VI. Государственная независимость Украины и вопрос о канонической автокефалии Украинской Церкви

Многим на Украине вполне искренне казалось, что получившая самостоятельность УПЦ сумеет теперь дать должный отпор притязаниям автокефалистов и униатов. Свидетельствовали о перевесе сил у УПЦ и статистические данные: к лету 1991 года на Украине было свыше 5 тысяч приходов канонической юрисдикции против 1,8 тысяч униатских и 1,1 тысячи раскольничьих [50], многие из которых к тому же являлись фиктивными [63]. Несмотря на непрекращающееся противостояние с униатами и раскольниками и вопреки авторитарному стилю управления митрополита Филарета Украинская Церковь находилась на подъеме своей духовной жизни. Об этом свидетельствовал и Первый Собор Украинской Православной Церкви, который состоялся в Киеве 22-23 ноября 1990 года и был созван по решению Синода Украинской Православной Церкви в связи с предоставлением ей статуса независимой и самостоятельной в управлении. На Соборе отмечалось, что церковная жизнь на Украине стала более оживленной. В 1989-1991 годах открылось около трех тысяч приходов УПЦ, несколько мужских и женских монастырей, Киевская духовная семинария и ряд епархиальных духовных училищ [52]. Церковь получила широкую возможность для своей просветительской деятельности, для создания воскресных школ, выступления в средствах массовой информации, активного занятия благотворительной и миротворческой деятельностью.

Вместе с тем, Собор был вынужден вновь обратиться к обсуждению проблемы противостояния с автокефалистами и униатами. Участники Собора с сожалением констатировали, что деструктивные силы, прикрываясь религиозными лозунгами, тем не менее преследуют нецерковные цели, далекие от заботы о спасении души. Было отмечено, что церковный раскол на Украине с самого начала носил откровенно политический характер и являлся составнной частью сепаратистского направления в украинской политике.

На Соборе было также отмечено, что среди западно-украинского духовенства весьма сильна тяга к канонической автокефалии, однако, необходимо считаться и с настроениями верующих восточных епархий УПЦ, где отношение к автокефалии резко отрицательное [52].

Важным достижением Первого Собора УПЦ стало принятие после долгого и всестороннего обсуждения Устава Украинской Православной Церкви, который перед тем был рассмотрен на Соборе епископата УПЦ 29 октября 1990 года. Принимая новый Устав, Собор отметил, что он ни в чем не противоречит Уставу Русской Православной Церкви, и в то же время одной из главных задач Устава УПЦ стало предотвращение уклонения православного духовенства и мирян в раскол. В таком контексте Собор активно дискутировал по вопросу об участии представителей УПЦ в работе Поместных Соборов Русской Церкви и в итоге положительно ответил на этот вопрос [52].

Год, прошедший между дарованием Украинской Церкви самостоятельности и выходом Украины из состава СССР после августовскго путча 1991 года, был для УПЦ наиболее плодотворным. Несмотря на антицерковную деятельность греко-католиков и раскольников внутренний духовный потенциал Церкви был столь велик, что за короткое время стали заметны весомые достижения в самых различных сферах деятельности УПЦ. К ранее дейстовавшей Одесской и открытой в 1989 году Киевской прибавились Волынская (в Луцке) и Почаевская (в Почаевской Лавре) духовные семинарии. Открылась вновь после долгого перерыва Киевская Духовная Академия [50]. В это время вновь возрождается монашеская жизнь в Киево-Печерской Лавре. Благодаря поддержке братии Почаевской Лавры открывется вновь Кременецкий Богоявленский женский монастырь Тернопольской епархии [50]. При содействии Корецкого монастыря появляются первые насельницы и в одном из древнейших на Руси Успенском Святогорском Зимненском монастыре на Волыни [136]. Вновь открываются славные в истории Украинского Православия Троицкий Межиричский и Троицкий Дерманский монастыри в Ровенской епархии, Преображенский Лубенский Мгарский и Богородице-Рождественский Козельщанский на Полтавщине, Успенский Елецкий в Чернигове [150, с.723-732] и множество других обителей.

