Ольга Ларькина: Среди ваших сослуживцев было много верующих?
Антон Жоголев: На Сретение будет 25 лет, когда начался вывод наших войск из Афганистана. Сколько вы там служили?
— После учебки сразу направили туда. В марте мы прибыли, а в ноябре «дембельнулся». Полтора года получается. Служил в пограничных войсках. Было мне 19 лет. Я техникум окончил и осенью ушел в армию.
Все, кто шел тогда в армию, понимали: в Афганистане ставка одна — жизнь. Вернешься ли ты домой своими ногами или как «груз 200», в цинковом ящике, никто не знает.
Ольга Ларькина: Среди ваших сослуживцев было много верующих?
— В советское время открыто о своей вере не говорили. Но крестики — были. Кто прятал крестик в блокнот, кто еще куда. Листочки с молитвой «Живый в помощи» были. Матери переписывали их от руки и отдавали сыновьям. Конечно, неверующих на войне нет.
У нас в семье все молились за меня, переживали. Мои родители не сразу узнали, где я прохожу службу. Пытался я сказать, но как-то не смог. А потом получилось так — у нас туман был долгое время, вертолеты не летали и почты не было. И отец мне написал: «Ты что так долго не пишешь?» Тут уж я и ответил: «Папа, я теперь в другом месте, до почты далековато… »
А.Ж.: А учебка ваша где была?
— В Термезском погранотряде.
А.Ж.: Кто-нибудь из ваших товарищей погиб в Афганистане?
— Мой друг Виктор Науменко из Белоруссии. Послали их за водой. И на обратном пути — он был сапер, шел первым — в темноте подорвался на «растяжке». Причем на нашей…
О.Л.: У мин и пуль нет своих. «Ей попасть бы хоть в кого, хоть в чужого, хоть в свово… »
— А в ноябре 1984 года уже и я оказался на волоске от смерти. На той же самой седьмой площадке. Мы шли в засаду, чтобы перехватить душманов. Головной дозор прошел. Я был в основной группе. Шел третьим: впереди начальник нашей группы майор, потом капитан, за ними я, за мной другие бойцы. Майор поворачивается, предупреждает: «Растяжка!» Но капитан не услышал, что ли — шагнул и… зацепил проволоку. Запал взорвался. Мы стоим, ни живы ни мертвы. Секунда проходит… две… три… пять… десять — взрыва нет! Живы! И майор на капитана: «Я же тебе сказал, ты куда смотрел!… »
У этой мины радиус поражения 10-15 метров. А мы стояли в двух метрах. Где там убежать… Притом у меня был подствольный гранатомет, нашпигованный гранатами. Если бы мина взорвалась, от нас бы ничего не осталось. Потом уже получил из дома письмо, мама написала, что в эти дни уж очень тревожилась за меня и особенно много молилась Михаилу Архангелу. И мина не взорвалась.
О.Л.: А слышали вы о других случаях чудесного спасения в Афганистане наших солдат? Все равно понимаешь ведь, что это были чудеса милости Божией!
— Так, как было с нами — это, наверное, один шанс из тысячи. Очень редкий случай. Но на войне, конечно, воля Божия особенно отчетливо проявляется. Да вот в Чечне было: парень просто повязал на лоб как повязку пояс с молитвой «Живый в помощи», и в бою пуля угодила в эту повязку и срикошетила от ткани, как от металлической пластины.
За десять лет в Афганистане погибло почти пятнадцать тысяч наших соотечественников — да, страшная цифра, ведь всё это люди! Но вот сейчас каждый год в автомобильных авариях погибает по тридцать тысяч! И женщины, и дети… Я считаю чудом то, что в такой страшной вой-не мы обошлись минимальными потерями. Господь всё управляет.
А.Ж.: Вам в боях пришлось побывать?
— А как же! Конечно, были бои не каждый день, это же не Великая Отечественная война, но — были. Подразделение стоит, организована система обороны. И вот нам хадовцы (сотрудники ХАД, службы государственной безопасности Афганистана) сообщают, что в таком-то месте должен пройти караван с оружием. Выходили наперехват. Ну, и нас обстреливали, налетали душманы. Пришлось повоевать.
А.Ж.: У вас есть награды?
