (см. обвинительный акт трибунала по делу эбертистов, декрет от 11 жерминаля 1794 г.). Особого осмысления требуют данные Грира о последствиях революционного террора, позволяющие дать ответ на вопрос, против кого был направлен террор якобинской диктатуры.

После падения Бастилии прокатилась волна крестьянских выступлений по всей Франции, получившая название «дней великого страха». Учредительное собрание вынуждено было заняться крестьянским вопросом. 4 («ночь чудес») - 11 августа оно декларирует отмену феодального строя, но при этом были сохранены так называемые «реальные» повинности крестьян, связанные с феодальными правами сеньоров, хотя целый ряд таких повинностей как баналитеты, право охоты феодала, право «»мертвой руки, церковная десятина и т.д. были действительно отменены. Крестьяне поняли решение 4-11 августа 1789 г. как полное освобождение и перестали выполнять все повинности в пользу сеньоров, в том числе ценз и шампар.

Поэтому следует внимательно прочитать закон 4-11 августа, который вводит в заблуждение фразой о полной отмене феодального строя и обратить внимание на деление повинностей на «личные» и «реальные» (последние сохранялись и подлежали в дальнейшем выкупу). Собрание откладывало решение аграрного вопроса до выработки конституции, хотя жалоба графа Бранспона свидетельствует, что крестьяне поняли первую фразу постановления Учредительного собрания от 4-11 августа буквально.

Весной 1790 г. прокатилась новая волна крестьянских восстаний. Чтобы успокоить крестьян Учредительное собрание декретом от 15 мая 1790 г. разрешило дробить продававшиеся с торгов церковные земли (перед этим 14 апреля 1790 г. был утвержден декрет о передаче всего национализированного имущества церкви в ведение местного самоуправления и началась его распродажа) и продавать их в рассрочку на 12 лет с уплатой лишь 13% стоимости земли в момент покупки. Вскоре, однако, этот закон был существенно ухудшен (вносить 20% и за 4.5 года). А в марте 1790 г. был принят закон о феодальных правах, который схранял деление крестьянских повинностей на «личные» и «реальные», но все же отменял права сеньоров на триаж — т.е. на выделение в свою пользу 1/3 общинных земель (часто гораздо больше); закон же от 15 марта — 3 мая, наконец, установил давно обещанный порядок выкупа сеньориальных прав. Их крестьяне должны были оплатить сразу, внеся сумму выкупных платежей, равную 20 (по другим данным 22) годовых платежей. Никакая рассрочка не предусматривалась.

После свержения монархии и в период подготовки к выборам в Национальный Конвент жирондисты, стремясь привлечь голоса крестьян провели через Законодательное собрание, фактически утратившее влияние, ряд декретов: 14 августа 1792 г. по предложению депутата Франсуа из Нефшато, видного агронома, был принят декрет о разделе всех общинных земель (но он не решал конкретно как и кем этот раздел будет осуществлен). По его же предложению собрание (которое еще 27 июля 1792 г. объявило эмигрантские земли конфискованными и подлежащими продаже) без прений декретировало продажу земель эминрантов мелкими участками от 2-х до 4-х арпанов за годовую ренту — как заявил Нефшато, чтобы бедные могли этим воспользоваться. Оба декрета были опубликованы и встречены крестьянами с восторгом. Но именно эти декреты и не были реализованы. Они были одобрены Собранием лишь в принципе. Первый (о разделе общинных земель) уже Конвент постановил вообще отложить. Текст декрета об эмигрантских землях был окончательно утвержден 2 сентября и был более благоприятен для богатых покупателей, ибо на торгах предпочтение отдавалось тому, кто предлагал большую сумму, а 11 ноября 1792 г. Конвент и вовсе приостановил продажу эмигрантских земель.

