XXII. Христианский Восток после Юстиниана
Литература: Meyendorff, Imperial Unity; Meyendorff, Byzantine Theology; Meyendorff, Christ in Eastern Christian Thought; Болотов; Карташев; Ostrogorsky, History of the Byzantine State; Vasiliev; Previte-Orton; Jones.
1. Провал попытки Юстиниана привести Восток к религиозному единству показал, что ни богословские аргументы, ни применение силы не могут превозмочь глубокое недоверие народных масс в Сирии и Египте к халкидонскому определению – недоверие, внушенное им с самого начала первыми противниками Собора. Никогда во всей истории богословских разногласий и на Востоке, и на Западе официальная Церковь до такой степени не старалась найти богословский консенсус и не шла на такие уступки ради восстановления единства. Большинство западных и даже некоторые православные историки (например, Болотов) весьма критически относятся к этим уступкам и упрекают Юстиниана и его преемников не только за насилие, которое те время от времени применяли к оппозиции, но и за предательство ими Халкидона. Как мы видели, никакого предательства не было. Напротив, Православная Церковь подтвердила, что та же самая таинственная истина Воплощения может быть выражена в различных терминах; что кирилловская терминология была нужна, чтобы исключить несторианство, и что Халкидон был нужен, чтобы исключить евтихианство; что для нейтрализации любого подозрения в том, что Халкидон является отходом от св. Кирилла, не только термин "Богородица", но и теопасхитская формула "Логос пострадал во плоти" должны быть включены в вероучительные и богослужебные тексты; что Халкидонское "в двух природах" не исключает кирилловского "из двух природ", и даже что формула Севира Антиохийского, позволяющая различать две природы во Христе, но только "умственно" (ен иещсЯб), может соответствовать вере Церкви (если, конечно, она будет помещена в православный контекст).
Казалось, что после собора 553 г., выразившего все это догматически, между имперской Церковью и монофизитами не должно было оставаться никаких христологических различий. Но тем не менее раскол не был преодолен. Неужели главной причиной все же был культурный сепаратизм коптов, армян и сирийцев, ненавидевших греков и их Империю? Но мы видели, что культурный фактор далеко не был решающим во всех этих событиях. Почти все главные вожди монофизитов – греки по языку и культуре: Диоскор, Тимофей Кот, Севир Антиохийский и др. Все они были преданы Империи и имперской идее и не мыслили себя вне ее. Главный фактор раскола, несомненно, являлся богословским. Почему же тогда раскол не был преодолен и после 553 г.?
Одной из причин стал народный консерватизм, сочетающийся с недоверием к постоянно меняющему позиции церковному руководству. Как мы уже много раз говорили, монофизиты были "фундаменталистами-кирилловцами", а для фундаменталиста не бывает компромиссов. Халкидонцы постоянно делали шаги навстречу раскольникам и подробно разъясняли свою позицию, в то время как антихалкидонцы ничего подобного не предпринимали. Даже Севир – наименее фанатичный из монофизитских лидеров – не принял формулы "Две природы после соединения". Несколько видных монофизитов в конце концов прислушались к аргументации своих оппонентов и приняли Халкидон, но были немедленно изгнаны своей паствой.
Консервативный "фундаменталистский" монофизитский раскол отвергал "кафоличность" Халкидона. Халкидонская кафоличность значила, что единая Истина должна выражаться многими терминами: не только александрийскими, но и антиохийскими и западными латинскими, сформулированными в томосе папы Льва, – ибо дифизитское богословие необходимо для противовеса евтихианству и совсем не означает отхода или тем более отказа от наследия св. Кирилла. Выступая только за свое богословие, за свои формулировки, монофизиты неуклонно двигались по направлению к сектантскому элитизму. И, как всякая другая секта, монофизиты немедленно стали делиться на группы и группочки, каждая из которых утверждала свою исключительность, яростно выступая при этом против единства с халкидонцами.
Однако до персидских и даже до мусульманских завоеваний, несмотря на все разделения, на христианском Востоке оставалось чувство некоего церковного и имперского единства. Каждая из сторон при случае прибегала к насилию против другой стороны, но каждая и надеялась на обращение своих противников. Этим и объясняются, например, все перепады в политике Юстиниана и различные подходы, к которым прибегали он и его жена Феодора. Позже та же схема действий повторится в политике императора Юстина II и его жены императрицы Софии, которую, как и Феодору, историки новейшего времени будут упрекать в тайном монофизитстве. На самом деле в обоих случаях царственные супруги лишь принимали на себя определенные роли, но, несомненно, и Феодора, и София вместе со своими мужьями официально принадлежали к халкидонской Церкви.
