Особенности демографического поведения
Одним из важнейших факторов, обусловливающих судьбы народов, являются особенности их демографического поведения, т.е. режим естественного воспроизводства.
Начиная с 60-х годов этнодемографическая проблематика постоянно находилась в зоне внимания как отечественных, так и зарубежных исследователей. Это было связано с тем, что, как выяснилось к тому моменту, проблема межэтнической и межкультурной дифференциации рождаемости становится одной из центральных для всего человечества на рубеже XX-XXI вв. В этом отношении СССР как бы в миниатюре повторял картину всего человечества. Падение уровня смертности, и прежд> всего детской, среди большинства народов Азии, Африки, Латинской Америки не сопровождалось соответствующим уменьшением уровня рождаемости, в результате чего население этих регионов после второй мировой войны росло в геометрической прогрессии. Многочисленные программы регулирования рождаемости, принимавшиеся ЮНЕСКО и другими организациями, а также национальными правительствами, терпели крах.
В Советском Союзе эта проблема не была столь острой, поскольку народы, испытывавшие <демографический взрыв>, составляли относительно небольшую долю населения. Однако она все острее ощущалась, например, в Средней Азии, ряде регионов Кавказа. Попытки ее разрешения иногда принимали весьма своеобразный характер, как, скажем, осуществлявшаяся с 1983 г. программа переселения части среднеазиатского населения в <трудонедостаточные> регионы РСФСР. Поэтому обсуждение причин сохранения высокой рождаемости в условиях социалистической модернизации и методов возможного воздействия на нее представляло тогда далеко не только академический интерес. Мнения, как всегда, разделились.
С одной стороны, высказывалось мнение, что особенности демографического поведения являются неотъемлемой чертой культуры народа и присущи ему чуть ли не извечно. Это мнение было наиболее характерно для ряда демографов, этнографов и этносоциологов из числа представителей коренных национальностей Средней Азии*.
Противоположная позиция сводилась к тому, что особенности семейной структуры и демографического поведения различных этносов, составлявших население СССР, в ближайшем будущем неизбежно нивелируются в процессе модернизации; должна возобладать нуклеарная семья, а все <пережитки> традиционных семейных отношений - остаться в прошлом*.
Один из главных вопросов дискуссий, ведущихся по поводу этнической дифференциации уровня рождаемости, заключается в том, насколько рациональны ориентации на достижение максимального уровня рождаемости, свойственные представителям традиционных культур. Некоторые ученые считают, что стремление к максимальной рождаемости есть факт не столько культурный, сколько биологический. Рациональным может быть только ограничение рождаемости*.
В последние годы получила распространение иная концепция, впервые сформулированная еще в начале 50-х годов английскими демографами К. Дэвисом и Дж. Клейком. В частности, они пришли к выводу, что многодетность в аграрном обществе имеет рациональные основания, поскольку использование детского труда выгодно в традиционной системе ведения хозяйства, и поэтому ценность многодетности закрепляется в культуре*.
Центральным моментом осмысления проблемы стала концепция <демографического перехода>, которая сформировалась в результате обобщения данных по динамике рождаемости и смертности в разных странах и культурах. С точки зрения ученых - демографов и социологов, демографический переход является всеобщим процессом падения рождаемости и смертности в ходе урбанизации, модернизации и индустриализации современных обществ.
Практическое значение концепции демографического перехода состояло в том, что ее широко использовали при анализе ситуации в развивающихся странах. Однако первоначально были разработаны и изучены модели этого процесса в индустриально-развитых нациях.
К середине 60-х годов в исторической демографии возобладало мнение, что индустриальное общество в Европе не могло бы сформироваться на базе <традиционного> режима естественного воспроизводства и соответствующего ему типа семьи, с очень высоким уровнем рождаемости и уравновешивающим его высоким уровнем детской смертности, со всеобщей брачностью и низким уровнем разводимости. Постиндустриальная цивилизация Европы и Северной Америки основывается на принципиально иной семейной структуре - <супружеской> семье, для которой характерны низкий уровень рождаемости и низкий уровень детской смертности, средний уровень безбрачия как мужчин, так и женщин, высокий уровень разводимости и повторных браков, очень большой разброс возрастов вступления в первый брак.