В то же время были сделаны и вполне реальные уступки крестьянам. 25 августа Собрание отменило без выкупа все феодальные права, не подтвержденные документами (т.е. документами, которые подтверждали, что условием первоначальной уступки сеньором земли крестьянам была обязанность последних выполнять определенные повинности в пользу сеньора — но таких документов у большинства сеньоров не было). 28 августа был окончательно ликвидирован триаж, а захваченные в течение последних 40 лет земли длжны были быть возвращены крестьянам. Декретом от 15 августа Собрание отменило все судебные дела, связанные с претензиями сеньоров к крестьянам, а 20 августа была установлена постепенность выкупа «реальных» повинностей.

Как отмечал В. Г. Ревуненков, все историки единодушно отмечали, что после августовских декретов 1792 г. число выкупных платежей резко упало, во многих местах сошла на нет и уплата повинностей.

Якобинцы, придя к власти, немедленно принялись за решение аграрного вопроса. Уже 3 июня 1793 г. Конвент обсудил план якобинцев по аграрному вопросу: 1) раздел эмигрантских имуществ и порядок их распродажи; 2) раздел общинных земель; 3) уничтожение феодализма.

Закон о продаже эмигрантских земель последовал в этот же день. В нем сохранились обычные торги, но предоствлялась рассрочка платежа на 10 лет и дробление продаваемой земли. Даже предусматривалось выделение (при наличии в данной местности эмигрантских земель и отсутствии общинных) неимущим крестьянам по 1 арлану земли. Впрочем, уже 13 сентября 1793 г. эта льгота неимущим была отменена и заменена выдачей определенной суммы для участия в торгах.

Декрет 10 июня предписывал раздел общинных земель поровну между членами общины (за исключением лесов, болот до их осушки и участков, предназначенных для общественных надобностей); 17 июля был принят декрет о немедленном и безвозмездном уничтожением сеньориальных прав, податей и всех прав феодалов – под названием “Закон о полной ликвидации феодализма”. Устанавливался 3-х месячный срок для сожжения всех феодальных документов.

Отнюдь не идеализируя земельные декреты якобинцев, следует все же отметить, что в значительной мере благодаря им, аграрный вопрос во Французской революции был решен в значительной мере в пользу крестьянства.

Война с европейскими государствами резко ухужшила экономическо положение Франции. Были нарушены многие традиционные торговые связи. Практически остановилось производство предметов роскоши и моды, огромных средств требовало содержание армии, безудержно росла инфляция. Крестьяне не хотели продавать зерно за обесценивающиеся бумажные деньги. Повсеместно происходят продовольственные волнения в городах.

Тем не менее 8 декабря 1792 г. Конвент единогласно принял закон о полной свободе хлебной торговли, в то время когда плебейские низы требовали установить твердые цены (максимальные) на продукты первой необходимости и борьбы со спекуляцией. Еще весной 1792 г. на этой почве возникло движение, которое получило от жирондистов презрительную кличку “бешеных” (Жак Ру, Жан Варле и др.).

Коммуна Парижа некоторое время продавала парижским булочникам муку по цене той, по какой сама ее закупала в департаментах. Когда деньги кончились, Коммуна постановила ввести чрезвычайный налог на богатых для поддержания прежней цены на хлеб, и Конвент вынужден был санкционировать эту меру.

4 мая 1793 г. якобинцы поддержали плебейские низы и несмотря на яростное сопротивление жирондистов провели через Конвент закон о 1-м максимуме (на зерно).

Позиция Конвента, с одной стороны, и плебейских низов, с другой отражены в декрете Нациоального Конвента от 8.121792 г., в речи и выступлении Жак Ру в Конвенте от 25 июня 1793 г., в петициях парижских секций и Сент-Антуанского предместья. Петиция 48 секций, автором которой был Жак Ру, была вызвана обострением продовольственного кризиса.

Петиция секции санкюлотов в Национальный Конвент от 2 сентября 1793 г. была подана уже в период якобинской диктатуры. Она требует не только максимума цен, но и “максимума богатства”, чтобы один человек мог владеть только одним таким максимумом.

