Модель теории аргументации С. Тулмина
Видным теоретиком теории аргументации является Стивен Тулмин (Toulmin 1958;
1975), Для него аргументация предстает в виде живого организма, в котором есть своя
анатомия и своя физиология. Когда аргументация разворачивается во всех деталях, то она
может занимать несколько страниц (в письменном виде) или продолжаться четверть часа (в
устном виде). За это время или на этом пространстве возникают основные этапы,
характеризующие движение аргументации от начальных формулировок нерешенной пробле-
мы до заключительного вывода. Каждый из этих этапов занимает несколько минут или
нескольких разделов. Вместе они составляют самые важные «анатомические» части аргу-
ментации, так сказать, ее «органы». Однако если опуститься на уровень отдельных
предложений, то внутри каждого раздела можно обнаружить более тонкую, «физиологи-
ческую» структуру. Именно к этому уровню применимо понятие логической формы, и
именно здесь можно подтвердить или опровергнуть действенность аргументации (Toulmin
1975: 86).
В книге «Использование аргументов» (The Uses of Argument) С. Тулмин предлагает
модель, отражающую структуру аргументов. Его модель — это описание процедурной
формы аргументов, которая, по С. Тулмину, независима от предмета спора.
Аргументационная модель С. Тулмина (рис. 6) является попыткой представления общей
структуры умозаключения, лежащей в основе множества случаев аргументации.
Позиция A (data) охватывает исходные данные (посылки), из которых на основе
общих правил умозаключения (позиция В) делается вывод (позиция С). На пути от исход-
ных данных (А) до вывода (С) предусмотрена еще одна позиция (с), учитывающая
возможность исключительных обстоятельств, которые могут поставить под сомнение (или
вообще отменить) значимость вывода (С). Существование этой позиции влечет за собой
признание того факта, что вывод сам по себе может быть только «обусловленным выводом»
— независимо от того, заполнена или нет позиция (с) в конкретном акте аргументации.
Именно этим объясняется наличие в схеме на пути от (А) до (В) модификатора (modifier),
который в языке получает свое вербальное выражение в виде таких модальных слов или
выражений, как может быть, вероятно, очевидно; кажется, что..., можно предположить,
что..., я думаю и т. п.
Нагляднее всего действие схемы С. Тулмина можно продемонстрировать на
конкретном примере: (68а) Мать говорит отцу: «Мне кажется, у Анны неприятности в
школе. Она в последнее время возвращается домой в плохом настроении». Модель С.
Тулмина позволяет выявить скрытые стороны речевой коммуникации. В приведенном выше
примере связь двух предложений в реплике отца обеспечивается заменой имени Анна на
местоимение она, а также использованием лексики из одного тематического круга (фрейма,
сценария) — «школа» и «возвращение из школы». Однако дополнительным объединяющим
фактором является то обстоятельство, что оба предложения (высказывания) могут
интерпретироваться как составные части не полностью вербализованного акта
коммуникации.
Восстановим полную схему вербализации: (686) В последнее время Анна
возвращается домой в плохом настроении. Обычно плохое настроение связано с какими-
либо неприятностями в жизни. Так как Анна возвращается домой из школы, то источник
неприятностей может находиться там. В школе с ребенком могут произойти самые разные
вещи, в том числе и неприятные. Поэтому можно предположить, что плохое настроение
Анны связано со школой.
Заполнение всех приведенных выше позиций приводит к следующей интерпретации
примера (рис. 7 на с. 275).
Целенаправленность процесса умозаключения в модели С. Тулмина не обязательно
совпадает с линейной последовательностью отдельных составных частей в рамках речевой
аргументации. Для обиходных текстов является обычным случаем, когда некоторые
исходные данные и факты (позиция А) подаются вслед за утверждением или констатацией
(позиция С), как это было в рассматриваемом примере. Возможно также то, что
«исключительные обстоятельства» могут быть представлены «задним числом», будучи
инициированы, например, при помощи переспроса.
Позиции (В) и (b) обычно не получают вербального выражения, эти знания
принадлежат к прагматическим пресуппозициям речевой коммуникации. Эти позиции
получают вербальное выражение только в необходимых случаях (при непонимании или при
желании подчеркнуть именно это обстоятельство). Рассмотренный нами пример
приобретает в этом случае следующий вид: (68в) Кажется, у Анны, неприятности в школе
(=С). Дело в том, что в последнее время она возвращается домой в плохом настроении (=А),
а плохое настроение человека всегда связано с неприятностями в жизни (В). Школа
занимает огромное место в жизни ребенка, и неприятности могут исходить именно оттуда
(=Ь). Разве что с ней что-нибудь случается по дороге домой (=с). Ни в чем нельзя быть
уверенным до конца = модификатор).