— Только юбилейные. А так… Хулиган я был. Уже и представили к награде, но — проштрафился, и меня простили, но наградной лист порвали.
А.Ж.: В Афганистане была дедовщина?
— Смотря что под этим понимать. «Деды» нас учили, как выжить в боевых условиях, не погибнуть по-глупому и товарищей не подвести. Если в боевом охранении уснешь, то за это, конечно, получишь. Пока ты дремлешь, и тебя, и твоих же друзей вырежут. Воинский костюм с боекомплектом, который надо успеть надеть за пять минут, «деды» научили меня надевать за две-три минуты. А цена этих минут была — жизнь.
Тот же автомат… Сидели всю ночь в засаде, так никого и не дождались. Утром дай, думаю, сусликов постреляю. Не тут-то было: автомат забит песком. Я ж его рядом с собой положил. Налетел ветер «афганец», и весь ствол внутри песком засыпало. «Деды» учат: автомат беречь надо! И я уже стал укрывать автомат, беречь от песка.
Автомат Калашникова, надо сказать, самый надежный. Потому что бывает туман, изморось, оружие заржавеет от сырости. Автоматом раз-два щелкнешь — и все, он опять готов к бою.
А.Ж.: Как думаете, Афганистан — это наша победа или поражение?
— Солдатам дали команду: «За Родину!». И все верили, что в Афганистане сражаются за Родину. Шли, не боялись погибнуть за святое дело. Вот на это надо смотреть, что человек готов жизнью жертвовать ради Родины. Мы не думали ни о наградах, ни о деньгах. Сказали: за вами Родина - всё! Не обсуждали, а что мне за это будет… Наши ребята воевали там с 1979-го по 1989-й. И если бы понадобилось, воевали бы и дальше. То, что там происходило - это не вина ни солдат, сражавшихся и умиравших в пустыне, ни боевых офицеров. Все грязные высказывания о нашем присутствии в Афганистане на совести политиков, которые на солдатской крови зарабатывают себе имидж, сомнительный авторитет.
О.Л.: Вам снятся «афганские» сны?
— Сейчас уже нет. А первое время было - снились. Тяжело было…
Лихие 90-е…
О.Л.: Вернувшихся из Афганистана побаивались: можно было нарваться на агрессию, только тронь…
— Ну нет — это было обостренное чувство справедливости. В Афганистане все было по-честному. Какой ты есть, такой и есть. А пришли — здесь могли бросить в лицо: «Я тебя туда не посылал… » Начиналась перестройка, и всё перевернулось с ног на голову, многие стали жить по волчьим законам. Там было: подставить плечо, а здесь — урвать кусок…
А.Ж.: Как вам удалось мирно проскочить лихие 90-е годы?
— Чтобы не прогибаться под бандитов, пошел работать в охрану. И в общем-то я этот вопрос закрыл. Сколько народу погибло в 90-е ни за что… Тяжелое было время.
Однажды вечером, в 1995 году это было, я увидел, как грабитель срывает с девушки меховую шапку.
Я бросился на помощь девушке. А грабитель замахнулся на меня кривым ножом. Пришлось выстрелить в него из газового пистолета. В первый раз промахнулся, а во второй и в третий попал. Он бросил шапку и убежал.
Что в этом особенного? Ну, зарезал бы — что такого? Бывает…
Моего брата Вовку в Москве чуть не зарезали. А меня — да, останавливали на дороге. Но я же не Брюс Ли, чтобы раз — и раскидать всех, как щенков. Я охранник 6-го разряда, лицензия на ношение оружия есть. И вот я достаю ствол, заряжаю картечью и вежливо прошу: «Парни, разрешите проехать?… » Это было в Балаково. Потом еще в Рязани пришлось доставать оружие. Но все с моей стороны было в рамках закона.
А в Тольятти так было. Приехали из Казани или из Башкирии два брата — оптовики. На рынок приезжали ночью, вставали в очередь, чтобы утром заехать. И вот ближе к обеду подходит один из этих братьев: «Ты моего брата не видел? Ночью пока мы стояли в очереди, он отошел в туалет. И не вернулся… » Всё — так и не нашли его ни живым, ни мертвым. Люди просто исчезали. 90-е годы… Жизнь человеческая ничего не стоила.
