Настоящее мгновение — это все, что у вас есть. Пользуйтесь им мудро, не давайте никому обмануть себя.

— Устремись мыслью к величественному возвышению твое­го могильного холмика и узнай, где найдешь ты покой...

"Величественное возвышение могильного холмика..." Могилка есть могилка, это порядочная мерзость, как бы ее ни приукрашивать. Можете сделать ее мраморной гробницей и золотыми буквами высечь на ней имя, но это никого не обманет. Внутри только смерть, причем мерзкая смерть, смерть после непрожитой жиз­ни. Непрожитая жизнь мерзка, отложенная жизнь мерзка. Жизнь прожитая — прекрасна, а людей, проживающих свою жизнь, очень мало, только их смерть прекрасна. Тогда и смерть становится прекрасной: они могут жить так прекрасно, что однажды прожи­вают свою жизнь, а затем и свою смерть.

Где найдешь ты покой.

Пока покой не достигнут в жизни, он не может быть достигнут в смер­ти. Назовем это непреложным законом: то, что вы достигли в жизни, вы сможете удержать после смерти, но не наоборот. Если вы достигли медитации, ваша смерть будет медитацией. Если вы достигли любви, ваша смерть наполнится энергией любви. Если вы достигли Бога, ваша смерть будет божественна.

Но помните: смертью ничего нельзя достигнуть — достижение прихо­дит через жизнь. Смерть — лишь страшный суд, последний приго­вор. Смерть просто ставит последнюю точку. Тогда последнее слово само собой становится последним приговором. Если чело­век был велик любовью, если он, в самом деле, любил, независимо от условий, и его жизнь была пылающим пламенем любви, све­том любви, тогда смерть окончит главу с этим ярко пылающим пламенем. Но если смерть закрыла вашу жизнь, которая была мизерной и больше ничем — лишь одни надежды на будущее, ни одного подлинного переживания, — тогда ваша смерть тщетна. Это то, что Гурджиев называет "собачья смерть". В этом случае вы умираете и все: вы ничего не достигаете, ничего нет.

Так что помните: каждый живет своей жизнью и умирает своей смер­тью. Смерть так же уникальна, как жизнь.

Настоящий человек — это бунтарь, настоящий человек не заботится о приличиях, настоящий человек живет естественной жизнью. Ему плевать на то, что общество изрекает или не изрекает. Настоя­щий человек не интересуется обществом. Если вы фальшивы, тогда существование общества должно вас заботить: что сказать, как сказать, где сказать, как нужно жить, как не нужно жить. Все определяется обществом. Вы должны точно ему соответствовать, вы должны быть зубчиком в колесе. Настоящего человека обще­ство не уважает. Как общество может уважать настоящего челове­ка? Поэтому Христа распинают, в Будду швыряют камни, Сокра­ту дают яд.

Таких людей общество принимает только после их смерти. Теперь уже все в порядке: распятый Христос больше не опасен, отравленный Сократ не бунтует, мертвый Будда становится аватарой. Живой Будда опасен, а мертвому Будде можно поклониться в храме. По­мните: когда умирают подлинно великие, люди на них молятся. Пока они живы, люди негодуют. Те же, кто распинал Христа, ста­ли потом христианами, те же самые люди. Люди всегда одни и те же. Иисус был невыносим, но когда он мертв, — все в порядке; что он теперь может сделать? Мертвый Иисус в ваших руках: вы трактуете его, воздвигаете вокруг него теории; он уже не может ничего сказать — вы говорите вместо него. И так всегда.

Итак, если, в самом деле, хотите быть настоящим, никогда не заботь­тесь о том, что скажут о вас другие. Я не подстрекаю вас против общества, это был бы не бунт, а реакция. Поступайте в соответст­вии со своей природой. Если она соответствует обществу — очень хорошо, бунтовать не нужно. Если она не соответствует обществу — отлично, тогда не нужно ему следовать.

Велика разница между бунтарем и диссидентом. Диссидент выступает против общества в любом случае; он решил быть против общества, даже если оно право. Иногда общество право, не может же оно быть всегда неправо... ведь иногда бывают правы даже сума­сшедшие.

Крупный политик выступал перед сумасшедшими, но не прошло и пя­ти минут, как один из больных выскочил и заорал: "Заткните глотку этому идиоту! Он свихнулся! Сам не знает, что несет!"

Конечно, политик рассердился и велел главврачу вышвырнуть безум­ца.

"Впервые за семь лет, — ответил врач, — он сказал что-то умное. Я не могу его вышвырнуть. Семь лет он молол вздор, теперь же, впер­вые, нечто осмысленное. Но не тревожьтесь. Его доктора уверены, что он способен на такое только раз в семь лет! — вам не о чем тревожиться".

Кто же бунтарь? Бунтаря не волнует общество, он живет из своей глу­бочайшей сердцевины — он следует своему Дао. Если общество гармонирует с его внутренним Дао — хорошо, он идет с обще­ством, он не диссидент. Если общество не гармонирует с его внутренним Дао — он идет один. Он не традиционалист, он не приспосабливается, он сам по себе. Его мера — внутренняя сущ­ность.

"Джентльмен" — это тот человек, кого убедили продать свою подлин­ную сущность и одолжить у общества его лживые маски.

— Велика смерть! Благородный находит в ней отдых...

Что общего у джентльмена с покоем и смертью? Джентльмен не может успокоиться даже в жизни — уж слишком все в нем подавлено. Джентльмену не позволено свободно импровизировать свою жизнь, он отказался от тысячи соблазнов, которые так и кипят внутри его существа. Как же он может обрести покой? А если вы не способны обрести покой в жизни, то как вы найдете его в смерти? Так что перестаньте дурачить себя — это опиум; вы наде­етесь, что нечто, что никогда не случалось в вашей жизни, про­изойдет после смерти, вы живете под наркозом.

