Путь классической йоги и покаяние

Для атеистического сознания, невежественного в духовном отношении, все религии — на одно лицо. Следствием этого является распространенный в нашем обществе предрассудок, что все религии в общем и целом одинаковы. Оккультизм всячески поддерживает это воззрение, утверждая, что все религии разными путями ведут к одной и той же цели. В Индии в XIX столетии жил реформатор индуизма Рамакришна, который утверждал, что все религии учат в конечном счете одному и тому же, что боги самых различных религий являются одним и тем же существом. По его мнению, те люди, которые утверждают, что только их религия является истинной, уподобляются слепцам, спорившим о том, что собою представляет слон. "Четверо слепых подошли к слону. Один дотронулся до ноги слона и сказал: слон похож на столб. Другой дотронулся до хобота и сказал: слон похож на толстую дубину. Третий дотронулся до живота слона и сказал: слон похож на огромную бочку. Четвертый дотронулся до ушей и сказал: слон похож на большую корзину. И потом они начали спорить между собой относительно того, каков слон" (20, с. 105; 3, с. 126–139).

В этой притче, как само собой разумеющееся, предполагается, что все четверо слепцов обладают врожденным, неотъемлемым правом познавать слона, хотя бы и ощупью. Они, по отношению к этому слону, вполне добропорядочны, и он спокойно дает им возможность ощупать себя. Ничто, кроме слепоты, им не мешает. Применительно к какому-нибудь слону это, может быть, и так, но, в отношениях с Богом, ситуация совсем иная. До грехопадения первых людей все могло бы быть именно так, как описано в притче Рамакришны, но люди согрешили по отношению к Богу и потеряли право на такое непосредственное "ощупывание". Не поверив Господу, но поверив сатане, они сделали свой выбор и подпали под власть лукаваго духа. Теперь он стал подставлять свои бока, насмехаясь над слепыми людьми и радуясь их раздорам и ссорам по поводу того, что они нащупали. Согрешив, люди предали себя во власть сатаны, который получил в грехе точку опоры для воздействия на нас, и в этих условиях мы не можем быть уверены в том, что все наши впечатления — от Бога.

Кроме того, Бог — не слон, который совершенно безразличен к тому, правильно ли познают его слепцы или неправильно. Тем, которые отвернулись от сатаны и раскаялись в грехе отцов своих, Он Сам является и прилагает все усилия для того, чтобы мы — насколько это возможно и полезно 'для нас — имели ясное и истинное представление о Нем. И более того, Он Сам берет на Себя наши грехи и Сам очищает от слепоты наши духовные очи. Но это в том случае, если мы покаялись и отвернулись от дел отцов своих. В притче о четырех слепцах нет и слова о покаянии, и подразумевается, что процедура познания твари (слона) одинакова с "процедурой" познания Творца этой твари. Но неправомерно переносить методы, выработанные человеком при изучении тварного мира, на познание Самого Творца и рассуждать о Нем так, как мы рассуждаем о земных вещах, сколь бы ни было научно такое рассуждение.

Поэтому не удивительно, что в классической йоге — конкретном "руководстве" к индусскому "спасению" — мы не увидим того, что находим в христианстве. Посмотрим, что предшествует собственно медитации или Дхияне — этому "орудию" йогического "духовного" видения, с помощью которого йога постигала и предлагает постигать истину, отличать ложь от правды. В классической йоге весь процесс "саморазвития" или йогического "спасения" (а цель йоги — "освобождение от страданий" — т. е. тоже, как будто спасение) четко разбит на восемь ступеней:

1. "Яма" (воздержание); включает в себя:

a. воздержание от нанесения вреда любому виду жизни,

b. правдивость в мыслях и речи,

c. неворовство,

d. контроль над чувственными желаниями и страстями,

e. непринятие даров.

2. "Нияма" (культивирование положительных привычек); включает в себя:

a. очищение тела омовениями и принятием только чистой пищи (вегетарианство), очищение ума воспитанием дружелюбия, доброжелательности, бодрости, деланием добра другим людям,

b. привычку довольствоваться тем, что приходит само собой, без лишних усилий,

c. умерщвление плоти, т. е. развитие привычки переносить холод, жару и т. п.

d. привычка к регулярному чтению религиозных книг,

e. размышления о Боге.