Я знал одно: надо трудиться. Получил патент на изготовление в своем предприятии брызговиков на иномарки. Делали их и на наши «лады». У меня и пекарня была в Тольятти. Мне говорили: что ты из белой муки печешь? Это же дорого! Добавляй ржаную, туда же разрыхлитель, отбеливатель… Выгоднее! Но это же столько химии! Я людей хотел кормить, а не травить. На сделку с совестью не шел. И пекарня выгоды не приносила. Но в запчастях бизнес был успешным.
«Готовься стать священником!»
А.Ж.: Отец Михаил, вы были духовным чадом Митрополита Санкт-Петербургского Иоанна?
— Наверное, можно так сказать. Когда я пришел из армии, в 1987-88 году Владыка Иоанн взял меня грузчиком в свечную мастерскую. В мастерской мы работали вместе с Алексеем Чичановским — теперь он давно уже священник, протоиерей, служит в Каменном Броде, а тогда был товароведом.
Тогда мы оба работали в свечной мастерской. На производстве всякое бывает. Мы поссорились. Владыка Иоанн вызвал нас обоих. Посмотрел строго и пригрозил: «Вот у меня посох, сейчас обоим вам достанется!» Конечно, это он нас так просто приструнил. А еще он сказал как бы и для нас обоих, но я понял, что именно для меня, слова, которые запомнились на всю жизнь: «Лучше сделать хуже и по чужой воле, чем лучше и по своей».
Напомнил мне о смирении и послушании. Он ничего не навязывал и говорил вроде бы обоим. Но это было сказано в мой адрес, потому что я такой был… с характером… Всё хотелось сделать по-своему, потому что «так лучше».
Еще в 1988 году Владыка Иоанн мне сказал: «Готовься стать священником!» Но я же во всем пытался идти своим путем. А Господь вел, вел и все равно привел к служению. В 1992 году Владыка Евсевий, он тогда был Самарским Архиереем, предложил: «Давай рукополагаться!» Митрополит Иоанн тогда был в Санкт-Петербурге. Я написал ему. Он ответил: «Ты пока не готов».
Когда мне вырезали аппендицит, нельзя стало носить тяжести. И я ушел из свечной мастерской. Занимался охраной, потом бизнесом.
Все бы хорошо, но ведь сколько времени прошло после того, как два Архиерея предложили мне принять сан. Получается, я сопротивлялся воле Божией.
Господь 24 года — с 1988 по 2012 год — вел меня к принятию сана! Уже и протоиерей Олег Булыгин в 2003 году стал шевелить: «Поступай в семинарию». Я поступил. И вот 2005 год. И как-то за одну неделю сошлось столько тяжелых событий — и в семье, и в бизнесе, и в семинарии. Тяжело, непонятно, как разрулить ситуацию. Думаю, что же я! Встал на молитву. Помолился и говорю: «Господи, если все сейчас благополучно разрешится, даю обещание — пойду прошение на принятие сана напишу!» И за два дня всё управилось! Я вот другим из своего опыта скажу, что нельзя так легкомысленно относиться к данному Богу обету. У меня выровнялось, а я так и не пошел, не написал прошение.
О.Л.: Ну да: «Ладно, Господи, ничего не надо, я уже сам всё разрулил!… »
— Вот-вот. Дал я обет в понедельник, проходят вторник, среда, четверг, у меня всё идеально. Вдруг у меня водитель заболевает, ложится на операцию. Я на рынок еду сам. Уже возвращался с рынка, ехал по правой стороне, практически по обочине, не спеша, 40 километров в час — очень устал. И вот на Мехзаводе вдруг в мой ЗИЛ-130 врезается 12-я «лада». И как бывает в таких ситуациях: он звонит кому-то своим, я своим братьям и друзьям. Я-то не виноват. Но когда уже разобрались с ГАИ, составили протокол, хотели убрать «ладу» с трассы, двое моих друзей, стоявшие рядом со мной, погибли! Я только в кино такое видел, а тут в жизни: летит еще одна 12-я машина и сразу двоих, стоявших чуть левее меня, сносит. Одного подбросило на три метра вверх, и он пролетел еще пятнадцать метров. Другой сразу погиб…
Я схватился за голову. Позвонил отцу Иоанну Гончарову: «Батюшка, я не выполнил обет — и едва не погиб, и хорошие люди погибли… »
И вот — меня обокрали. Я живу в Самаре, а склад был в Тольятти. Ездить туда и обратно по сто километров каждый день не хочется. Людям доверился, а они подвели. Приезжаю - того нет, этого нет. Ну ладно — найдется. В другой раз приехал, еще чего-то не нахожу. А потом уже смотрю, да у меня чуть не все растащено! Узнал я, чьих рук дело. В это время приезжал из Пскова архимандрит Мирон. Спрашиваю, как быть с этим человеком. А он: «А ты что — Бога не боишься?» — «Батюшка, — говорю, — я только Бога и боюсь!» Мне пришлось три машины продать, чтобы людям отдать долги, которые образовались не по моей вине. Но вот простил — и самому легче стало. Господь прощает, и нам велел прощать.