Модель С. Тулмина помогает установить содержательные взаимосвязи между
отдельными высказываниями. Возникающая Когнитивная структура, как сетка,
накладывается на существующие грамматические зависимости между текстовыми
элементами и способствует укреплению связности и цельности текста. Такое понимание
логических взаимосвязей в тексте похоже на трактовку макроструктур Т. ван Дейком. И в
том, и в другом случае в основе наблюдаемых закономерностей скрываются когнитивные
процессы.
Неориторика X. Перельмана
Профессор Брюссельского университета Хайм Перельман по праву считается одним
из создателей неориторики. Его работы, посвященные решению различных юридических
проблем, привели к выработке основ новой риторики как «логики неформального
суждения» (Perelman 1971: 145-149; 1977; 1980).
В своем подходе к новой риторике X. Перельман отталкивается от идей Аристотеля о
существовании двух типов умозаключений — аналитического и диалектического. Обычная
схема аналитического умозаключения такова: если все А суть В, а все В суть С, то все А
суть С. Эта схема имеет чисто формальную природу, потому что она выполняется
независимо от содержания элементов А, В и С. Кроме того, в ней устанавливается жесткое
отношение между истинностью посылок и истинностью заключения: последнее не может
быть верно, если посылки ложные.
Другая картина складывается, по мнению X. Перельмана, когда мы имеем дело с
диалектическими рассуждениями. Последние являются таковыми (и это признается еще со
времен Аристотеля), когда посылки приняты большинством мнений, т. е. когда они
правдоподобны, но не обязательно истинны. Другими словами, диалектические
умозаключения исходят из посылок, принятых большинством, и имеют целью убедить
аудиторию в необходимости принять то или иное решение, разделить ту или иную точку
зрения. Итак, суждения аналитического характера направлены на выявление истины,
диалектические суждения — на формирование мнения (Безменова 1991: 46-47).
Таким образом, в основе теории аргументации лежит убеждение, а ее предметом
является изучение многочисленных дискурсивных (т. е. посредством рассуждений) приемов,
позволяющих говорящему (оратору) влиять на аудиторию. А. А. Ивин пишет в этой связи:
«Истина и добро могут быть промежуточными целями аргументации, но конечной ее
задачей всегда является убеждение аудитории в справедливости предлагаемого ее вниманию
положения, склонение ее к принятию этого положения и, возможно, к действию,
предполагаемому им» (Ивин 1997: 4).
Многие идеи X. Перельмана изложены в книге «Новая риторика. Трактат об
аргументации», написанной в соавторстве с Люси Олбрехт-Тытека (Perelman, Olbrecht-
Tyteca 1958). В этой работе представлена одна из возможных концепций теории
аргументации, описывающей приемы словесного воздействия на аудиторию.
Основными типами аргументов признаются: 1) квазилогические аргументы, 2)
аргументы, базирующиеся на структуре реальности, и 3) аргументы, способствующие
образованию этой структуры.1
Квазилогическими называются аргументы, приближенные к формальным
доказательствам, т. е. аргументы логической или математической природы.
Квазилогический аргумент отличается от формального вывода тем, что он всегда
предполагает «молчаливое согласие» аудитории с неформальными посылками, которые
единственно обеспечивают его применение. Среди квазиаргументов в теории аргументации
выделяются: противопоставление и несовместимость, идентичность, дефиниция, тавтология,
правило взаимности, переходности, включение и разделение.
Рассмотрим, например, аргументацию путем разделения: некоторому выводу о целом
предшествует размышление автора о каждой из частей данного целого. Можно представить
себе ситуацию, когда адвокат стремится доказать суду невиновность обвиняемого в
убийстве. Он последовательно размышляет о том, что его подзащитный действовал не из-за
ревности, не из-за ненависти, не из-за корысти и т. д., т. е. не имел мотива для убийства.
Рассуждения такого рода напоминают деление целого на части: то, что не содержится ни в
одной из частей, не содержится также в разделенном таким образом целом (Безменова 1991:
55).
Аргументы, основанные на структуре реальности, предполагают обращение к
взаимосвязям между элементами действительности. Среди них рассматриваются отношения
последовательности, сосуществования, символической связи, двойной иерархии и т. п. Для
1 См. примечания П. Б. Паршина к работе (Перельман, Олбрехт-Тытека 1987: 445).
данного типа аргументов важно то, что рассматриваемые связи могут не существовать в
реальности. Все определяет внешняя манифестация этих отношений, вера аудитории в
объективность таких структур или «молчаливое согласие» с оратором об их реальности. Так,
примером двойной иерархии может служить рассуждение, согласно которому из
превосходства Бога над людьми делается вывод о превосходстве Божьего правосудия над
человеческим (Перельман, Олбрехт-Тытека 1987: 231).