3. "Асана" (физические упражнения); овладение различными позами, среди которых есть специальные позы, предназначенные для медитации.

4. "Пранаяма" (овладение дыханием); развитие способности удлинять, ритмизировать или задерживать дыхание для овладения особым типом дыхания, способствующим медитации.

5. "Пратьяхара" (удаление чувств от их объектов); развитие способности не видеть с открытыми глазами, не слышать при наличии звуков и вообще не ощущать воздействия любых внешних раздражителей.

6. "Дхарана" (сосредоточение ума на желаемом объекте); развитие способности сосредоточивать свое внимание.

7. "Дхияна" (медитация); развитие способности созерцать один и тот же объект в течение длительного времени без отвлечения или перерыва.

8. "Самадхи" (поглощение ума объектом созерцания); развитие способности к медитации до такого этапа, когда утрачивается ощущение разделенности объекта созерцания и самого созерцающего — они как бы сливаются в одно; высшее самадхи есть состояние слияния с Абсолютом, "поглощение конечного "Я" бесконечным, абсолютным сознанием" (32, с. 15).

Эти восемь ступеней йоги описываются нами по книге С. Чаттерджи и Д.Датта "Введение в индийскую философию" (28, с. 257–260).

Можно заметить, что восемь ступеней йоги могут быть разбиты на три части: 1) этическую (1-я и 2-я ступени); 2) физиологическую (3-я и 4-я ступени); 3) психологическую (5-я, 6-я, 7-я и 8-я ступени). Из них только этическая часть может быть сопоставлена с православными "методами". Хотя в православной аскетике и встречаются упоминания об определенных способах согласования дыхания с молитвой (15, с. 140) и даже о позе для молитвы (15, с. 131), никакой аналогии с пранаямой и асанами йоги в них нет. "Умное делание" или практика Иисусовой молитвы имеет некоторое сходство с практикой медитации — и там и там мы имеем дело с непрерывным удержанием внимания на избранном "объекте" (если вообще допустимо называть Господа нашего Иисуса Христа объектом). В аскетике это удержание внимания называется "хранением сердца", "блюдением внимания". Но все эти операции с собственной психикой и телом есть лишь усилия по "рыхлению почвы". Зерно все же кладет Господь и при наличии одного условия — покаяния. Его-то мы и не найдем ни в этической части йоги, ни в психологической. Для медитации нужно лишь удержание внимания; для молитвы оно также необходимо, но совершенно недостаточно. Кроме внимания, в молитве требуется еще благоговение и сокрушенное сердце (17, с. 38). Без этого сокрушенного сердца (т. е. покаянного состояния) и Иисусова молитва может быть гибельна (17, с. 23; 5, т. 1, с. 270), приводя к безумию или самоубийству. Таким образом, покаяние является центральным моментом, отличающим йогу от православной аскетики, и можно догадаться, насколько гибельна для души практика йоги во всей ее полноте[1].

Раскаяние — отвращение от сатаны и обращение ко Христу — является отправной точкой православного спасения. Этот значимый не только для земной жизни, но и для вечности выбор закрепляется в таинстве крещения, которое открывает человеку доступ к другим таинствам, предназначенным для исцеления всего его существа. Центральное место среди них занимает таинство Святого Причащения. Найдем ли мы что-нибудь подобное ему в йоге? Очевидно, что нет. Итак, православие еще отличается от всех других религий наличием в нем спасительных для души таинств.

