Что должна дать постановка задач неуничтожимости
Цивилизации и космической экспансии живущим
поколениям людей:
Ø Снижение рисков войны – ничто так не подрывает потенциалы неуничтожимости цивилизации, как войны. Ресурсы ВПК должны переориентироваться на решение задач и создание потенциалов космической экспансии и колонизации Космоса.
Ø Обосновывается важность повышения уровня жизни людей – поскольку только высокий уровень жизни дает возможность максимально большому количеству людей осваивать новейшие технологии, проявлять с их помощью свои таланты и участвовать в создании еще более новых и совершенных технологий. Власти все в большей степени будут понимать, что конкурентоспособность наций в решающей степени зависит от уровня жизни людей, и что социальные программы – это не пустая трата денег, а закладывание фундамента и важное условие процветания и конкурентоспособности наций.
Ø Придание нового смысла человеческой жизни. Более ответственное отношение людей к своей и чужим жизням, повышение этических стандартов человеческих отношений и, как следствие, снижение преступности и террористической активности.
Ø Важнейшее идеологическое обоснование для преодоления конфликтов, единения наций и цивилизации в целом.
Ø Новые жизненные пространства.
Ø Новые источники сырья.
Ø Новые сферы занятости и рабочие места.
Ø Новые рынки.
Литература
1. Лефевр В. А. Космический субъект. – М: Когито-Центр, 2005, 220 с.
2. Назаретян А. П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. 2-е изд. – М.: Мир, 2004. – 367 с.
3. Хван М. П. Неистовая Вселенная: от Большого взрыва до ускоренного расширения, от кварков до суперструн. М. УРСС, 2006, 408 с.
4. Narlikar Jayant "Violent Phenomena in the Universe", Oxford UP, 1984, 246 р.
Робин Хансен. Катастрофа, социальный коллапс и человеческое вымирание
Робин Хансен, департамент экономики Университета
Джорджа Мэсона.
Catastrophe, Social Collapse, and Human Extinction
Robin Hanson_
Department of Economics
George Mason University†
August 2007
http://hanson.gmu.edu/collapse.pdf
опубликовано в сборнике “Global catastrophic risks” , 2008
Люди постепенно создавали более продуктивные общества путём приобретения различных видов капитала и тщательного согласования их друг с другом. Поскольку потрясения могут навредить этому тщательному соответствию, большие потрясения могут привести к социальному коллапсу, то есть к сокращению продуктивности, непропорциональному исходному потрясению. Для многих типов катастроф тяжесть их, судя по всему, распределена согласно степенному закону. Для некоторых типов событий, таких как войны и землетрясения, наибольший ожидаемый ущерб предполагается в случае экстремальных событий, в результате которых погибнет большая часть населения Земли. Так что если мы собираемся беспокоится о войне или землетрясениях, мы должны в первую очередь беспокоится о крайних случаях. Если отдельные люди незначительно отличаются в своей сопротивляемости к таким разрушающим воздействиям, то тогда события, немного более сильные, чем экстремальные, приведут к гибели человечества, и единственной нашей надеждой было бы предотвратить такие события. Если же люди значительно различаются в своей сопротивляемости к таким событиям, то тогда имеет смысл увеличить степень разнообразия в этой степени сопротивляемости, например, посредством создания специальных заповедников, начиная с которых немногие уцелевшие люди могли бы воссоздать общество.
Введение
«Современное общество подобно велосипедисту, а экономический рост соответствует движущему моменту, который заставляет колёса продолжать вращаться. Пока колёса велосипеда вращаются быстро, он представляет собой очень стабильное транспортное средство. Но, как утверждает Фридман, когда колёса останавливаются – даже как результат экономической стагнации, а не депрессии, – то политическая стабильность, индивидуальная свобода и социальная толерантность оказываются под большой угрозой, даже если абсолютный уровень материального процветания остаётся высоким». (DeLong, 2006)
Основная причина, заставляющая быть аккуратным, когда вы поднимаетесь по лестничному пролёту, это не риск того, что вы оступитесь и соскользнёте на одну ступеньку назад, а скорее то, что, соскользнув на одну ступеньку, вы соскользнёте затем на следующую, и так пока вы не пролетите десяток ступеней и не сломаете шею. Таким же образом мы опасаемся относительно того типа катастроф, о которых говорится в этой книге («Global catastrophic risks», 2008) не по причине их ужасных прямых эффектов, но потому что они могут привести к ещё более повреждающему коллапсу нашей экономической и социальной системы.
