Причины социальных движений
Совершенно очевидно, что понятие социальных движений охватывает достаточно обширный диапазон различных типов поведения. Но почему возникают социальные движения? Какие факторы побуждают людей предпринимать совместные действия во имя какого-то дела? Мнения социологов по этому вопросу расходятся. Некоторые ученые видят корни общественных движений в бедственном положении народа, а более конкретно – в социальном и экономическом бесправии. Другие не считают этот аргумент достаточно убедительным. Они отмечают, что во многих обществах имеется значительный “резерв” социальной неудовлетворенности и что угнетение и нищета широко распространены, однако социальные движения возникают достаточно редко. Эти социологи исследуют ресурсы и организации, которые обделенные люди способны задействовать, как ключ к пониманию социальных движений.
Теория депривации. К. Маркс придерживался мнения, что капиталистическая эксплуатация ведет к постепенному обнищанию рабочего класса; с течением времени условия станут настолько невыносимыми, что рабочие будут вынуждены признать социальную природу своего бедственного положения и свергнуть своих угнетателей. Тем не менее Маркс признавал и то, что крайнее обнищание и эксплуатация не обязательно приводят к революционному взрыву. Он указывал, что страдания представителей низших классов (пролетариев) могут быть настолько интенсивными, а социальное отчуждение – столь значительным, что будет способно “подавить” все их общественное и революционное сознание. Хотя в трудах Маркса содержатся доказательства “прогрессирующего обнищания”, или абсолютной депривации, он также признавал существование относительной депривации, допуская, что по мере развития капитализма положение рабочего класса может улучшаться. Однако он считал, что разрыв между собственниками и рабочими будет расширяться и создавать у последних все обостряющееся ощущение их сравнительно невыгодного положения.
Некоторые социологи выдвигают предположение о том, что основным фактором, вызвавшим выступления чернокожего населения в 1960-х гг. в США, послужило возникновение у американских негров растущего ощущения относительной депривации, т.е. разрыва между тем, что они в действительности имеют, и тем, чего, по их мнению, они заслуживают. Период процветания 1950-1960-х гг. дал многим чернокожим американцам почувствовать вкус жизни в богатом обществе. Они получили достаточно, чтобы у них пробудились реальные надежды на получение большего. При этом низкосортное жилье, ограниченные шансы на получение хорошей работы, постоянная безработица, низкая плата за труд и жестокость полиции стали переживаться ими острее. Можно сказать, что движение негров за свои гражданские права возникло как протест, вызванный не столько отчаянием, сколько повысившимися требованиями к жизни.
Социолог Джеймс Дейвис обнаружил, что развитию ощущения относительной депривации могут способствовать и другие условия (см. рис. 11.2). По его мнению, революции с наибольшей вероятностью вспыхивают после продолжительного периода социальных и экономических улучшений, за которым следует период резкого отката назад. Люди опасаются потерять то, чего им с таким трудом удалось достигнуть, и приобретают революционный настрой. Дейвис иллюстрирует свою гипотезу о “подъеме-и-падении” разнообразными фактами, такими, как бунт на предприятии Дорра на Род-Айленде в 1842 г., стачка рабочих пульмановского завода в 1849 г., русская революция 1917 г. и революция в Египте в 1953 г.
Социальные проблемы
В большинстве социальных явлений современность проявляет себя противоречиво: с одной стороны, современность динамична, направлена в будущее, прогрессивна, обещает невиданные доселе изобилие, свободу и совершенство; с другой стороны, она открывает новые проблемы, привносимые именно масштабностью и новизной собственных достижений. Социальный прогресс идет рука об руку с социальной патологией.
