Необычная мечта Бартоломеу

Белый человек с хорошо уложенными черными волосами, примерно тридцати пяти лет от роду, в рубашке бежевого цвета и с выражением замкнутости на лице, нарушил царившую гармонию и развязно заговорил, обращаясь к учителю:

— Моя самая большая мечта — задушить жену. — И он не шутил. Желание совершить убийство казалось вполне реальным. Учитель ничего не ответил, ожидая дальнейших объяснений страстного желания нахала, который продолжал: — Чего заслуживает женщина, изменяющая мужу?

Вместо того чтобы уменьшить гнев наглеца, учитель, похоже, добавил еще больше масла в огонь бушевавшего пожара.

— Вы тоже изменник?

Наглец не колебался ни минуты. Он ударил учителя кулаком в лицо, сбив его с ног. У того из губы с левой стороны потекла кровь. Когда многие попытались тут же линчевать наглеца, учитель утихомирил толпу:

— Нет, нет, не бейте его.

Потом он поднялся, приблизился к мужчине и объяснил:

— Мы способны изменять не только половыми органами, но своими мыслями, своими намерениями. Даже если мы не изменяем тем, кого любим, то изменяем самим себе. Изменяем своему здоровью, своим мечтам, своему спокойствию. Вы никогда не изменяли чему-либо, кому-либо или самому себе?

Наглец молчал, он лишь покачал головой, подтверждая тем самым, что тоже был изменником. Он ежедневно изменял самому себе с нездоровыми мыслями. Его агрессивность была лишь верхушкой айсберга измены. Когда мужчина ослабил бдительность, учитель забросал его целой серией вопросов:

— Ваша супруга, она что, является вашей собственностью? Если она таковой не является, то по какому праву вы желаете уничтожить ее или уничтожить себя из-за нее? Кто сказал, что, изменив вам, она перестала быть человеком с собственным жизненным путем, человеком, который плакал, любил, сердился, разочаровывался? Если вы неспособны простить и снова завоевать ее, почему просто не сказать ей: «Очень сожалею, но ты меня потеряла»?

Мужчина покинул «сцену» совершенно ошеломленный. Трудно было предугадать, завоюет ли он эту женщину снова или позволит ей завоевать себя, но убивать ее он уже не станет. На меня произвела большое впечатление реакция учителя на происходящее. Может быть, он специально спровоцировал мужчину на рукоприкладство, чтобы отвернуть его мышление от убийства и направить в сторону поиска альтернатив? Это невозможно! Люди, стоявшие поблизости, воспринимали случившееся так, словно смотрели фильм типа «ЭКШН».

После этого инцидента учитель обратился к Бартоломеу с вопросом о его большой мечте. Думаю, что момент для этого был выбран не самый подходящий. Краснобай имел непреодолимую тягу к непочтительности.

Он выслушал учителя и с энтузиазмом заговорил, чуть не упав при этом:

— Моя большая мечта, шеф? Русская водка! И… и… и… помыться…

Поскольку купание, надо думать, нравилось всем, он для ясности добавил:

— Мечтаю помыться в бочке с шотландским виски.

Сказав это, Бартоломеу упал на мягкое место. Жизнь у него была нелегкая, и он приходил в экстаз от одной мысли о такой весьма необычной ванне.

Это было невыносимо. Я расхохотался над несчастным и над выражением лица мудреца, за которым пошел. Но тут же сам удивился своему веселому настроению. Мне никогда не приходило в голову, что в моем подсознании таилась способность получать удовольствие от неудач других. Подумалось: «На этот раз он сел в лодку, которая шла на дно».

Учитель еще не успел ответить, как появилась дона Журема, угрожавшая еще раз ударить Бартоломеу клюкой по голове. Она услышала, что у него за мечта, и пришла в негодование. На этот раз дона Журема не стала называть его дефективным, а употребила иные эпитеты:

— Тоже мне, всемогущий! Самонадеянный! Хронический алкоголик! Социальная язва!

Краснобаю, явно не имевшему за плечами ученых степеней, эти определения понравились, и он ответил:

— Спасибо за похвалы. Но мне подошла бы также бочка бразильской кашасы или мексиканской текилы.