В этой главе я рассматриваю природу общества, природу социального коллапса, распределение катастроф, которые могут вызвать социальный коллапс, и возможные стратегии ограничения масштаба и вреда от такого коллапса.
Что такое общество
Перед тем, как мы выясним, как рушится общество, мы должны выяснить, как общество функционирует и растёт. Люди гораздо более многочисленны, способны и богаты, чем наши дальние предки. Как это возможно? Один ответ состоит в том, что сейчас мы обладаем большим количеством всех видов капитала, но сам по себе этот ответ говорит нам мало; в конце концов «капитал» – это всё, что помогает нам производить и достигать большего. Мы можем это лучше понять, рассмотрев разные виды капитала, которые мы имеем.
Во-первых, мы имеем природный капитал, такой как почвы для земледелия, руды для добычи, деревья для лесозаготовок, вода для питья, животные для доместикации и так далее. Во-вторых, мы имеем физический капитал, такой как очищенная земля для земледелия, ирригационные каналы, дома для жизни в них, инструменты для использования, машины для езды и т. д. В-третьих, у нас есть человеческий капитал, такой как здоровые руки для работы, навыки, которые мы обрели с практикой, полезные технологии, которые мы открыли, и абстрактные принципы, которые помогают нам думать.
В четвёртых мы имеем социальный капитал, то есть способы, которые группы людей находят, чтобы координировать свою активность. Например, домохозяйства распределяют домашние обязанности, фирмы определяют задачи для сотрудников, сети фирм определяют поставки друг другу, города и нации организуются, чтобы осуществлять разные виды деятельности в разных местах, культуры организуют наши ожидания относительно того, как мы относимся друг к другу, закон организует наши объединения для урегулирования малых разногласий, и правительства координирует наши самые большие разногласия.
Есть несколько важных вещей, которые надо понять относительно всех этих видов капитала. Во-первых, ценность почти каждого из этих видов капитала значительно зависит от того, какие другие виды капитала находятся рядом. Изгородь может быть очень полезной в прериях, но бесполезной в джунглях, в то время как навыки ядерного инженера могут стоит миллионы в богатой стране, но ничего не стоит в бедной. Продуктивность чернорабочего значительно зависит от того, сколько ещё таких рабочих доступно.
Во-вторых, масштаб имеет большое значение. Чем больше людей в стране или городе, тем больше каждый из них может сузить свою специализацию и получить от этого выгоду. Особые продукты и услуги, которые просто невозможны в маленьком обществе, могут процветать в большом. Так что всё, что позволяет людям жить более плотно, или позволяет им общаться или путешествовать легче, может создать большие преимущества за счёт увеличения эффективной социальной шкалы. В-третьих, координация и баланс капитала очень важны. Например, места с низким социальным капиталом могут оставаться бедными, даже если снаружи к ним поступает огромное количество ресурсов и обучения, в то время как места с высоким социальным капиталом могут быстро восстановиться от войн, которые разрушили их природный, физический и человеческий капитал.
Рост общества
Противоположностью коллапса является рост. В течении истории мы наблюдаем драматический рост большинства, хотя и не всех видов капитала. Как это может быть?
В течении последних десятилетий экономисты узнали много о том, как общество растёт (Barro & Sala-I-Martin, 2003; Jones, 2002; Aghion & Howitt, 1998). Хотя значительная доля неясности остаётся, часть вещей стала понятна. Социальный капитал является критически важным; богатые места могут расти, тогда как бедные беднеют. Также критически важными являются масштаб и окружающая социальная активность; каждый из нас в целом значительно выигрывает от других видов продуктивной активности неподалёку.