Масштабным мероприятием стала проведенная в феврале 1991 года в Свято-Успенской Почаевской Лавре международная конференция «Римский католицизм и православный мир» [50]. В ее работе приняли участие православные богословы и историки многих поместных церквей, выразивших солидарность с Украинской Церковью, страждущей от экспансии католицизма. Почаевский форум стал важной вехой на пути недопущения униатского прозелитизма на Восток Украины. Во многом благодаря ему были поставлены на место зарвавшиеся галицкие греко-католики: вернувшийся весной 1991 года из Рима во Львов глава униатов кардинал Мирослав-Иван Любачивский требовал допустить его для богослужения в Софийский собор. Униаты также просили правительство Украины передать им православный Выдубицкий монастырь в Киеве [50].

Противоречиво выглядело отношение властей к конфессиональным проблемам на Украине. Коммунистическая номенклатура, стоявшая у власти в Киеве и восточных областях, после 1988 года относилась к церковным делам в целом индифферентно , а отдельные ее представители иногда даже симпатизировали УПЦ. Напротив, национал-демократические круги, пришедшие к власти на Западе Украины, всячески поддерживали раскольников и униатов, обвиняя УПЦ в связях с советским режимом и КГБ, в промосковской ориентации. Такая разница в отношении к Церкви тем не менее позволяла до известной степени локализовать очаг религиозных конфликтов пределами Галичины и не допустить эскалации межконфессиональных распрей на Восток Украины. По сути, на примере политики относительного невмешательства властей в церковную сферу, которая имела место в годы т.н. «перестройки» повсюду, кроме Галичины, было очевидно, что при отсутствии политического нажима на Церковь со стороны раскол успеха на Востоке не имеет и превращается почти в исключительно местное явление западно-украинской церковной жизни. Это даже позволило летом 1991 года митрополиту Филарету заявить, что проблема перехода клириков и мирян из УПЦ в УАПЦ не так уж остра [50].

Однако, в 1991 году произошли очень резкие изменения в расстановке политических сил на Украине. После того, как в июне 1990 года Верховным Советом УССР была принята Декларация о государственном суверенитете Украины, все очевиднее намечалась тенденция к распаду СССР и выходу Украинской республики из его состава. В таких условиях большая часть партийной номенклатуры в целях сохранения своего влияния в меняющихся условиях вступает в сговор с националистическими кругами и резко меняет свою политическую ориентацию. Сепаратизм становится уже не только достоянием галицких депутатов-диссидентов, но и официальной политикой Киева. Наиболее отчетливо возобладали подобные тенденции в деятельности Председателя Верховного Совета Украины Л.М.Кравчука. Поворотным же моментом в отношенниях Украины и России стал коммунистический путч августа 1991 года, который ускорил распад СССР и образованние независимых государств на его бывшей территории. Вскоре после путча Украина объявила в одностороннем порядке о своем выходе из состава СССР. Вовремя сменившие политические ориентиры представители партноменклатуры вместе с галицкими националистами поделили власть и встали у руля самостийной Украины. Держава начиналась с нуля, поэтому в качестве базовой была принята давно оформившаяся в Галичине националистическая идеология, которая стала отныне насаждаться повсеместно. Москва характеризовалась как имперский центр и источник колониальной политики, жертвой которой объявлялась Украина. Разрыв с Россией стал требованием, настойчиво предъявляемым сверху ко всем сферам жизни культурной, экономической и церковной в том числе. Отсутствие опыта государственности, слабость этно-культурных различий с русским народом обусловили усугубление идеологизации новоявленной державы в националистическом духе. Экономические трудности также способствовали при отсутствии четкой программы выхода из кризиса тому, что Москва объявлялась источником всех бед украинского народа. Это позволяло и в будущем успешно списывать большинство огрехов руководства страны в области экономических преобразований на «тяжелое наследие» имперской политики, якобы имевшей место в СССР. Для нового режима Кравчука, который в недавнем прошлом был секретарем ЦК компартии Украины по идеологии, а в декабре 1992 года стал Президентом Украины, естественным было сохранение тоталитарных тенденций коммунистической эпохи в сочетании с новой для государственной власти националистической идеей. Поэтому Кравчук вознамерился наряду с другими атрибутами самостийности украинской державы создать и столь же самостийную Украинскую Церковь, так же порвавшую с Мосвой все связи, как и новоявленное Украинское государство.

