Номотетические и идеографические теории

В США академические ученые, верные строгим принципам научного ме­тода и репрезентативным данным, предпочитают номотетические, или фор­мализованные, теории. Напротив, в прикладной социологии, как выяснили М. Ван де Валь и Ч. Болас³, престижны малоформализованные или вовсе не-

² См.: Van de Vail M., Bolas Ch. Applied social discipline research or soxial policy research: the emergence ofa professional paradigm in sociological research // The American Sociologist. 1980. Vol.15. № 3. P. 128—137; SkidmoreW. Theoretical thinking in sociology. Cambridge etc.: Cambr. Univ. Press, 1975; TheoreticalMethods in Sociology/ Ed. by L. Freese. Pittsburg: Univ. of Pittsburg Press, 1980; Mennell S. SociologicalTheory: Uses and Unities. N.Y.: Praeger Publishers, 1974.

³ Van de Vail M., Bolas Ch. Applied social discipline research or soxial policy research... P. 128—137.

формализованные идеографические теории, т.е. описание средствами обы­денного языка совокупности научных идей, составляющих основу социоло­гической теории. Иногда такую теорию не назовешь в строгом смысле тео­рией. Скорее всего речь идет о научной концепции.

Разведем два понятия — «концепция» и «теория».

Концепция — это субъективный теоретический взгляд одного ученого, его угол зрения или теоретически оформленная субъективная точка зрения, про­веренная или не проверенная на опыте.

Научная теория — это концепция ученого, подтвержденная другими ис­следователями, причем в независимых исследованиях. Подтвержденность — первое условие, переводящее концепцию в ранг научной теории; второе ус­ловие — признание концепции научно значимым событием. После выпол­нения этих условий научная теория включается в научные анналы, входит во все учебники, становится неотъемлемой частью большой науки. Ее изу­чают, преподают, на нее ссылаются, от нее отталкиваются, двигаясь вперед. Отталкиваются, как от истины. Где находится склад подлинных теорий? Откройте любую научную статью в профессиональном социологическом журнале, изданном в США, и вы обнаружите множество ссылок на предше­ственников. Так вот от тех из них, на кого чаще всего ссылаются, и отталки­ваются в науке. В конце статьи — список литературы, включающий не 10— 12, а 50—60 названий. Для чего подобное «щегольство»? Зачем понадоби­лось упоминать всех, кто раньше автора статьи внес вклад в изучение опре­деленной проблемы? Дань уважения авторитетам? Нет, автор показывает прочность теоретического фундамента, на который опирается. А он зависит от плотности научных результатов на квадратную версту научного простран­ства. Автор как бы говорит: «Я — пигмей, вставший на плечи гигантов; к их гигантским знаниям я прирастил тоненький слой новых знаний; в своем ис­следовании я проверил 2—3 гипотезы, хотя мог бы проверить 23, но 20 из них уже проверили другие, и сделали это не хуже меня. Вот какие конкуренты окружают меня. Вот какого высокого качества надо выпускать товар, чтобы его признали твои коллеги».

Автор демонстрирует, что никакого нового инструментария он не изоб­ретал — на 70% он уже изобретен другими. Почему его инструментарий по­заимствован у других и почему он не стесняется об этом говорить? Так ведь и до него поступали так же. Списано может быть только то, что надежно. Вернее, стоит списывать лишь то, что проверено другими. Автор добавил новый блок вопросов, который и предназначен для проверки 2—3 новых ги­потез.

Тем самым автор доказывает свою преемственность с предшествующим знанием, интегрированность в научное сообщество, состоящее из и ушедших из жизни, и ныне здравствующих специалистов. Доказывает преемственность не только теоретическую, но и инструментальную. Хотя, если вдуматься, это одно и то же. Ведь мы уже говорили, что инструмент — это материализован-

ная теория. Если вы заимствуете у других понятия и идеи, без чего невозмож­но построить собственную ТМПИ, почему бы не позаимствовать инструмен­тарий — и всего-то на 70%?

Сравнивая два научных менталитета, два типа научной культуры — рос­сийский (точнее, советский) и американский, то обнаружится, что пер­вые склонны каждым исследованием открывать велосипед, а вторые — лишь придумывать к нему новые спицы. Достаточно ознакомиться с кан­дидатскими диссертациями, опубликованными за последние 20—30 лет существования СССР, чтобы убедиться: в 80% случаев автор претендует на совершенную новизну подхода. Вначале он приводит длинный список предшественников, долго и успешно трудившихся в данной области, а потом заявляет, что они ничего так и не открыли — только он по-настоя­щему способен проанализировать эту проблему. Подобная ритуальная процедура называется «обоснованием научной новизны». После нее убеж­даешься, что длинный список имен вначале — тоже ритуал, без которого нельзя выходить на защиту. Увлечение ритуальными играми, видимо, плохо совмещается с истинными целями науки. В плотно «упакованной» науке ученый силен успехами своих предшественников. В такой науке не просто выдвинуться, завоевать место под солнцем. Если взять «сильно упа­кованную» физику и «менее упакованную» социологию, то в первом слу­чае для написания хорошей статьи молодому специалисту надо прочитать более 600 научных трудов, а во втором — около 60. Таково сравнение фи­зики и социологии, естественного и гуманитарного знания, математизи­рованного и почти нематематизированного.