Таким образом, исторически впервые достигнутая возможность прокормить огромное число людей влечет за собой перенаселение и загрязнение окружающей среды. Тишина, уединение и “место под солнцем” становятся дефицитным и все более дорогостоящим товаром. Скученное в городах, жаждущее отдыха население индустриальных обществ превращает весь мир в пространство для туризма. Вскоре каждый сельский уголок, каждый солнечный берег превратится в организованный лагерь отдыха, неотличимый от прочих подобных мест. Индустриальный принцип массового производства и распределения легко может быть перенесен с производства товаров на индустрию услуг, включая организацию отдыха и досуга.
Городская индустриальная жизнь открывает невиданные возможности для индивидуальной мобильности и личной свободы. Она обещает также получение богатства и почестей – для этого нужны только деловая смекалка и талант к достижению успеха. Однако другой стороной медали становится одиночество городского жителя. По утверждению Дюркгейма, индивид оказывается в патологических условиях социальной аномии. Он испытывает “боль несбывшихся надежд”. Упадок религии и распад традиционных связей снимают привычные ограничения. В то же время современный миропорядок предоставляет людям недостаточные и неравные возможности реализации. Результатом становится рост числа самоубийств, преступлений, душевных расстройств.
Работа в индустриальном обществе также предъявляет слишком высокий счет за гигантский рост производительности, вызванный интенсифицированным разделением труда. Промышленный рабочий чувствует себя отчужденным от производства, поскольку его задача слишком фрагментарна, неинтересна и бессмысленна. Он не способен реализовать в работе себя, свой личный потенциал. В отличие, к примеру, от традиционного ремесленного труда современные производственные обязанности рабочего не требуют от него конструктивных и творческих способностей. Рабочий в индустриальном обществе ощущает себя отчужденным и от продукта своего труда, потому что не может контролировать ни его производство, ни последующее распределение. Как динамическая сумма своих частей индустриальная система производства является феноменально мощной; однако эта мощь достигается за счет сведения одной из ее частей, рабочих, до понятия просто “рабочих рук”, до подобия человеческих существ. Маркс надеялся, что в конечном итоге избыточное благосостояние индустриальной системы совсем освободит рабочих от необходимости трудиться; но пока не придет такое время, уродливые условия труда и жизни рабочих будут служить самым красноречивым свидетельством дегуманизации общества.
Возможно, оптимизм Маркса по поводу будущего был столь же преувеличенным, как и его пессимизм по поводу настоящего. Но Маркс был далеко не единственным, кто понимал, что индустриальное общество требует слишком больших жертв от многих своих членов. Как выяснилось, индустриализм создал новые и, по-видимому, неискоренимые районы нищеты. Несмотря на стабильный экономический рост, в индустриальном мире от 15 до 20%населения постоянно находится за гранью официально установленных уровней бедности. Получается, что индустриализм создал “новых бедняков”, которые по какой-то причине – из-за низкого происхождения, неважной деловой сметки, низкого уровня образования – неспособны конкурировать с другими людьми по правилам, установленным индустриальным обществом. С исчезновением поддержки в виде общинных или родственных связей неудачникам и отверженным не остается иного выбора, как жить на государственное пособие.
Есть и другие жертвы. Маленькая семейная ячейка в большей степени, чем прежде, дает ощущение защищенности и эмоциональное удовлетворение. Однако сама интенсивность семейных отношений привела к тому, что их бремя стало непосильным. Семья сумела выжить как последняя первичная группа общества, единственная социальная ячейка, отношения в которой сохранили по преимуществу личный и близкий характер. Во всех прочих сферах общества превалируют бюрократические или коммерческие взаимоотношения. На нуклеарную семью оказалась возложенной вся ответственность за восстановление сил и душевного равновесия ее членов после их возвращения из обезличенного, многопланового, бюрократического мира работы и “игры”. Под таким беспрецедентным давлением семья начала проявлять классические симптомы “нездоровья”. Отчужденность взрослых и бунт подростков – типичные черты современной семейной жизни. Количество разводов катастрофически выросло, а повторный брак еще менее стабилен, чем первый. Наблюдается постоянное увеличение количества семей только с одним родителем, обычно семей с матерью-одиночкой.