Казалось бы, что для этой роли вполне подходила уже существующая УАПЦ, на стороне которой были националистически настроенная часть интеллигенции и диаспора, а следовательно, и значительные материальные возможности. Однако, президент Кравчук хорошо понимал, что никакой поддержки и авторитета у подавляющего большинства украинцев УАПЦ не находит. Народ преимущественно пребывал в юрисдикции канонической УПЦ. Практически все приходы УАПЦ (свыше тысячи) были в то время сосредоточены на Западе Украины, в трех областях: Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской. На другие регионы республики приходилось лишь около трех десятков приходов УАПЦ [50], в Киеве у раскольников к началу 1991 года было три общины (у униатов одна) [9]. К тому же, Кравчук осознавал, что УАПЦ это порождение галицких националистических кругов, для которых он всегда будет оставаться представителем партийной номенклатуры, воспринявшим национальную идею исключительно по конъюнктурным соображениям. УАПЦ, глава которой пребывал в США и, как и вся диаспора, не был сговорчивым и подконтрольным «подданным» нового президента независимой Украины, скорее всего не стала бы послушной конфессией Кравчука. Напротив, президент мог рассчитывать на тесный союз с своим давним знакомым еще по работе в идеологическом секторе ЦК компартии Украины митрополитом Филаретом. Кравчук решает создать в независимой державе независимую церковь именно на основе канонической УПЦ. Тем самым он убивал двух зайцев: за УПЦ было большинство народа, а обретение ею канонической автокефалии само собой ликвидировало бы ту цель, за которую боролись раскольники, и делало бы возможным их слияние в одну конфессию с УПЦ. Таким образом, можно было надеяться на прекращение или хотя бы снижение религиозного противостояния на Украине, а следовательно и на повышения социально-политической стабильности общества. У этого сценария было еще одно преимущество: президент понимал, что гарантией союза между ним и митрополитом Филаретом будут честолюбивые амбиции последнего, реализовать которые помог бы президентский план создания единой автокефальной церкви на Украине. Пришло время, когда несостоявшийся Патриарх Московский вполне мог украситься куколем «Патриарха Киевского». Филарет начал действовать в конъюнктурно выверенном направлении получения Украинской Церковью канонической автокефалии. Тем более, что все чаще стал подниматься вопрос о соблазнительном поведении митрополита Филарета в личной жизни. Боясь прещений со стороны Московского Патриархата, Денисенко вполне ясно осознавал, что гарантировать ему безнаказанность за нарушение монашеских обетов сможет только выход из юрисдикции Москвы, вследствие которого он сам станет никому не подотчетным главой автокефальной церкви. Основания торопиться у Филарета были: епископ Переяславский Ионафан (Елецких, ныне архиепископ Сумской и Ахтырский, управляющий делами УПЦ), викарий и помощник Филарета, в прошлом наместник Киево-Печерской Лавры, узнав о недостойном архиерейского сана поведении митрополита, подал об этом рапорт в Москву. Однако, влияние Филарета было столь велико, что это не возымело действия, а экстренно собранный митрополитом Киевским Синод УПЦ лишил епископского сана владыку Ионафана (в архиерейском сане епископ Ионафан был восстановлен Синодом УПЦ сразу же после ухода Филарета в раскол).

Впервые новые нотки в речах Блаженнейшего Филарета прозвучали на Соборе УПЦ, проходившем в Киеве 1-3 ноября. Под сильнейшим нажимом своего Предстоятеля иерархи Украинской Церкви приняли Определение по вопросу о полной ее самостоятельности. Участники Собора обратились к Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II и епископату Русской Церкви с просьбой о даровании канонической автокефалии УПЦ. Требования, сформулированные на Соборе, явились отражением новой согласованной политики Филарета и Кравчука, направленной на создание максимально выгодных с политической точки зрения условий, в которых оба деятеля могли надеяться на долголетнее безмятежное существование.

Интересна аргументация, которую приводит Определение в оправдание требования автокефалии для УПЦ: «Религиозная обстановка, складывающаяся на Украине в условиях провозглашения независимости украинского государства, требует от Украинской Православной Церкви нового статуса. Собор считает, что таким статусом должна быть полная самостоятельность и независимость, то есть автокефалия, как дальнейшее совершенствование самостоятельности Украинской Православной Церкви...» [123].

