От ранней пенсии до пенсионного труда
Политики нашли выход. Поскольку становится больше работ, по сути своей прекариатских, их вполне можно поручить пожилым, а поскольку пожилых людей вокруг множество, все больше работ попадают в категорию прекариатских. Такая вот наблюдается зависимость.
Взять, например, Великобританию. Лес Мэйхью (Mayhew, 2009) заметил, что участие в трудовых ресурсах резко сокращается после 50 лет – примерно когда человек получает право на частную пенсию. К 64 годам менее половины мужчин и менее трети женщин заняты трудовой деятельностью. Большинство из них здоровы, и уровень здоровья людей в возрасте 50–70 лет неуклонно повышается. Чем крепче здоровье у человека и чем лучше образование, тем больше вероятность, что в пожилом возрасте он будет экономически активным. Мэйхью подсчитал, что среднестатистический человек достаточно здоров, чтобы работать еще 11 лет после установленного государством возраста выхода на пенсию – то есть после 65 лет. И пожилых наперебой уговаривают работать.
Многие и без лишнего напоминания это делают, часто неофициально. Многие уже оказались в рядах прекариата. Действительно, пожилые люди стали главной движущей силой в развитии этого класса. Пожилые люди представляют собой дешевую рабочую силу, им платят мало, льгот и пособий у них почти нет, их можно без труда уволить. В чем‑то они похожи на мигрантов, о которых пойдет речь дальше. А в чем‑то и нет, потому что большинство из них довольны прекариатским существованием, в узком смысле этого слова. Они часто просто рады, что пригодились. Многие из них уже работают на добровольных началах. Организация, защищающая интересы пожилых людей, – Age Concern – подсчитала, что в этом качестве они приносят британской экономике 30 миллиардов фунтов стерлингов в год, и это не считая заботы о внуках (и, как это бывает все чаще, о детях).
Пожилые люди предпочитают частичную занятость, временные работы или работают на себя. По результатам опроса общественного мнения в США и Европе выяснилось, что в этих странах, за исключением Франции и Германии, большая часть бэби‑бумеров предпочитают работать дольше для большей пенсии, но при этом многие из них за частичную занятость. А в 2007 году опрос общественного мнения Eurobarometer («Евробарометр») показал, что 61 процент американцев хотели бы работать на себя, а не ходить на службу. И хотя европейцы младше 24 лет почти все высказались за относительную свободу и готовность рисковать, европейцы постарше все же предпочли работу на работодателя. Однако возрастные различия перекрыли национальные. Почти 57 процентов португальцев отдали предпочтения самозанятости, среди бельгийцев таких было 30 процентов. Все это большое подспорье политикам, мечтающим облегчить пожилым участие в рынке труда по достижении пенсионного возраста. И молодые, и старые смотрят на это положительно, хотя настроения варьируются от страны к стране. Почти пять человек из каждой десятки опрошенных в Великобритании, Дании, Финляндии и Нидерландах заявили «Евробарометру», что пожилым людям нужно помогать искать работу, если они этого хотят. По контрасту 55 процентов греков были против, а в Греции, на Кипре, в Венгрии, Италии и Португалии большинство опрошенных высказали опасение, что пожилые будут отнимать рабочие места у молодых.
В период рецессии после 2008 года правительства предприняли обратное тому, что сделали в 1980‑е: вынуждали пожилых оставаться на рынке труда, ограничив выдачу пособий по нетрудоспособности и затруднив ранний выход на пенсию. Многим пожилым пришлось забыть о заслуженном отдыхе, так как из‑за финансового кризиса их пенсионные накопления пострадали.
