Восстание Евгения 392-294 гг.
После поражения в споре об алтаре Победы языческая оппозиция в течение нескольких лет не возобновляла попыток вернуть древней религии утраченные привилегии. На второй план борьба я язычеством отошла и для христиан, в связи с противоборством между Амвросием и арианами, а также во время войны Феодосия с Максимом[88]. В отношении язычества на востоке политика Феодосия в целом не выходила за рамки веротерпимости его предшественников, и несмотря на то, что ему, вероятно, было известно о полемике Симмаха с Амвросием, в источниках нет никаких сведений о прямой реакции востока на события в Риме и Медиолане. Тем не менее, следует заметить, что политика Феодосия не была напрямую направлена против язычества, борьба с ним проводилась «снизу» при явном попустительстве властей[89]. Так, например, с 384 по 388 гг. преторианский префект Востока Цинегий провел беспрецедентную акцию по уничтожению языческих храмов, поддержанную фанатичными христианами и монахами, часто действовавшими по своей инициативе, и трудно поверить в то, что префект действовал без согласия или хотя бы молчаливого одобрения императора.
После победоносной кампании на Западе, его политика в отношении язычества тоже не выходила за рамки веротерпимости и была подчинена общей цели – обеспечить политическую стабильность. Терпимое отношение Феодосия к древней религии дало язычникам новые надежды и явилось поводом для новой петиции о восстановлении алтаря Победы в 388 г., т. е. сразу после победы над Максимом и до столкновения Феодосия с Амвросием.[90] Но и на этот раз, благодаря вмешательству епископа, петиция была отвергнута.
Решительный поворот в политике Феодосия по отношению к язычеству произошел только в начале 391 г., когда позиции императора на Западе значительно укрепились, а в империи наметилась определенная политическая и социальная стабильность. Закон от 24 февраля 391 г. был адресован префекту Рима и запрещал жертвоприношения, как публичные, так и частные, закрывал доступ в языческие храмы, осуждал почитание образов, созданных человеческой рукой, и устанавливал штраф в золоте тем должностным лицам, которые уклонялись от соблюдения этого закона. Этот закон выходил за рамки всего предшествующего законодательства против язычества и открывал новый, последний этап борьбы с древней религией[91].
Осенью 391 г. Феодосий вернулся в Коснтантинополь. Арбогаст, военачальник, фактически перехвативший власть у Валентиниана II, был язычником, что, по-видимому, сыграло решающую роль в организации нового, уже четвертого по счету, посольства языческой части сената с целью восстановления утраченных привилегий язычества. Однако Валентиниан незадолго до смерти отверг это прощение. Неясными остаются мотивы Арбагаста и, возможно, фактор языческой оппозиции при имеющейся у нас информации о вероисповедании самого военачальника сыграл в этих событиях определенную роль, но а этом случае Арбогаст постарался убедить всех, включая императора востока, что Валентиниан покончил с собой и что языческая оппозиция к его смерти никакого отношения не имеет.[92]
Евгений был провозглашен императором 22 августа 392 г., по свидетельству языческих источников, против его воли, и хотя его политика на первом этапе совершенно определенно диктовалась Арбогастом, реставрация язычества в качестве первоочередной цели не ставилась. До того, как консул Рихомер рекомендовал его Арбогасту, Евгений был преподавателем риторики в Риме. С тех пор как Грациан возвысил своего учителя Авзония, социальный класс «мужей слова» занимал на западе более высокое положение, а сам Арбогаст, будучи франком, не мог стать императором, поэтому возвышение Евгения, в целом, не вызывает удивления[93].