Другим важным моментом является то, что лучшие «технологии», то есть лучшая техника и координация, в большей мере способствуют росту, чем природный или физический капитал. Лучшие технологии позволяют нам создавать и поддерживать больше природного и физического капитала, что является более сильным эффектом, чем способность природного и физического капитала порождать лучшие технологии (Grubler, 1998).
Чтобы завершить нашу ментальную картину, давайте быстро рассмотрим историю роста (Hanson, 2000), начиная с животных. Все виды животных имеют капитал в форме совокупности здоровых особей и тщательно отобранной генетической конструкции. Индивидуальное животное может также иметь капитал в виде берлоги, защищаемой территории и опыта в своей области. Социальные животные, как муравьи, имеют капитал также в форме стабильных организованных групп. В течение миллионов лет генетическая конструкция животных постепенно приобретала новые возможности. Например, в течение последнего полумиллиарда лет размер крупнейших мозгов удваивался примерно каждые 35 млн. лет. Примерно два миллиона лет назад приматы обрели комбинацию большого социального ума, и рук, которые могут обращаться с инструментами, а также рта, который может произносить слова; эта комбинация позволила инструментам, технике и культуре стать мощными формами капитала.
В начале человеческий вид имел примерно 10 000 членов, что, по некоторым оценкам, является минимально необходимым для функционирования вида с половым размножением. По мере того, как охотники собиратели постепенно аккумулировали больше видов инструментов, одежды и навыков, они обрели способность жить в большем количестве мест, и их число удваивалось каждые четверть миллиона лет.
В конце концов, около 10 000 лет назад люди в некоторых местах достигли достаточного объёма знаний о том, как ухаживать за местными растениями и животными, чтобы перестать кочевать и начали жить на одном месте. Некочующие фермеры могут вкладываться с большей выгодой в физический капитал, такой как очищенная земля, ирригационные каналы, здания и т. д.
Увеличение плотности населения, обеспечиваемое земледелием, позволило нашим предкам взаимодействовать и координироваться с большим количеством людей. В то время как охотник-собиратель мог встретить за свою жизнь не более нескольких сот человек, фермер мог встретить и торговать с тысячами. Вскоре, однако, преимущества земледелия в смысле масштаба и физического каптала достигли уровня убывающей отдачи от вложений, поскольку полная продуктивность региона была ограничена площадью земли и доступными для выращивания растениями и животными. Рост в те времена был ограничен в значительной мере скоростью, с какой люди могли доместифицировать животных и растения, что позволяло колонизировать новые земли. Поскольку фермеры больше общались, они могли быстрее распространять такие инновации, чем охотники-собиратели; в результате популяция фермеров удваивалась каждую тысячу лет. Несколько сот лет назад непрерывный рост эффективности земледелия и плотности населения в конце концов позволил людям настолько специализироваться, чтобы поддерживать индустриальное общество. Специализированные машины, фабрики и новые формы социальной координации привели к огромному росту продуктивности. Уменьшающаяся отдача от вложений, однако, быстро возникла в отношении веса машин, которую мы производим. Мы по прежнему производим такую же массу изделий в расчете на человека, как и двести лет назад. Современные машины гораздо более продуктивны, однако, благодаря улучшающимся технологиям. Сеть коммуникаций между специалистами в отдельных технологиях позволила быстро расти инновациям; в течение индустриальной эры мировой продукт (ценность изделий и сервисов, которые мы производим) удваивалась каждый 15 лет. Таким образом, в нашей истории наблюдается четыре периода роста: животные с увеличивающимися мозгами, люди охотники-собиратели со всё большим количеством инструментов и уровнем культуры, которые позволяли им занимать больше экологических ниш, люди-фермеры, доместифицирующие всё больше видов животных, растений и типов земли, и человеческая индустрия, улучшающая технологии и социальный капитал. В течение каждого следующего периода рост был примерно в сто раз больше, чем до того, и продукция вырастала примерно в двести раз. Хотя конечно интересно, могут ли ещё большие темпы роста появится в будущем, в этой главе мы обратим внимание на противоположную сторону роста: коллапс.