Работы Дж. Хаджнела, 3. Павлика и других специалистов по исторической демографии показали, что предпосылкой изменения норм демографического поведения в большинстве стран Западной Европы стало формирование специфического и уникального в своем роде европейского типа семьи, которому присущи следующие характерные черты: относительно низкий уровень брачности и позднее вступление в первый брак, сохранение высокой брачной рождаемости и постепенный переход к средне- и малодетности, к внутрисемейному регулированию рождаемости. Рост уровня жизни и медицинского обслуживания в Европе XVIXVIII вв. сформировал со временем и новый тип естественного воспроизводства, характеризующийся низким уровнем смертности в целом, и особенно детской*.
Демографический переход включает четыре стадии. На первой падает смертность под влиянием улучшения медицинского обслуживания и повышения уровня жизни; в основном это затрагивает детскую смертность. Уровень рождаемости остается высоким, что приводит к быстрому росту населения (<демографический взрыв>). На второй стадии начинается падение уровня рождаемости, причем продолжает падать и уровень смертности. На третьей стадии замедляется падение рождаемости, но одновременно начинается некоторое повышение уровня смертности за счет <постарения> населения - естественного следствия падения рождаемости. Наконец, на четвертой стадии уровни рождаемости и смертности стабилизируются, сближаются, и расстанавливается демографическое равновесие, утраченное на первых трех стадиях в результате разбалансировки уровней рождаемости и смертности.
Эта общая схема имеет множество вариантов (в настоящее время их около 10) в различных культурах в зависимости от сочетания динамики рождаемости и смертности на разных этапах перехода. Однако принципиальное значение имеют три из них
- классический <английский> вариант, при котором смертность на первых двух этапах падает гораздо быстрее рождаемости, и при этом очень быстро растет численность населения;
- <французский> вариант, когда рождаемость начинает падать практически одновременно с падением смертности, хотя и более медленными темпами. При этом варианте демографический взрыв наименьший, и рост населения в процессе демографического перехода не имеет катастрофических последствий;
- <японский> вариант, наиболее часто встречающийся в странах, недавно вступивших на путь модернизации; при этом варианте на первом этапе падение смертности сопровождается не просто сохранением уровня рождаемости, но даже его повышением, в
результате чего население растет более высокими темпами, чем при других вариантах перехода.
Исследования показали, что европейский тип брачности, предшествовавший активной фазе демографического перехода в наиболее развитых странах Европы, связан с определенной системой хозяйствования и уровнем общественного разделения труда, которые стали предпосылкой формирования европейского капитализма. Так, <постарение> первых браков и снижение в результате этого уровня рождаемости объясняются возросшими требованиями к профессиональной подготовке рядового члена общества, а также <нуклеаризацией> семьи, снижением роли родственных связей как социально страхующего фактора.
Рассмотрим этносоциальные проблемы демографического поведения несколько подробнее на примере русского этноса.
Специфика русского этноса проявилась как в традиционном демографическом поведении, так и в особенностях демографического перехода.
В традиционной русской сельскохозяйственной общине, где преобладали относительно простые и неспециализированные приемы труда, дети вовлекались в трудовой процесс очень рано, и большое количество детей в семье служило фактором ее экономического преуспевания. Считалось, что мальчики - это будущие <тягловые> мужики, которые, вступив в брак, будут иметь право на земельный надел (тягло); а девочки - <товар)> на брачном рынке, позволявший поддерживать широкие социальные связи за счет породнения. Даже в младенческом возрасте дети были существенной помощью в семье. <Полно, Ванюша, гулял ты немало, пора за работу, родной> - так писал Н.А. Некрасов, обращаясь к семилетнему мальчонке (поэма <Кому на Руси жить хорошо?>).