Декрет Национального Конвента по продовольственному вопросу от 4 мая 1793 г. был принят после того, как в Конвент явилась Парижского департамента, потребовавшая установления максимума цен на хлеб, упразднения торговли зерном.

В этот же день Совет Коммуны постановил, что он будет находиться в состоянии революции, пока не будет обеспечено продовольствием население Парижа.

Декрет обязывал всех торговцев зерном и земледельцев делать заявки в муниципалитеты о имеющихся у них запасах зерна и муки. Их продажа разрешалась только на публичных рынках. За максимум цен на зерно принималась средняя цена, по которой зерно в данном округе продавалось с 1 января по 1 мая текущего года, а граждане, уличенные в продаже или покупке зерна и муки, выше максимума, наказывались конфискацией этих продуктов и штрафом, а лиц, уличенных в злостном укрытии зерна, карать смертью.

Следующий закон о продовольствии был принят 26 июля 1793 г.; закон достаточно половинчатый – он сохранял за торговцами право пускать свои товары в продажу по свободной рыночной цене, но предписывал наказывать смертной казнью тех, кто припрятывает товары первой необходимости.

И только 29 сентября 1793 г. якобинцы решились на закон о всеобщем максимуме (но расправились в то же время с “бешеными”). Правда, еще декретом от 11 сентября 93 г. вводились единые твердые цены на зерно, муку и фураж на всей территории республики.

Декрет от 29 сентября таксировал не только цены на предметы первой необходимости. Экономисты Конвента сочли необходимым установить максимум и на заработную плату. Формально, то казалось, что низы только выиграли: цены выросли по отношению к 1790 г. только на 1/3, а заработная плата на ½. Но достать товары по твердым ценам было крайне трудно, а заработная плата к осени 1793 г. фактически уже выросла более, чем на ½.

Однако не следует переоценивать готовность якобинцев удовлетворить уравнительные требования низов. Еще в марте 1793 г. именно якобинец Барер (под бурные аплодисменты Конвента) внес закон, который угрожал смертной казнью не только мятежникам, но и любому, кто предлагает передел имуществ, кто предложит аграрный закон, т.е. уравнительный раздел земли, либо какой-либо другой, ниспровергающий земельную, торговую или промышленную собственность.

Хотя, несомненно, прав А.В. Адо, когда утверждал, что ни одно правительство в это время не могло бы удержаться у власти, если бы время от времени не шло на уравнительные мероприятия. В споре о том, насколько были присущи якобинцам уравнительные тенденции особое место занимают вантозские декреты (см. декреты о секвестре имущества врагов революции и способах помощи неимущим за счет врагов революции).

VI. Чартистское движение.

Введение

В Англии в 30-е годы XIX в. произошла первая серьезная попытка создания самостоятельного рабочего движения со своей программой и требованиями, известного под именем чартизма.

То, что именно в Англии возникло такое движение, не представляется случайным. С одной стороны, именно в Англии раньше, чем в других странах, прошла промышленная революция. Известно, что на первых ее этапах бурное экономическое развитие не сопровождалось таким же улучшением условий жизни и труда рабочего класса, а, напротив, их положение резко ухудшилось. Завершение аграрного переворота в деревне, массовое разорение ремесла, гибель ручного производства и домашнего труда, наплыв спасающихся от голода ирландцев — все это создавало избыток рабочей силы, намного превышающий потребность в ней и позволяло осуществлять ее жестокую эксплуатацию. В то же время рабочий класс растет не только количественно, но и качественно. К середине XIX в. 48 % всех рабочих было занято в промышленности, и фабричные рабочие составляли значительную долю, хотя, конечно, формирование рабочего класса еще не завершилось.