Джентльмен никогда не любит так, как ему хотелось бы: он никогда не выходит из себя, никогда никого не ненавидит; это не значит, что он не способен на ненависть, просто он не показывает ее. Все, что он умеет делать, — это менять маски, его внутренняя жизнь не ме­няется. Гнев закипает в нем, но джентльмен не показывает вида, он подавляет его. Он продолжает накапливать в себе тысячи же­ланий, они бурлят внутри в хаотическом смешении.

Он может взорваться в любую секунду — с джентльменом опасно жить. Никогда не живите с джентльменом или леди. Женщина прекрасна, а леди безобразна. Женщина естественна, а леди сплошь под­делка, она сфабрикована.

Джентльмен, леди — сфабрикованы, культивированы, нарисованы. Они не настоящие, они нечестные. Здесь они улыбаются; ненавидя вас, они лезут с объятиями. На них нельзя положиться, нельзя понять, искренне они улыбаются или нет. Фактически со време­нем они и сами перестанут понимать, когда смеются искренне, а когда притворно; когда они в самом деле влюблены, а когда толь­ко прикидываются влюбленными.

Ко мне приходят и говорят: "Мы не можем решить, любовь это или нет". Когда всю жизнь живешь во лжи, — а возможно, и многие жизни, — теряешь путь. Вы уже не можете распознать, что хоро­шо, а что плохо; не можете отличить истину ото лжи. Постоянно ко мне приходят и говорят: "Я влюблен в эту женщину, но я не могу решить, настоящая это любовь или нет". Что это показыва­ет? Вы потеряли все связи со своей сущностью, вы стали чужим самому себе, вы стали чужестранцем самому себе. А ведь все так просто. Это все равно, что сказать: "Я не могу решить, настоящая это роза или нарисованная — не могу решить". Что это означает? "Я не могу решить, в самом деле эти деревья зеленые или кто-то выкрасил их зеленой краской". Но эти деревья, по крайней мере, находятся снаружи. Возможно, что иногда вас обманут: деревья могут быть фальшивыми, сфабрикованными из пластика, но ведь речь идет о ваших чувствах, а вы ничего не можете понять. О чем это говорит? Это показывает, что вы забыли язык правды. О чем это говорит? Вы так долго лгали, что ложь стала вашей прав­дой.

Джентльмен — не подлинная личность. Никогда не становитесь джент­льменом, никогда не делайтесь леди. Будьте человеком. Все про­чее — это роли, маски. Быть истинным — это ваша жизнь.

Я могу говорить с вами потому, что что-то глубоко внутри всегда пре­бывает в молчании. Речь имеет смысл, значительность - только благодаря молчанию. Если бы не существовало молчания, речь была бы бессмысленна, она стала бы тарабарщиной. Когда речь значительна, всегда помните: значение приходит благодаря мол­чанию. Молчание вливается в речь, и она обретает сияние.

Любовь прекрасна потому, что есть возможность ненависти, иначе лю­бовь была бы столь сладкой, что это могло бы привести к диабе­ту! Сахар, сахар, сахар... Нет, и соль тоже нужна. Ненависть при­дает жизни соль. Деятельность хороша, но если она не содержит в себе бездеятельности, она закончится неврозом, навязчивыми поступками. Бездеятельность хороша, но если внутри нее нет де­ятельности, это будет нечто вроде смерти — летаргия, скука. Хоро­шо и то и другое. Хорошо целое.

Дао говорит: "Хорошо целое, не выбирайте. Пусть будет так, как оно есть. Как оно есть — это мудрое решение. Нет ничего лучше, ни малейшей возможности малейшего улучшения. Вы принимаете обе возможности, и, благодаря такому приятию, вы трансцендируете, выходите за границы обеих возможностей.

Ко мне приходят люди, которые хотят получить посвящение и стать саньясином, но они колеблются. А я наблюдаю. Человек как раз стоит у дверей тюрьмы, через которые мог бы убежать, но он медлит: прошлое тянет его назад. Теперь все зависит от вас. Если вы отважны, вы сделаете шаг, потому что знаете свое прошлое и оно не удовлетворяет вас. Так какой смысл снова в него возвра­щаться?

Запомните: когда новый миг, новое понимание брезжит в вас, выби­райте новое — ведь прошлое ничего не дало вам, так какой же смысл обращаться вспять? Даже, если новое окажется ошибкой, снова выбирайте новое. На худой конец, это будет новое приклю­чение, вы узнаете что-то новое. Если даже вы не достигнете цели, вы, по крайней мере, наберетесь мужества, чтобы двигаться в сторону неизведанного, чтобы окунуться в неизвестность. Вы ос­таетесь в выигрыше. Но никогда не выбирайте старое, идите к но­вому при всякой возможности. И идите быстро, потому что ста­рое очень тяжко, оно тащит вас назад.

Вновь и вновь среди сидящих передо мной я вижу людей, зависших между своим прошлым и настоящим. Помните: настоящее крат­ко, а прошлое очень длинно, так что его вес, конечно, велик. И вы никогда не выберетесь из прошлого, если не будете отважны. Очень уютно и удобно оставаться в прошлом, но комфорт и удоб­ство — ничто, рост — все.

Растите.

Если рост идет через неудобство — отлично! Тогда неудобство — благо, оно благодетельно. Но всегда помните одно: продолжайте расти, не застревайте в рутине, не двигайтесь по одному и тому же по­рочному кругу: вновь, вновь и вновь.

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