Наоборот, в обществе с высоким уровнем разделения труда и господством частной собственности семье экономически более выгодно вырастить меньшее число детей, однако дать им более высокую профессиональную подготовку. Соответственно, и в брак считается лучше вступать в более позднем возрасте, достигнув в своем бизнесе определенного уровня и обеспечив детям достаточно высокие стартовые позиции.
Пбзднее вступление в брак служило в европейской семье способом регулирования уровня рождаемости; в современной <супружеской> семье происходит возврат к более раннему возрасту вступления в брак, поскольку снижение рождаемости достигается благодаря внутрисемейному регулированию, а не сокращению длительности брачного периода. Дж. Хаджнал проводил границу распространения европейско 69
го типа семьи по линии Триест-Петербург, относя всю территорию расселения русского этноса к традиционному или переходному типу.
Была даже выдвинута гипотеза о <русской> модели традиционного демографического поведения'". Ее особенности таковы (табл. 2)
- очень высокий уровень детской смертности;
- более высокая, чем в Европе, вероятность для лиц, не умерших в младенчестве, дожить до преклонных лет.
В целом траектория демографического перехода среди русских соответствовала <английской> модели, однако (1) он начался значительно позже; (2) протекал намного быстрее; (3) ему не предшествовало формирование <европейской> семьи.
Первые стадии демографического перехода среди русских (80-е годы XIX в. - 20-е годы XX в.) протекали весьма плавно, даже медленно. Это было связано с высокой долей сельского населения, медленным ростом городов, устойчивостью бытового уклада сельского населения. В результате основные черты режима воспроизводства русского населения, сложившиеся на рубеже веков, сохранялись вплоть до ЗО-х годов XX в. В западноевропейских странах начало демографического перехода относится к рубежу XVIIXVIII вв. (табл. 2).
Однако за первые 10 лет Советской власти в демографическом поведении русского этноса произошли существенные изменения. Во-первых, приблизительно в 1,7 раза упал уровень младенческой смертности среди русских, который составлял в конце XIX в. приблизительно 33% (т.е. в течение первого года жизни умирал каждый третий рожденный ребенок). Во-вторых, после революции впервые смертность в русских городах стала ниже, чем в селах, а это существенный показатель урбанизации; город становился образцом не только духовной, но и бытовой культуры.
В-третьих, наметился заметный разрыв в уровне рождаемости между городом и деревней. Так, в городах европейской части СССР рождаемость среди русских в 1927 г. составляла 34,1 промилле в год, что было на 10,6 промилле-пунктов ниже, чем у всего населения. Приблизительно таким же было соотношение среди русского населения европейской части РСФСР (45,4 и 35,2 промилле). Жизненные условия в русских городах в те годы не способствовали поддержанию высокого уровня рождаемости. Но самое главное заключалось в том, что начавшаяся культурная революция, быстрый рост уровня грамотности в корне меняли ценностные ориентации населения: более престижным становилось иметь не большое количество детей, а детей, получивших хорошую профессиональную подготовку.
Среди русских процесс демографического перехода, т.е. смены <традиционного> режима воспроизводства на <современный>, прошел очень быстро. Так, уже за десятилетие 1959-1969 гг. число рождений на 1000 населения составило в среднем 19 в год, что соответствует современному типу естественного воспроизводства. Фактически этот <переход> произошел за период жизни менее трех поколений (около 70 лет) - с конца XIX в. до 60-х годов XX в. (табл. 3).
Вместе с падением рождаемости и смертности происходила и окончательная <нуклеаризация> семьи, т.е. превращение ее из <родственной> в <супружескую>. В деревне уже в 20-х годах среди беднейшего крестьянства преобладали семьи малого размера. Кроме того, во второй половине 20-х годов усилился процесс разделов больших единых крестьянских хозяйств. В начале ЗО-х годов, в период коллективизации, наиболее сильно пострадали именно большие богатые семьи, включавшие по 6-8 членов. Важным фактором нуклеаризации была окончательная ликвидация общины в процессе коллективизации.