Социальный коллапс
Продуктивность общества постоянно колеблется, реагируя на различные изменения, такие как изменения в погоде, технологии или политике. Большинство таких возмущений являются малыми, и вызывают только небольшие социальные изменения, но немногие крупнейшие возмущения могут привести к большим социальным изменениям. В истории есть по крайней несколько примеров того, как социальная продуктивность быстро падала в достаточно большой степени. Например, были знаменитые и драматические падения, в числе которых античная Шумерия, Римская империя и народ Пуэбло. Столетие с низким уровнем дождей, вызвавшее три засухи, судя по всему, заставило Майя покинуть свои города и привело к драматическому снижению их популяции, хотя, вероятно, майя имели большой опыт в борьбе с засухами и в ирригации (?; Haug, Gnther, Peterson, Sigman, Hughen, & Aeschlimann, 2003). Некоторые объясняли эти исторические эпизоды коллапса внутренней тенденцией обществ перерасходывать ресурсы своей экологической ниши (Diamond, 2005), или создавать слишком тяжёлые общественные надстройки (Tainter, 1988). Другие исследования, однако, показывают, что наиболее известные древние коллапсы были вызваны радикальными климатическими изменениями (Weiss & Bradley, 2001; deMenocal, 2001). Размер социального разрушения, однако, часто выглядит непропорционально большим по отношению к внешнему воздействию. Точно также в недавние годы относительно небольшие внешние воздействия часто приводили к гораздо большим уменьшениям экономического роста (Rodrik, 1999). Эта непропорциональная реакция вызывает значительную озабоченность – что же вызывает её? Одно очевидной объяснение состоит в том, что сложная координация, которая делает сообщество более продуктивным, делает его также более уязвимым к возмущениям. Например, продуктивность нашего общества зависит от непрерывной поставки результатов работы большого количества специализированных систем, таких как электричество, вода, еда, тепло, транспорт, коммуникации, медицина, оборона, обучение и канализация. Поломка одной из этих систем на длительный промежуток времени может привести к разрушению всей системы. И поскольку различные географические регионы часто специализируются на поставках различных компонентов, разрушение одного региона может иметь непропорционально большой эффект на всё общество. Нарушения в работе транспорта могут также уменьшить преимущества масштаба, которыми пользуются общества. Виды капитала, тщательно сбалансированные в норме, могут разбалансироваться в ходе кризиса. Например, ураган может внезапно увеличить ценность газа, древесины и чистой воды по отношению к другим товарам. Внезапное изменение относительной ценности различных видов капитала производит неравенство, то есть больших победителей и проигравших, и зависть, то есть ощущение, что выгоды победителя незаслуженны. Такая зависть может провоцировать воровство и препятствовать функционированию обычных социальных институтов; вспомните распространённое сопротивление росту рыночных цен на газ и воду в периоды кризиса.
Проблемы «конца игры» могут также ослабить ценность репутации в суровых ситуациях. Значительная доля социальной координации и кооперации в наши дни возможна, потому что впереди простирается большое будущее. Мы пренебрегаем непосредственными личными выгодами сейчас – из страха, что другие могут позже узнать о таких действиях и избегать с нами связываться. Для большинства из нас кратковременные выгоды «предательства» кажутся маленькими в сравнении с долговременной выгодой социальной «кооперации». Но в случае глубокого кризиса преимущества предательства могут вырасти до громадных размеров. Так что тут будет не только больше личных соблазнов, но и ожидание таких соблазнов приведёт к уменьшению социальной кооперации. Например, судья, который обычно не берёт взятки, может так поступить, когда его жизнь в опасности, что даёт другим ожидание, что они могут скрыться с кражей, что ведёт к тому, что третьи будут избегать делать такие инвестиции, которые могут быть украдены, и так далее. Также люди могут быть не склонны доверять банкам и даже печатным деньгам, что приведёт к нефункциональности этих институтов. Такие множественные эффекты социального коллапса могут привести к тому, что социальные элиты попытаются обмануть остальных о масштабах любых надвигающихся разрушений. В результате индивиды будут в больше мере полагаться на свои собственные силы, что приведёт к меньшей социальной координации при борьбе с напастями.
Различные пути социального коллапса в значительной мере зависят от типа начального возмущения и от типа общества. Вместо того, чтобы обсуждать это в подробностях, посмотрим, как далеко мы можем продвинутся в общих рассуждениях о социальном коллапсе, вызванном значительными социальными потрясениями.