И тут всё пошло так, как должно было. В мае с отцом Николаем, братом, съездили в Дивеево. А в июне Епископ Кинельский и Безенчукский Софроний предложил рукополагаться. И 12 августа, в день Собора Самарских Святых, рукоположил.
А.Ж.: Но вы же понимали, что бизнес придется оставить уже окончательно. Достаток семьи упал после этого?
— Конечно, упал. Первые полгода жена со мной разговаривать не хотела. Потом уж смирилась.
«Афганское» братство
А.Ж.: Скажите, в мирной жизни вы встречали других священников-«афганцев»?
— В Чебаркуле на учениях был батюшка из Новосибирска — тоже прошел Афган. Но он был там офицер, а я рядовой.
А.Ж.: Существует ли реально «афганское» братство — не на бумаге, а на деле?
- Существует! У меня в Тольятти друзья — я туда приезжаю, как к себе домой. 28 мая собираемся вместе… Люди, которые воевали в Афганистане, помогают друг другу. Мало ли у кого какие ситуации в жизни бывают. Да вот такой пример. Летом я женил старшего сына. А ведь это первая свадьба у моих детей, волнующее событие. Думаю: приглашу своих друзей-афганцев на свадьбу. Они приехали, и такое внутреннее спокойствие было в душе. «Михаил, ты чего разволновался, как школьник?… »
О.Л.: Это именно те, с кем вы воевали плечом к плечу?
— Да, с Мишкой Румянцевым мы воевали в одной группе. Мой друг Евгений Чеботарев в Афганистане был офицером, мы вместе служили. Теперь он врач у себя в Алексеевке Кинельского района.
О.Л.: А есть ведь и более широкое понятие афганского братства.
— Есть. Там объединены воины, которые в разные годы и в разных местах Афганистана выполняли боевое задание. В 1990-е годы я ходил в городское общество «афганцев», еще когда был кандидатом в депутаты. Вы, Ольга Ивановна, наверное, помните меня по заводу «Прогресс» — я работал мастером в 018-м цехе и организовывал забастовки за права трудящихся… Было приятно, когда в 1994 году мне позвонил бывший сотрудник и сказал:
— Михаил Николаевич, огромное спасибо! Эти талоны на безплатное питание, которые стали тогда выдавать в нашем горячем цехе, помогли выжить моей семье, когда по полгода не давали зарплату. Я на эти талоны хлеб покупал.
А.Ж.: Значит, вы правдолюбец?
— Да, так получается. Хотя Митрополит Иоанн мне сказал: «Политикой не увлекайся!» Я тогда стремился в депутаты, думал, что смогу так помочь людям.
Служба в армии — почетный долг!
В годы моей молодости служили два года, но было не принято отлынивать от армии или, как говорят сегодня, «косить». Хотя были, конечно, всякие случаи, но все считали службу в армии почетным долгом. Притом из пацанов там делали сложившихся мужчин.
А сейчас отношение к армии резко переменилось. Говорят о дедовщине. Но все отрицательные явления приходят в армию с «гражданки» — и усиливаются в замкнутом пространстве армейского коллектива. Но вот остаются те же молодые парни «на гражданке», не идут в армию — удалось «отмазаться». И что же? У них что, смертность меньше? Наоборот — даже больше получается. Сколько жизней уносит одна только наркота…
Один мой друг много денег потратил для того, чтобы «уберечь» сына от армии. Ну и что — сын начал пить, воровать деньги, угодил в дурную компанию. И тогда его отец потратил еще больше денег, чтобы сына как можно скорее призвали в армию. И отслужив, он оттуда пришел человеком. Начал уже отличать, что на пользу, а что ведет к погибели. Прошел школу жизни.