Среди русских так и не сложился <европейский> тип семьи. Средний возраст вступления женщин в брак никогда не превышал 22-24 года, уровень безбрачия оставался относительно низким, а регулирование рождаемости с самого начала демографического перехода т.е. с конца XIX в., достигалось не столько за счет сокращения суммарного интервала брачной жизни, сколько за счет внутрибрачного регулирования рождаемости.
Высокие темпы демографического перехода оказали влияние на особенности социально-экономического развития русских. Именно сохранение традиционно высокого уровня рождаемости в русской деревне при резком падении смертности постепенно усиливало относительное безземелье русской деревни. При отсутствии среди абсолютного большинства русского крестьянства устойчивых традиций майората (наследование земельного надела одним старшим - сыном) это неизбежно приводило к необходимости непрерывного дробления участков, а следовательно, подогревало очаг социальной напряженности в деревне. К концу XX в., т.е. через поколение после завершения демографического перехода, русский этнос оказался в кризисном состоянии.
Главное из проявлений кризиса - рост смертности и снижение продолжительности жизни, которые наблюдаются в России на протяжении последних 25 лет. Отчасти это произошло вследствие неизбежного постарения населения; однако возрастали не только абсолютные, но и повозрастные показатели смертности. <Результатом наблюдавшейся в последние два-три десятилетия в России динамики смертности явилось качественное отставание России от всех экономически развитых стран мира по показателям продолжительности жизни. Если в 60-х годах ее параметры в целом соответствовали среднеевропейскому уровню (64-65 лет для мужчин и 73 года для женщин), то сегодня отрыв от него составляет минимум 7-10 лет)>".
Особенно неблагоприятная ситуация, по мнению демографов, сложилась с детской смертностью (в возрасте до 1 года). Даже официально признаваемый сегодня уровень (18-20 умерших в течение первого года жизни на каждую 1000 родившихся) хотя и ниже, чем в большинстве развивающихся стран, где он составляет обычно 3-15%, однако значительно выше показателей по развитым странам (0,8-1,2%). Некоторые специалисты считают, что в настоящее время реальная детская смертность у нас приблизительно в 1,5 раза превышает официальный уровень: хронический недоучет детской смертности вызван как сокрытием некоторого числа рождений, так и разными принципами регистрации младенческой смертности в России и в большинстве зарубежных стран.
Другим показателем демографического кризиса русского этноса является падение уровня рождаемости, особенно усилившееся с начала 90-х годов. Ныне многие исследователи подчеркивают особую актуальность проблемы воспроизводства русского населения. По оценкам демографов, <русские имеют самый низкий уровень рождаемости и один из наиболее высоких показателей смертности среди основных национальностей России>'*. В условиях одновременного повышения смертности и понижения рождаемости Россия впервые в своей истории столкнулась с фактом отрицательного естественного прироста населения и тенденцией к депопуляции.
Падение рождаемости ниже уровня простого воспроизводства наблюдалось в 60-70-х годах и в некоторых европейских странах (например, в Германии), однако там оно было связано с резким возрастанием уровня жизни и профессионализма населения, в то время как в России наблюдаются прямо противоположные явления.
Рассмотрим, как протекали социально-демографические процессы среди титульных этносов России на рубеже 80-90-х годов.
Вплоть до 1991 г. все без исключения этносы Российской Федерации (из числа <титульных>) имели положительный естественный прирост. Постоянное уменьшение численности мордвы и карелов было вызвано в основном этноассимиляционными процессами. В 1991 г. русские и мордва впервые уменьшились по численности за счет превышения смертности над рождаемостью.
Этносы России в начале 90-х годов находились на разных этапах демографического перехода. Численность коренных народов Кавказа увеличивалась достаточно высокими темпами, причем в ряде случае темпы прироста со временем не падали, а возрастали. То же относится к коренным народам Сибири, а также к калмыкам, хотя здесь показатели были несколько ниже, чем на Северном Кавказе. Диаметрально противоположная ситуация сложилась среди народов Поволжья и ряда других народов Европейской части России, в том числе среди русских.
