Объяснения поведения толпы
Одной из характеристик поведения толпы является замена моделей поведения, обычно превалирующих в повседневной жизни, новыми формами и моделями поведения. Хотя члены толпы очень отличаются друг от друга, их поведение кажется вытекающим из единого импульса и пронизанным общим духом. Но так ли это на самом деле? Какие процессы задействованы в поведении толпы? Как они влияют на поведение людей вокруг? Социологи предлагают три теории.
Теория заражения подчеркивает, что в условиях толпы большое значение имеют быстро передаваемые и безусловно принимаемые чувства, мнения и действия. Сторонники этой теории предполагают, что в толпе превалирует настроение единомыслия, поскольку именно в этом случае люди действуют одинаково и руководствуются сходными побуждениями. Поэтому о толпе часто говорят в единственном числе, как будто она является реальным существом: “толпа ревет”, “разъяренная толпа рванулась вперед”. Такое представление о толпе воплощено в оказавшей большое влияние в свое время работе французского социального психолога XIX в. Гюстава Лебона, который вывел “закон ментального единства толпы”:
“При определенных конкретных обстоятельствах... скопление людей демонстрирует новые характеристики, совершенно отличающиеся от характеристик индивидов, из которых толпа состоит. Чувства и идеи всех собравшихся принимают единую направленность, а их сознательные личности растворяются в толпе”.
Лебон был убежден, что в окружении толпы с людьми происходят радикальные превращения. Они могут становиться жестокими, свирепыми и иррациональными – Джекиллы превращаются в Хайдов.(У шотландского писателя Роберта Льюиса Стивенсона есть известный рассказ “Необычайное происшествие с доктором Джекиллом и мистером Хайдом”, в котором ученый Джекилл, мягкий и добропорядочный человек, изобретает эликсир, позволяющий отделять зло от добра в натуре человека и материализовать это злое начало в виде самостоятельного живого существа, и испытал действие этого эликсира на себе. В результате появился “двойник” доктора Джекилла – коварный, трусливый и жестокий мистер Хайд. С течением времени доктору стало все труднее возвращаться в свой истинный облик, и в конце концов неудержимое более злое начало подмяло его под себя – мистер Хайд занял место своего создателя.) В толпе люди становятся способными на дикие, разрушительные и страшные поступки, которые привели бы в ужас их самих, если бы они совершили нечто подобное в одиночку.
Теория заражения Лебона описывает толпу как обладающую “общим разумом”, который подминает под себя и подавляет индивида. Общее настроение и воображение распространяются, подобно инфекции, возникая в результате воздействия трех механизмов: имитации – стремления одного человека делать то, что делают остальные; внушаемости – состояния, в котором индивиды становятся более восприимчивыми к образам, целям и предположениям, исходящим от других; цепной реакции – процесса, с помощью которого эмоции других людей вызывают у индивида такие же чувства, что в свою очередь еще более усиливает чувства остальных в форме обратной связи (к примеру, А видит, что В находится в возбужденном состоянии, и сам приходит в возбуждение, тем самым еще усиливая возбуждение В, а это в свою очередь тоже усиливает возбужденное состояние А и т.д.).
Однако идея Лебона о разуме толпы как надындивидуальном образовании, наделенном способностями к мыслительному процессу, а также способностью чувствовать и иметь убеждения, была отвергнута большинством ученых. Человеческие существа способны мыслить и чувствовать лишь как индивидуальные “системы”, наделенные индивидуальными мозгом и нервной системой.
Теория конвергенции. Аналогией теории заражения является процесс распространения инфекционного заболевания. Для теории конвергенции самой подходящей аналогией представляется аналогия с отделением сердечно-сосудистой хирургии больницы. Пациентов этого отделения объединяет общая проблема, но совсем не потому, что они заразились общим заболеванием друг от друга. Скорее, они выделяют друг друга из множества обитателей больницы потому, что их объединяет общее страдание, и они собрались в хирургическом отделении с одинаковой целью. Некоторые социологи утверждают, что толпа точно так же собирает людей особого класса или категории, склонных к коллективным действиям. Если, согласно теории заражения, нормальные, добропорядочные и спокойные люди под влиянием окружающей толпы трансформируются, теория конвергенции основана на том, что толпа состоит из совершенно нерепрезентативной для общества массы людей, которые собираются вместе потому, что их объединяет общая предрасположенность.
Например, социальный психолог Хэдли Кантрил, изучавший проблему линчевания в городе Ливилль (штат Техас), утверждает, что активные участники этой неблаговидной акции в основном происходили из беднейших экономических кругов, а некоторые из них уже имели приводы в полицию. Как класс бедные белые жители города были наиболее вероятными конкурентами чернокожих в борьбе за рабочие места и более других горожан ощущали, что их статусу угрожает присутствие удачливых чернокожих. Эти индивиды составляли “массив” людей, готовых принять участие в линчевании, причем их почти не требовалось провоцировать на эту ужасную акцию.
