Тропарь Успения Пресвятой Богородицы

Греческий оригинал:

Ἐν τῇ Γεννήσει τὴν παρθενίαν ἐφύλαξας,

ἐν τῇ Κοιμήσει τὸν κόσμον οὐ κατέλιπες Θεοτόκε.

Μετέστης πρὸς τὴν ζωήν,

μήτηρ ὑπάρχουσα τῆς ζωῆς,

καὶ ταῖς πρεσβείαις ταῖς σαῖς λυτρουμένη,

ἐκ θανάτου τὰς ψυχὰς ἡμῶν.

Церковнославянский перевод:

В рождестве девство сохранила eси,

Во успении мира не оставила eси, Богородице,

Преставилася eси к животу,

Мати сущи Живота,

И молитвами Твоими избавляеши

От смерти души наша.

Перевод Ольги Седаковой:

Рождая, сохранила Ты девственность.

Почив, не оставила Ты мира, Богородица:

Ибо перешла к жизни

Ты, истинная Матерь Жизни,

И твоим ходатайством избавляешь

От смерти души наши.

Пояснения к тексту тропаря:

1. В рождестве, во успении – здесь имеются в виду не праздники Рождества Христова и Успения Пресвятой Богородицы, а сами действия рождения и смерти. Успение (усыпление) от успнути – уснуть; традиционная метафора смерти как сна (так же, как русское «почить») здесь приобретает более конкретное значение. По церковному преданию, грядущего воскресения из мертвых, которого ожидает весь род человеческий (в том числе, святые), Ей уже не требуется.

2. Преставилася к животу, мати сущи Живота. Одно и то же слово, живот (жизнь) имеет здесь несколько разные значения. В первом употреблении живот означает жизнь, вечную жизнь. Во втором – Христа, Который есть жизнь («Аз есмь путь и истина и жизнь», (Ин. 14, 6)); Который принёс в мир «жизнь, и жизнь с избытком», (Ин. 10, 10)). В этом смысле можно сказать о Богородице, что она родила Жизнь людям[37].

3. Мати сущи – буквально: пребывающая, ставшая навеки.

4. Молитвами Твоими – слав. молитва, передающая греческое πρεσβεία, означает здесь «просьбу», «прошение» и конкретно – прошение о помиловании.

Sub specie poeticae.

Православные литургические песнопения, посвящённые Пресвятой Богородице, как правило, очень сложны и «догматичны» более, чем лиричны. Это особенно заметно при сравнении с традиционной латинской гимнографией, с такими ее классическими образцами, как Stella Maris («Звезда морей»), Pulcherrima Rosa («Прекраснейшая Роза»), Salve Regina («Радуйся, Царица») …Совершенная чистота, дивная красота, несравненное милосердие Девы – их лирическая тема[38].

Православные (греческие) песнопения обращаются к Богородице иначе: в свете догмата о Воплощении Бога Слова. Они размышляют о той роли, которая принадлежит Ей в этом величайшем чуде, они созерцают невероятность происшедшего. Этого не вмещают человеческий разум и обыденный опыт, о чём постоянно напоминают богородичные гимны (мотивы «молчания витий» и «недоумения философов») и о чём, как говорит одно из этих песнопений, «безопаснее было бы молчать».

Хвалебное песнопение и есть молчание, облачённое в слова, некое подобие огромной вышивки. Излюбленная риторическая фигура здесь – соединение несоединимого, оксюморон: «Невеста неневестная». Созерцанию певцов и слушателей предлагаются вещи непредставимые: девица становится матерью, оставаясь девицей; женское чрево вмещает Того, Кого не вмещает звёздный мир и все творение; смертное, сотворённое человеческое существо рождает «жизнь бесконечную». Гимнографы как будто наслаждаются умножением ряда «невозможностей», следующих, по существу, из одного именования: Богородица.

