Характеристики социальной мобильности в современном белорусском обществе
Для социологов представляется очень важным возможность замера на эмпирическом уровне социальной мобильности, показатели которой характеризуют переход из одного социального статуса (предписанного или достигнутого) к другому, изменение ролевых наборов (формальных и неформальных) и влияние на эти процессы социальных институтов, которые на эмпирическом уровне выступают как совокупность ролей и статусов, предназначенных для удовлетворения определенных социальных потребностей.
Характеристики социальной мобильности в вертикальном срезе социальной структуры дают представление об особенностях социальной стратификации. Социальные страты – группы людей, выделенных по одному из отдельно взятых признаков положения в обществе и отличающиеся от представителей других групп интенсивностью данного признака. Социальная стратификация представляет собой иерархически упорядоченную социальную структуру. Стратификация может осуществляться по уровню доходов, по социальному статусу, по уровню образования и т.п.
Для статистического учета и анализа социального положения человека (семьи) обычно используются показатели собственности и дохода. Связано это с тем, что другие признаки социального положения – престиж, власть, репутация – трудно выразить количественно, и они фиксируются в ходе эмпирических исследований по репрезентативной выборке. И здравый смысл подсказывает, что если государственные органы строго учитывают все виды собственности (земля, жилье, предприятия (фирмы), акции и т.д.), если соблюдаются требования декларирования доходов, то не составляет труда определить имущественное положение каждой семьи, а значит и реальную дифференциацию людей. К сожалению, у нас до сих пор такой объективной информации в полном объеме нет. Учитываются только зарплата, пособия, доходы от предпринимательской деятельности дополнительные заработки, если они выплачиваются через бухгалтерию. Отсутствие надлежащего учета в этом важном деле провоцирует слухи о сверхдоходах, которые невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть.
В такой ситуации о реальном процессе расслоения предпочтительнее судить на основании оценок населения, полученных во время социологических исследований. При этом приходится делать поправки на неизбежные психологические искажения. Правда, при массовых опросах – и в этом может убедиться каждый, побеседовав на эту тему со своими знакомыми, реальное положение которых хорошо извест-
но – крайности уравновешиваются. Число тех, кто оценивает себя излишне скромно и тех, кто стремится прихвастнуть, примерно распределяется поровну, а значит, средние отражают реальные тенденции. Ну и, конечно, любые оценочные суждения респондентов необходимо проверять, дополнять и корректировать иными, в том числе и косвенными данными.
Из истории социологии известно, что одна из уникальных и распространенных стратификационных концепций, называемая репутационной теорией, создана на основе именно такой процедуры. Американский социолог У.Уорен провел детальное исследование социальной дифференциации в одной поселенческой общине, условно обозначенной им как «Янки-Сити». Анализ осуществлялся путем обобщения высказываний членов общины о себе и друг о друге. Это значит, что классовая позиция того или иного человека (семьи) определялась по их репутации, т.е. исходя из оценки их статуса другими членами общины. Суммируя полученные данные, Уорен выявил в «Янка-Сити» шесть различных классов: 1) высший высший класс;
2) низший высший класс; 3) высший средний класс; 4) низший средний I класс; 5) высший низший класс; 6) низший низший класс.
В последующие годы репутационная теория Уорена многократно проверялась, в том числе и с помощью сугубо объективных данных о доходах и собственности. Доказана, во-первых, ее методическая валидность, т.е. что она измеряет именно то, что и должна по замыслу измерять – классовые позиции и социальное расслоение людей; во-вторых – статистическая репрезентативность субъективных оценок, их значимая коррелируемость с объективными данными, а значит, их способность отражать ранговые позиции и реальное положение людей в обществе. Применительно к нашим условиям зафиксирован такой, на первый взгляд, парадоксальный факт. Среди тех, кто готов к сокрытию доходов от государственной налоговой службы, – а таких сегодня большинство в силу известных причин, – только единицы согласны ради этого пожертвовать своей репутацией в глазах окружающих – тот случай, когда, например, состоятельный человек прикидывается нищим.
Учитывая отмеченное, рассмотрим результаты республиканского исследования. Респондентам предлагалось отметить собственную позицию на двух шкалах: 1) уровень жизни – градация от 1 до 10,
где 1 – нищие, 10 – миллионеры; 2) собственника, где 1 – ничего не имею, 10 – владелец (совладелец) предприятия, фирмы, магазина и пр. Анализировались также показатели: а) самоидентификация (к какому классу респондент относит себя); б) среднего душевого дохода; в) ожидания в области зарплаты (какую заработную плату считает респондент достаточной для нормальной жизни).