Распределение катастроф
Во-первых, рассмотрим некоторые общие черты тех событий, которые могут вызвать значительные социальные крахи. Мы имеем в виду такие события, как землетрясения, ураганы, эпидемии, войны, революции и т. д. Каждое из таких катастрофических событий может быть описано по степени его разрушительности, которая может быть определена в терминах энергетического выделения, количества смертей и так далее. Для большого количества типов катастроф, распределение разрушительности события следует степенному закону в большой области значений разрушительности. То есть шанс того, что в течение небольшого временного интервала некто увидит событие с разрушительностью S, которая больше, чем порог s даётся формулой:
P(S > s) = ks-a (1)
Где k – константа, и а – это степень для этого типа катастроф.
При этом мы должны иметь в виду, что эти степени а могут быть известны только относительно шкал, установленных по известным данным, и многие спорят о том, насколько широко такие степенные законы могут приниматься (Bilham, 2004), и являются ли степенные законы наилучшим представлением, например, по сравнению с логнормальным распределением (Clauset, Shalizi, & Newman, 2007a).
Рассмотрение этих споров находится за пределами предмета этой главы. Вместо этого мы рассмотрим катастрофы, распределённые по степенному закону, как условный вариант для анализа. Наши выводы будут применимы к тем типам катастроф, которые продолжают быть распределёнными по степенному закону вплоть до случаев с очень большой жестокостью. В сравнении с этим условным случаем мы должны беспокоится меньше о тех типах катастроф, в которых частота очень больших событий находится ниже степенного закона, и больше – о тех типах катастроф, частота которых выше.
Чем больше степень а,тем меньше больших катастроф происходит по отношению к малым катастрофам. Например, если они распределены по степенному закону, то автомобильные аварии буду иметь высокий показатель степени, поскольку большинство аварий включает в себя только 1 или 2 машины, и только очень немногие инциденты включают в себя сто и более машин. Смерть от взрыва сверхновой будет иметь очень маленький показатель степени; если кто-то один на Земле погибнет от взрыва сверхновой, то, весьма вероятно, очень многие также будут убиты. Катастрофы с показателем степени, равным 1, находятся как раз посередине, и в них важны как малые, так и большие катастрофы. Например, энергия землетрясений, падение астероидов и тихоокеанские ураганы все, судя по всему, распределены с показателем степени равным 1. (Christensen, Danon, Scanlon, & Bak, 2002; Lay & Wallace, 1995; Morrison, Harris, Sommer, Chapman, & Carusi, 2003; Sanders, 2005). (Площадь поверхности, подверженная действию землетрясения, также распределена с показателем степени равным 1. (Turcotte, 1999).) Это означает, что для любой данной энергии землетрясений E и для любого промежутка времени, количество энергии, выделяемое в диапазоне от E до 2E, будет равно энергии в диапазоне от E/2 до E. Хотя во второй группе должно быть в два раза больше событий, каждое из событий будет выделать в половину меньше энергии.
Катастрофы с высоким показателем степени не имеют большого значения для социального коллапса, так как они имеют небольшие шансы оказаться масштабными. Например, исходя из опубликованных данных, мы можем оставить в стороне штормовой ветер (степень энергии 12), и беспокоится только о наводнениях, торнадо и террористических атаках (степени смертей 1,35, 1,4 и 1,4). Но должны ли мы быть ещё больше беспокоится о катастрофах с меньшими показателями степени, таких как лесные пожары (степень площади 0.66), ураганы (степень потерь в долларах 0,98, степень смертей 0,58), землетрясения (степень энергии 1, степень потерь в долларах и смертей 0.41), войн (степень смертей 0.41) и эпидемий (степень смертей 0.26 для захлёбывающегося кашля и кори) (Barton & Nishenko, 1997; Cederman, 2003; Turcotte, 1999; Sanders, 2005; Watts, Muhamad, Medina, & Dodds, 2005; Clauset, Young, & Gleditsch, 2007b; Rhodes, Jensen, & Anderson, 1997; Nishenko & Barton, 1995). Отметим, что степень энергии обычно выше, чем степень экономических потерь, которая в свою очередь обычно выше степени смертей. Это означает, что в сравнении с социальными потерями, вызванными небольшими воздействиями, социальные потери, вызванные большими потрясениями выглядят непропорционально большими, и этот эффект особенно силен в отношении катастроф, которые угрожают жизням, а не собственности. Это может (но не обязательно) отражать непропорциональный социальный коллапс, который вызывают крупные катастрофы.