Мы не раз уже говорили об особом интеллектуализме и «теоретичности» византийской литургической поэзии. С этим ее качеством можно связать и обыкновенное присутствие в богородичных песнопениях ветхозаветных образов, в которых богословы усматривают прообразование Богородицы: Богородица – лестница, которую видел патриарх Иаков, кувшин манны из древней Скинии Завета, жертвенник, неопалимая купина, переход через Красное море… Все это – образцы того, «чего не бывает», чудеса, в которых «естества чин» (природный закон) отменяется. Огромный реестр таких символических уподоблений содержит в себе акафист «Взбранной Воеводе», образец и источник множества литургических текстов. Тропарь Успения, о котором мы ведём речь, не включает в себя этих ветхозаветных символов.

Его композиция прозрачна. Первые два стиха дают параллельные образы соединения несовместимого: девственного рождения – и кончины, которая не означает полного разрыва с миром. Два эти чуда поданы в одном модусе: сохранения. «Девство сохранила» – «мира не оставила». Хранение, сбережение, покров – один из главных мотивов в почитании Богородицы. В молитвенных обращениях к Ней звучит надежда, что с Ее помощью и пропавшее не пропадёт. Два этих стиха составляют как бы богословское вступление к гимну.

Следующие четыре стиха тропаря развивают его основную тему: смерть – и жизнь. Кончина Богородицы – не смерть, а переход к жизни (вечной жизни), к той новой Жизни, которую Она родила, оставаясь смертным существом. Слово «смерть» появляется только в последней строке, и относится не к кончине Богородицы, а к «нам», точнее, к «душам нашим», которые, по ее заступничеству, спасаются от смерти. Жизнь ее после кончины не только не прекращается, но становится источником жизни для «душ наших». С темой заступничества, ходатайства, просительства, «споручительства» Богородицы связана тема Суда. На Суде Христовом Она выступает как адвокат, как просительница о помиловании осужденных. Здесь сходятся латинская и греческая традиции гимнографии Богородицы, с различия которых мы начали. И в западной традиции Она прежде всего – Защитница, «адвокат» на «праведном суде», надежда тех, у кого нет никакой другой надежды.

В Св.Писании мы встречаем один источник этого тысячелетнего образа «заступницы за людей перед Сыном»: рассказ о брачном пире в Кане Галилейской. Сочувствие Богородицы к людям, которым не хватило вина, и просьба к Сыну поправить это положение становятся побуждением к началу Его чудотворства, к первому «явлению славы», к началу совершения Его миссии Спасителя. Первое чудо Господь совершает по просьбе Матери (Ин.2, 1-11).

Священник Фёдор Людоговский:

В Православной Церкви существует множество праздников, посвящённых Пресвятой Богородице. Если следовать хронологии событий, то первый из них – зачатие Богородицы праведной Анной (9/22 декабря); затем – Рождество Богоматери (8/21 сентября), Введение во Храм (21 ноября / 4 декабря), Сретение (2/15 февраля), Благовещение (25 марта / 7 апреля), Успение (15/28 августа). Дальше следуют празднества, установленные в память о явлениях Пресвятой Девы, о чудесах, совершенных Ею в разные эпохи церковной истории: это и праздник Покрова (1/14 октября), и память Знамения Богородицы в Великом Новгороде (27 ноября / 10 декабря), и празднования в честь десятков икон Божией Матери.

Главным среди всех этих праздников может считаться Успение – так же, как главным днём памяти святого обычно является день его кончины, так же, как главный Господский праздник – Пасха, воспоминание смерти и Воскресения Христа.

Успение часто называют Богородичной Пасхой, но такое наименование представляется нежелательным: совершенно очевидна давняя и неослабевающая тенденция «подтягивать» почитание Богоматери до уровня почитания Спасителя (это видно во всем – от орфографии до гимнографии) – но такое стремление вступает в противоречие с догматическим учением Православной Церкви: Господь Иисус Христос – Бог и человек, Творец и Спаситель; Богородица – лишь человек, хотя и вместивший в себя Божество. Ее служение было совершенно исключительным, наше спасение было бы без Нее невозможным; однако Ее человеческая природа не изменилась, Она, как и все люди, была подвержена смерти. Поэтому хотелось бы надеяться на более трезвенное отношение к почитанию Богоматери – равно как и к почитанию многих святых.