Распределение населения Беларуси по уровню жизни
и собственности (в % от общего числа)
Шкала собственника
| 31,5 | 22,9 | 20,3 | 4,2 | 7,6 | 2,4 | 0,5 | 0,2 | 0,2 | 0,2 |
| (ничего не имею) | (владею (совладею) предприятием, фирмой, магазином и т.д.) |
Шкала уровня жизни
| 57,9 | 40,4 | 2,7 | |||||||
| 9,2 | 16,4 | 31,3 | 20,1 | 16,3 | 4,0 | 1,0 | 0,5 | 0,7 | 0,5 |
| (нищие) | (миллионеры) |
Как видно из таблицы 1, распределения по обеим шкалам резко смещены влево, в сторону низких значений уровня жизни и собственности. Напомним, что по принятой в Советском Союзе трехчленной схеме социальной структуре (два класса – рабочие и крестьяне,
а также социальная прослойка (слой) интеллигенция) для определения классового определения использовались такие формальные
и весьма туманные признаки социального положения, как «характер
и содержание труда». О неоднозначности и путаности данных показателей свидетельствует, вчастности, то, что в течение более 20 лет шли дискуссии о самих понятиях «характер труда» и «содержание труда». Под характером труда одни понимают место человека в системе общественного производства, другие – способ связи человека
с обществом (через труд) и т.д. Содержание труда - это функциональные обязанности и требования, предъявляемые конкретной профессией и рабочим местом. Но не секрет, что нес ли требования, изложенные в различных инструкциях, в реальной жизни нередко нарушаются по разным причинам, в том числе и потому, что полное соблюдение инструкций в ряде случаев просто невозможно (недаром на Западе есть особая форма забастовки, называемая «работа по инструкциям»). Соединение показателей характера и содержания труда рождало множество противоречий. Поэтому на практике использовались иные критерии: во-первых, тип собственности – рабочие связаны с общенародной собственностью, крестьяне – с колхозно-кооперативной, интеллигенция по данному критерию не выделялась. Во-вторых, деление труда на умственный и физический (как будто физический труд возможен без умственных усилий, и наоборот), а также на управленческий (организаторский) и исполнительский. Шутили, что органы статистики не знали, куда отнести скульпторов, к рабочим или интеллигентам. Такие же проблемы возникали при классификации инженеров-испытателей, летчиков, реставраторов, ювелиров и многих других профессий. Летчиков, например, статистика относила к рабочим, а техников – к служащим. Абстрактность такого подхода наиболее ярко выразилась в том, что он практически никак не отражал реальные материальные возможности и жизненные шансы людей. Не случайно и указание в паспорте того или иного социального положения и происхождения никого не волновало. Интересно припомнить, как в 70-ые годы башкирский социолог Н. Аитов выступил в журнале
«Научный коммунизм» со статьей о применимости ленинского определения классов к анализу социальной структуры советского общества. В очень осторожной форме автор предлагал не догматизировать известное определение, творчески переосмысливать, развивать, учитывать конкретные факты. Но, как всегда, автору указали на его ошибки, к счастью без оргвыводов, и дискуссия была закрыта.
Но проблема осталась. Как писала И.А. Гольденберг, «Какие же у нас классы? Пролетариат? Крестьянство? Интеллигенция? Или может быть, технократия? Аппарат? Военные?» С уверенностью можно сказать, что ни одного из классов, известных основоположникам марксизма-ленинизма, в современном советском обществе не существует. Пролетариат ~ класс, продающий свою рабочую силу в обмен на заработную плату владельцам средств производства. У нас рынок труда отсутствует, частная собственность на средства производства тоже. Крестьянин – самостоятельный товаропроизводитель, продающий на рынке результаты своего труда. В СССР единоличных крестьянских хозяйств товарного типа нет, а колхозы, вообще не имеют самостоятельности. Ну, а интеллигенция никогда классом и не считалась. А разве не удивительно, что работники колхозов и совхозов входят в разные классы: первые – крестьяне, вторые ~ рабочие, хотя различий между ними практически никаких нет.
В конце 80-ых годов появились более реалистичные описания социальной структуры общества. Например, Р.В. Рывкина выделила такие группы (слои):
1. Высшая политическая элита разной природы;
2. Средние слои правящего аппарата;
3. Низовые работники этого аппарата;
4. Ведущие хозяйственные руководители;
5. Хозяйственные руководители среднего ранга;
6. Низовые начальники (вплоть до мастеров и бригадиров);
7. Специалисты, служащие разных уровней и профилей;
8. Рабочие разной квалификации и социального статуса;
9. Члены колхозов;
10. Кооператоры;
11. Лица, живущие за счет семейных фирм и личных подсобных хозяйств;
12. Лица, живущие за счет других видов ИТД – кустарных производств, помыслов, заготовок;
13. Пенсионеры и инвалиды;
14. Лица, живущие за счет сезонной занятости в строительстве (шабашники), на транспорте, на погрузочно-разгрузочных и других работах;
15. Лица, находящиеся в «подаче», ориентированные на выезд из страны;
16. Деклассированные элементы, лица, находящиеся в местах заключения и др.