Аргументы, способствующие «воссозданию» структуры реальности, предполагают
апелляцию к частному случаю. Частный случай может выполнять при этом самые
различные функции: выступая в качестве примера, он делает возможным обобщение, в
качестве иллюстрации — может подкрепить уже установленное правило, в качестве образца
— побудить к подражанию, а в качестве антиобразца — отвратить от определенного
поведения (там же: 207-223).
4. «Основы теории аргументации» А. А. Ивина
Книга «Основы теории аргументации» известного русского философа А. А. Ивина
является первым отечественным учебником по современной теории аргументации. Автор
рассматривает аргументацию не только как особую технику убеждения, но и как
практическое искусство, предполагающее умение автора (оратора) выбрать из
многочисленных приемов убеждения те, которые необходимы в данной конкретной
ситуации (аудитории) при обсуждении конкретной проблемы.
По словам А. А. Ивина, «аргументация представляет собой речевое действие,
включающее систему утверждений, предназначенных для оправдания или опровержения
какого-либо мнения. Она обращена в первую очередь к разуму человека, который способен,
рассудив, принять или опровергнуть это мнение» (Ивин 1997: 7). Таким образом, теория
аргументации исследует многообразные способы убеждения аудитории с помощью речевого
воздействия.
Искусство аргументации включает многие компоненты, но наиболее важным А. А.
Ивин считает умение рассуждать обоснованно, подкреплять выдвигаемые положения убеди-
тельными аргументами (там же). Обосновать некоторое утверждение — значит привести те
убедительные или достаточные основания, в силу которых оно должно быть принято (там
же: 9).
Все многообразные способы обоснования, обеспечивающие достаточные основания
для принятия утверждения, он делит на абсолютные и сравнительные. Абсолютное обосно-
вание предполагает приведение убедительных, или достаточных, оснований, в силу которых
должно быть принято обосновываемое положение. Сравнительное обоснование — система
убедительных доводов в поддержку того, что лучше принять обосновываемое положение,
чем иное, противопоставляемое ему положение (там же: 10).
А. А. Ивин различает аргументацию эмпирическую, неотъемлемым компонентом
которой является ссылка на опытные данные, и теоретическую, опирающуюся на рассужде-
ние и не пользующуюся ссылками на опыт (там же: 26). При этом эмпирическая
аргументация всегда требует теоретических обобщений. Не эмпирический опыт, а
теоретические рассуждения обычно оказываются решающими при выборе одной из
конкурирующих концепций (там же: 56).
Центральным звеном теории А. А. Ивина, на мой взгляд, будет включение
ценностных рассуждений в общую схему аргументации. Он проводит четкое разграничение
между описательными и оценочными утверждениями. Цель описания — сделать так, чтобы
слова соответствовали миру, цель оценки — сделать так, чтобы мир отвечал словам. Эти две
задачи диаметрально противоположны, они несводимы друг к другу (там же: 160).
Рассмотрим (вслед за А. А. Ивиным и Г. Энскомб) пример различной интерпретации
соответствия между словами и миром. Предположим, что некий покупатель наполняет в
супермаркете свою тележку, ориентируясь на имеющийся у него список. Другой человек,
наблюдающий за ним, составляет список отобранных им предметов. При выходе из
магазина в руках у покупателя и его наблюдателя могут оказаться два одинаковых списка,
имеющих совершенно разные функции. Цель списка покупателя в том, чтобы, так сказать,
приспособить мир к словам; цель списка наблюдателя — привести слова в согласие с
действительностью. Для покупателя отправным пунктом служит список; мир, преоб-
разованный в соответствии с последним, будет позитивно ценным (хорошим). Для
наблюдателя исходным является мир; список, соответствующий ему, будет истинным. Если
покупатель допускает ошибку, для ее исправления он предпринимает предметные действия,
видоизменяя плохой, не отвечающий списку мир. Если ошибается наблюдатель, он вносит
изменения в ложный, не согласующийся с миром список (там же: 159-160). Поэтому
описательные утверждения обосновываются принципиально иначе, чем оценочные
утверждения, и аргументация в поддержку описаний должна быть другой, нежели
аргументация в поддержку оценок (там же: 151).
За оппозицией «описание — оценка» стоит, по мнению А. А. Ивина, оппозиция
«истина — ценность». Утверждение и его объект могут находиться между собой в двух
противоположных отношениях: истинностном и ценностном. В первом случае отправным
пунктом сопоставления является объект, утверждение выступает как его описание и харак-
теризуется с точки зрения истинностных понятий. Во втором случае исходным является
утверждение, функционирующее как оценка, стандарт, план. Соответствие ему объекта ха-
рактеризуется в оценочных понятиях (там же: 158).