Полученный за последние годы опыт противостояния расколу и унии со всей очевидностью подтвердил, что в условиях аномальной политизации церковной жизни на Украине и попыток втянуть конфессии в разрешенние политических вопросов, самостоятельность УПЦ будет чревата откровенным нажимом государства с националистической идеологией на церковь. Вопреки этому в Определении, принятом под давлением Филарета, говорилось, что «дарование автокефалии Украинской Православной Церкви будет способствовать укреплению единства Православия на Украине, содействовать ликвидации возникшего автокефального раскола, противостоять униатской и католической экспансии, служить примирению и установлению согласия между враждующими ныне вероисповеданиями, сплочению всех национальностей, проживающих на Украине, и тем самым вносить вклад в укрепление единства всего украинского народа» [123]. Слова эти выглядели, в лучшем случае, как утопия, если не откровенная попытка представить трагическую ситуацию в радужных тонах. Для всех было очевидно, что добровольно ни Мстислав Скрипник, ни Антоний (Масендич), ни Филарет (Денисенко) со своих постов не уйдут, а значит, никакое объединение невозможно. Также уже не было секретом и то, что огромное число клириков и мирян ушло в раскол только по причине нежелания быть под началом митрополита Филарета. Наивно было бы полагать, что все они вернутся под его руку, едва лишь УПЦ обретет автокефалию. Было отчеьливо понятно и другое: оставшись один на один с таким мощным врагом, как финансируемое и поддерживаемое Ватиканом униатство, неоформившаяся должным образом новорожденная автокефальная церковь неминуемо станет жертвой католической агрессии, в то время, как апеллировать к авторитету Москвы уже было бы невозможно. И наконец, уже на Соборе стало предельно ясно, что автокефалия позволит утвердиться в УПЦ ничем не прикрытому самовластию Филарета (Денисенко). Однако, возражать всесильному Блаженнейшему митрополиту никто тогда не решился. Обращение подписали все участники Собора единогласно.

В подтверждение того, что УПЦ была вполне готова к обретению автокефалии, на Соборе приводились следующие статистические данные: на территории Украины в 1991 году действовали 22 епархии, было 23 епископа, насчитывалось 35 миллионов человек паствы, 3 семинарии (Киевская Духовная Академия долго не могла начать функционировать по-настоящему, планировалось, что она станет работать с 1992 года), 32 монастыря, в том числе две Лавры Киево-Печерская и Почаевская. Всего УПЦ имела 5,5 тысяч приходов [123]. Возможно, что такая масштабная картина действительно несколько дезориентировала участников Собора и вдохновила их к единодушной поддержке притязания митрополита Филарета. В то же время на Украине в целом господствовало всеобщее эйфорическое убеждение в том, что, выйдя из состава СССР, Украина, будучи державой, сказочно богатой природными ресурсами, быстро достигнет процветания. Настроение типа «отделимся и заживем хорошо» было на исходе 1991 года, к сожалению, почти всеобщим. Возможно, что веяние времени тоже как-то отразилось на решениях Собора. Увы, очень скоро народ Украины убедился, что националистический тезис о том, что Украина кормила весь Советский Союз, был мифом: УССР больше получала от других республик, чем отдавала. Следствием самостийности неизбежно стал жесточайший экономический кризис, разразившийся со всей силой уже в следующем 1992 году и намного превзошедший по масштабу трудности, с которыми столкнулась после распада СССР Россия.

О том, что решение Собора УПЦ просить у Московского Патриархата полной канонической автокефалии было продиктовано именно политическими мотивами и стало следствием нажима государственной власти, косвенно свидетельствовала и аргументация следующего рода, вошедшая в текст Определения: «При обсуждении вопроса о даровании Русской Православной Церквовью полной независимости и самостоятельности Украинской Православной Церкви Собор учитывал интересы нашего народа и провозглашенную государственную независимость Украины, поэтому независимая Церковь в независимом государстве является канонически оправданной и исторически неизбежной» [123]. При этом то же Определении утверждало, что УПЦ является прямой правопреемницей тысячелетней Киевской митрополии, что исторически было не вполне корректно, учитывая перенос Первосвятительской резиденции во Владимир, а потом в Москву и последующее учреждение Киевской (или Литовско-Русской) митрополии de novo. Авторы Определения не учитывали, что при полной государственной самостоятельности Руси в течение пяти веков Русская Церковь пребывала частью Константинопольского Патриархата, равно как и Киевская митрополия в XVII столетии, в эпоху полунезависимого гетманства. По сходной логике униатам Галичины необходимо было бы добиваться подобной же автокефалии от Рима, чего однако не происходило несмотря на весь националистический пафос галичан, так понятна была абсурдность подобного требования в лоне католической церкви.