Нужно отметить, что многие халкидонские иерархи почитались монофизитами, а монофизит Петр Ивериец (возможный автор "Ареопагитик") помещен в святцы Грузинской Церкви. Халкидонец император Маврикий упоминается монофизитским историком Иоанном Эфесским как "боголюбивый император", а сирийские монофизиты почитают его как святого. И халкидонский патриарх Александрийский св. Иоанн Милостивый (612-617) также помещен в святцы Коптской и Эфиопской церквами. Более того, халкидонские патриархи Иоанн Схоластик Константинопольский (565-577) и Анастасий I Антиохийский (559-569) даже председательствовали на встречах между враждующими монофизитскими фракциями, пытаясь примирить их между собой. Все эти факты показывают, что раскол еще не был окончательным.
Однако упрочению и распространению раскола способствовали два фактора: 1) учреждение Иаковом Бар-Аддаем параллельной монофизитской иерархии, что обеспечивало для всех желающих альтернативу халкидонскому единству; 2) внутренние разделения монофизитов, сделавшие невозможным даже для самых уважаемых их лидеров, типа Феодосия и Иакова Бар-Аддая, выступать или вести переговоры от лица всех нехалкидонцев.
2. В одном только Египте к концу VI в. антихалкидонская оппозиция была разделена на 20 групп, каждая из которых заявляла о своей канонической и вероучительной чистоте. Многие из этих групп имели своих членов в Сирии, Аравии и Персии.
Некоторые из этих группировок – как правило, самые экстремистские – были "акефальными" (буквально "безголовыми"), то есть беспоповцами. Некоторые из них отвергли "Энотикон" 482 г. и, следовательно, иерархию, происходящую от Петра Монга и его преемников. Другие – "диоскоровцы" – отвергали всю иерархию после смерти Диоскора (454 г.), так как его преемник Тимофей Элур принимал переходящих в монофизитство халкидонских клириков в сущем сане. Еще одна группа, "неведенники", хотя и отвергала Халкидон, но и отказывалась принять крайних кирилловцев, настаивавших на полном обожении человечества Христа. Их лидер, александрийский диакон Гемистий, утверждал, что Иисус как человек разделял человеческое неведение.
Но главное различие среди монофизитов проходило между северианами и афтартодокетами. Афтартодокеты были последователями Юлиана Галикарнасского (+ после 518 г.). Юлиан учил, что, так как смерть и тление (ципсЬ) являются результатом греха, тело Христа было нетленным с рождения, ибо Он был Новым Адамом, воспринявшим безгрешное человечество. Это значило, что благодаря ипостасному единству человечество Христа с момента Его зачатия во чреве Богородицы было не "падшим" человечеством Адама, но новым, нетленным человечеством Царства Божия. Это учение, получившее название "афтартодокетизм", само по себе не было специально монофизитским и казалось привлекательным некоторым халкидонцам, в том числе даже императору Юстиниану в самом конце его дней. Севир решительно выступил против учения Юлиана, заявляя, что если человечество Христа было "нетленным", то его страдания и смерть были лишь "видимостью" ("докетизм"). Для Севира добровольная смерть Христа значила, что Он воспринял наше смертное человечество. Да, как Бог, Он был чужд любому личному греху. Но восприятие нашего человечества Логосом значило, что Христос принял на Себя и все последствия греха – так называемые "безвинные страсти", – такие как голод, болезнь, страдания, тление и смерть. Нетленность тела Христова была явлена в Его воскресении, а не в Его рождении. Как мы видим, в этом вопросе Севир занимал вполне православную позицию [[29]].
Афтартодокеты, также известные под названием "фантазиастов", организовались в весьма влиятельную партию среди монофизитов. Выше уже говорилось о беспорядках в Александрии во время правления патриарха Феодосия. Вскоре после своего восшествия на престол (535 г.) он был смещен в ходе народного восстания, возглавляемого монахами. На его место был поставлен убежденный юлианист архидиакон Гайан. Порядок был восстановлен византийскими войсками под командованием генерала Нерсеса. Таким образом, монофизит Феодосий вернулся на престол лишь с помощью имперских халкидонских войск. Однако ересь Юлиана осталась весьма жизнеспособной не только в Египте, но и в Сирии, Персии, Индии, Эфиопии, Аравии и в Армении. В конце концов афтартодокетизм был официально принят Армянской Церковью (551 г.), которая даже анафематствовала Севира.
