Вопрос: хорошо ли рисковать?

ОТВЕТ: Дело не в том, что хорошо или плохо. Если вы живете, вы неизбежно рискуете, жизнь — это риск. Безопасна только смерть, жизнь не бывает безопасной — безопасности нет. Организации, называемые "страхование жизни", должны называться "страхование смерти"; в жизни никто не застрахован. Жизнь жива только потому, что есть риск, опасность, потому она так и волнует.

Вы спрашиваете: "Хорошо ли рисковать?"

Приходится рисковать, если хотите жить, и чем больше вы рискуете, тем больше в вас жизни. Так что на самом деле вы спрашиваете: "Хорошо ли жить?"

Нет, я не убийца, я не хочу отравить вашу жизнь. Многие уже преуспе­ли в этом: учителя, проповедники, они отравляют вашу жизнь. Все они учат вас жить в рамках, жить так, чтобы не было риска, чтобы вы всегда были в полной безопасности, но тогда вы уже мертвы, вы уже в могиле, и тогда вы становитесь несчастными и начинаете замечать, что у вас нет никакой любви, нет никакого сча­стья, что в вашей жизни не происходит ничего стоящего. Тогда в вас возникает чувство, что жизнь бессмысленна, незначительна, а причина в том, что вы избегаете риска. Смысл приходит, когда вы в опасности, дерзновении. Ценность приходит только тогда, когда вы живы, ценность приходит через жизненность.

Вся добродетель — быть мужественным, мужество — единственное до­стоинство.

Если не жить опасно, лучше покончить с жизнью; зачем тогда обреме­нять жизнь, зачем обременять землю? И зачем чувствовать себя несчастным? Какой в этом смысл? Тогда ваше несчастье ни к че­му не приведет, и будете вы в своем несчастье, как белка в колесе.

Взгляните на людей: глаза их потеряли блеск жизни, их лица больше похожи на маски, чем на настоящие лица, они не живут, а только делают вид, что живут. И тогда, естественно, возникает чувство, что все бессмысленно: не рождается ни цветения, ни аромата, ни танца, ни песни. Тогда они обращаются к священнику и тот гово­рит: "Да, песня возможна, но только после смерти, когда вы умре­те". Обращаются к либералу и он говорит: "Да, жизнь имеет смысл, но прежде нужно изменить социальную структуру, нужно изменить экономическую структуру и заодно всю историю, нуж­но построить коммунизм, нужно построить социализм".

Когда человек теряет смысл, он, естественно, начинает спрашивать, где его найти. И вот он обращается к этим двум, священнику и либералу, хотя именно они доводят его до такого состояния, ког­да смысл потерян. Состоялся великий заговор: сначала они уничтожили возможность смысла, и теперь, конечно, вы у них в руках, вам приходится обращаться к ним с вопросами, они ука­зывают вам путь.

Взгляните на ребенка: у него есть смысл. Вам ведь знакома такая кар­тина: ребенок играет в камешки на морском берегу или бежит за бабочкой. Тихо понаблюдайте, но не пробуждайте в нем самосоз­нания. Как только пробуждается самосознание, он уже больше не ребенок. Тихо понаблюдайте, спрячьтесь где-нибудь; увлеченный до самозабвения, он полностью растворился в чем-то. А как он прекрасен! Благодать на его лице, радуга, радость, веселье, на­слаждение, жизнь, у него как бы выросли крылья и в то же время его нет, он растворился. В этот миг растворения он ближе всего к Богу, он в Дао, он на Пути, он наслаждается мгновением. Он нео­бычайно счастлив, так счастлив, что даже не понимает, что счаст­лив. Понимают, что счастливы только несчастные люди. Он так счастлив — кому какое дело? Он настолько "в", что больше он не посторонний.

Теперь попробуйте вот что: возьмите фотоаппарат и попытайтесь за­снять ребенка. Как только он почувствует, что его снимают, ве­селье его исчезнет. Его лицо перестанет быть правдивым, появ­ляется маска. Его глаза больше не растворены, сияние исчезло, они становятся скучными. Он не так уж подвижен, он стал ско­ванным, закрепощенным. Вернулось самосознание, вторглось "я". Теперь ребенок неприятен. Вот почему так трудно сделать фото­графию. Если даже красивого человека привести в студию, сразу что-то случается, фотография никогда не получается такой, как надо. Довольны вы хоть одной своей фотографией? Всякий раз, глядя на фотографию, вы видите, что что-то потеряно. Что же по­теряно? Вы вспомнили о себе, появилось самосознание, вы нача­ли готовиться. Вы хотели бы выглядеть, как можно лучше: счаст­ливым, улыбающимся, человеком значительным, могуществен­ным, чарующим... и все на ветер; вы просто неприятны, мертвы. Вы думаете о фотокамере и о тех, кто будет смотреть на фотогра­фию. Вы так поглощены мыслями о себе, как же можно быть кра­сивым?

Тот, кто постоянно думает, — а не опасно ли, — настолько поглощен мыслями о себе, что ему некогда жить. Он становится напряжен­ным, скучным и глупым, он — посредственность. Забудьте вы о риске: жизнь — это риск. Как только вы родились, с уверенностью можно сказать только одно, что рано или поздно вы умрете. Ка­кой же может быть риск?

Моя старенькая бабушка за меня всегда очень болела: я постоянно разъезжал на поездах, полмесяца в месяц я был в пути. Она вечно тревожилась и говорила: "Так много несчастных случаев!" Каж­дый день она открывала газету, чтобы узнать, не случилось ли еще одной аварии с поездом, самолетом... И собрав вырезки, она показывала их мне всякий раз, когда я собирался в дорогу: "Вот посмотри, сколько несчастных случаев с автомашинами, поезда­ми, самолетами, сколько убитых. Прошу тебя, не езжай никуда!"

И вот однажды я сказал: "Знаешь, если ты действительно интересу­ешься статистикой, то девяносто семь процентов людей умирают в своих постелях! Мне, что — не ложиться, поэтому всю ночь спать? Ведь это опасно, нет ничего опаснее, чем спать на кровати, девяносто семь процентов людей умирает в постели! Самолет го­раздо безопаснее, редко кто умирает в самолете или поезде".

Это поразило ее до чрезвычайности. "Да, — сказала она, — но нельзя, по­этому не ложиться спать". С тех пор она больше не говорила о не­счастных случаях, она поняла.

Родившись, вы решились на такой риск, хуже которого не будет. Те­перь смерть неизбежна, родившись, вы обречены умереть. В пер­вый день своей жизни вы сделали первый шаг к могиле, на какой же больший риск вы можете пойти? Даже полностью исключив все опасности, вы все равно умрете, так почему же не рискнуть и не жить на самом деле?

Один богач спросил у приятеля: "Почему меня упрекают за жадность, когда известно, что я все завещаю на благотворительность?"

Я позволю себе рассказать, как свинья жаловалась корове, что к ней плохо относятся: "Люди всегда говорят о твоей доброте и нежных глазах. Конечно, ты даешь им молоко и масло, но ведь я даю больше: колбасы, окорока и отбивные, щетину, даже ножки мои варят! И все равно, меня никто не любит. Отчего так?"

Корова немного подумала и ответила: "Может быть потому, что я даю еще при жизни".