Показательно, что занятость пожилых во время рецессии после 2008 года не так сильно уменьшилась, как занятость молодых. В США, отчасти из‑за кризиса пенсионных выплат, приток пожилой рабочей силы увеличился. Согласно одному исследованию, 44 процента опрошенных в возрасте старше 50 лет решили отложить выход на пенсию и половина из них собиралась работать на три года дольше, чем планировалось ранее. Более четверти американской рабочей силы – это люди старше 55 лет, а значит, ожидается существенное увеличение доли пожилых работников в трудовых ресурсах. Согласно ежегодному опросу общественного мнения, проводимому Институтом исследования пенсий рабочих и служащих (Employee Benefit Research Institute), изменения произошли, и разительные. В 2007 году 17 процентов опрошенных планировали выйти на пенсию до достижения 60‑летнего возраста, а в 2009‑м таких оказалось лишь 9 процентов. Тех, кто подумывал выйти на пенсию с 60 до 65 лет, тоже стало меньше. Планирующих уйти на покой после 65 стало больше (31 процент вместо 24). И еще больше увеличилась доля тех, кто вовсе не собирался на заслуженный отдых (с 11 до 20 процентов). О каком серьезном изменении в сознании говорят эти цифры! Это не классический эффект «вторичной занятости», присущий каждой рецессии в двадцатом веке. Это что‑то новое.
Старение населения осложняет межпоколенческие связи. В индустриальном обществе молодежь и взрослые наиболее трудоспособного возраста обеспечивали своих детей и не думали о родителях: пожилые люди не особо нуждались в поддержке – они были далеко, не требовали многого, а у кого‑то родителей уже не было в живых. В наши дни все больше молодых, имея в перспективе прекариатизированную жизнь, не представляют, как смогут поддерживать родителей, особенно в течение длительного времени. А из‑за позднего деторождения такая перспектива еще более пугающая: ведь им придется одновременно заботиться и о престарелых родителях, и о маленьких детях.
Так что пожилые не могут рассчитывать на помощь детей. И им приходится выходить на рынок труда, где они охотно вливаются в ряды прекариата. Но это влечет за собой последствия. Поколение пожилых, лишенных семейной поддержки, может стать тяжким финансовым бременем. Правительства некоторых стран не хотят мириться с этой перспективой. Киндия идет впереди всех. В Китае, как и в Индии, принятый в 1996 году закон вменяет взрослым в обязанность заботиться о своих родителях. Придавая формальный статус давней конфуцианской традиции, государство дало понять, что эта традиция под угрозой. Есть опасения, что распространится правило «четыре – два – один», то есть на одного представителя младшего поколения будет возложена забота о двух родителях и четырех старших предках: двух дедушках и двух бабушках. А жить в ячейке из трех поколений может быть непросто из‑за географической мобильности.
В других странах власти возлагают больше надежд на «работоспособных» пожилых, которые поддержат беспомощных стариков, и на женщин, несущих тройную нагрузку: заботу о детях, о стариках плюс работа для заработка. Ну а для самых обделенных есть социальные работники и дома престарелых.
Дотационное поколение
Прекариат активно пополняется за счет пожилых людей, которым не нужна карьера или льготы и пособия, положенные при долговременном найме. Они представляют собой угрозу для молодежи и других групп в прекариате, поскольку легко соглашаются на малооплачиваемую краткосрочную работу. Их не беспокоит отсутствие карьерного роста, в отличие от молодых. Однако пожилых можно также условно разделить на «оптимистов» и «нытиков».
Оптимистам просто хочется что‑то делать. У них есть какая‑никакая поддержка в виде пенсии, ипотечные взносы за дом у них уплачены, медицинской страховки хватает на лечение, дети взрослые и сами за себя отвечают, может быть даже помогают в случае необходимости, в том числе и финансово. Многим просто хочется найти зыбкий баланс между работой и жизнью. Обычно считается, что этим прежде всего озабочены молодые пары, имеющие детей. Но у пожилых свои причины. Люси Келлауэй (Kellaway, 2009) очень удивилась, когда 56‑летний бывший директор по маркетингу сообщил ей, что стал почтальоном.
