Поступление в Андреевский скит на Афоне. Послушание в казначействе. Ангельское пение.
В Яффе сел на пароход 16 января 1894 года и приехал на Афон. 16-17 было Бдение Всенощное. Я молился и просил преподобного Антония начальника монахов, чтобы он мне помог идти по этому пути.
17 января в память преподобного Антония Великого написал четыре жребия, — в какую обитель мне идти. Куда поступить: в Пантелеимоновский, Андреевский скит, Ильинский скит и на келью великомученика Артемия. Помолился и взял жребий. Выпал — на Андреевский скит.
20 января 1894 года на преподобного Евфимия Великого я пошёл к игумену к отцу Иосифу проситься, чтобы меня приняли в послушники. Он мне сказал:
— Мы не принимаем, у нас нет места. Иди в Пантелеимоновский монастырь или Ильинский. Там принимают.
Я сказал ему:
— Я туда не хочу, я брал жребий, и выпал — к вам.
— Ну и что твой жребий?
Я сказал, что в Иерусалиме тоже брал жребий: выпал — на Афон, и вот здесь клал 4 жребия, и выпал жребий поступить к вам. Он говорит, что «ты молодой, мы молодых не принимаем, тебе нужно идти ещё в солдаты». Я ему объяснил, что я уже отслужил 4 года.
— Небось, там тебя в арестантскую часто сажали?
Я говорю:
— Нет. Вот у меня аттестат есть за мою службу.
Вынул ему аттестат и дал прочитать. Он посмотрел мой аттестат, и спросил:
— А считать хорошо умеешь?
Я ответил, что могу. Он мне говорит:
— У нас есть одно место, если ты сможешь, то мы тебя примем. Вот иди в наше казначейство, там спроси монаха Иосифа, пусть он тебя проверит, можешь ли ты считать. Если сможешь, то примем, а если не сможешь, то у нас нет места.
Он сказал:
— Иди.
Я спросил ещё:
— Придти к вам или нет?
Он ответил:
— Мы скажем.
Я взял благословение от игумена, пришёл в гостиницу. Спрашиваю гостинника:
— Где у вас казначейство?
— Тебе зачем?
—Игумен послал, чтобы Иосиф испытал меня, могу ли я считать.
Монах-гостинник засмеялся:
— Да разве он тебя примет поклонника. Он тебя выгонит. Там у него монахи не уживаются. Это над тобой игумен посмеялся.
Я сказал гостиннику:
— Разве игумену можно смеяться?
И гостинник повёл меня в казначейство, показал мне дверь, и сам ушёл. Я зашёл в казначейство, помолился. Меня спрашивает казначей:
— Что тебе, раб Божий?
Я спросил:
— Кто тут монах Иосиф?
А отец Иосиф говорит:
— Что тебе надо?
— Я был у игумена, и он послал меня к вам, чтобы вы меня проверили, могу ли я считать?
Он опять спрашивает:
— А зачем тебе?
Я объяснил, что просился поступить в обитель послушником. Он встал из-за своего стола, взял бумаги большой лист, привёл меня к столу, дал перо, чернила и говорит мне:
— Ты знаешь как турецкие деньги считать?
— Нет, не знаю.
— Вот пиши: турецкая монета называется лира. В ней 120 левов и другая монета называется митзидин. Турецкая лира стоит 8 руб. 76 коп., а митзидин содержит 22 лева с половиной, третья турецкая монета - черек - содержит 5 левов 25 пар. Он стоит на русские деньги 45 коп. с половиной, четвёртая монета лев. В леве 40 пар, стоит он на русские деньги 8 коп и пятая монета паричка, в ней две с половиной пары. Ты теперь понимаешь, какие деньги турецкие?
— Понимаю.
— Ну, вот теперь пиши: 15250 р. 54 коп. Теперь сделай мне задачу. Сколько мы должны получить, если переменить их на турецкие? Сколько мы должны получить на русские деньги турецких денег?
Я стал переводить, а он смотрит, и сам себе переводит. Я сделал задачу — перевёл и сказал: вот, столько-то лир и столько митзидин, череков и пар. Сделал, проверил.
— Верно. Ну, теперь ты понимаешь хорошо турецкие деньги. Вот мы купили досок на 12250. За каждую доску должны уплатить по 17 левов и 25 пар. Сколько мы должны уплатить денег за эти доски?