Этот субъект был неисправим. Он пил бесконтрольно, накачивал себя алкоголем вот уже более двадцати лет. Последние десять он блуждал в хмельном тумане по улицам, переходя из одного бара в другой. Я был уверен, что продавцу грез никогда не удастся преподать урок несчастному вонючке. Этого не могло произойти хотя бы потому, что ни одна ясная мысль не могла пробиться в его сознание, рождающее галлюцинации. Возможно, мой учитель ответит какой-нибудь шуткой, не претендующей на назидательность, но имеющей целью высказать свое полное неодобрение, или отправит его в какую-нибудь группу анонимных алкоголиков, дабы избавиться от него раз и навсегда. Однако, к моему изумлению, он похвалил чистосердечность уходящего из жизни человека.

— Очень хорошо! Спасибо за честный ответ.

Я потрогал уши, пытаясь убедиться в том, что не ослышался. Было просто невозможно, чтобы учитель подыгрывал пьяному человеку. Изрядная доля спиртного в крови и похвала, которую он только что получил, подстегнула эйфорию бедолаги. Почувствовав прилив самоуважения, которого не испытывал вот уже много лет, он горделиво посмотрел на людей, совсем недавно толкавших его. Пронзительно прокричал победное «Ура!» и, набравшись храбрости, проговорил:

— Сохраняю природу. Мой организм работает на алкоголе. — Он почесал правым пальцем за левым ухом и закончил мысль: — Так отношусь я и к этому человеку. Это инопланетянин. Могу я прогуляться на вашем воздушном корабле, шеф?

Напросившись на межпланетную прогулку, алкоголик столкнулся с двумя людьми и чуть не упал.

Поскольку я всегда был человеком непримиримым, то, естественно, подумал: «Отправьте этого типа в сумасшедший дом». Учитель посмотрел на меня. Мне показалось, что он прочитал мои мысли и решил последовать моей рекомендации. Но, к моему удивлению, сказал такое, от чего я чуть не упал в обморок. Он тронул агонизирующего человека за плечо и твердо сказал ему:

— Следуйте за мной! И я напою вас таким напитком, о существовании которого вы и понятия не имеете.

Я был ошеломлен и потряс головой, чтобы убедиться в том, что правильно понял услышанное. Пьяный мужчина, ослабевший от пляски и оттого, что много лет подряд накачивал себя алкоголем, нырнул в свою бочку виски и, не выпив ни глотка, возразил:

— Напиток, которого я не знаю? Сомневаюсь! Это что, вишневка?

Мне стало стыдно за простодушную непочтительность алкоголика. Однако продавец грез не рассердился, а улыбнулся. Ему удавалось сохранять спокойствие в напряженных ситуациях. Потом он посмотрел на меня, словно хотел сказать: «Не переживайте. Люди с проблемами — моя профессия».

Мои нейроны пришли в состояние шока. Захотелось убежать. Следовать за эксцентричным человеком — это еще куда ни шло, но идти бок о бок с жизнерадостным пьянчугой — это уж слишком. Дело слишком рискованное.

Мой дом и весь свет

Учитель, я и Бартоломеу покинули толпу. Когда мы уходили, люди аплодировали. Некоторые фотографировали нас. Я отворачивался, пытаясь избежать огласки, но несчастный Краснобай с удовольствием позировал. Поскольку учитель никак на это не реагировал, я попытался толкнуть алкоголика, чтобы тот не высовывался. Последнее, чего мне сейчас хотелось бы, — это превратиться в няньку при пьяном Краснобае. Здесь же присутствовали несколько журналистов, которые взяли себе на заметку то, что происходило.

После того как мы прошли три квартала, начали возникать проблемы. Меня стали мучить вопросы: «Что я здесь делаю? Куда мы идем?» Однако мой товарищ не раздумывал. Он был счастлив из-за того, что стал членом небольшой группы, у меня же это обстоятельство вызывало озабоченность.