Теория возникновения норм (emergent-norm theory) подчеркивает отсутствие в толпе единогласия во многих ситуациях, а также различия в мотивах, взглядах и действиях, характерные для членов толпы: импульсивных людей, личностей, легко поддающихся влияниям, оппортунистически настроенных индивидов, пассивных сторонников, осторожных активистов, простых зевак, случайных прохожих и т.д. Эта теория оспаривает утверждение о том, что люди спонтанно “заражаются” эмоциями других в такой степени, чтобы им тут же захотелось вести себя так, как другие.
Теория возникновения норм базируется на исследовании Музафера Шерифа и Соломона Эша, посвященного социальному конформизму (см. гл. 4). По мнению таких социологов, как Ральф Г. Тернер и Льюис М. Киллиан, коллективное поведение предполагает попытки людей найти смысл в непонятной социальной обстановке. Индивиды ищут “ключ” к надлежащему и приемлемому поведению. Подобно объектам в экспериментах Шерифа, выработавшим групповые нормы, отличающиеся от тех стандартов, которыми они руководствовались поодиночке, члены толпы совместно создают для себя новые стандарты поведения. Например, они вырабатывают нормы, дающие им право грабить, поджигать или нападать на полицейских. Затем члены толпы начинают “реализовывать” свои нормы: они поощряют поведение, согласующееся с подобными нормами, осуждают противоположные действия, оправдывают свои поступки и предпринимают меры для ограничения числа отступников. Поскольку новое поведение отличается от характерного для обычных ситуаций, норма должна соответствовать конкретной ситуации (отсюда и определение “возникшая норма”).
Оценка приведенных теорий. Три теории предлагают три различных взгляда на поведение толпы. Несмотря на присущие им различия, они не являются взаимоисключающими. Рассмотрим ситуацию, создающуюся в преддверии ответственного футбольного матча местной команды, который должен проходить на городском стадионе. Принцип заражения вносит свой вклад в распространение возбуждения, которое происходит посредством цепной реакции. Далее вступает в действие процесс конвергенции, поскольку местная молодежь и болельщики-энтузиасты выделяются из более крупного городского сообщества и собираются на стадионе. И наконец, возникшие нормы определяют, какой стиль поведения является соответствующей реакцией на конкретное событие, и подавляют поведение, несовместимое с этой реакцией. Следовательно, можно сделать вывод, что каждая из рассмотренных теорий представляет собой полезный инструмент в понимании поведения толпы.
| Назад | Содержание | Вперед |
СОЦИАЛЬНЫЕ ДВИЖЕНИЯ
Типы социальных движений
Подобно проявлениям коллективного поведения, социальные движения часто возникают в периоды быстрых социальных изменений. Как коллективное поведение, так и социальные движения могут дать толчок социальным переменам, поскольку и то и другое происходит за рамками структуры, составляющей нашу повседневную жизнь, и пробивает брешь в наших привычных и упорядоченных социальных построениях. Конечно, между коллективным поведением и социальным движением есть очень важное отличие. Коллективное поведение характеризуется спонтанностью и отсутствием внутренней структуры, а социальным движениям, напротив, свойственна значительная степень внутреннего порядка и целенаправленности. Именно этот организационный потенциал позволяет социальным движениям бросить вызов официальным институтам. Поэтому социологи рассматривают социальное движение как более или менее настойчивую и организованную попытку со стороны относительно большой массы людей ввести изменения или, напротив, не допустить введения изменений.
Центральной в концепции социального движения является идея о том, что люди активно вмешиваются в процесс социальных изменений. Вместо того чтобы пассивно подчиняться потоку жизни или принимать удары судьбы, они пытаются изменить ход истории. Что не менее важно, они предпринимают совместные действия. Индивиды действуют совместно сознательно, с чувством участия в важном общем деле. Можно сказать, что социальные движения – это двигатели, с помощью которых люди пытаются оказывать коллективное воздействие на ход происходящих в обществе событий посредством формальной организации (см. гл. 4). Поэтому неудивительно, что о социальных движениях написаны исторические книги – рассказы о великих вождях, о расцвете и закате политических движений, о тех социальных беспорядках и изменениях, которые влекут за собой революции. Христианство, крестовые походы, Реформация, Французская революция 1789 г. и Октябрьская революция в России 1917 г., антирабовладельческое движение, рабочее движение, сионизм и фашизм, как и другие социальные движения, оказали глубокое воздействие на затронутые ими общества.