Праздник Успения имеет однодневное предпразднство (сразу после отдания Преображения Господня); его попразднство длится восемь дней. Успение Богородицы – последний двунадесятый праздник в церковном году, начинающемся 1/14 сентября и заканчивающемся в августе. Спустя две недели после отдания Успения наступает предпразднство первого в году двунадесятого праздника – Рождества Богородицы.

Опубликовано на сайте журнала "Нескучный сад" (26.08.2013)

http://olgasedakova.com/Poetica/1468

[1] Воскресная служба Октоиха всех восьми гласов или напевов на славянском и русском языках, заключающая в себе песнопения малой вечерни, великой вечерни, полунощницы, утрени и литургии. Перевел с Греческого языка преподаватель Тобольской духовной семинарии Иван Ловягин. СПб., синодальная типография. 1988.

[2] О.А.Седакова. Словарь трудных слов из богослужения. Церковнославянско-русские паронимы. Греко-латинский кабинет Ю.А.Шичалина. М. 2008.

[3] Слав. Теплый, тепле – горячий, горячо (ревностно, усердно). По-русски принято говорить о горьких, а не о горячих слезах.

[4] Первое значение проповедати, в цсл. – известить, сообщить, принести весть. Так что проповедница здесь – вестница. Значение проповеди как поучения появляется позднее.

[5] Как замечено (см. об этом работы Г.Прохорова), в русской православной традиции фундамент богословствования для «обычного» прихожанина составляет литургическая поэзия, а несистематические богословские труды.

[6] При этом она добавляет момент, которого в повествовании нет: некое поучение ангелов. Магдалины не успевает услышать ответа ангелов, она только объясняет им, что ищет и не может найти, куда перенесли Тело Погребённого. За ангелов отвечает Сам Христос.

[7] Мышца – рука, предплечье и плечо. Вообще говоря – сила руки. Я оставляю это слово без перевода, хотя русское «мышца» имеет другое значение. Заменяя мышцу «рукой», мы теряем здесь связь с традиционной символикой песнопений (см. далее, в комментарии).

[8] Попрал – буквально наступил, встал ногой. Древний жест победителя, ставящего стопу на шею или на грудь побеждённого. Известен древний иконографический канон, где Христос изображён как воин, вставший на грудь змея – смерти. Господь побеждает смерть, «последнего врага» («последний же враг истребится – смерть», 1Кор. 15, 26), царящего над мирозданием после адамова грехопадения, Своей крестной смертью.

[9] Мир здесь передаёт греческое kosmos, вселенная, то есть все творение, а не только человеческий мир.

[10] Милость, великую милость здесь, как и в других подобных стихах (о даровании великой милости обычно говорится в связи с какими-то особыми событиями) следует понимать конкретно, не как общее свойство Господа, а как особый акт помилования. Значение, близкое к «жертве» (ср. в литургической анафоре милость мира – мирная жертва).

[11] В наших комментариях я не буду углубляться в разбор новой поэзии. Замечу только, что и ее язык – во многом язык цитат (как правило, взятых из других источников). Есть поэты, более склонные к такой «центонности», есть такие, которые прибегают к отсылке «нечаянно и наугад», но никакой поэт не может уйти от того факта, на котором стоит поэзия: у слова есть генеалогия, есть история бытования.

[12] Иногда песнопения говорят о тройной структуре мира: «небо и земля и преисподняя». Воде (морю) в этой космологии принадлежит особая роль. Заметим, что все эти пространства (и море в том числе) представлены прежде всего как обитаемые, заселённые. Так что, говоря небесная, тропарь имеет в виду тех, кто обитает в небесах, – ангелов.

[13] Мы сохраняем этот и все последующие глаголы (видится – приносится – полагается) в нехарактерной для русского языка возвратной форме со значением пассивного залога, чтобы передать особый характер этого действия, активный и пассивный одновременно: Он делает так, что с ним делают следующее…

[14] Или: лени, небрежения (недобросовестного исполнения), откладывания дел на потом. Слова праздный, argos, праздность в церковнославянском языке несут более сильное, чем в русском, значение «пустоты», «опустошенности», «бессмысленности».