Наконец, модернизация поставила на повестку дня ряд новых политических и культурных проблем. Упадок местных общинных отношений, быстрое укрупнение всех социальных институтов и особенно ускорение политической централизации негативно сказались на гражданской лояльности и желании людей принимать участие в политической жизни. Политическая апатия и низкая избирательная активность приняли угрожающий характер. Такое же беспокойство стало вызывать и доминирующее положение средств массовой информации в культурной жизни современных обществ. Единообразие и конформизм, культивируемые прессой, радио и телевидением, стали представлять угрозу – пусть не прямую, а пассивную – плюрализму и многообразию, которыми так гордилось либеральное общество и которые рассматривались как основная гарантия против попыток навязать тоталитарный режим.
В целом политическая и культурная централизация и единообразие рассматривались как свидетельство в пользу создания “массового общества”. Токвилль предостерегал, что индивиды в такой ситуации могут начать искать защиты у сильных личностей и тоталитарных государств. Еще раз подчеркнем, что такой исход может рассматриваться как возможный, а не как неизбежный. Во многих обществах плюрализм не сдал своих позиций. Однако размах и успех тоталитарных движений в некоторых индустриальных странах демонстрируют, что указанные тенденции реальны, и позволяет предположить, что до некоторой степени они присущи всем современным обществам.
| Назад | Содержание | Вперед |
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ
Изменения в мире
Мы обращаемся к прошлому, стремясь отыскать корни настоящего, и к настоящему – в стремлении понять, что может принести нам будущее. Фактически многие наши повседневные действия совершаются нами в ожидании будущего. Мы выполняем свои служебные обязанности в ожидании получения за это заработной платы в конце недели или месяца. Мы готовимся к будущим событиям, будь то футбольный матч, дискотека, весенние каникулы, последние экзамены или выпускной вечер. Мы вкладываем средства, энергию и время в получение образования, предполагая, что в будущем наши “затраты” окупятся и мы сможем получить хорошую, высокооплачиваемую работу. Поскольку будущее для нас столь значимо, мы обращаемся к специалистам, рассчитывая получить некоторое представление о том, чего мы можем ожидать в последующие недели, годы и десятилетия. Ученые-футурологи специализируются в изучении будущего, пытаясь его понять, прогнозировать и планировать.
Сложность общества чрезвычайно затрудняет точное прогнозирование отдаленного будущего, и даже не слишком далекое от нас будущее с трудом поддается предсказаниям. Несмотря на это одно представляется очевидным: мы не можем всю жизнь провести в мире, в котором мы были рождены, невозможно также умереть в том же самом мире, в котором мы достигли своего зрелого возраста. Футурологи выделяют два изменения, которые представляются основными в современной социальной жизни. Во-первых, высокоразвитые страны преобразуются из индустриальных в информационные. Во-вторых, современные общества переходят с уровня национальной экономики на глобальный экономический уровень. Футурологи использовали множество метафор для определения этих изменений: постиндустриальное общество (Дэниэла Белл), третья волна (Элвина Тоффлер), мегатренды (Джон Нэсбитт). Все эти метафоры объединяет одна мысль о том, что в промышленно развитых странах совершается переход от производства товаров к производству услуг и что они трансформируются из общества, основанного на координации людей и машин, к обществу, организованному вокруг знаний. Как утверждают эксперты, эти перемены способны предоставить людям мириады возможностей. “Вкус” жизни будет становиться все более насыщенным, это будет целый “букет”, а не просто вкус ванили или шоколада.
