Регулирование кризиса: военная институция

Армия относится к организациям, придерживающимся «традиционной» модели авторитета, которая легче усва­ивается необразованной сельской молодежью, чем моло­дыми дипломированными специалистами: послушание и жестокость, определяющие жизнь призывника, гораздо легче допускаются теми, кто лишен социальных качеств, обеспечивающих уважение и почтение и позволяющих требовать права на собственное мнение, достойное вни­мания. Однако по мере роста школьного образования эта модель авторитета подвергается критическому пересмот­ру: когда возрастает доля усваивающих уважительное отношение — по крайней мере, на вербальном уровне — ^к таким ценностям, как «коммуникация», «выражение», «участие»..., становится значительно сложнее требовать слепого подчинения приказам. Именно на такое старе­ние военной институции указывает, конечно, по-своему модернистская идеология, которая выступает за адапта­цию армии к «духу времени», к «молодежи», придавая

[52]

большое значение технической компетентности, а не только этическим качествам. Кризис военной организации, о чем свидетельствуют различные показатели — вдание солдатских комитетов, рост числа моральных ввинений в ее адрес, — отражает разрыв соглашения, обновленного в предшествующий период существова­ли институции, между ее способом функционирования социальными свойствами агентов. В ответ на трансформации, которые нарушают однородность контингента призывников, армия может либо проводить дифференцированное управление различными группами (отсрочки, ка­йлы альтернативной службы и более неформальные пособы: «блат», «теплые местечки», освобождение от военной службы), либо стремиться минимизировать различия (ликвидация отсрочек в их прежнем виде и введение новых). Как бы то ни было «рационализация» селекции всегда так или иначе входит в конфликт с официальной идеологией равенства.

Из этих выявленных современных тенденций, было бы, тем не менее, ошибочно делать вывод о полном ис­чезновении «парней», которые гарантировали прежде эф­фективность армейского повиновения и воспроизводство институции. С одной стороны, школа оставляет без дип­ломов достаточную долю своего контингента: в поколе­нии, для которого эта институция играет решающую роль в социальном воспроизводстве, школьное исключение мо­жет как раз способствовать новой форме антиинтеллек­туализма, который наблюдается среди некоторых «хули­ганов» (Mauger, Fosse-Poliak, 1983) и который армия мо­жет использовать в своих интересах (показательно, что, принимая в расчет экономический кризис, число добро­вольцев за прошлые годы увеличилось). С другой сторо­ны, даже среди образованных призывников распростра­нение антиавторитарных ценностей варьирует в зависи­мости от характеристик дипломов и соответствующих постов: не все расположены ополчаться на «начальников» и на иерархические структуры, поскольку многие откры­то придерживаются иерархического видения социально-

[53]

го мира, за редким исключением, когда они сталкиваются незначительными устаревшими пережитками. Но и от этих пережитков институция стремится освободиться во имя просвещенного реформизма (право на ношение гражданской одежды при выходе с военной территории, забота об обустройстве помещений, признание некото­рых прав...).

Анализ трансформаций, которые затрагивают ин­ституцию, не может быть сведен к простому про­тивопоставлению между «вчера» и «завтра», он предполагает, что будут определены те дифферен­цирующие последствия, которые эти трансформа­ции могут иметь для различных групп и их отно­шения к данной институции. Недостаточно взять несколько изолированных переменных — те, что предоставляет сама военная институция — о рас­пределении по чинам, о технических характерис­тиках должностей..., чтобы сконструировать, как это делают некоторые социологи, изучающие ар­мию, индикаторы «изменения»¹.

Наблюдение за повышением в звании или в должности не может заменить анализа эволюции корпуса профессиональных военных, разве что оно позволяет оценить особую важность приме­нения электроники или информатики. Вместо того чтобы рисовать серию лубочных картинок, пред­ставляется более целесообразным предпринять (но возможно ли это, когда ты зависишь от доброй воли тех, кто служит твоими источниками?) ана­лиз позиции агентов в пространстве, структури­рованном объемом и распределением различных видов капитала (Bourdieu, 1979). В ситуации, ха­рактеризуемой трансформацией форм социально­го воспроизводства, группы, наделенные опреде­ленными видами капитала, могут прибегнуть к той

¹ Такой наивный и сегодня устаревший подход можно найти в работе М. Яновича: Janowitz M. The professional soldier. Glencoe: Ihe Free Press, 1960.