Историк Крейн Бринтон в своем классическом труде “Анатомия революции” (The Anatomy of Revolution) пишет: “Без идей нет революции”. С тем же успехом он мог бы сказать: “Без идей нет социального движения”. Короче говоря, набор идей – идеология – имеет для социального движения решающее значение. Она дает индивидам представления о целях движения, логически обосновывает его действия, критикует существующие условия или структуры и намечает программу действий (см. гл. 2). Следовательно, идеология выполняет роль некоего связующего звена, соединяющего людей в их “служении” общей идее, тем самым укрепляя солидарность. Идеология не только связывает между собой изолированных и разъединенных во всех иных отношениях индивидов, она еще и объединяет их ради общего дела, общей цели. Тем самым она подготавливает их к самопожертвованию во имя движения – к тому, чтобы отдать свою жизнь за “истинного Бога”, “новую нацию” или “революцию”.
Социальные движения различаются по своим идеологическим принципам или, точнее, по целям, которые ставят перед участниками социальных движений их идеологии. Некоторые движения направлены на то, чтобы внести в общество изменения, бросая вызов фундаментальным социальным ценностям, а некоторые пытаются осуществить изменения в рамках существующей системы ценностей. Революционные движения стремятся к полной отмене существующей системы ценностей.
Реформаторские движения стремятся внести в существующую систему ценностей изменения, способствующие более эффективному функционированию этой системы. Реформаторскими являются аболиционистские (движения за отмену какого-либо закона), экологические (движения за охрану окружающей среды), феминистские (за равноправие женщин) и др.
Движения сопротивления – это социальные движения, имеющие целью не только добиться перемен, но и блокировать введение изменений или отменить уже осуществленные изменения. Например, движение негров южных штатов за введение гражданских прав вызвало ответ белого населения – организацию советов белых граждан и Ку-Клукс-Клана.
Социальные движения экспрессивного типа отличаются стремлением осуществить не институциональные изменения, а возрождение или обновление людей изнутри (часто при этом даются обещания будущего спасения). Примером такого социального движения является религиозная секта пятидесятников. Подобные движения в основном возникают в среде наиболее непривилегированного населения, однако религиозные секты не стремятся добиться всесторонних социальных перемен; их цель состоит не в изменении мира, а в спасении индивидов от этого мира, приобретающего все более уродливые формы. Как правило, члены таких сект убеждены, что второе пришествие мессии уже “не за горами” и единственное спасение состоит в обращении в истинную веру и в духовном перерождении.
Социальная революция
Социальная революция – это свержение государственных и классовых структур общества и замена их новым социальным порядком, радикально отличающимся от предшествующего. Так, согласно К. Фридриху, “революция... приносит новый, неслыханный язык, другую логику, переворот во всех ценностях... Политическую революцию можно определить как внезапное и насильственное свержение установленного политического порядка”.
С. Хантингтон определяет революцию как “внутренние быстрые, фундаментальные и насильственные изменения в господствующих ценностях и мифах общества, его политических институтах, социальной структуре, руководстве, способах деятельности и политике правительства”.(См.: Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М., 1999. С. 46.)
Революции наиболее вероятны при следующих условиях. Во-первых, политическая власть в основном оказывается сконцентрированной в руках государства, т.е. наблюдается наличие централизованного управленческого аппарата. Следовательно, государство может стать объектом коллективного гнева и возмущения. Во-вторых, приверженность военных кругов правящему режиму ослабляется, и армия уже не является надежным средством подавления внутренних беспорядков. Когда верхушка армии втягивается в конфликт с централизованным государством или когда войска симпатизируют своим гражданским “противникам”, ненадежность армии увеличивает уязвимость государства. В-третьих, политические кризисы, зачастую связанные с длительными международными конфликтами, завершившимися военным поражением, ослабляют существующий режим и способствуют крушению государственного аппарата. В-четвертых, значительная часть населения страны должна принимать участие в восстаниях, приводящих к власти новую элиту. Крестьянские восстания обычно вызывались такими причинами, как присвоение феодалами крестьянских земель, значительное увеличение размеров налогов или арендной платы, голод. Восстания горожан обычно вызывались резким повышением цен на продукты питания и необычайно высоким уровнем безработицы.
Некоторые историки и социологи предприняли исследования крупнейших революций, пытаясь определить общие этапы и паттерны в их развитии. В число изучаемых революций вошли: Английская революция 1640 г., Американская революция 1776 г., Французская революция 1789 г. и Октябрьская революция 1917 г. в России. Этот подход получил название естественной истории революций.