Теперь сопоставим советскую и американскую социологию. По степени математизации и сложности применяемых методик между ними разница примерно та же. Кое-кто из отечественных социологов умудрялся публико­вать статьи, прочитав не более шести социологических монографий. И это притом, что, в отличие от американских социологов, подавляющее большин­ство отечественных социологов не имели базового образования. Каналом вер­тикальной мобильности становились партийное происхождение и нужные

знакомства. Переопубликовывая наши статьи, американцы отмечают, что ве­рить эмпирическим данным трудно, так как русские не описывают ни выборку, ни методику, ни гипотезы, ни теорети­ческую модель. В результате более 90% эмпирической информации, собранной в России, не получает международного признания. А жаль — ведь она собрана в уникальной по своему культурному и историческому своеобразию стране, куда американские исследователи за­глядывают не так часто. С середины 80-х до середины 90-х гг. XX в. Россия переживала уникальные события. Иностранным социологам такой «полигон» и не снился. На протяжении жизни нашего поколения ни одна страна мира не находилась в таких экстремальных социокультурных условиях, как Рос­сия. Это был просто «научный рай» для социолога. Однако в силу своей ме-тодолого-методической неготовности (а также недостатка финансовых

средств) отечественные социологи упустили шанс собрать уникальный ма­териал — «проспали свою страну». Американцы предлагают свои инструмен­ты исследования — российские ученые возражают: в наших культурных ус­ловиях они работать не будут; американцы предлагают тогда перевести наши понятия на свой социокультурный язык — а мы не умеем. В результате при­меняем чего попроще, используя лишь те иностранные инструменты, кото­рые работают в любых условиях, т.е. которые нейтральны по отношению к культурному контексту, например инструменты, измеряющие политический рейтинг или маркетинговые переменные.

Голландские ученые М. Ванде Валь и Ч. Болас обнаружили, что отчеты социологов-прикладников, например о проведенных ими в области социаль­ной политики исследованиях, хотя и содержат формализованные теории, на практике ценятся ниже, чем отчеты, в которых отсутствуют формализован­ные теории⁴. Так называемые идеографические теории пользуются здесь большим авторитетом. Но если академические ученые и социологи-приклад­ники используют различный язык и разные типы теоретизирования, то не происходит ли постепенного отдаления практики от профессиональной на­уки? Действительно, в то время как академические социологи строго при­держиваются профессиональных критериев репрезентативности, валиднос-ти и точности, того же нельзя сказать о прикладниках.

Для доказательства данного тезиса авторы исследовали три выборочные совокупности в сфере социальной политики в Нидерландах: а) промышлен­ность и трудовые отношения; б) региональное и городское планирование; в) социальное обеспечение и здравоохранение. Всего было изучено 120 про­ектов по 40 в каждой выборке. Использовались следующие методы: теоре­тический и методологический анализ, полустандартизированное интервью с авторами проектов и полисмейкерами⁵.

Ученый, сталкиваясь с конкретной социальной проблемой, выбирает одно из двух: 1) операционализацию номотетической теории с формальными по­нятиями; 2) общую идеографическую теорию с фундированными понятия­ми. Выбрав первый путь, он начинает с чтения абстрактной литературы, создания подхода и теоретических обобщений. Во втором случае он создает менее абстрактные утверждения, основываясь на эмпирических данных, с целью лучше понять не вообще проблему исследования, а конкретные соци­альные проблемы. Первый путь — это, по существу, конструирование иде­ального типа; около 70% социологов используют его в своей исследователь­ской практике.

По всей видимости, академическая и прикладная социология имеет не только разные цели, задачи и методы, но и разных заказчиков. Голландские ученые обнаружили обратную связь между приверженностью социологов формализованным теориям и запросами клиентов. Они пришли к выводу: чтобы повысить эффективность социологического исследования на прак­тике надо ориентироваться на идеографические (неформализованные) те­ории. В сфере социальной политики более эффективны проекты, которые

Van de Vail M., Bolas Ch. Applied social discipline research or soxial policy research: the emergence of a professional paradigm in sociological research//The American Sociologist. 1980. Vol.15. № 3. P. 128. ⁵ Ibid. P. 129.

нарушают строгие каноны академичес­кой социологии или не придерживают­ся их, нежели те, которые слепо следу­ют им⁶. Если социолог стремится быть понятным практикам, он должен либо пользоваться идеографической теори­ей, либо не пользоваться никакой тео­ рией.

Основные требования научного ме­тода (формулировка проблемы исследования в терминах зависимых и неза­висимых переменных, использование репрезентативной выборки, примене­ние контроля выборки, внешних и внутренних стандартов надежности, ба­зирование теоретических выводов только на эмпирических данных) не ведут к успеху в прикладной социологии.

По мнению не только голландских, но и авторитетных американских со­циологов в сфере менеджмента и бизнеса (А. Этциони и К. Арджириса), но-мотетические теории плохо применимы для решения организационных проблем.