Говоря о покаянии, как отличительной черте православия, мы должны упомянуть, что некоторые йоги также говорят о нем (21), но это скорее всего делается для того, чтобы ввести в заблуждение человека, выросшего в христианской традиции, т. к. сущность этого "покаяния" весьма далека от сущности христианского покаяния. Вот что пишет йог Рамаянанда: "Для йога покаяние состоит в добровольно наложенном на себя ограничении или страдании, что не означает обязательно причинение физической боли. Чтобы принести истинную пользу духовному развитию человека, покаяние должно походить на совершенный грех" (21, с. 23)… "Если вы злоупотребляете алкоголем и этим наносите вред вашему телу, то вы грешите, т. е. вы задерживаете собственное продвижение…, так что вам следует отказаться от потребления алкоголя — этим вы совершите покаяние. Потребление табака в любой форме вредит вашему развитию в йоге, так что для того, кто предается курению, отказ от табака был бы настоящим покаянием" (21, с. 25). Как мы видим, здесь ни слова не сказано о Боге. Такое "покаяние" конечно же не является покаянием в христианском смысле слова, в котором "борьба с грехом должна выражаться в раскрытии своей души перед Богом и другими людьми, т. к. корень греха есть самолюбивое самозамыкание человека" (24, с. 70). Это и не покаяние вовсе, а аскетизм, который практикуется во имя свое, а не во имя Божие, во имя овладения и подчинения своей телесной природы себе, своему "Я", а не Богу, для того, чтобы стать сверх-человеком, возвыситься над другими людьми, достичь состояния божества. Все это — проявление изощреннейшего себялюбия и эгоизма. Так, известный йог последнего времени Шивананда, в своей книге "Самадхи-йога", писал, что для достижения конечной цели йоги — состояния самадхи — требуется, среди прочего:

• не общаться ни с кем ни мыслью, ни словом, ни делом;

• культивировать безразличие по отношению ко всему;

• не задумываться над горем или счастием кого-либо;

• не привязываться к вещам и лицам.

Создается впечатление, что йога ставит своим идеалом достижение личного благополучия и блаженства путем разъединения с другими людьми, не смотря на их неблагополучие и страдания. Но Спаситель заповедал нам не безразличное отношение к людям, а любовь к ним, не замыкание в себе, а ношение тягот друг друга, и прямо указал, что нет выше той любви, когда человек душу свою отдает за други своя (Ин. 15, 13). И апостол Павел говорил: "Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто" (1 Кор. 13, 2). Итак, йога зовет нас совсем в другую сторону.

В йоге признается существование Бога, хотя он производит впечатление пассивного зрителя в деле йогического "спасения", да и само поклонение Богу является лишь "одним из средств окончательного достижения самадхи-йоги" — пишут С.Чаттерджи и Д.Датта в своей книге "Введение в индийскую философию" (28, с. 261). И Бог понимается весьма своеобразно. Йоги говорят: "есть Бог; есть одна Душа, отличная от всех остальных душ, и Он есть вечный Властитель всего созданного, вечно свободный Учитель всех учителей" (7, с. 34). Он есть "особая Пуруша (душа), непричастная страданию, следствию действий или желаний" (там же, с. 36), "неограниченное знание" (там же, с. 37), "Один Учитель, неограниченный временем", "Учитель бесконечного знания" (там же, с. 39). И во всех этих определениях — ни слова о любви, о том, что Бог есть, прежде всего, Любовь. Не сатана ли этот Бог йоги, имеющий знание, но не имеющий любви?

Так или иначе, но в йоге присутствует ощутимый привкус холодной рассудочности и рационализма в подходе к Богу и человеку. Таким же интеллектуализмом отличается и буддизм, в котором мы также не найдем покаяния.

БУДДИЗМ И ПРАВОСЛАВИЕ

В буддизме средствами и путем спасения ("марга"), по описанию С.Чаттерджи и Д.Датта, являются:

1. Правильные взгляды. Неведение считается главной причиной наших страданий. Если устранить условия, порождающие несчастья, то прекратятся и страдания. Правильные взгляды — это принятие и правильное понимание "четырех благородных истин", сформулированных Буддой: 1). Жизнь в мире полна страданий; 2). Имеется причина этих страданий; 3). Страдания можно прекратить; 4). Существует путь, ведущий к прекращению страданий.

2. Правильная решимость. От стремящегося к избавлению от страданий требуется: а) отрешение от всего земного; б) отказ от дурных намерений; в) отказ от вражды к другим людям; г) твердое намерение преобразовать жизнь в свете истины.