Другая монофизитская группа называлась "тритеистами ". Их учение основывалось на до конца последовательном применении следующей монофизитской предпосылки: все монофизиты, отвергая халкидонскую формулу "одна природа и две ипостаси", утверждали, что нельзя говорить о "двух природах" во Христе, так как природа неотделима от ипостаси и одной не бывает без другой; следовательно, "две природы" автоматически означают и "две ипостаси", то есть чистое несторианство. Тритеисты вполне законно прилагали эту схему и к Святой Троице, и, проявляя логическую последовательность, заявляли, что если в Божестве три Ипостаси, то значит, и три природы. А коль скоро имеются три природы, значит, нужно говорить о трех Богах.
Многие видные монофизиты приняли это учение, в том числе и монофизитский патриарх Антиохийский Сергий. Феодосий Александрийский, рукоположивший многих тритеистов в епископы, в конце жизни понял свою ошибку и опасность, исходившую от тритеизма, и опубликовал опровержение этого учения. Он также опроверг другое возможное следствие отождествления терминов "природа" и "ипостась": учение, согласно которому в Боге была одна природа и, следовательно, одна Ипостась. Воплощение такой уникальной Ипостаси подразумевало смешение природ. Результатом был откровенный пантеизм, который проповедовал известный монофизитский автор того времени Стефан Бар-Судайли.
Вмешательство Феодосия не положило конца спору. Известный александрийский ученый-тритеист Иоанн Филопон выдвинул целый ряд контраргументов, основанных на Аристотеле, для которого, действительно, и ипостась, и природа означали конкретную реальность. После смерти Феодосия (566 г.) в монофизитские патриархи Александрийские был посвящен Афанасий, замечательный лишь тем, что он являлся внуком императрицы Феодоры (через незаконную дочь). В 569 г. Филопон и его тритеизм был осужден самим Иаковом Бар-Аддаем. Разделения между монофизитами дошли до того, что в Константинополе состоялся публичный диспут между двумя их фракциями (тритеистами и ортодоксами), на котором в качестве нейтральной стороны председательствовал халкидонский патриарх Иоанн Схоластик. Это было весьма серьезным моральным уроном для монофизитов. Экстремисты оказались сильнее, и более разумная монофизитская партия проиграла.
Ко времени смерти Юстиниана (565 г.) монофизитское движение было сильно не только численностью, но и имело за собой мощные интеллектуальные и политические силы. Его поддерживали народные массы в Сирии и Египте. Богословская мощь была обеспечена интеллигентами и высшими иерархами, большинство из которых по-прежнему писали по-гречески, часто используя греческие философские категории для защиты своих позиций. Имперский двор при поддержке халкидонского епископата был всегда готов обсуждать общие формулы и объединительные исповедания веры, а также обеспечить убежище и безопасность для тех монофизитских иерархов, которые – как, например, патриарх Феодосий Александрийский, – занимали достаточно примирительную позицию. Все это давало надежду на объединение.
Но скандальные разделения в рядах самих монофизитов весьма осложняли переговоры об объединении. Экстремистское большинство отказывалось верить умеренным, т.е. тем монофизитам во главе с Феодосием Александрийским, которые пытались придерживаться позиций Севира. Возможно, если бы эти умеренные иерархи в нужное время имели больше власти и влияния, очевидный христологический консенсус, выраженный в "кирилловском халкидонстве", победил бы. Но существование параллельной церкви, созданной Бар-Аддаем; длившаяся более столетия шумная кампания против Халкидона, представлявшая халкидонскую веру как "нововведение"; и, наконец, болезненные воспоминания о насильственных высылках таких "исповедников веры", как Диоскор или Тимофей Кот, и насильственном поставлении халкидонских патриархов Александрии и Антиохии – все это делало попытки любого объединения похожими на предательство. Это не было сознательным протестом против Империи или греческой Церкви. Ведущие монофизитские богословы продолжали говорить по-гречески. Богослужение, используемое сирийцами, и в особенности коптами, оставалось двуязычным. Имперские лоялисты были весьма распространены, и, в большинстве своем, среди епископов. Но массы были чрезвычайно консервативны: они отказывались принять что-либо, что хотя бы формально отличалось от формулировок св. Кирилла.