Тем более сейчас — что служить-то? Всего год! А вот посмотрите: 140 лет назад, 1 января 1874 года, Царь Александр II утвердил Устав о всеобщей воинской повинности в России. Срок воинской службы определялся в 15 лет, из них шесть лет действительной службы и девять лет в запасе. Шесть лет раньше служили! Вот и сравните с сегодняшним одним годом.
О.Л.: Какие воинские части вы духовно окормляете?
— 15-ю миротворческую отдельную мотострелковую бригаду. Практически все в ней — контрактники. В учениях «Нерушимое братство-2013» в Чебаркуле участвовали миротворцы из стран, заключивших Договор о коллективной безопасности — России, Казахстана, Армении, Белоруссии, Киргизии и Таджикистана. И 15-я бригада показала высокий уровень, наши ребята проявили себя достойно.
Сейчас много патриотически настроенных, замечательных офицеров. Хочу назвать замполита Второй гвардейской армии Игоря Николаевича Сивакова, замполита 15-й бригады подполковника Евгения Николаевича Седова. Это офицеры, которые воспитаны еще в советское время. Добиваются, чтобы было по-армейски четко и дисциплина чтобы была.
Походный храм
О.Л.: То, что вы служили в армии, вам сейчас как-то пригождается?
— Конечно! Когда я ездил с 15-й отдельной мотострелковой миротворческой бригадой на учения в Чебаркуль, пришлось вспомнить прежние навыки. Там каждый сам себя обслуживает. Обыкновенная палатка, печка. И солдаты смотрят: батюшка пошел дрова рубить!… А мне что — я даже люблю дрова пилить и колоть.
А.Ж.: Отец Михаил, а вот случись война, — вы пошли бы на фронт?
— Да я, в общем-то, и не скрываю: я жду. Если, скажем, пошлют куда-то на передовую нашу 15-ю бригаду, то и я с ней отправлюсь.
Командующий 15-й ОМС бригадой полковник Виталий Петрович Герасимов и замполит подполковник Евгений Николаевич Седов - хорошие, настоящие офицеры. Личные отношения с ними очень добрые. Понимают, как важно для солдат слово пастыря.
Я очень благодарен протоиерею Георгию Козину, начальнику отдела по взаимодействию Самарской епархии с Вооруженными Силами. Батюшка очень многое делает. По его инициативе в Митрополии сделан походный храм на базе ЗИЛ-130. По милости Божией я в этом храме в Чебаркуле одну Литургию отслужил. Отслужил бы и больше, но хора не было.
Походные храмы в армии очень нужны! В Чебаркуле пришел ко мне молодой солдат, русский, Николай его зовут. Его жене подошло время родить, помолиться бы! Хорошо, говорю, приходи вечером. Буквально через час приходит ко мне другой — мусульманин. Жена у него русская — тоже на сносях. Помолиться бы, мол, о ней… Вечером мы молебен послужили, и у русского родился сын, у татарина дочка.
И другой мусульманин подходил. Ему из деревни сообщили, что его первая любовь, русская девушка, погибла в аварии. Отслужил по его просьбе панихиду…
А.Ж.: Вы полтора года в сане. Как изменилось ваше восприятие того, что происходит вокруг?
— Хочется больше сказать людям, донести до них слово Божие. Чтобы все могли стать лучше и спастись. Смотрю я на молодое поколение, они какие-то рыхлые. Но многие же не знают, что такое целомудрие. Между тем любой грамотный врач скажет, что если парень начнет половую жизнь раньше 18 лет, он не войдет в свою силу. Это как яблоко, сорванное до срока. В темном месте оно вроде бы и дозреет, но будет рыхлым, не таким плотным и вкусным. Так и мужчина. Почему и растлевают юных: чтобы испортить генофонд нации.