В конце 392 г. Арбогаст совершил поход против франков: Евгений стал последним римским императором, который пересек Рейн с армией. Следуя традициям своего времени, Евгений назначил консулами себя и Феодосия в 393 г., однако Феодосий проигнорировал это жест и предоставил этот титул своему военачальнику Абундацию[94], что показало его нежелание признавать власть Евгения легитимной и убило последние надежды на компромисс. В начале ноября 392 г. император востока в равной мере показал, что не отменил своей политики и по отношению к язычеству, более того, им был издан знаменитый впоследствии закон, фактически упразднивший языческий культ: по существу, с выходом этого юридического документа была завершена законодательная борьба с язычеством на Востоке. Кроме того, в 393 г. был нанесен еще один серьезный удар по античному наследию – полностью запрещены Олимпийские игры[95]. В том же 393 г. Феодосий назначил своего сына Гонория августом Запада, что автоматически делало Евгения узурпатором.
После ситуации с консулатом, Евгений решил пойти на соглашение с языческой знатью. На переговорах с преторианский префектом Вирием Флавием Никомахом соглашение было достигнуто и Евгений передал языческим лидерам государственные субсидии на поддержание культа, тем не менее, представив это как личный дар, чтобы предупредить недовольство христиан вновь возрожденной поддержкой языческих культов империи.[96] К сожалению, неизвестна точная датировка момента, когда Евгений вступил в союз с языческими культами, равно как и то, как это хронологически соотносится с анти-языческим законом Феодосия ноября 392 г.
В любом случае, весной 393 г. Евгений пересек Альпы и был признан в Риме. Несмотря на это, Евгений старался быть осмотрительным, следовать принципу веротерпимости и таким образом максимально расширить свою социальную базу[97]. Амвросий покинул Милан и переехал во Флоренцию, откуда направил письмо Евгению с критикой его про-языческой политики,[98] которая могла рассматриваться как фактическое отлучение императора-вероотступника от церкви. Прибытие узурпатора в Италию отменяло последние ограничения, которые, возможно, препятствовали языческой аристократии сделать последнюю попытку восстановления древних культов. Можно признать, что лидером последнего полного языческого возрождения был префект Италии Вирий Флавий Никомах. Он был назначен консулом в 394 г., когда Евгений не стал называть второго консула, рассчитывая на то, что это назначение все же сделает Феодосий, и, так как император востока провозгласил консулами своих ставленников, Флавий оставался фактически «единственным консулом коллегии» в Италии. Чтобы увеличить влияние Никомаха, его сын, Флавий-младший, был назначен префектом города.[99] Симмах же держался в тени, возможно, умудренный негативным опытом 388 г, во всяком случае, он не занимал никакой высокой должности. Именно отец и сын Флавии развернули в 393-394 гг. активную деятельность по реставрации язычества на западе.
Судя по источникам, Евгений не участвовал в организации языческих мероприятий, фактически вся власть находилась в руках Арбагаста и Никомаха. При этом следует отметить, что они не только возродили пышные языческие празднества, но и обеспечили бесперебойное снабжение Рима зерном из Африки.[100]
Император востока выступил в поход в мае 394 года и столкнулся с армией Евгения на реке Фригид 5 сентября 394 года, где он одержал решительную победу над своими противниками. Христианская пропаганда сразу же объявила, что победа Феодосия была одержана с помощью Бога и, что она символизирует собой окончательную победу христианства над язычеством. Феодосий сам придал религиозный оттенок этой победе тем, что не стал праздновать триумфа, а вместо этого совершил молитву и приготовил пожертвования Богу. Кроме того, по отношению к сторонникам Евгения он проявил гуманность, которая должна была соответствовать такому толкованию его успеха: некоторым лицам давалось прощение при условии их перехода в христианство, части аристократов были возвращены их поместья и другая собственность. Чувствуя поддержку со стороны христианской церкви, ставший единственным для востока и запада императором, Феодосий окончательно подавил последние очаги язычества на западе империи, распространив свое восточное законодательство на вновь завоеванные провинции[101]. На наш взгляд, именно эти сюжеты отразила в своем содержании первая из рассматриваемых в этом исследовании анти-языческих поэм, а именно – «Carmen de contra paganos».