Высокий уровень естественного прироста не является показателем благополучия и устойчивости этноса, он свидетельствует о незавершенности демографического перехода, которая сама по себе может быть источником деструктивных процессов в развитии этноса (табл. 4).
Таким образом, характеризуя демографическое поведение изучаемого этноса, социолог должен обратить внимание на следующие моменты
- на какой стадии демографического перехода находится этнос,
- по какой траектории совершается демографический переход и насколько быстро он протекает;
- как влияет на него процесс урбанизации: происходит в городах резкое падение рождаемости или нет, и как, в свою очередь, естественный прирост влияет на процессы урбанизации;
- как соотносится хозяйственная деятельность сельского населения с уровнем детности: если сохраняется высокий уровень, то целесообразен он с точки зрения существующей хозяйственной системы или сохраняется лишь в силу инерции социальных норм.
Процессы урбанизации
Урбанизация - это процесс повышения роли городов в развитии общества, охватывающий изменения в размещении производительных сил, в населении, его социально-профессиональной демографической структуре, образе жизни, культуре'*.
Процессы урбанизации, связанные с появлением первых городов, начались в обществе еще за 2-3 тысячелетия до нашей эры. Этносоциологов интересует прежде всего наиболее поздний ее этап, а именно развитие современных городов, распространение индустриальной и постиндустриальной культуры.
Процессы урбанизации столь важны для формирования современного глобального общества, что еще в 60-х годах сложилась комплексная научная дисциплина - градоведение, или урбанистика. Урбансоциология же как отрасль знаний стала складываться еще раньше - в самом начале XX в. Она ставила своей целью выявить общие закономерности формирования и развития населения городов как больших социальных групп. При этом в ней (урбансоциологии, или социологии города) развивались два направления теоретическое, связанное в основном с разработкой математических моделей, и эмпирическое, в рамках которого изучалось функционирование социальных групп в городе. Первые десятилетия сво
его существования социология города занималась в основном изучением процессов урбанизации в странах Западной Европы и Северной Америки: во-первых, такие исследования были тогда более актуальны, чем изучение процессов, протекавших в далеких для западных ученых странах; во-вторых, была более надежной, систематизированной и доступной информационная база подобных исследований.
У истоков урбансоциологии стоял М. Бобер, который в работе <Город> поставил проблему глубинных цивилизационных, а следовательно, и этнокультурных различий в функциях и структуре городов'*.
В 60-70-х годах европейские и североамериканские исследователи приступили к эмпирическому изучению демографических и социальных процессов, протекающих в <развивающихся> странах, что было вызвано возросшим влиянием этих стран на мировое развитие. Их влияние было обусловлено двумя факторами
:во-первых, обострившимися глобальными демографическими и экологическими проблемами. Быстрый количественный рост городского населения стран <третьего мира>, как правило, не сопровождался коренным изменением демографического поведения, что вело к <демографическому взрыву> и сопровождающему его росту безработицы и нищеты;
во-вторых, экспансией капитала, которая привела в итоге к созданию в странах <третьего мира> филиалов крупных западных фирм. При этом ожидалось, что местное население, мигрирующее в города, воспримет нормы и ценности западного общества; с таким расчетом формировались и организационные структуры. Однако в большинстве случаев оказалось, что в быстро растущих городах продолжали воспроизводиться многие традиционные нормы поведения, а методы управления и стимулирования труда, принятые в западном обществе, в этих условиях зачастую были попросту неэффективными.
Более того, развитие исследований показало, что и в самом западном обществе роль межкультурных различий социальных процессов, протекавших в городах, очень существенна. В результате было сделано интересное обобщение: <Роль и значение Калькутты не может отождествляться с ролью и значением Москвы или Лондона, а что касается Лос-Анджелеса, то форма застройки и образ жизни населения там - полная противоположность Парижу или Шанхаю, или же Нью-Йорку>'*.