Я смотрел вверх и пытался расслабиться. Учитель поглялывал на меня, слегка улыбаясь. Казалось, что он слышит мои сомнения. Я думал, что мы направимся в его скромное обиталище. Судя по одежде, он был очень беден, но должен же он хотя бы снимать дом или квартиру. По всей видимости, много комнат его жилье не имело, однако, учитывая ту страстность, с которой учитель приглашал к себе, он был хорошим хозяином и, по крайней мере, мог предоставить по комнате мне и Бартоломеу. Ибо спать в одном помещении с этим пьянчугой было вызовом здравому смыслу.

Возможно, комната, в которой он меня расположит, будет простой, но матрас на кровати наверняка окажется, хотя и без пружин, но с пенопластом достаточной толщины, чтобы не болела спина. Может быть, его холодильник не ломится от дорогих съестных припасов, но в нем найдется простая, здоровая пища. В конце концов, я был голоден и изнурен. Но все это были одни предположения.

Пока мы шли, учитель махал детям рукой, здоровался с взрослыми, некоторым помогал поднять тяжелые котомки. Бартоломеу только лишь приветствовал всех. Он махал руками всем подряд, включая деревья и столбы. Я противился этому, но, чтобы не быть белой вороной, пожимал руки тем, кто здоровался со мной, не преувеличивая при этом своей радости.

Большинство встречавшихся нам прохожих улыбались в ответ на наши приветствия. Я пытался предположить, как получилось, что продавец грез знаком с таким множеством людей. Но он их не знал. Просто он таким был. Любой незнакомец являлся для него человеком, любой же человек был подобен ему самому, а любой подобный ему не мог быть неизвестным. Он приветствовал их из-за удовольствия приветствовать. Никогда я не видел человека столь живого, в таком хорошем настроении и такого общительного. В сущности, он не продавал грезы, он жил ими.

Мы миновали несколько кварталов, прошли несколько километров, но до места, где он жил, так и не дошли. Много времени спустя, когда у меня уже стали подкашиваться ноги, учитель остановился у перекрестка. Я перевел дух. Ну! Наконец-то пришли, подумал я. К моей радости, учитель подтвердил, что мы действительно на месте.

Я посмотрел налево, увидел целый ряд одинаковых белых домов с миниатюрными верандами для небогатых людей и почесал голову. Мелькнула мысль: «Дома маленькие. Трех комнат в них, надо думать, нет».

Но человек, который меня позвал, к счастью, посмотрел на правую сторону улицы и слегка приподнял голову, а я, взглянув в ту сторону, увидел за виадуком огромный домище. В таком доме на каждом этаже должно быть по восемь квартир. Настоящий муравейник. Ясно, что квартиры в нем меньших размеров, чем те, что в маленьких народных домах. И люди сидят в них, как голуби в голубятне.

Вспомнив о своих студентах, я сказал себе: «Это испытание мне не выдержать. Ночь обещает быть очень трудной».

— Не тревожьтесь. Места там много.

— На каком этаже находится ваша квартира? — осторожно спросил я, пытаясь как-то замаскировать свое подавленное настроение.

— Моя квартира? Моя квартира — это весь мир, — спокойно ответил учитель.

— Very good. Мне эта квартира по душе, — изрек Бартоломеу, которому нравилось разбавлять свою речь не совсем понятными ему английскими словами.

— Что это значит, учитель? — осведомился я, испугавшись.

Учитель пояснил:

— У лисиц есть норы, птицы небесные вьют гнезда, а продавец грез постоянного места жительства, где он мог бы преклонить голову, не имеет.

Я не поверил в услышанное. Я буквально остолбенел. Учитель процитировал известное изречение Христа. Неужели этот человек считает себя Христом? Нет, это невозможно! Неужели у него больное воображение? Или это состояние вот-вот придет к нему? Но он похож на умного, весьма одаренного в интеллектуальном плане человека. Он говорит о Боге как атеист. Кто же он, этот человек? С кем я связываю свою жизнь? Но еще до того, как тлеющие сомнения в моей голове превратились в пожар, он вылил на начинающее разгораться пламя ушат холодной воды и прекратил эти сомнения, по крайней мере, на время.

— Не беспокойтесь. Я не Он. Мне лишь удается понять Его.

— Не Он? — переспросил я, не понимая, о ком идет речь.

— Я не Учитель Учителей. Я всего лишь самый младший из тех, кто пытается понять Его, — спокойно пояснил он.