3. После Юстиниана стал править его племянник Юстин II (565-574 гг.), женатый на племяннице Феодоры Софии .
Его царствование ознаменовано возвращением к политике примирения. Многие современные историки считают его, а особенно Софию, монофизитами, вновь, наподобие Зенона и Анастасия, отступившими от принципов Халкидона. Этот взгляд основывается на свидетельстве умеренно-монофизитского историка Иоанна Эфесского, чья "История Церкви" – один из важнейших источников по данному периоду.
Иоанн по взглядам своим был "крепким" империалистом и поэтому, очевидно, возлагал большие надежды на обращение в монофизитство Юстина. Однако и он признает, что оба патриарха того времени (Иоанн Схоластик и Евтихий) были твердыми халкидонцами, и возлагает на них вину за возобновление гонений на монофизитов.
Иоанн Эфесский сообщает (на основании слухов, как он сам признает), что София в молодости причащалась у монофизитов и что муж ее втайне делал то же самое. Однако, как отмечает сам Иоанн, оба они, чтобы взойти на трон, должны были стать формально халкидонцами. Именно это признание Иоанна, что император должен был признать Халкидон, отражает реальное положение дел в Константинополе в 565 г. Итак, возвращение властей предержащих к ситуации до 518 г., к временам Зенона и Анастасия, уже было немыслимым.
16 июля память Халкидона торжественно отмечалась во всех церквах Империи. Ну и, конечно, никакой император не мог бы отменить V Вселенского Собора (553 г.), подтверждавшего решения Халкидона, не говоря уже об отмене самого Халкидона, упоминаемого в прологе к официально принятому в Империи "Кодексу" Юстиниана. Именно поэтому Иоанн Эфесский и другие монофизиты столь радовались, когда видели, что, несмотря на это, Юстин II все же идет путем примирения и диалога.
Но предположение, что Юстин II был тайным монофизитом, весьма маловероятно еще и в свете того, что его близким другом и единомышленником был патриарх Константинопольский Иоанн Схоластик, убежденный и несгибаемый халкидонец, который и настоял на воцарении Юстина.
В правление Юстина II возобновилась война с Персией. Кроме этого, его царствование отмечено поддержкой искусств, строительством новых церквей и неослабевающим вниманием к делам церковным как на Востоке, так и на Западе. Правительство, не боясь испортить отношений с Западом, шло на диалог с монофизитами, но при этом твердо придерживалось халкидонских позиций (иначе и быть не могло, так как формальное признание Халкидона официальными властями было закреплено в законе) и всегда готово было проявить твердость, если монофизиты не пойдут навстречу.
Ученый-юрист из Антиохии Иоанн Схоластик (565-577) стал патриархом еще при Юстиниане, после того, как престарелый император отправил в ссылку патриарха Евтихия за его отказ поддержать афтартодокетизм. Иоанн, хотя и взошел на патриарший престол при довольно двусмысленных обстоятельствах, смог выждать время и избежать признания афтартодокетизма до смерти Юстиниана в ноябре 565 г. Патриарх знаменит своей ролью в кодификации канонических текстов, сравнимой с ролью Юстиниана в кодификации государственного законодательства. Неизбежно и ему пришлось войти в отношения с монофизитами.
Правление Юстина II началось с громкого провозглашения халкидонской веры; западные авторы видят в этом продолжение публичной политики Юстиниана. Но в то же время к монофизитам было проявлено снисхождение и милосердие, а многим из них, например старику Феодосию Александрийскому, со времен Феодоры все еще жившему в Константинополе, оказывались почести; он даже лично принят императором, а после своей кончины (566 г.) был похоронен с высшими почестями. Моральное лидерство столичных монофизитов перешло к историку Иоанну Эфесскому, который придерживался весьма умеренных взглядов и был принят при дворе. Чтобы успокоить монофизитов, Юстин ввел пение Никейско-Цареградского символа за каждой Литургией, так как многие монофизиты в простоте своей полагали, что халкидонцы предали древнюю веру Церкви. Некоторые монофизитские лидеры, сосланные еще во время Юстиниана, были амнистированы.