Все разнообразие вопросов, которые могут интересовать этносоциолога, занимающегося проблемами урбанизации, сводится к двум основным
- чем именно, какими факторами обусловлена специфика социальных и культурных процессов в городах, развивающихся на базе разных культур;
- как в целом соотносятся процессы урбанизации и развития этноса, какую роль играют города в процессе воспроизводства этничности и самоорганизации этноса.
Оба эти вопроса в конечном счете упираются в проблему природы этнического. Остановимся вкратце на каждом из них.
Одно из исходных положений социологии города, содержащееся в классическом труде М. Вебера <Город>, - различия <западного> и <восточного> типов городов. Эти различия определяются особенностями их функциональной нагрузки соответственно в <западных> и <восточных> цивилизациях. Наиболее важным следствием такого различия является соотношение <традиционных> (сельских) и городских общностей. Если социальная общность <западного> города формируется как самостоятельная группа по отношению к традиционным сельским, независимая от них и даже противостоящая им, то население <восточного> города представляет собой нечто мозаичное, являющееся прямым продолжением сельских общностей. Его социальная структура состоит из отдельных сегментов и не выступает как единое целое. Соответственно <западный> город создает собственные нормативные системы, противостоящие традиционным, а <восточный> город воспроизводит традиционные нормативные системы, лишь несколько модифицируя их.
Мы не случайно употребляем термины <западный> и <восточный> в кавычках: они были введены М. Вебером и отражали различие между двумя идеальными типами городов. Однако только этими типами все их разнообразие в мире не исчерпывается. Даже в рамках одной и той же цивилизации города очень отличаются друг от друга; и в восточных цивилизациях есть города с <западными> чертами, и на Западе многие города имели и имеют <восточные> черты. Речь идет лишь о преобладающей схеме, о принципиальных особенностях городов в различных цивилизациях.
Дальнейшее изучение городов во второй половине XX в. привело к развитию веберовской схемы. В частности, было отмечено, что большинство крупных городов в странах Ближнего Востока, Северной Африки, Центральной Азии имеет сложную структуру, включающую три основных элемента: собственно <традиционный> город, современное городское ядро <западного> типа и преобладающий в количественном отношении <маргинальный> пояс. Население последнего обычно состоит из бывших сельских жителей, временно или постоянно проживающих вне районов обитания первых двух элементов (подструктур), обслуживающих их. Именно с этим <маргинальным> слоем, составляющим основное население <фавелл!> и <бидонвиллей> - городских трущоб, связаны основные проблемы современных развивающихся городов стран бывшего <третьего мира>. Этот слой отличается, во-первых, тем, что, формально относясь к городскому населению, он в то же время сохраняет нормы демографического поведения, присущие сельским жителям, т.е. он сам является одним из главных источников неконтролируемого роста населения. Во-вторых, в нем отсутствует жесткий социальный контроль, характерный для <традиционного> города. Именно поэтому <маргинальные> слои являются главным источником отклоняющегося поведения.
Советский Союз распался именно в тот момент, когда сложились предпосылки для изучения этносоциальных особенностей процессов урбанизации и на его территории. Актуальность связанных с ними проблем не уменьшилась, однако возможности для исследования - и по политическим, и по экономическим причинам - заметно сократились.
Как было показано в начале данной главы, титульные этносы республик СССР различались по темпам роста и характеру динамики доли городского населения. Менее разработанным оказался вопрос о типах адаптации в среде городского населения. А между тем очень важно знать, например, какие группы - <городские> (профессиональные и деловые) или <традиционные> (родственные и земляческие) - в большей мере определяют поведение индивида.
Можно выдвинуть гипотезу, что влияние традиционных групп на урбанизацию этноса зависит от того, к какому типу цивилизации он принадлежал ранее. Наиболее сильно их влияние сказывается среди земледельческих этносов (грузины, узбеки), а менее существенно - среди народов, недавно начавших урбанизацию, но традиционно занимавшихся скотоводством (киргизы, казахи). Наконец, наименьшим влияние родственных и земляческих связей на формирование городских этнических субкультур было у тех этносов, которые испытывали воздействие европейской системы ценностей и, хотя бы в качестве периферии или частично, но всетаки вошли в европейскую цивилизацию (эстонцы, латыши, отчасти молдаване, украинцы и белорусы западных регионов).