В заключение Собор, уверенный в положительном исходе дела об автокефалии УПЦ, просил Московский Патриархат поспособстовать учреждению в новой Поместной Церкви Киевского Патриархата [123]. Этот пункт Филарет явно готовил под свою особу, что выдавало истинную подоплеку всего соборного определения и роль Киевского митрополита во всей эпопее с ходатайством о самостийности УПЦ.

От имени участников Собора епископат УПЦ принял Обращение к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II и епископату Русской Православной Церкви, в котором просил о даровании канонической автокефалии Украинской Церкви [114]. Подчеркивалось, что Обращение исходит от участников Собора, представляющего весь украинский епископат, клир, мирян, монастыри и духовные учебные заведения. Однако, можно думать, что число апологетов автокефалии среди верных УПЦ было невелико последующие события показали, что как только епископы УПЦ оказались в условиях, исключающих давление на них со стороны Филарета и госструктур Украины, подавляющее большинство иерархов высказалось против автокефалии, дезавуировав свои прежние выступления в ее поддержку, а равно и постановления Собора УПЦ от 1-3 ноября 1991 года.

Вскоре после Собора УПЦ 1991 года еще одним событием, которое явилось выражением новой политики в области религии, разрабатываемой лидером новоявленного Украинского государства, стал межрелигиозный форум в Киеве, созванный Председателем Верховного Совета Украины Л. М. Кравчуком 20-21 ноября 1991 года. На это официальное мероприятие, проходившее в канун выборов президента Украины, собрались 211 глав и представителей шестнадцати действующих на Украине конфессий [90]. Кравчук сразу поставил вопрос ребром, декларировав все тот же тезис, который уже давно звучал в Галичине: «Независимой Украине независимую Церковь». Однако, это требование почему-то не коснулось ни униатов, ни римо-католиков, а направлено было лишь в адресс канонической УПЦ. Понятно, что в масштабе Украины католики остаются меньшинством при всем размахе экспансии Ватикана на Восток на нынешнем этапе. Поэтому и устремил свое пожелание независимости лидер государства именно к УПЦ, которая объединяет подавляющее большинство православного населения Украины (35 миллионов человек). Не менее важно для Кравчука было бы объединить УПЦ с УАПЦ для того, чтобы иметь мощную единую конфессиию в качестве своей идеологической опоры и снять напряжение в республике, прекратив распри между православными и раскольниками. То есть чисто утилитарный политический подход руководил действиями лидирующего кандидата в президенты Украины, который своим «миротворчеством» в церковной сфере попутно желал заработать очки в предвыборной кампании (религиозный форум состоялся за полторы недели до президентских выборов).

Полную поддержку официальному курсу выразил митрополит Филарет, солидарный со своим политическим покровителем Кравчуком [90]. После только что состоявшегося Собора УПЦ Блаженнейший митрополит Киевский имел на руках обнадеживающие будущего президента соборные определения. Здесь же на форуме прозвучало и довольно неуравновешенное выступление «архиепископа Вышгородского и Переяславского», управляющего делами УАПЦ Антония (Масендича), который заявил, что святой Владимир крестил не Русь, а Украину, а Москвы и Московского Патриархата тогда не было и в помине. Следовательно, церковь младшая Московская не может даровать автокефалию церкви старшей Киевской. А значит, нечего просить Москву об автокефалии, надо самим провозглашать ее, как это сделала УАПЦ [90]. Впрочем, «владыка» Антоний соглашался на переговоры с УПЦ об объединении в одну Поместную Церковь, но с условием, что УПЦ обретет полную каноническую автокефалию. На эту тему состоялась в день закрытия форума беседа между Антонием (Масендичем) и Филаретом (Денисенко) [90].