3. Правильная речь. Требуется воздержание от лжи, клеветы, жестоких слов и фривольных разговоров — т. е. контроль своей речи.

4. Правильное поведение. Необходимо отказаться от уничтожения живого, от воровства, от неверного удовлетворения своих чувств, и т. д.

5. Правильный образ жизни. Надо зарабатывать на жизнь честным путем, нельзя прибегать к недозволенным средствам даже для поддержания жизни.

6. Правильное усилие. Следует постоянно искоренять в себе как старые вредные идеи, так и постоянно приобретаемые новые, и заполнять сознание хорошими идеями, стараясь закрепить их в уме.

7. Правильное направление мысли. Необходимо постоянно сохранять в памяти тот факт, что вещи, по своей природе, преходящи. Это необходимо для того, чтобы освободиться от привязанности к вещам и от печали по поводу их утраты.

8. Правильное сосредоточение. Здесь имеется в виду психотехническая практика углубляющегося сосредоточения (медитация), направленная на достижение состояния освобождения от страданий (нирваны). Эта практика состоит из четырех ступеней:

a. осмысление и исследование истины чистым и невозмутимым умом, рассеивание сомнений в четырех благородных истинах;

b. осознание радости покоя, порождаемого невозмутимым размышлением;

c. попытка войти в состояние безразличия, т. е. отрешиться даже от радости сосредоточения;

d. достижение совершенной невозмутимости, безразличия и самообладания (28, с. 116–121).

Рассматривая эти восемь ступеней буддизма, мы также не находим в них чего-либо, напоминающего покаяние, но видим все ту же культивацию полной невозмутимости, безразличия и самообладания. И здесь мы не находим любви — той любви, когда человек полагает за других душу свою, как и Христос распялся за нас. Кроме того, буддизм отрицает существование Бога, так что буддисту каяться не перед кем. Идеал буддизма также прямо противоположен христианскому идеалу — это идеал эгоиста.

Справедливости ради следует сказать несколько слов о поздней ветви буддизма — Махаяна-буддизме и проповедываемом им идеале боддхисаттвы. Боддхисаттва обозначает такое состояние подошедшего к нирване человека, когда он, движимый состраданием, отказывается от вхождения в нирвану для спасения остающихся в неведении людей. Но жертвуя личным "спасением", он становится проповедником того же безразличия, как лекарства от жизни. Это похоже на то, как если бы больному предлагали не лекарство, исцеляющее его, а яд, прекращающий болезнь вместе с уничтожением жизни. Господь же сказал: "Я пришел, чтобы имели жизнь, и имели с избытком" (Ин. 10, 10). Восточный и христианский идеал противоположны — Восток стремится избавиться от жизни, а христианство стремится преобразить, обожествить ее.

Любопытно, что отмеченные выше холодная рассудочность и интеллектуализм, свойственные йоге и буддизму, да и сами их методы частично напоминают "второй образ молитвы", описываемый Симеоном Новым Богословом. Всего таких "образов" (т. е. видов) молитвы — три, и лишь один из них правильный. Вот что пишет Симеон Новый Богослов:

"Второй образ есть такой, когда кто сводит ум свой внутрь себя, отвлекая его от всего чувственного, хранит чувства свои, собирает все помыслы свои, чтобы не скитались по суетным вещам мира сего, — и, то исследует помыслы свои, то вникает в слова читаемой молитвы, то возвращает назад помыслы свои, если они, быв пленены диаволом, унеслись к чему суетному и худому, то, с большим трудом и самопонуждением напрягается придти в себя самого, если был возобладай и побежден какою-либо страстию. Отличительная черта сего дела та, что оно происходит в голове: мысли с мыслями борются.