В период перед революцией интеллигенция – журналисты, поэты, драматурги, публицисты, юристы и т.д.– перестают доверять существующему режиму и требуют проведения коренных реформ. Под все возрастающим напором государство предпринимает попытки исправить ситуацию путем ряда реформ (например, реформы короля Людовика XIV во Франции, столыпинские реформы в России; уступки иностранным государствам, на которые китайское правительство вынуждено было пойти в результате неудавшегося восстания “боксеров”). Начало революции возвещает ослабление или паралич государственной власти, обычно вызываемые неспособностью государства справиться с основными военными, экономическими и политическими проблемами страны. Крах старого режима выводит на первый план разногласия между консерваторами, пытающимися свести изменения к минимуму, радикалами, призывающими к фундаментальным переменам, и сторонниками умеренного пути, старающимися убедить общество в принятии промежуточного курса. Часто за этим следуют вооруженные перевороты или гражданская война. Обычно сначала бразды правления попадают в руки сторонников умеренных реформ (например, в Иране после свержения шаха к власти сначала пришел Базарган, сторонник умеренного пути развития).
Умеренные реформаторы пытаются перестроить государственную власть с помощью ограниченных реформ, часто используя организационные структуры, оставшиеся в наследство от свергнутого режима. Одновременно с этим радикальные центры мобилизации масс создают новые организации (например, во Франции ассамблея умеренных жирондистов противостояла радикальным якобинским клубам; в Америке умеренный континентальный Конгресс был вытеснен радикальными патриотическими обществами; в современном Иране на смену партии умеренных, возглавляемой Базарганом, Бани-Садром и Готбзадехом, пришло радикально настроенное исламское духовенство). Сторонники умеренных реформ наследуют проблемы и обязательства старого режима и в свою очередь свергаются радикалами. Беспорядки, следующие за революцией и захватом власти радикалами, завершаются применением репрессивных методов. Это этап террора, примерами которого являются массовые казни на гильотине во времена Французской революции, сталинский ГУЛАГ и “культурная революция” Мао в Китае. Брожение в стране продолжается, и на сцену вступают военные лидеры (например, Вашингтон, Кромвель, Наполеон, Ататюрк, Мао, Тито, Мугабе). Наконец, радикализм уступает место прагматизму и консолидации нового порядка. “Эксцессы” революции клеймятся позором, а основной упор переносится на организацию стабильных социальных институтов. Во Франции этот этап был отмечен падением Робеспьера; в Советском Союзе – развенчанием культа личности Сталина Хрущевым; в Китае – свержением союзников Мао (“банды четырех”). Хотя не все революции проходят через идентичную последовательность этапов, этот подход подчеркивает периодически повторяющиеся модели разворачивания процесса революционной активности.
Терроризм
Терроризм можно определить как применение силы против людей или собственности с целью запугивания и принуждения правительства, формальной организации или гражданского населения к выполнению своих политических, религиозных и социальных планов. На практике, как и в случае многих других моделей поведения, сущность терроризма составляет предмет социально-политических исследований. Зачастую трудно бывает отличить “вашего террориста” от “нашего борца за свободу”.
Например, для российского руководства чеченские боевики – террористы, а для многих западных политиков – борцы за свободу. Подобным образом ФБР повесило ярлык “террориста” на активиста антиядерного движения, который в 1982 г. подъехал к Монументу в Вашингтоне на грузовике, в котором, по его заявлению, находились взрывчатые вещества. И в то же время, ФБР не применило это определение к лицам, бросавшим зажигательные бомбы в клиники, где проводились аборты.
В течение многих лет социологи и историки рассматривали терроризм прежде всего как нарушение общественного порядка. Однако недавно они стали все более склоняться к тому, что терроризм – это новый способ разжигания войны с далеко идущими социальными последствиями. Нападение чеченских боевиков на Дагестан подтверждает это предположение.
Другой отличительной чертой современного терроризма является то, что он стал объектом освещения в средствах массовой информации. Очень часто террористические акты оказываются направлены не на свои фактические жертвы, а на массовую аудиторию читателей газет и журналов, телезрителей и радиослушателей. Хотя террористы пишут сценарий и осуществляют постановку, “театр террора” становится возможным, только когда средства массовой информации обеспечивают сцену для постановки подобного “спектакля” и доступ к нему всемирной аудитории. Если измерять силу терроризма уровнем внимания, которое ему оказывают, а не количеством отнятых им людских жизней, можно сказать, что его главные действующие лица умеют добиваться значительного эффекта ценой минимальных жертв.
Освещение в средствах массовой информации часто также повышает важность проблемы, которая предположительно привела к террористическому акту. Читатели газет и телезрители в этих случаях воспринимают предложенную их вниманию проблему как гораздо более важную.
Когда террористы совершают акты жестокости во имя своего дела, они считают себя спасителями мира и борцами со злом. Часто это подростки или молодые люди, чувствующие беспомощность, приводящую их в слепую ярость. Многие из факторов составляют основу социальных движений, питают также и терроризм, о чем мы будем говорить дальше.