Император предложил свою помощь в примирении различных монофизитских фракций (именно тогда, в 566-567 гг., в столице прошел диспут между тритеистами и северианами под председательством Иоанна Схоластика). Для участия в диспуте был приглашен в столицу даже Иаков Бар-Аддай (уже глубокий старик к тому времени). Открытое противостояние вновь сменилось поисками компромисса.
Юстин опубликовал несколько предложений о примирении. Похоже, умеренные монофизиты, включая даже самого Иакова Бар-Аддая, и уж во всяком случае Иоанн Эфесский, рассыпавшийся в похвалах перед императором, были готовы принять объединение. Внутренние разделения монофизитства, явленные прежде всего в тритеистских спорах, сделали перспективу объединения более привлекательной, по крайней мере для некоторых нехалкидонцев. Но массы отказались следовать за иерархами: во время большой объединительной встречи в Каллинике на Евфрате монах-монофизит выхватил текст императорских предложений из рук читавшего их и разорвал свиток. Еще при жизни почитаемый как святой и исповедник, престарелый Иаков Бар-Аддай не мог контролировать своих фанатичных последователей.
Самое известное из императорских предложений о мире носит название "Программа". Это был манифест нового халкидонского богословия. В "Программе" подтверждалось, что православная христология может быть выражена как в кирилловских, так и в халкидонских терминах. В заключение император призывает всех христиан к единству на основе "истинного учения", избегая "ненужных споров о личностях или словах, так как слова приводят к единой истинной вере и пониманию, в то время как обычаи и формы, которые до сего дня преобладали в святой, соборной и апостольской Церкви Бога, остаются, как всегда, вне потрясений и изменений". По всей видимости, под обычаями и формами подразумеваются как различные терминологические системы, так и литургические и канонические традиции.
Казалось, никогда ранее условия объединения между православными и монофизитами не были обговорены в более реалистических терминах. В "Программе" содержался призыв прийти к согласию в сущности, а не в словах, и в ссылке на "ненужные споры о личностях" содержался намек на взаимное снятие анафем. В документе не было двусмысленностей, подобных тем, которые содержались в "Энотиконе" Зенона. Каждое 16 июля Юстин II возглавлял празднества в память Халкидона, а его западная политика не могла позволить даже намека на отступление от Собора, ставшего уже символом правой веры для Рима. Латинские поэты Корипп и Венатий Фортунат в самых восторженных тонах писали о православии императора. Он переписывался с франкскими королями и даже послал св. Радегунде – бывшей королеве, а ныне монахине в Пуатье – мощевик с частицами Истинного Креста, а папе – богато изукрашенный крест с двумя портретами: своим и императрицы Софии. Все это проходило параллельно с переговорами об объединении с монофизитами.
Однако Юстину так и не удалось убедить монофизитов добром, и он решил прибегнуть к силе. Часть монофизитов приняла "Программу" под сильнейшим имперским давлением. Те бывшие антихалкидонские епископы, которые заняли свои кафедры, вытеснив с них халкидонцев, были при возвращении в Церковь рукоположены заново. Но в конечном итоге такая практика официально запрещалась, и желающие вернуться в Церковь должны были лишь принять "формулу единства", в которой имелась ссылка на соглашение 433 г. между Кириллом Александрийским и Иоанном Антиохийским. Среди вернувшихся в то время в Церковь был проживавший в Константинополе монофизитский патриарх Антиохийский Павел Черный (см. ниже). Но большая часть иаковитов упорно сопротивлялась, что и привело в конце концов к провозглашению новой анафемы против Севира Синодом в Константинополе.
После Юстина II правил Тиверий II. С 574 по 578 г. он был регентом при душевнобольном Юстине, а с 578 по 582 г. правил самостоятельно. Его политика по отношению к монофизитам также была довольно мягкой. Но патриарший трон занимал Евтихий (577-582), в свое время, сосланный Юстинианом за противодействие афтартодокетизму, – твердый халкидонец. Похоже, он несколько противился тенденции Тиверия ослабить административное давление на диссидентов, введенное Юстином. Действительно, император фактически признавал существование двух параллельных церквей; Иаков Бар-Аддай вновь посещал столицу. Но на самом деле мягкость Тиверия была политически мотивированной: она диктовалась важностью поддержания добрых отношений с арабами-гассанидами – союзниками Империи. Выше говорилось, как еще при Юстиниане в 543 г. гассанидский арабский "филарх" Аль-Харит добился устроения на своей территории монофизитской иерархии. В 580 г. Тиверий торжественно принял в Константинополе сына Аль-Харита – нового "филарха" Аль-Мундхира. Выступая в роли защитника монофизитов, Аль-Мундхир добился освобождения нескольких клириков, отказавшихся принимать объединение с халкидонцами.