И еще хочу сказать. Пока каждый будет только о своей выгоде думать, ничего хорошего ждать не приходится.В Казахстане служит один батюшка знакомый, учились вместе в семинарии. Его пригласили в больнице окрестить ребенка, мальчик страшно обварился кипятком. Ожоги, несовместимые с жизнью. Слава Богу, после крещения мальчик пошел на поправку. Батюшка узнал, что мальчик жив. Встретился с родителями. Отец - славянин, но какой-то западный протестантский проповедник. И наш батюшка ему говорит: «У тебя такая беда с сыном случилась, ты его окрестил в Православии, и Господь его помиловал. Может, это тебе наказание было? Сына крестил — а сам чему людей учишь?» — «Там, — отвечает, — больше платят». Эх, говорит, жаль, священнику нельзя поучить его уму-разуму…
Воспитывать мужчин
А.Ж.: Отец Михаил, вы человек простой — и ответьте по-простому. Как думаете, возродится ли Россия?
— Если будем каждый искать выгоду для себя, не будет возрождения России. Надо думать о пользе Отечества.
А.Ж.: А как встряхнуть людей, чтобы до них дошло? Это ведь только Господь Бог может!
— Да, Господь Бог. Через покаяние дойдет. Через покаяние…
А.Ж.: Что бы вы посоветовали молодым людям, которые раздумывают, идти ли им в армию?
— Однозначно — идти! Но и подготовка к армии должна быть настоящей. С малых лет надо растить мужчин. В Спарте до семи лет мальчиков воспитывали матери, а потом — мужчины. Готовили к войне. Наш русский князь Святослав с четырех лет стал воином. И сравните с современным городским юношей. До 17 лет он под маминым крылышком. Ничего тяжелее «мышки» компьютерной в руках не держал. Ну как же ему в армию — ему же там тяжело будет! Потому что там настоящий мужской труд. Надо уметь лопатой окапываться, носить тяжести — боекомплект, бронежилет… Нужно физически быть готовым. Солдат должен быть мужественным, сильным, крепким.
Надо возродить в школах начальную военную подготовку. Пока еще есть боевые офицеры, которые прошли Афганистан, Чечню, другие горячие точки. Опыт есть. И надо, чтобы они могли его передать. Даже в школе человек может многому научиться. За год можно — если всерьез задуматься об армии — подготовиться к военной службе.
Сейчас в армии такие условия, что лучше и не было никогда. После обеда можно поспать. Вместо огромных казарм небольшие кубрики, по 3-4 койки. Свой душ, сушилка. Кормежка хорошая. Очень многое делается для армии.
Сейчас от Церкви ждут и социального служения, и работы с молодежью, и строительства храмов. Меньше остается сил и времени для молитв. Но с другой стороны — это же доверие! Люди понимают, что кроме Церкви никто эти вопросы не сможет решить правильно. На сегодня вот такое у нас служение. Заниматься молодежью, стройками, организовывать помощь неимущим… Но, значит, придет время и молитвы!
А..Ж: У вас было желание стать офицером? Видно же — вы человек армейский.
— Было. Но… удивляюсь Промыслу Божию. Перед армией я окончил металлургический техникум и хотел поступать в Алма-Атинское пограничное училище. Пришел к Митрополиту Иоанну: «Владыка, благослови!» Но он говорит: «Служить в кадровой армии — дело хорошее, и я бы тебя благословил. Но ведь придется вступать в партию! Как же ты будешь отвечать, что ты неверующий, что ли?… »
Понимаете, он не запретил. Он даже готов был поддержать. Но объяснил и то, почему не надо бы мне этого делать. А выбор оставил за мной.
… Было очень много искушений и до, и после принятия сана. Даже дорога в Красносамарское — от дома это 65 километров. А попадешь в пробку — не выехать. Дорога выматывает. Приезжаешь усталый. Остаться там ночевать в служебном помещении? Один раз я остался, так замерз… Грешен, что говорить, бывает, опаздываю. Прошу у прихожан: простите меня, грешного!
А.Ж.: Много прихожан бывает на службе?
— В субботу вечером двое на хоре и пять стоят. В таком храме, где полтысячи человек свободно уместились бы. На Рождество человек сорок было. Причастники, слава Богу, есть на каждой службе.
Господь ведь — все устраивает
Господь!