Процессы урбанизации среди народов СССР имели целый ряд специфических черт по сравнению с аналогичными процессами на территории расселения родственных им зарубежных народов. Наиболее ярко эти особенности проявились среди народов Средней Азии и Закавказья. Так, для городов в СССР не было характерно подразделение на три <зоны>. Советские административные центры, как правило, формировались в старой части города, поэтому <старый> и <новый> города как бы сливались. Кроме того, в больших советских городах никогда не было таких <маргинальных> районов, как, скажем, в Дели, Калькутте, Кабуле или Багдаде. Представители титульных этносов обычно расселялись во вполне пристойных кварталах. Некое подобие маргинальных районов возникало в городах в связи со строительством в них больших промышленных объектов. Правда, на стройках и среди персонала самих предприятий преобладали лица <нетитульных> этносов - мигранты, в основном из России. Таким образом, на этносоциальную структуру городов советских республик Средней Азии и Закавказья влияла неоднократно отмечавшаяся в литературе специфика российской колонизации, когда метрополия не столько брала из колоний, сколько отдавала им.
Естественно предположить, что после распада СССР характер урбанизации в среднеазиатских и других республиках будет приближаться к <общемировым стандартам>, что, конечно, не является благом для их населения.
Роль традиционных межличностных связей в структуре городского населения, этнические различия в этих показателях, их динамика в постсоветские времена, сравнительный анализ с зарубежными странами - одна из перспективных тем этносоциологических исследований на ближайшие годы. Данные процессы будут влиять и на демографическое поведение, и на систему ценностных ориентаций.
Одной из особенностей России, впрочем, и СССР тоже, было то, что города почти всегда (за исключением, пожалуй, части русских городов) формировались как многонациональные. Причем <титульные> этносы, составлявшие, как правило, большинство в сельской местности, далеко не на всех этапах урбанизации представляли большинство в городах, особенно в крупнейших. Поэтому даже титульные этносы (не говоря уже об этнических меньшинствах) всегда занимали в городах <своих> республик определенные ниши как в территориальной, так и в отраслевой структуре населения. В особенностях такого распределения также сказывалась специфика российской колонизации.
В крупных городах большой части-регионов Земли территориальная и отраслевая концентрация - это две стороны одной медали. Этнические общности образуют территориальные анклавы и одновременно концентрируются в определенных отраслях городского хозяйства.
Несколько иначе обстояло дело в процессе урбанизации с титульными этносами СССР. В советское время в процессе миграции в города этносы, особенно составлявшие крупные группы в городах (титульные национальности, русские), не формировали четких территориальных анклавов. Так, изучение расселения национальностей в Казани и Таллине с помощью методов <факторной экологии> позволило получить сравнительные результаты по разным республикам''. Анализ показал, что этнический фактор не играет существенной роли во внутригородском расселении. Конечно, существуют отдельные территориальные ячейки, в которых повышена доля представителей той или иной национальности, однако такие ячейки не образуют компактных <кустов>, а рассеяны по всему городскому пространству.
Таким образом, для многонациональных советских городов была характерна <мозаичность> расселения национальностей.
В противоположность этому, факторный анализ западных городов, например Лос-Анджелеса, показал, что этнический состав населения является одним из важнейших факторов дифференциации территориальных ячеек города. В восточных многонациональных городах (Индия, Ближний Восток) концентрация этносов на территории городов еще выше. В тех же советских городах, где крупные этнические анклавы исторически сложились на городских территориях (Тбилиси, Казань и др.), они <размывались> в ходе экстенсивной урбанизации.
Сходным образом изменялось и соотношение национальностей в отраслевой структуре населения. В табл. 5 приводятся значения коэффициента структурного сходства отраслевого состава коренной и русской национальностей в четырех столицах бывших союзных республик. Коэффициент равен О при полном совпадении распределения национальностей по отраслям и 1 - при максимальных различиях'*.