Интересно отметить, что именно на Киевском межрелигиозном форуме, когда так четко обозначились ориентиры сближения УПЦ и УАПЦ при всемерном покровительстве государственной власти в лице Кравчука, униатская церковь устами генерального викария Львовской архиепархии УГКЦ отца-доктора Ивана Дацько впервые высказала свое отношение к идее создания единой поместной автокефальной Украинской Церкви, отступив с этого момента от своего прежде пренебрежительного взгляда на УАПЦ. Греко-католики продемонстрировали поистине иезуитский подход, мимикрируясь под Православие с необыкновенной изощренностью. По мнению Дацько, процесс объединения УАПЦ и УПЦ в единый «Киевский Патриархат» достоин всяческого одобрения и поддержки. Однако, по словам униата, его следовало бы расширить, подключив к нему и греко-католиков, а в перспективе и протестантов (!) [90]. При этом в Киеве представитель униатов предпочел не объявлять того, что во Львове, разумеется, стало достоянием гласности: потенциальный Патриархат должен будет признать главенство папы и войти в юрисдикцию Рима. Вероятно, добиться этого греко-католики надеялись при помощи земляков-галичан, которые занимали практически все ключевые посты в УАПЦ.

Таким образом, Рим возобновлял свою старую и испытанную стратегию, уже имевшую место в средневековой истории Западной Руси, когда отторжение политическое от единого Русского государства имело следствием отторжение церковное Киевской митрополии от единой Русской Церкви. А это, в свою очередь, облегчало перевод в унию православных жителей Польско-Литовского государства.

Священный Синод Русской Церкви был ознакомлен с ситуацией, сложившейся на Украине. Вопрос о предоставлении автокефалии Украинской Церкви рассматривался на синодальных заседаниях 25-26 декабря 1991 года и 18-19 февраля 1992 года. Всякий раз Синод определял при этом, что вопрос этот в силу своей исключительной важности должен быть рассмотрен на Архиерейском Соборе РПЦ, а возможно и на Поместном Соборе [90]. Будучи неоднократно вызываем в Москву для разъяснения церковной ситуации на Украине, митрополит Филарет обычно сказывался больным. Ему теперь одинаково трудно было бы объяснить свои сепаратистские действия на Украине перед Патриархом и Синодом, равно как и свое возможное участие в работе Синода Русской Церкви перед Л. М. Кравчуком, избранным в декабре 1991 года президентом Украины.

Решение Синода не торопиться с предоставлением автокефалии УПЦ, а всесторонне рассмотреть этот вопрос на Соборе, было, безусловно, единственно правильным. Благая цель уврачевания раскола через поспешное и неподготовленное образование Поместной Украинской Церкви могла обернуться новыми нестроениями церковной жизни на Украине. Помимо отсутствия какой бы то ни было гарантии того, что раскольники пожелают войти в состав канонической автокефальной Украинской Церкви, имея множество личных мотивов для пребывания в расколе, появлялась угроза и другого рода. О возможности появления нового фактора напряженности в случае предоставления автокефалии УПЦ свидетельствовало сопоставление статистических данных по УПЦ и УАПЦ с характером юрисдикционных симпатий различных регионов Украины.

Так, в целом УПЦ насчитывала к концу 1991 началу 1992 годов 22 епархии, управляемые 21 епископом, около 5,5 тысяч приходов, 32 монастыря, 3 духовные семинарии и 3 духовных училища. В то же время в составе УАПЦ находились 14 параллельных «епархий», около 1,4 тысяч приходов и 11 «архиереев» [90]. Однако, почти все автокефалистские приходы были в это время сосредоточены на Западе Украины, тогда как приходы УПЦ в Центре и на Востоке. Например, в Ивано-Франковской епархии в указанное время было всего лишь 14 приходов УПЦ, а у раскольников около 370, у греко-католиков около 400. Сходная ситуация была и на Львовщине, где на всей территории некогда крупнейшей епархии Русской Православной Церкви оставалось только два-три десятка приходов в юрисдикции Московского Патриархата, а остальные уклонились в унию или раскол. Было очевидно, что за автокефалию ратовали на Украине преимущественно галичане, традиционно настроенные националистически. Подавляющее большинство православного населения не только не стремилось к автокефалии, но и было категорически против выхода из юрисдикции Московского Патриархата. Многие на Востоке заявляли о своем желании оставаться в составе Русской Церкви. Поспешное предоставление автокефалии УПЦ могло вызвать взрыв с другой стороны, вызванный нежеланием значительной части верных пребывать в независимой церкви. Опасность этой ситуации заключалась также и в том, что на канонической территории Русской Церкви в это же время активно распространялся и другой раскол, вызванный тем, что Русская Зарубежная (Карловацкая) Церковь стала создавать свои приходы на территории бывшего СССР. Появились они и на Украине. Так что реакцией на предоставление автокефалии УПЦ мог стать и массовый переход несогласных прихожан под крыло Зарубежного Синода. Словом, проблема автокефалии требовала взвешенного и обдуманного подхода, что отчетливо осознавало священноначалие Русской Православной Церкви.