Имея такой подвиг и такую брань с самим собою, не может он мирствовать в себе никогда, и не находит времени заняться деланием добродетелей, чтобы получить и венец правды. Такой человек подобен ведущему брань с врагами своими ночью в темноте, который слышит голоса врагов своих и принимает удары от них, но не может ясно видеть, кто они такие… Потому что сам он пребывает в голове, а помышления злые исходят из сердца… Тщетно подъемлет он труд, несчастный, и даже совсем теряет мзду свою, если при этом, и сам не замечая того, возобладай бывает тщеславием, воображая, что надлежаще внимает себе. В гордости своей он презирает других и осуждает их, а сам себя хвалит, мечтая при сем, что достоин быть пастырем словесных овец и руководить других, — и походит на слепца, который берется водить других слепцов" (8, т. 5, с. 330–331).

В последнее время широкое распространение получает агни-йога (йога огня), появлением которой мы обязаны деятельности семьи Рерихов. В христианстве покаяние является средством очищения от греха. Об очищении говорит и классическая йога. Понятие о внутренней чистоте есть и в агни-йоге. Поскольку агни-йога тесно связана с традицией оккультизма, для нас небезынтересно будет знать, как понимается в ней эта внутренняя чистота. Вот что пишет по этому поводу "мать агни-йоги" — Е.И. Рерих — в письмах к своим ученикам: "Отгоняйте каждую нечистую мысль, заменяя ее мыслью блага. Спешите очистить дух широкими созидательными мыслями о чудесном будущем" (16, с. 46). Об эффективности такого "очищения духа" мы можем судить на примере наших бывших государственных руководителей, которым "широкие созидательные мысли о чудесном будущем" нисколько не мешали проливать кровь невинных людей во времена революции, гражданской войны и массовых репрессий. Лишь покаяние перед Господом очищает, но о нем в агни-йоге не вспоминают, ибо для нее Христос — лишь человек, достигший своими собственными силами сверх-человеческого статуса, а собственно Бог есть Абсолют, который, в силу своей абсолютности, никак не вмешивается в земные дела и совершенно безразличен к судьбе отдельного человека на этой грешной земле. Во всем этом ощущается сильный привкус буддизма, который оказал несомненное влияние на формирование взглядов Е.И. Рерих и Н.К. Рериха.

Мы говорили об интеллектуальном и рационалистическом характере буддизма, но эта характеристика приложима не ко всем его разновидностям. В чань— (или дзен-) буддизме царит противоположная тенденция — тенденция отрицания интеллекта — и акцент делается на достижении определенного психического состояния, которое называется озарением или просветленностью — сатори. Но и там преобразования происходят с умом для того, чтобы достичь полного его опустошения от всяких мыслей и узреть первичный свет "нерожденного ума". А для такого опустошения могут применяться типично интеллектуальные средства — например, неразрешимые интеллектуальные загадки, или "коаны". Цель этих коанов — ввести ученика в состояние интеллектуального шока, когда, после многодневных и безуспешных усилий угадать правильный ответ, его ум отключается, и он ощущает "пустоту".

Но оперирование с умом не приносит спасения. Св. Григорий Палама говорил: "Явивший действие ума и просветившийся светом разумений или умным озарением, если посему почтет себя очистившимся, прельщает себя, впадши в ложь, и самомнением широко растворяет двери тому, кто всегда покушается прельщать нас" (8, т. 5, с. 326).

О ДЕЙСТВЕННОСТИ ПОКАЯНИЯ

Итак, с одной стороны — "восьмеричные средства" йоги и буддизма, включающие в себя физические и дыхательные упражнения и всякого рода сложные психотехнические приемы медитации, а с другой стороны — покаяние. Это единственное слово — "покаяние" — может показаться таким малоубедительным в сравнении с целой батареей изощренно разработанных "психофизиологических технологий изменения сознаний" (во главе с таинственной медитацией), образующих целую "индустрию" "духовного роста", "расширения осознавания", "открытия внутренних пространств", и т. д. Но, с другой стороны, это многообразие и изощренность могут быть свидетельствами слабости и искусственности всей этой восточной психо-механики.