Как указывалось выше, истинностный и ценностный подходы имеют
противоположную направленность и уже по этой причине не могут совпадать. В случае
истинностного подхода движение направлено от действительности к мысли. В качестве
исходной точки выступает действительность, и задача заключается в том, чтобы дать ее
адекватное описание. При ценностном подходе движение осуществляется от мысли к
действительности. Исходной точкой является оценка существующего положения дел, и речь
идет о том, чтобы преобразовать его в соответствии с этой оценкой или представить в
абстракции такое преобразование (там же: 161).
Итак, всякий раз, когда объект сопоставляется с мыслью на предмет соответствия ей,
возникает ценностное отношение. Далеко не всегда оно осознается, еще реже, по словам
автора, оно находит выражение в особом высказывании.
Способы выражения оценок в языке чрезвычайно разнообразны. Абсолютные оценки
выражаются, по мнению А. А. Ивина, чаще всего предложениями с оценочными словами
«хорошо», «плохо» и (оценочно) «безразлично». Вместо них могут использоваться слова:
«позитивно ценно», «негативно ценно», «добро», «зло», «благо» и т, п. Сравнительные
оценки (или предпочтения) содержатся в предложениях с оценочными словами «лучше»,
«хуже», «равноценно», «предпочитается» и т. п. В языке для правильного понимания оценок
важную роль играет контекст, в котором они формулируются. В принципе предложение
любой грамматической формы способно в соответствующем контексте выражать оценку.
Автор приходит к выводу, что выделить оценочные утверждения среди других видов
утверждений, опираясь только на грамматические основания, невозможно (там же: 163).
Как описание, так и оценка включает четыре части:
— субъект описания — отдельное лицо или сообщество, дающее описание; субъект
оценки — лицо (или группа лиц), приписывающее ценность некоторому объекту;
— предмет описания — описываемая ситуация; предмет оценки — объект, которому
приписывается ценность, или объекты, ценности которых сопоставляются;
— основание описания — точка зрения, в соответствии с которой производится
описание; основание оценки — явление или предмет, с точки зрения которого производится
оценивание;
— характер описания — указание на истинность или ложность предлагаемого
описания; характер оценки — указание на абсолютность или сравнительность, а также на
квалификацию, даваемую оцениваемому объекту (там же: 163-164).
Не все эти части явно выражаются как в описательном, так и в оценочном
утверждении.
В описательном утверждении, как правило, нет указания на истинность или ложность
предлагаемого описания (характер описания): просто сказать «Трава зеленая» все равно, что
сказать «Истинно, что трава зеленая». Предполагается также, что основания всех
описательных утверждений тождественны: если оцениваться объекты могут с разных пози-
ций, то описываются они всегда с одной и той же точки зрения. Кроме того, предполагается,
что, какому бы субъекту ни принадлежало описание, оно остается одним и тем же. Постулат
тождественности субъектов и оснований предписывает исключать упоминание этих двух
частей из состава описаний. Вместо того чтобы говорить, например, «Для каждого человека
с любой точки зрения истинно, что Земля вращается вокруг Солнца», мы говорим просто:
«Земля вращается вокруг Солнца».
Оценки могут принадлежать разным субъектам, один из которых может оценивать
какое-то состояние как «хорошее», а другой — как «безразличное» или «плохое». Оценки
«Хорошо, что занятия начинаются в 9 часов» и «Плохо, что занятия начинаются в 9 часов»,
принадлежащие двум разным субъектам, не противоречат друг другу. Описания же
«Истинно, что занятия начинаются в 9 часов» и «Ложно, что занятия начинаются в 9 часов»
противоречат друг другу, даже если они принадлежат разным субъектам. Далее, оценки
одного и того же объекта, даваемые одним и тем же субъектом, могут иметь разные
основания. Выражения «Хорошо, что занятия начинаются в 9 часов, потому что у меня весь
день впереди» и «Плохо, что занятия начинаются в 9 часов, потому что я люблю подольше
поспать» (примеры мои. — К. Ф.) не противоречат друг другу, даже если они принадлежат
одному и тому же субъекту. Субъекты и основания разных оценок не могут быть
отождествлены в отличие от описаний.
Сложность проведения различий между описаниями и оценками во многом связана с
тем, что многие языковые выражения имеют описательно-оценочный характер. Нередко
даже с помощью контекста бывает трудно определить, в какой из этих двух
противоположных ролей употребляется выражение. Важно одно: оценочное утверждение не
является ни истинным, ни ложным. Оно стоит, по утверждению А. А. Ивина, «вне категории
истины» (там же: 164-165).