Между тем, митрополит Филарет, понимая, что ради собственной выгоды должен действовать стремительно, используя сложившуюся сложную ситуацию, продолжал предпринимать активные шаги в направлении достижения полной автокефалии Украинской Церкви. 22 января 1992 года он собирает Украинское Епископское Совещание, на котором настаивает на принятии ультимативного требования к Патриарху и Синоду Русской Православной Церкви об автокефалии. Итогом Совещания стало еще одно обращение к Святейшему Патриарху, Священному Синоду и всем архиереям РПЦ. Оно, не в пример предыдущему, уже отличалось резкостью и было составлено митрополитом Филаретом почти что в угрожающем тоне. В Обращении утверждалось, что из Москвы за три месяца не поступило никакого ответа, в связи с чем епископы, подписавшие Обращение, заявляли о создавшемся у них впечатлении, что положительное решение вопроса об автокефалии умышленно затягивается Москвой [115]. Между тем, несмотря на отсутствие митрополита Киевского на заседаниях Синода, мнение руководства Русской Церкви о том, что столь ответственные вопросы, как предоставление автокефалии УПЦ должны решаться после соборного обсуждения, было вполне известно в Киеве. Намеренно обострить ситуацию Филарет, ранее резко выступавшему против раскольников и националистов, стремился в связи с изменением политической конъюнктуры: митрополиту нужно было теперь показать себя решительным поборником национальной идеи. Очевидно было, что форсировать решение вопроса об автокефалии УПЦ, в составе которой было около 40% всех приходов Московского Патриархата, Русская Церковь не станет. Поэтому Филарет не просто торопил события, но и создавал себе тем самым на Украине репутацию «горячего патриота», каковым качеством по мнению националистически настроенных политиков и должен был в первую очередь отличаться будущий «патриарх Киевский».

Обращение епископата УПЦ от 22 января выглядело, отчасти, и как попытка митрополита Киевского и его окружения голословно отмести все справедливые обвинения в свой адрес, связанные с автокефальной авантюрой Киевского митрополита. Так, все сообщения о безнравственном поведении митрополита Филарета сам он словами Обращения объявляет не просто клеветой, но инсинуациями Москвы: «Определенные силы, в том числе и из Москвы, сеют смуту среди монашествующих (не случайно на первом месте, так как именно в монастырях против затеи Филарета с автокефалией выступили наиболее резко В.П.), духовенства и мирян в отдельных областях и тем самым фактически работают против Православия на Украине. Некоторые московские средства массовой информации развернули клеветническую кампанию против Предстоятеля Украинской Православной Церкви, пытаясь путем грязной клеветы смущать умы и сердца несведущих людей» [115]. Фактически это уже был откровенный вызов. Филарет готов был к разрыву, полагая, что если он сумел так надавить на епископат УПЦ, что почти все архиереи подписали это Обращение, то против него на Украине выступить не осмелятся. С поразительным лицемерием Денисенко пытался изобразить себя несчастной жертвой клеветы, в то время как сам обрушил настоящие репрессии на головы трех украинских епископов, осмелившихся не подчиниться диктату Филарета и выступить против пагубной затеи с автокефалией. Эти три архиерея во весь голос заявили о своем несогласии с Киевским владыкой и отказались поставить свои подписи под итоговым документом Епископского Совещания Обращением. Это были епископы: Донецкий и Славянский Алипий (Погребняк), Черновицкий и Буковинский Онуфрий (Березовский, в недавнем прошлом наместник Почаевской Лавры), Тернопольский и Кременецкий Сергий (Генсицкий, также в прошлом насельник Почаевской Лавры) [90].

Интересно, что «нападки на Предстоятеля Украинской Православной Церкви митрополита Киевского и всея Украины Филарета» в Обращении квалифицировались ни много ни мало, как «выпады против нашей независимости» [115]. Это выглядело откровенными политическими инсинуациями с оттенком доноса.