Но после его рассказа мне многое стало понятно. Его новая работа дает ему возможность проявить смекалку. Каждый день он возвращается домой в час пополудни – и может больше не думать о работе вплоть до 7.30 следующего утра. На его прежней должности офисные дела не давали ему покоя даже дома, так что он толком не мог ни на чем сосредоточиться. И я вдруг начала понимать, почему он так любит нынешнее свое занятие. Не потому, что ему так нравится быть почтальоном, а потому, что для него это лучше, чем быть старшим менеджером. И он с радостью таскает тяжелую сумку, потому что знает другой вариант. Он знает, какая это мука: проводить рабочие часы, уговаривая людей сделать то, чего им не хочется, и отвечать за то, что ты не можешь изменить.
Многие пожилые могли бы примерно то же сказать о себе, даже радуясь, что делают что‑то не для карьеры. Они устраиваются на временные должности, понимая, что там не пригодятся их опыт и знания. И тем самым они составляют опасную конкуренцию молодым работникам, надеющимся вырасти в профессиональном плане.
А у «нытиков», как правило, нет нормальной пенсии, не выплачены долги за жилье и зачастую нет семьи. Им нужны деньги, они боятся оказаться на улице – в роли попрошайки. Их отчаянное положение также делает их угрозой остальным группам в прекариате, поскольку они согласны на все. Но и пожилым «оптимистам», и пожилым «нытикам» в прекариате становится легче состязаться с молодежью, поскольку правительства реагируют на пенсионный кризис и прогнозы сокращения в будущем рабочей силы.
Во‑первых, правительства предлагают субсидии для частных (а иногда и общественных) пенсионных инвестиций. Опасаясь очередного витка пенсионных затрат, правительства ввели налоговые льготы для частных пенсионных сбережений. И это несправедливо, как и большинство субсидий. Это как взятка тем, кто может позволить себе сделать что‑то в своих долгосрочных интересах. С точки зрения равенства этому трудно найти оправдание. Субсидии позволяют пожилым более активно соперничать с молодыми работниками. Те, кому за пятьдесят или за шестьдесят, получают пенсионный доход по схемам субсидирования и поэтому могут браться за работу с более низкой зарплатой, без пенсионных отчислений со стороны работодателя. И их легче уговорить работать неофициально, «не для отчета».
Во‑вторых, правительства дают фирмам больше возможностей удерживать пожилых сотрудников и даже нанимать новых. Некоторые выделяют на это субсидии. В Японии зарабатывать на жизнь в глубоком пенсионном возрасте становится нормой. Но в таких фирмах, как Hitachi, тех, кому исполнилось шестьдесят, нанимают заново, но на меньшее жалованье (в случае с Hitachi это 80 процентов обычной зарплаты), с пониженным статусом и без надбавки за выслугу лет, которую покрывает правительственная субсидия.
В‑третьих, пожилые люди – последний рубеж для защитного регулирования. Из‑за представлений, сложившихся в индустриальном обществе, по‑прежнему сплошь и рядом встречается дискриминация по возрасту. Политики борются с этим. Началось все с американского закона «О дискриминации по возрасту при трудоустройстве» от 1967 года (Age Discrimination in Employment Act of 1967), который уравнивал в правах на трудоустройство людей старше 40 лет с остальными. Позднее была принята поправка: фирмы могут устанавливать обязательный возраст выхода на пенсию для большинства должностей. Во Франции правительство ввело налогообложение – так называемый налог Делаланда, размером вплоть до годовой зарплаты, – для фирм, которые увольняют пожилых рабочих. Из‑за этого налога фирмы стали бояться брать на работу пожилых людей, и в 2010 году его решили отменить. Но во многих странах, следуя директиве Евросоюза, стараются запретить дискриминацию по возрасту.