[54]

или иной институции, чтобы поддержать свое от­носительно устойчивое положение в социальном пространстве (например, охват независимых ра­ботников системой образования). Факт того, что после начальной фазы подготовки в армии про­фессиональная жизнь будет продолжена путем «конверсии в гражданскую жизнь», сам по себе не означает, что отныне отношение к армии (ста­вшей «нанимателем, как все остальные») стало бо­лее инструменталистским. Он может быть интер­претирован по-иному: армия может представлять ценность на рынке труда и, следовательно, вызы­вать временную и одновременно глубокую привя­занность индивидов, которые, превращаясь в граж­данских лиц, далеки от того, чтобы отрекаться от пройденной службы. Рассмотрение этого процес­са конверсии («профессионализации») как «сбли­жения между гражданским и армейским» являет­ся тавтологией и носит частичный характер, если не уточняются различные механизмы индивиду­альной конверсии, которые могут строиться как на наименее специфически военных, так и на наи­более специфически военных способностях. К ним могут быть отнесены такие личностные качества, как «искусство командовать людьми» либо обла­дание обширными связями внутри армии или с предприятиями, работающими с ней.

Непреодолимый кризис? Пример младшей семинарии

Различные институции располагают далеко не иден­тичными ресурсами для сохранения условий воспроиз­водства. Некоторые из них лишены средств принужде­ния, необходимых для поддержания достаточной числен­ности агентов: теряя некоторые из своих качеств, отныне считающихся «архаическими», путем внушения они стре-

[55]

мятся избежать риска сравнения, который может обер­нуться против институции.

Так, роль младшей семинарии также претерпела трансформации своего контингента, связанные с общим постом доли охваченных образованием среди всего населения школьного возраста и со снижением доли сельско­го населения региона, где располагалась изучаемая се­минария. Из институции, которая во всем отличалась от других по причине ее бесконечно декларируемой рели­гиозной специфики, младшая семинария трансформиру­ется в учебное заведение, сопоставимое с другими: «По­стоянно возрастающее сближение со школьными норма­ми позволяет вскрыть то, что до сих пор было просто не­мыслимо, — культурную нелегитимность семинаристов» (Suaud, 1976). По мере того как система образования охватывает молодежь региона, семинария обречена по­терять то, что составляло ее школьный раритет, и пре­вратиться в школу «как все другие». Эта эволюция, фа­тальная для данной институции, разрушает, в конечном счете, безусловность гармонии, которая существовала между функцией внушения «религиозного духа», священ­нической функцией и запросами мирян, в большинстве своем сельских. Кризис рекрутирования в младшую се­минарию, которая отныне вступает в конкуренцию с кол­леджами общего и среднего образования, является кри­зисом воспроизводства священнического корпуса.

Чтобы ответить на «потребности по спасению душ», не уподобляясь при этом институции, пришедшей в упа­док, Церковь была вынуждена изыскивать новые формулы: разделение церковного труда отражает положение священников, которые более не работают в терри­ториально и социально объединенной коммуне, а вы­нуждены сталкиваться с требованиями гораздо более Диверсифицированной публики (деятельность «Специ­ализированного Католического Союза», адаптирован­ная к «среде» лицеистов, рабочих...) и могут даже де­легировать некоторые функции мирянам (катехи­зис...);

[56]

— переопределение отношения к призванию. Призвание перестает быть чем-то само собой разумеющимся вследствие всеохватной и систематической маркиров­ки, начинающейся уже с детства. Теперь оно пред­стает как постоянно проблематичные и тем самым более подлинные «поиски»: «призвание не может бо­лее рассматриваться как "взращивание зерна"; оно становится проблемой, одной из существующих воз­можностей» (Suaud, 1976. Р. 85. См. также: Cham­pagne, 1986).

Объективация опыта

Наблюдатель не должен забывать, что объективная ис­тина военной службы, которую он устанавливает, пока­зывая функции социального воспроизводства, выполня­емые институцией, является продуктом работы по кон­струированию, реализуемому частично в ущерб значе­ний, спонтанно воспринимаемых агентами; агенты могут ощущать некий разрыв между миром армии и граждан­ской жизнью и, будучи далекими от того, чтобы иденти­фицировать себя с институцией, которая представляет собой совокупность принуждений, думать о себе как о непокорившихся («горлопаны», «умники»...). Если мы опускаем этот момент, то мы рискуем:

— подменять, по выражению Карла Маркса, часто цитируемого Пьером Бурдье, «вещи в логике логикой вещей», т. е. скрыто предполагать механическую подгонку агентов к объективным структурам, обнаруженным наблюдателем (так как процесс подгонки является благоприобретенным, несмотря на то, что он представляется чем-то мистическим);

— не увидеть того, как объективные функции могут вы полняться через представления и организацию опы-

[57]

та, которые имеют свою собственную логику, и пред­варительно к ним не адаптированы; __ отступить от правила, гласящего, что относиться к личному опыту следует как к объекту социологиче­ского анализа.

Опыт агентов связан с социальным миром в двойном смысле: он социально обусловлен и он же обусловливает практики в той мере, в какой участвует в их структури­ровании.