Поскольку давление государственной власти на руководство УПЦ в направлении получения автокефалии уже стало для всех очевидным, Обращение пыталось хоть как-то убедить в обратном, опять же в весьма недружелюбном по отношению к Москве тоне: «Как нам стало известно, на последнем заседании Священного Синода Русской Православной Церкви (25-27 декабря 1991 г.) высказывалось мнение, будто бы наше обращение на Соборе Украинской Православной Церкви (1991 г.) было сделано под давлением государства и что якобы не все подписавшие документы Собора украинские архиереи согласны с принятыми решениями.

В связи с этим мы смиренно заявляем, что вынужденное новыми историческими условиями наше стремление получить полную каноническую самостоятельность продиктовано исключительно благом Православия на Украине, а не давлением со стороны государства» [115]. Не слишком соответствовало действительности и заявление о том, что все епископы УПЦ единодушны и единомысленны в своем стремлении к полной автокефалии УПЦ, так как «только полная каноническая независимость Украинской Православной Церкви, а также единение епископата вокруг своего предстоятеля, между собой и с паствой может, Богу содействующую, предохранить Православную Церковь на Украине от разорения» [115]. Тем не менее, очень скоро мужественное противостояние трех епископов и их паствы деспотическим и авантюрным действиям митрополита Киевского показало, что далеко не все разделяют пагубное для Православия стремление к скороспелой и политически ангажированной автокефалии под омофором Филарета и патронажем Кравчука.

Понимая, что круг истинных сторонников автокефалии ограничивается, главным образом, галицкими уроженцами и ближайшим окружением митрополита Филарета, последний через стращаемых им епископов УПЦ заявил свое резкое «нет» любым попыткам оценить истинное число приверженцев курса митрополита на самостийность. При этом отказ от проведения церковного референдума по вопросу об автокефалии на Украине мотивировался тем, что подобная мера не предусмотрена канонами и не встречалась никогда в практике Древней Церкви, равно как и в истории Русской Церкви подобных прецедентов не было. В заключение Обращение епископата УПЦ еще раз настойчиво призывало Патриарха и епископат РПЦ «как можно скорее положительно решить вопрос о полной канонической самостоятельности Украинской Православной Церкви» [115].

При поддержке президента Кравчука Филарет (Денисенко), запугавший членов Синода УПЦ, стал действовать откровенно деспотически против всех, кто выражал несоглавие с его курсом на автокефалию. Выступившие на Епископском Совещании против притязаний митрополита Киевского епископы Алипий, Сергий и Онуфрий были указом Синода УПЦ смещены со своих кафедр и заменены другими архиереями. Произошло это буквально на следующий же день после того, как они выразили несогласие с Блаженнейшим. Филарет объявил о назначении епископов Сергия и Алипия своими викариями, владыке Онуфрию предписал поменяться местами с Преосвященным Иларионом, управлявшим Ивано-Франковской епархией. Таким образом митрополит Киевский надеялся нейтрализовать влияние несогласных с автокефалистским курсом епископов на их паству. Кроме того, с должности наместника Киево-Печерской Лавры был также снят архимандрит Елевферий, так как руководимые им монахи не поддержали своего священноархимандрита митрополита Филарета [90]. Большевистские по своему характеру меры митрополита Филарета (Денисенко) свидетельствовали о его убежденности в своей полной безнаказаности и решимости довести автокефальную затею до развязки во что бы то ни стало.

Карательные санкции Филарета в отношении тех, кто выразил несогласие с его гибельным для Украинского Православия курсом вызвали резкий протест среди духовенства, монашества и мирян в епархиях опальных епископов и по всей УПЦ. Верующие Черновицкой епархии, выражая свое возмущение действиями митрополита Филарета, устроили пикеты пред кафедральным собором в Черновцах и отказались отпустить в Ивано-Франковск своего любимого владыку. Епископ Иларион не был допущен занять новую кафедру. Владыка Онуфрий, по его словам, был вынужден остаться со буковинской паствой, столь решительно выразившей свои чувства [75]. Так же активно поддержали своих возражавших Филарету правящих архиереев и в других епархиях. Ситуация стала весьма острой и, вероятно, неожиданной для Киевского митрополита, уверенного до сих пор в своем неог<