Как видно из таблицы, за годы Советской власти различия отраслевого состава национальностей существенно сократились, однако темпы и характер сближения в городах были неодинаковыми. Например, в Кишиневе, где и в дореволюционные времена различия были сравнительно невелики, они падали быстрыми темпами; в Ташкенте и Тбилиси различия стабилизировались в начале 60-х годов, а в Таллине они возрастали.
Отраслевая структура населения городов в советские годы, в процессе индустриализации практически формировалась заново. Поэтому, строго говоря, этнические диспропорции в отраслевой структуре, сложившиеся к концу 70-х годов, нельзя рассматривать как сохранение диспропорций, существовавших в конце XIX в. Анализ переписей 1979-1989 гг. показал, что все столицы союзных республик в этом отношении можно подразделить на две неравные группы: первая - три столицы (Киев, Минск, Кишинев) с максимальной близостью культуры титульного этноса к русской и незначительной дистанцией отраслевого состава, и вторая - остальные 1 1 столиц. Что касается второй группы, представленной в табл. 5 тремя городами (Ташкент, Тбилиси, Таллин), то в них четко просматриваются следующие закономерные тенденции: во-первых, снижение доли титульных национальностей в сфере материального производства и, наоборот, концентрация их в сферах торговли и обслуживания, науки, культуры, здравоохранения, которые в предперестроечные десятилетия были наиболее престижными отраслями, а во-вторых, снижение привлекательности некоторых отраслей материального производства для представителей титульных этносов, которые сосредоточивались преимущественно на предприятиях легкой, пищевой и полиграфической промышленности, производящих предметы непосредственного потребления людьми.
За 90 лет - период жизни более трех поколений - в России в корне изменилась и отраслевая структура городского населения, и распределение национальностей в ней. Однако столь отдаленное, по масштабам насыщенного событиями XX в., прошлое во многом влияло на процессы урбанизации титульных этносов в XX в. Действовала следующая закономерность: чем выше была степень участия коренных национальностей в таких ключевых для конца XIX в. отраслях, как ремесло, торговля, тем интенсивнее они занимали наиболее престижные позиции в новой отраслевой сетке во второй половине XX в. Например, несмотря на значительное территориальное удаление и различия исторических судеб, по степени вовлеченности в наиболее престижные отрасли титульных этносов выделялись в конце XIX в. и выделяются в конце XX в. Ташкент и Таллин.
Таким образом, формирование городских этнических субкультур - очень медленный и инерционный процесс; зато, сформировавшись, эти субкультуры могут оказывать долгосрочное влияние на судьбы этноса, невзирая ни на какие исторические коллизии. Вот почему этносоциолог, изучающий процессы урбанизации, должен обращать внимание не только на долю городского населения, но и на историю формирования городских групп, их структуру, <укорененность> в городах и т.д.
Процессы урбанизации титульных этносов национальных республик РСФСР отличались от аналогичных процессов в большинстве союзных республик по крайней мере двумя моментами: вопервых, они начались позже; во-вторых, титульные этносы российских республик в основном втягивались в уже сложившиеся города, где преобладало русское население. Исключение составляли лишь поволжские татары и осетины. Русский этнос, в отличие от практически всех нынешних <титульных> этносов республик России, самостоятельно прошел начальные этапы урбанизации. Представители <титульных> этносов субъектов РСФСР и на первом, самом сложном этапе урбанизации участвовали в этом процессе относительно слабо. Однако в 70-80-х годах XX в. среди них начался бурный процесс экстенсивной урбанизации.
От того, как именно, под влиянием каких факторов протекает процесс миграции населения в города, каким образом мигранты <вписываются!> в эти города, как принимает их население городов, во многом зависят не только культура и социальное самочувствие народа, характер межнациональных отношений, но в конечном счете и целостность российского государства.
Массовые миграции в города представителей почти всех этно сов РСФСР начались лишь в 50-60-х годах,