[15] Трудно объяснить, почему περιεργία – беспорядочная, чрезмерная деятельность; забота о незначительных делах, вмешательство в чужие дела – передается здесь славянским уныние. Обыкновенно уныние передает греч. acedia.

[16] В дониконовском славянском тексте на этом месте стоит сребролюбие. Можно предположить существование разных греческих списков молитвы, где на месте φιλαρχία (властолюбие, желание первенствовать) могло стоять близкое ему по буквенному составу filarguria (сребролюбие, алчность). Какой из этих вариантов является исходным, трудно определить. Стоит заметить, что литургические тексты подчеркивают особую тяжесть греха сребролюбия, однозначно объясняя предательство Иуды его сребролюбием («имений рачитель»).

[17] В дониконовском тексте «отжени от мене» («отгони, отдели от меня»). Это различие также, вероятно, восходит к разным греческим спискам молитвы. Обыкновенно о собственных грехах и пороках в молитвах просят именно так: отжени от мене или избави мя от. Споры в связи с двумя этими вариантами («не дай мне» или «отгони от меня») велись по поводу того, что Бог не может «давать» человеку страсти и пороки. Однако в нашем тексте даждь, «дай», δῷς·, употребленный по отношению к дурным свойствам, противопоставлен двум другим глаголам со значением «даровать»: χάρισαί (если переводить буквально, «уделить по милости») и δώρησαί (одарить, наградить). В таком сопоставлении «дать» можно понимать как «позволить», «допустить» – ср. «не дай Бог!».

[18] Целомудрие – σωφροσύνη – в позднейшем восприятии связывается преимущественно с девственностью или моральной чистотой, однако его настоящее значение – обладание здравым (целым, неповрежденным) умом, здравомыслие, способность различать добро и зло.

[19]Смирение в дониконовском списке, смиренномудрие – в новом. Сложносоставное слово ταπεινοφροσύνη означает «скромность», «признание собственной малости, незначительности». В античном понимании такая «скромность» – характеристика отрицательная, нечто вроде «малодушия». В христианском смирение – одна из высших добродетелей, противоположность гордыни. Прот. Александр Шмеман в своем толковании «Великопостной молитвы» замечает, что одно из главных проявлений смиренномудрия – готовность принять правду.

[20]Терпение, ὑπομονῆ, стойкость, постоянство. Терпети в славянском, как и в греческом, включает в себя значение «ожидать», «ожидать с надеждой». Ср. «сии вси бяху терпящее единодушно в молитве и молении» (Деян.1, 14).

[21] Буквально «спотыкания», неудачи, ошибки, πταίσμα. В русском и в других славянских языках сохранились образования с корнем грех, которые не несут религиозной коннотации и означают «ошибку», «промах». Ср. русск. огрех.

[22] Κατακρίνειν – осуждать в смысле «выносить приговор». Высказывать критические замечания, даже злословить – это еще не осуждать. Наоборот, можно относиться к кому-то «терпимо», именно исходя из осуждения в этом смысле: дескать, что с такого взять! Вот здесь человеку выносится приговор.

[23] О поэзии и духовном облике Ефрема Сирина есть прекрасная работа С. С. Аверинцева: Между «изъяснением» и «прикровением»: ситуация образа в поэзии Ефрема Сирина. – С.С.Аверинцев. Поэты. Школа «языки русской культуры» М., 1996. С.97-121. И в этой работе, и в своём общем очерке сирийской литературы («От берегов Ефрата до берегов Босфора» – Многоценная жемчужина. Переводы С.С.Аверинцева. Дух и лiтера, Киев, 2003) Аверинцев – впервые в отечественной и мировой науке – говорит об особом месте, которое принадлежит сирийской духовности в русской культуре. Гипотезы о том, что Великопостная молитва, сирийский текст которой неизвестен, представляет собой псевдоэпиграф, Аверинцев не обсуждает.

[24] Пушкин чутко подхватил эту «парность» во вступлении к переложению молитвы: «Отцы пустынники и жены непорочны / Чтоб сердцем возлетать во области заочны, / Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв…». Отцы и жены, два назначения молитвы – для небес и для земли.