Несомненно, выделенные группы существуют и в сегодняшнем белорусском обществе, однако для строгой классификации их в качестве социальных типов, а не просто учетных категорий населения, не хватает данных о численности, самоидентификации, доходах, власти и т.д. Накопление таких сведений – важнейшая задача социальной статистики и социологии. В международной статистике и социологической теории социальной стратификации принято выделять общественные классы (страты) в первую очередь по показателям дохода и собственности, а также связанным с ними престижа, власти, образования, доступа к информации.
Если использовать данную классификацию для анализа степени дифференциации (расслоения) белорусского общества, то первые три пункта на шкалах из таблицы 1 идентифицируются с низшими классами, пункты 4, 5, 6 со средними, остальные с 7-го по 10-ый с высшими. Сравнивая распределение по шкале уровня жизни (дохода) с аналогичным распределением по шкале собственности, нетрудно заметить, что показатели собственности (точнее – ее отсутствие у большинства населения), выражающие имущественное положение, существенно усиливают неравенство в доходах.
Объединение первичных данных по обеим шкалам (дохода и собственности) позволяет получить единую интегративную шкалу, характеризующую основные общественные классы Беларуси. Количественно в состав основных общественных классов (страт) в настоящее время входят такие доли населения: 1) высший высший класс – 0,8% населения; 2) низший высший класс – 1,3%; 3) высший средний класс – 3,5%; 4) низший средний класс – 23,4%; 5) высший низший класс – 31,3%; 6) низший низший класс – 39,7%.[7]
Контрольные вопросы к теме №6
(вопросы для самопроверки и индивидуального собеседования)
1. Сущность и критерии социальной дифференциации
общества.
2. Диалектика социальной дифференциации и социальной интеграции в современном обществе.
3. Характеристики социальной мобильности.
4. Социальная стратификация.
5. Социально-демографические отношения и демографические группы в социальной структуре общества.
6. Демографические проблемы в современном мире.
7. Особенности социально-демографической ситуации
в Беларуси.
8. Социологический анализ феминистского движения
в Беларуси.
9. Молодежь в современном мире.
10. Миграционные процессы: причины, сущность, возможности регулирования.
11. Социально-этнические общности в социальной структуре общества.
12. Теоретико-методологические подходы в изучении этно-национальных отношений.
13. Проблемы этно-национальной идентификации.
14. Социологический анализ проблем национального возрождения в современном мире.
15. Проблемы национально-культурного возрождения
в Беларуси.
Литература
Основная:
1. Арутюнян Ю.В. и др. Этносоциология: цели, методы и некоторые результаты исследования. М., 1984.
2. Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1973.
3. Бурлацкий Ф. Новое мышление. М., 1989.
4. Валентей Д.И., Кваша А.Я. Основы демографии. М., 1989.
5. Вишневский А.Г. Воспроизводство населения и общество. М., 1989.
6. Демографическая политика в региональном разрезе. М., 1988.
7. Женщины в обществе: реалии, проблемы, прогнозы. М., 1991.
8. Лапина С.В. Социологическое познание. Мн., 1998.
9. Молодежная культура: «за» и «против». Л., 1990.
10. Методология демографического прогноза. М., 1988.
11. Трегубов Б.А. Свободное время молодежи: сущность, типология, управление. СПб, 1991.
12. Шпак Л.А. Социокультурная адаптация в современном обществе: фил.-соц. проблемы. Краснодар, 1991.
Дополнительная:
1. Антов А.И., Медков В.М. Социология семьи. М., 1996.
2. Андреева Г.М. Социальная психология. М., 1995, 1999.
3. Бабосов Е.М. Человек на пороге рынка. Мн., 1992.
4. Гараджа Б.И. Социология религии. М., 1996.
5. Демографические процессы и их закономерности. М., 1986.
6. Иванов В.Н. Социология сегодня. М., 1989.
7. Изучение народонаселения. М., 1987.
8. Кириенко В.В. Менталитет современных белорусов как фактор общественного реформирования //Социология. 1999. № 1.
С. 35-57.
9. Кон И.С. В поисках себя. Личность и ее самопознание. М., 1984.
10. Опыт этносоциологического исследования образа жизни. Мн., 1980.
11. Студенческая семья: состояние, проблемы, перспективы. Мн., 1991.
12. Социологический словарь. Мн., 1991.
13. Человек и мир профессий. Урал, 1990.