С другой стороны, ко времени появления чартизма, английские рабочие накопили большой опыт борьбы; если начинали они с разрушения машин (движение луддитов), фабричных бунтов, поджогов и т.п., то уже в конце XVIII века возникают профессиональные союзы — тред-юнионы, и стачка становится мощным и эффективным средством борьбы с хозяевами. Тред-юнионы успешно преодолели период запретов (с 1800 по 1824 гг.), и тред-юнионы активно стремятся создать объединения в масштабе всей страны («Великий национальный тред-юнион» в 1834 г., который сразу был объявлен властью незаконным). Но английский рабочий класс накопил огромный опыт не только экономической, но и политической борьбы. Общераспространенным является мнение, которое отстаивали как сами чартисты, так и многие историки, о том, что чартистская хартия с ее знаменитыми 6 пунктами своим происхождением обязана широкому демократическому движению, которое еще с конца XVIII в. вело борьбу за парламентскую реформу. В этом движении активное участие принимали рабочие, в том числе такие известные в будущем чартисты, как Гетерингтон, Ловетт, О'Брайен и другие (особенно когда в 20-х гг. XIX в. борьбу за реформу на основе всеобщего избирательного права возглавили буржуазные радикалы, объединившиеся в крупные политические союзы: Бирмингамский политический союз (Т.Атвуд) и Столичный союз радикальных реформаторов (Генри Гент, Ричард Карлейль)). Тем большим было разочарование рабочих итогами этой борьбы — парламентской реформой 1832 г. - и особенное их возмущение вызвал новый закон о бедных 1834 г. Глубокие экономические и социальные сдвиги, вызванные промышленной революцией, нарастающая острота классовых столкновений не могла не воздействовать на сознание трудящихся масс и делало их весьма восприимчивым к разного рода социалистическим и коммунистическим идеям, получившим в это время в Англии широкое распространение (особенно после таких политических уроков как реформа 1832 г. и закон о бедных 1834 г.), прежде всего идей Р.Оуэна. Хотя игнорирование им движения за реформу привело к расколу оуэнистов, но тем не менее, именно группа радикалов - оуэнистов, втянутых в политическое движение пропагандой таких выдающихся буржуазных демократов как Коббен и Гент, выдвинула идею, что рабочие сами должны возглавить движение за всеобщее избирательное право. В 1830 г. будущие чартисты Ловетт, Гетерингтон и их единомышленники стали издавать первую рабочую газету «Защитник бедняка», в 1831 г. возник Национальный союз рабочих. Рабочим удалось выиграть борьбу за дешевую печать (в 1835 г. штемпельный сбор с газеты был снижен до 1 пенса вместо 4), и уже в 1836 г. возникла Лондонская ассоциация рабочих, основателями котрой выступили издатели газеты «Защитник бедняка» Ловетт, О’Брайен, Г.Гетерингтон, Дж.Гарни и др. Можно утверждать, что объективно условия для попытки организации самостоятельного рабочего движения были созданы как последствиями промышленной революции, так и реформой 1832 г., нанесшей сильнейший удар по идее единства «среднего класса» и рабочих в борьбе за демократические права и свободы. Не случайно, даже весьма умеренная Лондонская ассоциация рабочих отстаивала принцип независимости от всех буржуазных партий. Ловетт, даже когда отошел от движения, подчеркивал, что освобождение рабочего класса может быть достигнуто «лишь его собственными усилиями, его собственной самоотверженностью, его собственной организацией».

Как известно, самостоятельность чартизма отрицается значительной частью английской историографии, широко распространено утверждение (Маккоби, например), что это лишь этап в развитии буржуазного радикализма, распространившего свое влияние на этом этапе на значительную часть рабочих, или утверждение, что чартизм не имел никакого политического содержания, а был порожден лишь тяжелыми бытовыми условиями жизни рабочего класса, и с их улучшением исчезла почва для чартизма.