[25] В переложении Пушкина, которое занимает семь строк, написанных шестистопным александрийским ямбом с парной рифмовкой, фактически сохранены все слова, входящие в молитву. «От себя» Пушкин добавил только уточнение к «любоначалию»: «змеи сердечной сей». Однако «прикровенный» символ его переложения другой. Последнее прошение молитвы перенесено вперёд, а финальной становится просьба об оживлении:

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.

Последнее слово стихотворения – «оживи». Все, что касается центральной для молитвы Ефрема Сирина темы Владыки – Царя – раба у Пушкина уходит в тень или совсем исчезает.

[26] Славянское «совет» греч. Βουλὴ имеет значение «замысел», «решение».

[27] Можно было бы по-русски сказать: Девочка, Κόρη: очень юное существо. Здесь тот же контраст вечности и юного возраста, как в рождественских песнопениях: «Отроча младо, превечный Бог».

[28] Так в греческом – и так передаётся в славянском! «Приветствовать» по-славянски – «целовати». «Лобзати» имеет в виду физическое действие. В иконографии Благовещения такой поворот сюжета не встречается. В евангельском повествовании об объятии Ангела не говорится.

[29] Многозначное славянское «красный» передает здесь ὡραῖος, зрелый, в цвету.

[30]В греческом «царей». Тема Креста часто связывается в песнопениях с темой земного православного царя. Источник этого, вероятно, – видение Императора Константина («In hoc signo vinces» «Сим победиши», знамение Креста в небе во время битвы), с которого началась новая эпоха христианства, конец гонений и постепенное превращение христианства в государственную религию. Крест стал пониматься как опора христианского государства («жительства»), его властей и народа.

[31] В греческом – Воскресения.

[32] См. об этом мою работу «Рай: тема христианской мысли»http://www.pravmir.ru/raj-tema-xristianskoj-mysli/

[33] О жизни и творчестве этой уникальной песнописицы можно прочитать: Монахия Кассия (Т.А.Сенина). Преподобная инокиня Кассия, песнописица Константинопольская. – Вертоград №1 (80) 2004, 3, 17-29.

[34] Борис Пастернак. ПСС. Т.4. C. 411.

[35] Этот стих μετὰ πάσης ἀρχῆς καὶ ἐξουσίας допускает двойное чтение: можно понять его как именования двух ангельских чинов небесной иерархии (наш вариант) – или, «с прописной буквы», как описание ангельских сонмов «со всяким их начальством и властью», как переводит иером. Амвросий (Тимрот).

[36] В «Августе» у Б.Пастернак явление фаворского света представлено как вошедшее в обиход, регулярное:

Обыкновенно свет без пламени

Исходит в этот день с Фавора.

[37] Ср. об этом в пастернаковском «Докторе Живаго»: «…девушка … тайно и втихомолку даёт жизнь младенцу, производит на свет жизнь, чудо жизни, жизнь всех, «Живота всех», как потом его называют. – Борис Пастернак. Собрание сочинений в пяти томах. Том третий, Доктор Живаго. М., Худлит, 1990, с.460.

[38] В целом богословские хитросплетения остаются «за кадром» западных гимнов Деве. Но есть исключения. В богословском гимне Богородице, который в финальной песне «Божественной Комедии» поет у Данте Бернар Клервосский, мы слышим совершенно византийское упоение головокружительными «невозможностями»: “Vergine Madre, figlia del tuo figlio… tu se’colei che l’umana natura Nobilitasti si, che ‘l suo fattore Non disdegno di farsi sua fattura” – «Дева Мать, дочь своего Сына… Ты та, в которой человеческая природа Так облагородилась, что ее Творец Не счел недостойным стать ее (человеческой природы) твореньем». (Par. XXXIII, 1-6).

Образ «дочери собственного Сына» перекликается с древней иконографией Успения, где Христос предстоит ложу усопшей Богородице и держит на руках ее душу в образе маленькой девочки, точно повторяя позу Богородицы, держащей Младенца. Наглядным образом Мать возвращается к своему изначальному статусу – она вновь дитя Творца.