4. В 582 г. после смерти императора Тиверия и патриарха Евтихия на трон взошел император Маврикий (582-602), а патриархом стал св. Иоанн Постник (582-595). Тут роли несколько переменились. Патриарху, благочестивому подвижнику, принадлежит следующее изречение: "Что же такого говорят несогласные с нами, что заслуживает гонений? Если даже язычникам предоставляется амнистия, как же я могу преследовать христиан, безупречных в своем христианстве и, как мне кажется, более верующих, чем мы?" Благодаря такой мягкости и любви многие монофизиты вернулись в Православие. В Константинополе патриарх не возражал против присутствия монофизитов, часть которых даже сослужили с халкидонцами (не принимая Причастия).
Новый император, не претендуя быть богословом, пытался в течение всего своего правления присоединить монофизитов к православию, но не только силой или убеждением, а и через свое недюжинное дипломатическое искусство. Маврикий, недооцениваемый многими историками, несомненно, был одним из лучших византийских императоров. При нем, кстати, Империя окончательно перешла на греческий язык. Он дал убежище бежавшему при дворцовом перевороте персидскому "царю царей" Хозрою II и даже выдал за него свою дочь, а затем поддержал его в гражданской войне. В результате Хозрой, вернувшийся на престол, считал Маврикия своим благодетелем, отцом и покровителем. Он вернул Империи значительные территории в Армении и подписал с ней договор о "вечном мире".
Маврикий реформировал и укрепил Империю изнутри и отменил автономию гассанидов, чем лишил монофизитов мощной политической поддержки. Благодаря присоединению Армении к Империи большая часть Армянской Церкви и Грузинская Церковь вернулись в Православие.
В то же время Маврикий поддерживал тесные отношения с римским епископом, который, в свою очередь, был полностью лоялен имперскому экзарху, живущему в Равенне. То есть во внешнеполитических делах наконец воцарились мир и согласие, и в делах церковных, казалось, все постепенно пошло к примирению.
Сам Маврикий был талантливым полководцем, безупречным семьянином и человеком необычайной личной скромности. Он не выносил коррупции и повсюду искоренял ее. Правда, так он нажил множество личных врагов.
Маврикий экономил государственную казну, весьма пострадавшую от его расточительных предшественников, чем вызвал недовольство войск. Зимой 602 г. дунайская армия возмутилась задержкой в выплате жалования и, подняв на щит полковника Фоку, пошла маршем на Константинополь. Маврикий был схвачен вместе с сыновьями. По словам хронографа, император с христианским мужеством встретил беду как Божье наказание за свои грехи и не сопротивлялся. "И приведен был Маврикий, связанный, к гавани Евтропия. Убийца (Фока), желая увеличить мучения Маврикия печальным зрелищем, приказывает казнить в его присутствии пять сыновей его. Маврикий же, философствуя в несчастии, постоянно повторял: "Праведен Ты, Господи, и правы суды Твои". Няня, спрятав одного из царских сыновей, отдавала на убиение своего собственного, но Маврикий не допустил этого, а сыскал и отдал на казнь своего сына. Таким образом, став выше законов природы, Маврикий и сам прощается с жизнью. А окаянный Фока приказал головы царя и сыновей водрузить на трибунальском поле. И граждане выходили смотреть на них, пока они не загнили. И тогда злодей позволил отдать их желающим (для погребения). А жену Маврикия с тремя дочерьми заточил в монастырь. Спустя немного и их умертвил".
Фока и на троне остался грубым солдафоном, любившим вино, кутежи, разврат и бесчинство. Его пьяные оргии скоро стали притчей во языцех. Наружности он был довольно отталкивающей: коренастый, рыжеволосый, со сросшимися бровями, маленькими заплывшими глазками и уродливо черневшим на лице шрамом.
Фока установил кровавый террор в империи (602-610 гг.). Один современник приводит историю о некоем человеке, который возопил к Богу: "За что такое наказание? За что Ты послал людям Своим такого кровожадного волка?" И Господь ответил ему: "Я старался найти похуже Фоки, чтобы наказать народ за его своеволие, но не мог. А ты не искушай впредь судеб Божиих".