Представим себе такую ситуацию: имеется некая мощная стальная дверь, запертая на ключ. У того, кто не имеет ключа, есть масса способов открыть эту дверь — использовать лом, кувалду, стенобитную машину, дрель, автоген, динамит, лазер, едкие химические вещества и т. д. и т. п. Но ни один из этих способов — при всем их разнообразии и технической изощренности — не гарантирует открытия двери и не является истинным способом открывания. Конечно же, дикарю, не знающему о существовании замков, ключ — этот маленький кусок металла — покажется смешным в сравнении со всем этим арсеналом разрушительных средств и их грохотом, огнем и дымом. Однако только ключ способен открыть дверь, не повредив ее — все остальное излишне. Так и в нашем случае: лишь такое "неубедительное" действие, как покаяние, является истинным ключом к дверям царства Небесного; вся же прочая индустрия взламывания дверей, закрытых Самим Господом, есть лишь воровские уловки, губительные для самих воров. Именно так и следует расценивать восточные методы "спасения".

О действенности же покаяния свидетельствует следующий эпизод из жизни оптинского старца, преподобного Амвросия, описанный в воспоминаниях одной из его духовных дочерей:

"В келье его горели лампадки и маленькая восковая свеча на столике. Читать мне по записке было темно и некогда. Я сказала, что припомнила, и то спеша, а затем прибавила: "Батюшка, что сказать вам еще? В чем каяться? — Забыла". Старец упрекнул меня в этом. Но вдруг он встал с постели, на которой лежал. Сделав два шага, он очутился на середине своей кельи. Я невольно на коленях повернулась за ним. Старец выпрямился во весь свой рост, поднял голову, воздел руки кверху, как бы в молитвенном положении. Мне представилось в это время, что стопы его отделились от пола. Я смотрела на освещенную его голову и лицо. Помню, что потолка в келье как будто не было, он разошелся, а голова Старца как бы ушла вверх. Это мне ясно представлялось. Через минуту Батюшка наклонился надо мною, изумленной виденным, и, перекрестив меня, сказал следующие слова: "Помни, вот до чего может довести покаяние. Ступай". Я вышла от него шатаясь и всю ночь проплакала о своем неразумии и нерадении" (13, с. 283; 10, с. 22–23).

При всей, может быть, неброскости этого эпизода, важным его моментом является то, что преп. Амвросий Оптинский частично и временно "отверз чувства" своей духовной дочери так, что она смогла увидеть нечто, относящееся к невидимому для нее миру (раскрывшийся потолок, например). Она не все передает, что увидела, поскольку такое видение было для нее неожиданно, но тот факт, что оно произвело столь сильное воздействие, означает восприятие чего-то необыкновенного и потрясающего. И этот контакт с невидимым миром преп. Амвросий обозначил как возможность, открываемую именно покаянием.

О главенствующем месте покаяния в православной аскетике свидетельствуют следующие слова св. Игнатия Брянчанинова: "Святые Отцы Восточной Церкви, особливо пустынножители, когда достигали высоты духовных упражнений, тогда все эти упражнения сливались в них в одно покаяние. Покаяние обымало всю жизнь их, всю деятельность их: оно было последствием зрения греха своего.

Некоторого великого Отца спросили, в чем должно заключаться делание уединенного инока? Он отвечал: "умерщвленная душа твоя предлежит твоим взорам, и ты ли спрашиваешь, какое должно быть твое делание?" (Святый Исаак Сирский. Слово 21). Плач — существенное делание истинного подвижника Христова; плач — делание его от вступления в подвиг и до совершения подвига.

Зрение греха своего и рождаемое им покаяние суть делания, не имеющие окончания на земле: зрением греха возбуждается покаяние; покаянием доставляется очищение; постепенно очищаемое око ума начинает усматривать такие недостатки и повреждения во всем существе человеческом, которых оно прежде, в омрачении своем, совсем не примечало" (5, т. 2, с. 126–127).

Покаяние есть то, с чего начинается путь христианина и то, чем он постоянно сопровождается. Человек, приходя к крещению, отрекается от сатаны и всех дел его, и обращается ко Христу; он отвергает грех и принимает решение жить благочестивой праведной жизнью. Когда такое решение принято, ему ниспосылается во Святом Крещении помощь в виде благодати Духа Святого.