Я сделал скоро и сказал: вот столько.
Он сказал:
— Хорошо. Третью задачу: вот, — говорит, — мы купили 1500 яиц. За каждое — 1,5 пары. Сколько мы за них должны уплатить?
Я сделал. Он сказал мне:
— Можешь считать. Иди, скажи игумену, что можешь считать.
Я сказал ему, что игумен обещался сам спросить. Тогда он спросил мою фамилию, имя и отчество, «в каком номере помещаешься?» Я сказал. Он записал.
— Иди с Богом.
Пришел я к гостиннику в номер. Сказал ему, что сделал 4 задачи и записал мою фамилию и отпустил. Три дня мне никто ничего не говорил. На меня напало уныние, что меня не примут, и уже решил на следующем пароходе поехать домой. На четвёртый день после экзамена, после ранней Литургии пили чай. Приходит один послушник Димитрий, и говорит:
— Кто тут Ладыгин?
Я ответил:
— Я Ладыгин.
Он сказал:
— Пойдём со мной.
Пошли мы с ним. Пришли в канцелярию, где пишут письма. Там старший монах Иоаким говорит:
— Брат Потапий, ты просился у игумена, и вот он назначил тебя к нам на послушание.
Сейчас же дали мне бумагу писать письма благодетелям. Две недели я ходил заниматься в канцелярию. Была Масленая неделя, а здесь в первую неделю поста никаких занятий не бывает, только молятся. На второй неделе в понедельник приходит монах Зиновий в канцелярию и говорит:
— Брат Потапий, пойдём ко мне на послушание в свечную.
Я пришёл в свечную. Он всё мне показал и рассказал, как делать свечи. И стали мы с ним делать свечи. Мне это очень понравилось. Проработал я весь великий пост. Так как мне это послушание понравилось, я и думал, что там и останусь. Меня уже одели в подрясник и курточку, и благословил меня игумен молиться по чёткам. Дали три чёточки: Спасителю — 2 и одну Божией Матери. Благословил и предупредил меня:
— Когда будешь молиться, то смотри, не пугайся. Враг будет тебя пугать. Никуда не уходи с места, стой и молись. Он ничего тебе не сделает.
Пришёл я от игумена, одетый в подрясник и курточку, и получивши благословение и четки. Помещался я в гостиной, в номере с поклонниками. В номере было у нас 6 человек. Когда поклонники легли спать, я стал молиться, исправлять эти три чётки. И вдруг в дверь номера страшный удар, — я думал дверь вылетит, но стою и молюсь. Потом второй удар по углу, — как ударит в корпус, так и думаешь, что весь корпус развалится, но я стою и молюсь, хотя было и страшно, но мне такое было благословение. Потом третий раз из-под нар, где спали поклонники, выбрасывается сундучок поклонника и прямо к моим ногам. Все в комнате соскочили, перепугались, а я стоял, не сходил с места. Поклонники взяли этот сундучок, опять поставили под нары и сами сели, не легли, пока я не окончил. Когда я кончил, лёг на свое место с этими поклонниками и уж больше не уснул до утрени. Дали повестку в церковь: зазвонил колокол. Все пошли в церковь. Когда приходят в храм, все монахи и послушники прикладываются к иконе и берут у игумена благословение. Так и я сделал и пошёл брать благословение. Игумен меня спрашивает:
— Как брат Потапий, молился по чёткам?
Я говорю:
— Молился.
— Ну как, не пугали тебя?
Я говорю:
— Пугали.
— Ты днём приди ко мне после службы.
По окончании службы, я пошёл к нему, и рассказал всё, что было со мной. Он сейчас же позвал келиарха. Тот пришёл, и он его спросил:
— С кем бы поместить брата Потапия?
— С кем-нибудь, — сказал келиарх. — Можно с послушником Матфеем.
В тот же день меня перевели в келью с послушником Матфеем. И мы молились с ним вместе, больше нас враг не пугал, а когда перевели в гостиницу, то мне там дали келью одному. В гостинной я пробыл полтора месяца. В конце мая вдруг приходит монах Герман и говорит мне:
— Брат Потапий, иди к игумену.