Вот на каком историческом фоне происходило дальнейшее развитие монофизитских церквей.
5. Во время периода терпимости и "диалога" в первую часть царствования Юстиниана (527-536) антихалкидонская оппозиция имела возможность самоорганизоваться, устроив отдельную церковь, параллельную официальному имперскому епископату. По мнению оппозиции, Севир был последним единым патриархом-монофизитом, покуда не был сослан при Юстине в 518 г. После его смещения имперское правительство восстановило на антиохийском престоле преемственность православных патриархов. Лишь в 557 г. Феодосий Александрийский, проживающий в Константинополе, поставил первого повсеместно признанного параллельного антиохийского патриарха Сергия Телльского. В 561 г. его преемником стал Павел Черный.
Постепенно, помимо просто содержания своего патриарха, монофизиты начинали использовать тактику создания параллельной иерархии всюду, где только могли. Епископ Иоанн Телльский (Восточная Сирия) рукополагал клириков не только для своей епархии, но и для всех мест, которые просили его об этом. По словам Иоанна Эфесского, которого он рукоположил в диаконы, он совершил всего 170 тысяч рукоположений. Это явное преувеличение, но и реальное число должно было быть весьма велико. Мы знаем, что рукополагал он далеко не только низших клириков: совместно с другими сирийскими монофизитскими епископами он хиротонисал и епископов для Персии. Эти рукоположения были раскольническими по своей природе, т.к. подразумевали, что Халкидонская Церковь – не Церковь и нужно воздерживаться от участия в ее Таинствах любыми способами. Более того, большая часть новорукоположенных была совсем необразованна и знала лишь, что ни за что нельзя соглашаться с "синодитами" (халкидонцами). Эти люди психологически были настроены только на борьбу с имперским истеблишментом, поэтому-то Феодосий Александрийский, Севир и другие умеренные монофизиты очень не хотели вступать на путь раскола. Когда он начался, весь процесс стал неуправляемым.
Деятельность Иоанна Телльского продолжалась всего шесть или семь лет. Он был пойман представителями халкидонского патриарха Ефрема в 536-537 г. и скончался в заточении в Антиохии в 538 г. Это произошло, когда после 536 г. Юстиниан начал применять самые строгие меры против монофизитов.
Однако вспомним, что именно Юстиниан позволил Феодосию Александрийскому поставить епископов для племени гассанидов (543 г.). Мы говорили о том, что один из них – Иаков Бар-Аддай – обошел всю Империю, ставя монофизитских епископов и священников. Позднее его называли "Вселенским митрополитом". Весьма характерно, что Феодосий отказался далее размножать параллельный епископат, и Иакову для епископских хиротоний пришлось привлечь египетских епископов Евгения и Конона, широко известных за их тритеистические взгляды. Вместе с этими двумя коллегами по "истинно православному" епископату он хиротонисал 27 архиепископов и епископов и двух патриархов. Как мы знаем, сирийская монофизитская церковь и сегодня называется "иаковитской" по его имени.
Все это, помимо богословских различий, создавало дополнительные стимулы для расколов, которые возникали не только по богословскому признаку, но и по личностному – кто за кем следует. Все они постоянно враждовали и обвиняли друг друга в ересях: в "тритеизме", в "тетрадизме" (учение о четвертой ипостаси Бога, объединяющей три первые и существующей наряду с ними). Существовал также антагонизм между сирийцами и египтянами и еще больший – между епископами, проживавшими в Константинополе, сохранявшими лояльность Империи и надеющимися на "прозрение" властей и перемену имперской политики, – и, с другой стороны, монахами и простыми людьми, составлявшими подавляющее большинство среди клириков, рукоположенных Иаковом Бар-Аддаем: они были согласны только на бескомпромиссную борьбу с "синодитами" (т.е. халкидонцами) до победного конца.
Иллюстрацией ко всему вышесказанному служит история двух монофизитских патриархов антиохийских – Сергия Телльского и Павла Черного. Сергий был хиротонисан Феодосием Александрийским в 557 г., но вскоре вошел в острый конфликте ним по поводу тритеизма (Сергий его поддерживал). После кончины Сергия (560-561 г.) Феодосий, наученный горьким опытом, целых три года выбирал его преемника. В конце концов он остановился на кандидатуре своего собственного секретаря, антитритеиста и александрийца Павла Черного, и попросил Иакова Бар-Аддая с коллегами хиротонисать его в патриархи, что и было сделано в 564 г. Феодосий, действуя как фактический глава всех монофизитов, хотя он реально не обладал никакими рычагами власти, направил Павла в Египет, чтобы он восстановил там монофизитскую иерархию. После неудачной поездки в Египет и смерти Феодосия (566 г.) Павел вернулся в Антиохию, где обнаружил, что последователи Бар-Аддая не признают его: он был убежденным противником тритеизма и к тому же "феодосиевцем". И это несмотря на то, что он был рукоположен Бар-Аддаем и сохранял с ним хорошие личные отношения!