Если мы признаем, что производительность труда с возрастом снижается, тогда законы против возрастной дискриминации могут привести к тому, что работодатели попытаются как‑то иначе избавляться от работников с меньшей производительностью труда. Если правительства пытаются компенсировать готовность держать сотрудников с низкой производительностью предоставлением субсидий для пожилых, тогда возможности, может, и сравняются. Но в третичной системе разница в производительности не так уж и велика. Политики, вознамерившись уравнять возможности, на самом деле лишь добавят преимуществ пожилым. Вегард Скирбекк (Vegard Skirbekk) из Международного института прикладного системного анализа (International Institute for Applied Systems Analysis) показал, что во многих профессиях производительность труда в зрелом возрасте действительно снижается. Но работ, относимых к категории 3D (dirty, dangerous and demanding, то есть грязные, опасные и тяжелые), становится все меньше, и все больше таких, где требуются когнитивные способности, а они действительно снижаются после 50 лет. Притупляется «подвижный интеллект» – в том числе способность делать вычисления, приспосабливаться к новому. Но к счастью для пожилых, «кристаллизованный интеллект» – общие знания, опыт и навыки речи – не снижается до глубокой старости. И даже, может быть, те, у кого за плечами более карьерноориентированный опыт, приобретают качества, которых нет у людей, долгое время находившихся в прекариатизированном положении. Поэтому люди с карьерным опытом имеют больше преимуществ на множестве должностей.
У пожилых явно есть и еще одно преимущество: в отличие от молодых им не нужны льготы и пособия предприятий. Им не нужен декретный отпуск, ясли, медицинская страховка, дотации на жилье, членство в спортклубе и т. п. Поэтому раз они обходятся предприятию дешевле, пожилые подрывают переговорные позиции молодежи.
В США корпорации держатся за детей бэби‑бума предпенсионного возраста, придумывая разные поощрения, чтобы они больше работали, или используя налоговые послабления. Например, Cisco Systems, компания, производящая сетевое оборудование, связала свою элегантно названную «сеть наследия лидеров» (то есть сотрудников предпенсионного возраста) с «сетью новой смены» (тоже эвфемизм, но попроще) для поощрения передачи опыта и знаний. Это означает для пожилых – больше «работы ради работы» и больше трудозатрат. Придумали для этого даже красивое название: «менторство» (на деле – почти бесплатное натаскивание).
И поскольку пенсионеров становится все больше, нежелание сегодняшних работников платить за вчерашних будет все заметнее, особенно когда они поймут, что им самим в будущем на такую денежную поддержку рассчитывать не приходится. Выход – многокомпонентные пенсионные системы, с частными планами в качестве субсидируемого дополнения к съеживающимся государственным программам. Это шаг к пожизненным накопительным планам, которые теоретически будут удобны для прекариата и «квалифицированных кадров», добавляя источник гарантированного дохода в виде доступной ссуды в случае нужды. На практике эти изменения могут лишь увеличить количество незащищенных просто потому, что многие не могут делать отчисления регулярно или достаточно часто. Люди не способны достаточно накопить, чтобы покрыть пенсионные риски, и получится ограниченное взаимосубсидирование – вроде того, что мы видим в схемах социального страхования.
Пенсионные риски осложняются тем, что пенсионные фонды могут обанкротиться или сделать неудачные капиталовложения, как произошло после финансового кризиса. Рискуют пожилые, в том числе поэтому каждый раз во время рецессии они пополняют резерв рабочей силы, подстегивая безработицу и способствуя снижению уровня зарплат.
Призыв пожилых к труду может дорого обойтись государству. Больше работы может означать меньше бесплатной работы, которую обычно выполняют пожилые люди. Многие пенсионеры трудятся на общественных началах, ухаживают за больными, присматривают за внуками, немощными престарелыми родственниками и т. п. Активное выталкивание их в прекариат приведет к неизбежным потерям в этой области. Но самая большая проблема – в том, что пожилые получают дотации, в отличие от молодых работников, и охотнее переходят в статус прекариата. Чтобы разрешить эти противоречия, требуются дальнейшие реформы, о характере которых пойдет речь в седьмой главе.