Для тех типов катастроф, где ущерб распределён с показателем степени, меньшим единицы, если мы желаем тратить время и усилия на предотвращение и реагирование на малые события, которые причиняют вред только небольшому количеству людей, то мы тогда должны также желать потратить гораздо больше усилий на предотвращение и на реагирование на очень большие события, которые могут повредить значительной части человеческой популяции. Это связано с тем, что хотя большие события являются менее вероятными, огромный ущерб от них перевешивает их редкость. Если наше описание через степенной закон не является заблуждением, то в терминах ожидаемого количества смертей большинство смертей от войн, землетрясений, ураганов и эпидемий происходят от крупнейших событий этих типов, в которых гибнет значительная доля земной популяции. И эти смерти вероятно в непропорциональной степени вызваны социальным коллапсом, а не прямым воздействием краха.
Глобальные риски
Насколько мы должны беспокоится о ещё больших катастрофах, вызванных разрушениями в несколько раз более сильными, чем те, что могут уничтожить значительную долю человечества? Если нас волнует только ожидаемое число жертв результате события, то тогда мы не должны не особенно заботится о том, погибнет ли 99% или 99,9% популяции. Иными словами, для катастроф с низким показателем степени, нам следует озаботится в первую очередь относительно событий достаточно больших, чтобы уничтожить примерно половину популяции; наша озабоченность должна спадать медленно, когда мы обратимся к событиям, меньше этого уровня, и спадать быстро относительно событий, превосходящих этот уровень.
Однако событие, достаточно большое, чтобы уничтожить всё человечество, должно быть предметом отдельного беспокойства. Разумеется, возможно, что человечество вымрет в любом случае, и, возможно, что без людей какой-нибудь другой вид млекопитающих через несколько миллионов лет разовьётся настолько, что создаст общество, которое мы могли бы счесть ценным. Тем не менее, поскольку возможно, что ни одна из этих вещей не случится, то полное уничтожение человечества следует рассматривать как значительный ущерб, значительно превосходящий число жертв в результате такой катастрофы.
Судя по всему, группы из примерно 70 человек колонизировали как Полинезию, так и Новый Свет (Murray-McIntosh, Scrimshaw, Hatfield, & Penny, 1998; Hey, 2005). Так что давайте предположим, в качестве условной точки отсчёт для анализа, что для выживания человечества требуется, чтобы сохранилось сто человек в относительной близости друг к другу, после разрушающего воздействия и последующего социального коллапса.
При условии сохранения достаточно здорового природного окружения, сто здоровых соединённых вместе людей могут успешно освоить стиль жизни охотников-собирателей. Если они находятся в достаточно близком контакте и имеют достаточно ресурсов, чтобы прожить в течение переходного периода, они могут поддерживать достаточно разнообразный набор генов, и медленно увеличивать свои возможности, пока они не смогут освоить земледелие. Как только они смогут поддерживать коммуникацию, чтобы обмениваться инновациями и расти с той же скоростью, с какой росли наши предшественники-фермеры, тогда человечество сможет вернуться к нашему уровню популяции и продуктивности в течение 20 000 лет. (Тот факт, что мы уже использовали некоторые природные ресурсы в этот раз вряд ли будет иметь большое значение, поскольку скорость роста, судя по всему, не зависит от обилия природных ресурсов.)
Если же меньше, чем сто выживших будет в одном месте, мы полагаем, что человечество вымрет в течение нескольких поколений.
Рисунок 1. Сценарий мягкого обрезания степенного закона. Зелёная линия – число выживших после разрушающего воздействия. Синяя линия – число выживших после последовавшего социального коллапса. Зелёная линия – число погибших от разрушающего воздействия. Чёрная линия – число погибших после социального коллапса. По оси у – население, по оси х – частота катастроф, штук в год.