В то время мне дали уже полуряску. Я пошёл. Прихожу к игумену, взял благословенье. Он меня спросил, зачем я пришёл. Я ответил, что меня послал брат Герман, сказал, что Вы звали…
— А я и забыл.
И он мне говорит:
Вот брат Потапий, тебя Божия Матерь, Апостол Андрей Первозванный и преподобный Афанасий Великий сюда к нам призвали. Помни, что за каждое своё слово и дело, если что сделаешь непоправде и полености, то дашь ответ суровый пред Господом. Знай, что не я тебя ставлю на такое великое послушание, а Матерь Божия, Апостол Андрей и Антоний Великий. Они во всём тебе будут помогать, если ты будешь чистосердечно и со смирением нести святое послушание. Вот тебе мы вручаем серьёзное дело. Ты будешь рассчитывать всех рабочих людей, а так же и всех пустынников. Строго себя возьми в руки и проверяй каждое дело — правильно ли ты сосчитал, потому что по твоей записи казначей будет выдавать деньги. Он не считает, не проверяет, а что ты напишешь, то и выдаст. И если ты кого-нибудь обсчитаешь, выдашь больше или меньше, будешь отвечать пред Господом.
Много он мне говорил примеров, чтобы не прельщаться на деньги и на какие подарки, а всегда иметь пред собою Господа, Матерь Божию, Апостола Андрея и Антония.
— Они наши покровители и хозяева.
Когда меня игумен благословил на это ответственное послушание, тогда я из гостиной перешёл в казначейство. Тут дали мне келью. Начал я заниматься в казначействе. Пробыл я месяц.
И вот старший бухгалтер монах Иосиф берет у игумена благословение на месяц отдохнуть и поправить здоровье на пристани Дафни, оставляет мне кассу и всё у одного. А до этого 10 лет никому не оставлял и не доверял. Все монахи были удивлены, что новому послушнику доверили такое великое послушание.
Послушание я нёс со страхом. Кроме этого, я был будильщиком. Будильщиком я был три года, и, кроме того, в праздники помогал в алтаре пономарём.
1895 г. на 25 марта, на праздник Благовещения я грешный и недостойный удостоился слышать ангельское пение. На 25 было бдение в церкви Божией Матери «В скорби и печали Утешения». Бдение началось в 7 часов вечера и кончилось в 6 часов утра. На бдении читался акафист Благовещения Божией Матери. Бдение кончилось. Молодые монашествующие пошли по ранним, а старые священнослужители должны служить позднюю Литургию в этом же храме. Я должен был придти пораньше, приготовить кадило, теплоту и разные предметы. Я пошёл после бдения в свою келью на полтора часа отдохнуть. Моя келья была под алтарем этого храма. Окно у меня было открыто. В семь часов утра я слышу пение. В церкви поют. Читают акафист Божией Матери и поют: «Радуйся, Невесто Неневестная». Когда я услышал, соскочил, думал, что уже проспал. Перепугался, скорее побежал в церковь. Прибежал, а двери храма были закрыты, а в Церкви всё продолжают петь. Я побежал обратно вниз по коридору к алтарной двери. Прибежал к двери, — всё ещё продолжают петь. На меня напал такой страх! Я такого пения никогда не слыхал. Воротился обратно в свою келью, стал на колени пред иконой Божией Матери, а пение ещё в Церкви продолжалось. Стоял я на коленях и плакал, слушал это пение. И вдруг у меня в кельи запели стихиру: Свет превечный... Пропели эту стихиру. Я уже не помнил, где стоял: на небе или на земле. Без четверти восемь дали повестку в Церковь, куда уже все пошли, и я пошёл в Церковь.
Об этом было сказано моему духовному отцу и игумену. Они сказали:
— Благодари Бога и не забывай. Всегда пой эту стихиру.
К празднику Пасхи Господней приехал мой родитель повидать меня. Пробыл три недели, и очень плакал, звал меня домой, что «тебе здесь тяжело». Я ему сказал:
— Ты оставайся здесь, если ты со мной хочешь.
Он говорит:
— Нет, я не могу выдержать. Нужно долго молиться.
Я его проводил. Он очень плакал. Когда он приехал домой, то через год, на второй день Пасхи умер.
Послушание я продолжал тоже помощником в казначействе бухгалтеру.