Многие социологи уверяют, что мы являются очевидцами исторических перемен и первого, главного воздействия перехода от энергетической к информационной экономике. В течение 3000 лет технология была “отлита в форме” механической модели, основанной на процессах сгорания, которые происходят в недрах такой звезды, как, например, Солнце. Паровой двигатель возвестил начало механической эры, достигшей своего зенита с открытием деления ядра и ядерного синтеза – процессов, являющихся воспроизведением процессов генерации энергии звездой. Однако в настоящее время мы, видимо, движемся в направлении биологической модели, основывающейся на информации и предполагающей интенсивное использование материалов. Хотя для биологических процессов необходимы физическая энергия и материалы, они стремятся заменить и то и другое информацией. Биологические процессы позволяют “миниатюризировать” размеры, энергию и материалы за счет “расширения” информации. Мозг человека примерно в 10 раз превосходит по размеру и весу мозг лемура (низшего примата). Однако человеческий мозг обрабатывает в миллиарды раз больше информации. Имеет место миниатюризация порядка 109, а это выходит далеко за пределы возможностей, доступных микрочипу. В результате высокоразвитые отрасли промышленности являются скорее “информационноемкими”, чем энерго- или материалоемкими.
| Назад | Содержание | Вперед |
Многополярный мир
В современном общественном сознании утверждается мысль о том, что человечество находится на крутом переломе. Об этом свидетельствуют катаклизмы XX в. (две мировые войны, ряд жестоких революций, разрушение общечеловеческих ценностей, нравственный, интеллектуальный, социально-экономический хаос, геноцид в отношении ряда народов и т.д.) и глобальный кризис общества, показателями которого являются надвигающаяся экологическая катастрофа, истощение природных ресурсов, наркомания и пр.
По мнению некоторых исследователей, исключительность современной ситуации в мире состоит в том, что надвигается процесс интеллектуального передела – “четвертого великого передела” (после завершения международных переделов территорий, капитала и идущего сейчас третьего передела – технологий). “Страны, одержавшие верх в интеллектуальном переделе,– подчеркивает российский ученый С. Симановский,– получат огромные экономические и политические преимущества, смогут беспрепятственно навязывать свою волю другим государствам”. Первый передел мира наиболее рельефно проявился в Первой мировой войне, второй передел мира – во Второй мировой войне, причем и первый, и второй переделы были по своему характеру прежде всего территориальными, хотя и сопровождались переделом капиталов (в ходе первого передела мира Западная Европа потеряла, а США приобрели 10 млрд. долл.).
Третий передел мира имеет свои особенности: он происходит в условиях разворачивания информационной, телекоммуникационной и психологической революций, существования ракетно-ядерного, биологического, химического и других видов оружия массового поражения, в условиях появившихся глобальных проблем современности. Еще одной особенностью современного общества является то, что в ряде существенных сфер его жизнедеятельности риск, связанный с принятием решений, выступает как неотъемлемая часть социальности. Эти особенности обусловили появление ряда версий относительно будущего мировой политики: концепции конца истории (Ф. Фукуяма), столкновения цивилизаций (С. Хантингтон), глобального беспорядка (З. Бжезинский), эпохи нового средневековья (У. Эко), формирования всепланетной цивилизации (П. Рикс-Марлоу) и т.д. Кроме того, третий передел мира происходит в ситуации, которую многие мыслители, исследователи и теологи характеризуют как тупиковую. Арабский теолог Али Джад Эльхак пишет: “Человечество в тупике, и ни рыночная экономика, ни научный и технический прогресс, ни демократизация пока не поставлены на службу человечеству. Мы видим как раз противоположное: рыночная экономика приносит благо одной части человечества за счет другой, причем другая – его подавляющее большинство. Богатые становятся богаче, в то время как бедные остаются голодными, хотя именно они производят именно то, без чего немыслим современный мир...” Таким образом, рыночная система дает возможность эффективно развиваться небольшой части человечества, однако она погружает в трясину нищеты его другую, большую часть. Данная ситуация – причина третьего передела мира, чреватого социальными потрясениями и чередой “системных” войн различного характера. Современные политологи, социологи и футурологи констатируют глобальное противостояние бедного (эксплуатируемого) Юга и богатого Севера (эксплуататора). В связи с этим возникает и вопрос о будущем России, находящейся на линии взаимодействия Запад – Восток и противостояния Север – Юг. Но после распада СССР исчез биполярный мир, и ему на смену приходит многополюсный мир, где США уже не будут играть прежней роли мирового лидера со всеми вытекающими отсюда для них и других стран последствиями. Тенденция движения мира к многополюсности, начавшегося еще в 1960-е гг., сейчас привлекает внимание многих специалистов.