Рисунок 1 показывает нам конкретный пример, который позволит нам рассмотреть некоторые проблемы глобальных катастроф и социального коллапса. Он показывает лог-лог график зависимости разрушительности событий от их частоты. Для линии, отмеченной «смерти после катастрофы», часть линии на правой стороне графика приблизительно соответствует степенному закону, наблюдаемому для войн в настоящее время (смерти от землетрясений имеют тот же наклон, но случаются на 1/3 реже.) Линия под ней, обозначенная «прямые смерти», является умозрительной, и выражает идею, что разрушающее воздействие непосредственно вызывает только часть смертей; остальные связаны с социальным коллапсом после разрушения. Дополнительные смерти в результате социального коллапса являются небольшим добавлением для малых событий, но становятся значительным добавлением для больших событий.
Конечно, данные, на которых были построены эти степенные законы, не включает в себя события, в которых большая часть человечества погибла. Так что в отсутствии таких событий, нам приходится делать догадки о том, как продлить эти степенные законы в те режимы, когда гибнет большинство людей. Если S – это степень разрушительности катастрофы, к которой применим степенной закон, T – полная популяция перед катастрофой, и D – это число людей, погибших при катастрофе, то тогда один простой подход состоит в том, чтобы установить:
D = max(T, S). (2)
Это приведёт к очень резкому обрезанию графика. В этом случае или значительная часть популяции выживет или все погибнут; шансы на событие, близкое к границе – невелики.
Эта модель выражает ту идею, что вопрос о том, умрёт ли некий человек от катастрофы, зависит в первую очередь от силы самой катастрофы, и мало зависит от индивидуальной способности переживать катастрофы. Исходя из параметров на рисунке 1, есть шанс примерно 1/1000 в год столкнуться с катастрофой, уничтожающей всё человечество.
Фигура 1 показывает более гладкое обрезание графика:
1/D=1/S+1/T. (3)
В режиме, где большинство людей выживают, D много меньше T, в результате чего, D примерно равно S, и это даёт нам знакомый степенной закон:
P(D > s) = ks-a (4)
Но в режиме, когда число оставшихся жить людей L = T – D невелико, при L много меньше T, у нас есть новый, но похожий степенной закон:
P(L < s) = k’s-a. (5)
В этом предположении требуется гораздо более сильное событие, чтобы уничтожить всё человечество. Эта модель отражает представления о том, что в дополнение к силе катастрофы вариации в индивидуальной способности противостоять катастрофе тоже очень важны. Такие доли выживших, подчинявшиеся степенному закону, наблюдались в ряде биологических случаев (Burchell, Mann, & Bunch, 2004).
Различная сопротивляемость может быть вызвана географическими расстояниями, накопленным богатством, интеллектом, здоровьем и военной мощью. Рисунок 1 показывает, что есть шансы 1 к 3 миллионам в год на событие, которое убьёт каждого в последовавшем социальном коллапсе. Но шансы на событие, которое оставит в живых менее ста человек, составляют 1 к 500 000, а, как мы предположили, этого недостаточно для сохранения человечества. И если выжившие не находятся в одном месте, и не способны двигаться и собраться вместе, то потребуется несколько тысяч выживших, чтобы спасти человечество. Рисунок 1 иллюстрирует некоторые развилки, связанные с предотвращением вымирания человечества. Мы довольно произвольно предположили, что для спасения человечества потребуется 100 человек. Каково бы ни было это число, если уменьшить его в два раза, это будет эквивалентно уменьшению ущерба от данного типа угрозы в два раза, либо увеличению нынешней человеческой популяции в два раза. Согласно рисунку 1 это будет эквивалентно 25% снижению частоты, с которой происходит этот тип катастроф. Этот рисунок предсказывает, что из каждый 50 человек, выживших сразу после разрушающего воздействия, только один выживет после следующий за ним социальной катастрофы. Увеличение вдвое числа людей, которые переживут социальный коллапс, приведёт к тем же преимуществам.