Советские историки, напротив, опираясь на высказывания Маркса, Энгельса, Ленина всячески подчеркивали, что чартизм был самостоятельным, политически организованным движением рабочего класса (порою явно преувеличивая уровень сознательных устремлений английских рабочих в эпоху чартизма). Основная масса советских работ по чартизму приходится на период с конца 50-х до начала 70-х гг. XX в. Несмотря на общую марксистскую методологию этих работ (Кунина, Ерофеев, Рожков, Резников и др.), это не исключило острейшую полемику по целому ряду проблем чартистского движения, начиная от его периодизации и до вопроса, являлась ли Национальная чартистская ассоциация, созданная в 1840 г. партией рабочего класса, что считать кульминацией чартистского движения и т.д.

Современная российская историография к чартизму практически не обращалась.

Лондонская ассоциация рабочих была первой, но не единственной чартистской организацией. Ей, однако, принадлежит заслуга выработки Хартии, опубликованной 8 мая 1838 г. и сразу ставшей главным программным документом чартистов. По выражению чартиста Гаммеджа: «Бедняки смотрели на Хартию как на путеводную звезду к светлому будущему».

Предполагалось, что реализация Хартии будет достигнута мирным путем, прежде всего, подачей петиций в парламент с требованием утвердить Хартию законом страны, и трижды чартисты представляли петиции в парламент (1839 г., 1842 г., 1848 г.), собирая под ними миллионы подписей.

Несмотря на декларирование самостоятельности чартистов от любой буржуазной партии, на первом этапе под знаменем Хартии объединились самые различные слои населения, и даже первая петиция составлялась совместно чартистами и буржуазными радикалами, что наложило отпечаток на ее содержание. Это вовсе не было случайным как для чартистов, так и для буржуазных радикалов, как не была случайной и острая полемика среди чартистов о путях и методах борьбы за Хартию.

В 1840 г. была учреждена Национальная чартистская ассоциация, в чартизме усиливается пролетарская струя, он отходит от буржуазных радикалов, что можно увидеть при анализе второй петиции 1842 г. Рост влияния чартизма, численности его сторонников побудил правящие круги пойти на определенные уступки: было положено начало фабричному законодательству, отменены хлебные законы (1846 г.), введен 10-часовой рабочий день (1847 г.), что уничтожало в значительной мере почву для массового недовольства.

Поражение чартистов в 1848 г. (третий подъем чартизма проходил уже в иных условиях – в Европе вспыхнули революции) не только способствовало его упадку как формы рабочего движения, но и побудило фабрикантов вернуть утраченные в ходе правительственных уступок позиции (так называемый бунт капиталистов против фабричного законодательства 1849 – 1852 гг.), что вызвало на некоторое время новое оживление чартизма, которое оказалось кратковременным, и к середине 50-х гг. чартизм практически сходит с политической арены.

Характеризуя чартизм, следует иметь в виду, что он имел не только определенные политические цели, но и, может быть, менее определенную, социальную сущность, которая нашла отражение в известных чартистских лозунгах: «Хартия и кое-что больше», и «Хартия – наше средство, социальное благоденствие – наша цель» (как говорил популярный в это время священник Стивенс: «Всеобщее избирательное право есть, в конечном счете, вопрос ножа и вилки, вопрос о хлебе и сыре»), хотя следует признать, что в понимании социальных целей и в представлениях о них разногласия среди чартистов были гораздо большими, чем в вопросе борьбы за 6 пунктов Хартии.

Помимо Лондонской ассоциации рабочих возник почти одновременно с ней Большой Северный Союз во главе с Фергюсом О’Коннором; в 1837 г. из Лондонской ассоциации выделилась Демократическая ассоциация, во главе Д.Гарни, который говорил, что «Есть лишь один способ добиться Хартии. Этот способ - восстание» в середине 40-х годов возник «Союз братских демократов» (во главе с Э.Джонсом), просуществовавший до 1854 г. Эти организации были весьма различны по численности, социальной базе, идеям, которые они отстаивали и т.д., но все они внесли свой вклад в чартистское движение.