Новое мироустройство можно представить гексагональной, шестиярусной, моделью. В ее состав входят (конечно, отнюдь не на равных, и в этом смысле она однополярна) Североатлантический, Тихоокеанский, Евразийский регионы и “Южный”, расположенный преимущественно в районе Индоокеанской дуги.
Территории геоэкономических регионов взаимосвязаны и взаимозависимы. В условиях перманентно идущего здесь передела мира их “земли” меняют свою принадлежность, сосуществуют, частично наплывая друг на друга, т.е. внешние контуры подвижны, изменчивы. Новое геоэкономическое мироустройство человеческого универсума все более заставляет считаться с собой, учитывать свою специфику при стратегическом анализе и планировании ближних и дальних горизонтов развития.(Неклесса А.И. Постсовременный мир в новой системе координат//Глобальное сообщество: новая система координат (подходы к проблеме). СПб., 2000. С. 72-78.)
Уточненная модель многополюсного мира, в котором существует несколько центров глобальной силы, построена российским политологом К.Э. Сорокиным. На основе переосмысления и анализа основных современных геополитических характеристик международной системы он вычленяет следующие основные структурные особенности своей модели:
- многополярность – утопическая американоцентристская “униполярная” модель неадекватна просматривающимся тенденциям развития мироцелостности и не выдерживает критики с аксиологической и философской точек зрения;
- наличие региональных экономических зон, так как мир распался на соперничающие зоны преимущественно внутренней экономической интеграции – НАФТА, Европейский Союз, зона “большой китайской экономики”, японоцентристский “ареал” интеграции и АСЕАН;
- географическая близость, которая оказывает не только прямое, но и косвенное влияние на характер течения экономических процессов в регионах;
- этноцивилизационная, или культурная, общность, которая цементирует каждую глобальную экономическую зону, тогда как трансрегиональные экономические объединения, сводящие под “одной крышей” экономические интересы представителей разных культур и цивилизаций, недолговечны;
- транспортные, электронные и информационные коммуникации, скрепляющие в единую многополярную систему экономические зоны и объединения (они могут выполнять и разъединяющую функцию);
- геополитический код, геополитическая картина мира, в которой интегрированы исторические традиции, оценки и стереотипы мышления.
Интегрируя все эти структурообразующие факторы, Сорокин строит геополитическую модель, имеющую многослойный и полицентрический характер: над экономико-географическим многополюсным базисом находится многоэтажная и столь же многополюсная надстройка, каждый полюс которой являет собой сосредоточение совокупной геополитической мощи. Это “мироздание” в целом есть сложная система многополярности с присущими ей тенденциями к одновременному соперничеству и сотрудничеству участников геополитической игры, к непрерывному изменению ситуации внутри полюсов концентрации геополитической мощи и в отношениях между ними.
Данная модель носит универсальный характер, так как учитывает почти все основные факторы, определяющие динамику становящегося нового многослойного и многополярного миропорядка. Однако в эту модель многополюсного мира не включен такой существенный элемент, как транснациональные корпорации, на долю которых приходится довольно значительный ВВП капиталистического мира. ТНК осуществляют не просто “трансфер экономики”, но и “трансфер культуры” во многие страны мира, чтобы достичь своей стратегической цели – добиться глобального господства. Этой тенденции противостоит мощный полицентризм, но транснациональный трансфер культуры ТНК оказывает воздействие на культуры незападных цивилизаций. Поэтому в геополитическую модель Сорокина следует добавить еще “слои”, или “ярусы”, в виде транснациональной экономики и ТНК, что позволит “схватить” противоречивый характер тенденций становления нового мироустройства.