В этот момент Павла пригласил к себе Аль-Харит, вскоре проникшийся к нему глубоким уважением. Стремясь вернуть себе престол в Сирии и пользуясь поддержкой арабского вождя, Павел воспользовался своими имперскими связями и принял "Программу" Юстина, соединившись с халкидонцами. Убедившись, что основная масса монофизитов за ним не следует, он отказался от "Программы", был арестован, но бежал и вновь был принят арабами – на этот раз уже сыном Аль-Харита, Аль-Мундхиром. Затем он вернулся в родной Египет, где сразу же глубоко ввязался в местные церковные дела и даже организовал подпольную хиротонию сирийского монаха Феодора в патриархи Александрийские. Однако местные монофизиты отказались его признать и поставили в патриархи собственного кандидата Петра (576), которого в качестве единственного законного патриарха признал Иаков Бар-Аддай. В результате Павел Черный оказался анафематствованным и в Египте, и в Сирии и так и не смог вернуться в свой патриархат. Он вернулся в Константинополь в свите Аль-Мундхира, когда тот посетил Тиверия в 580 г. Под давлением арабского вождя последователи Павла и Иакова Бар-Аддая временно примирились, однако сам Павел скончался в безвестности в Константинополе в 581 г.
Таким образом, в сирийском монофизитстве долгие годы продолжался конфликт между иаковитами и последователями Павла Черного, приводивший к постоянным столкновениям, часто заканчивавшимся кровопролитием. Этот конфликт выражал растущую несовместимость между такими умеренными епископами, как Павел, и сирийскими народными массами, которых не мог контролировать даже сам Иаков Бар-Аддай и которые выступали против любых компромиссов с "синодитами". Вмешательство александрийцев в сирийские дела также оказалось не слишком плодотворным.
После кончины Иакова Бар-Аддая (578 г.) и бесславного исчезновения Павла Черного новый монофизитский патриарх Александрийский Дамиан (578-604), преемник Петра, хиротонисал Петра Каллиникского в патриархи Антиохийские. Он надеялся, что новый патриарх сможет примирить все партии. Однако этого не произошло. Дамиан и Петр тут же рассорились из-за мелких богословских деталей, связанных с тритеизмом, который они оба отвергали. Александрийцы решили, что Петр Антиохийский пытается присвоить себе верховный престиж Александрии в богословских вопросах.
Между 581 и 611 гг. (год персидского завоевания Сирии) яковитские патриархи антиохийские проживали в монастыре Губба Баррайя, к востоку от Алеппо, так как сама Антиохия и все остальные ведущие города контролировались халкидонской иерархией. Несмотря на все внутренние скандалы, большая часть сироязычных монастырей и деревень сохраняли верность монофизитству. Именно в это время национальные термины (копт, сириец) превратились в обозначения противников Халкидона, в то время как "грек" стал синонимом мелькита (т.е. царского человека) – сторонника Халкидона.
Все это делало достижение союза чрезвычайно трудным делом, поэтому, когда после убийства Маврикия его друг Хозрой II Персидский под предлогом мести за своего благодетеля начал войну против Фоки и вскоре завоевал Антиохию (611 г.), Иерусалим и Египет, иаковитский патриарх Антиохии Анастасий (Погонщик Верблюдов) написал своему собрату в Александрию: "Мир возрадовался в мире и любви, ибо халкидонская ночь отступила".
6. Что же происходило в Александрии ? Мы уже много говорили об особой роли Египта и его столицы Александрии в римском мире. Культурная и историческая самобытность Египта отмечалась не только самими египтянами, но и "внешними" – персами, арабами и др. Чувство культурного превосходства, характерное для египтян, основывалось на их самосознании как наследников древней цивилизации фараонов. Мы также неоднократно упоминали о контрасте между городом Александрией (грекоязычным и косм