На общую гробницу своего семейства

Мученики, будьте милостивыми сообитателями и в лоно свое примите кровь Григория, Григория и великославной Нонны, — примите соединенных вкупе и благочестием, и священными гробами!

Я, один камень, покрываю двоих знаменитых Григориев, родителя и сына; я, один камень, покрываю два равных светила, двух иереев. А этот камень заключил под собой благорожденную Нонну с великим ее сыном Кесарием. Так разделили они между собой и сыновей и гробы. Но у всех один был путь — в горнее, у всех одна была любовь — к жизни небесной.

Первый Кесарий — общая скорбь, а потом Горгония, потом любезный родитель, и гораздо после матерь — о скорбная рука, о горькие письмена Григориевы! Напишу напоследок и свою смерть.

Навкратию, брату Василия Великого

Однажды Навкратий, погрузившись в речной водоворот, в глубине отпутывал от камня рыболовную сеть, но сети отпутать не мог, а сам удержан ею в водах. Скажи мне, Слово, почему мрежи вместо рыбы уловили рыболова? А я гадаю, что образец чистой жизни — Навкратий извлек для себя из вод и благодать и смерть.

Навкратий кончил жизнь в пучине завистливой реки, запутавшись в веревках погруженной в глубину мрежи. Научись из этого, что смертны забавы сей жизни, из которой исхищен этот молодой, высоко несущийся конь.

Навкратий, запутавшись в веревках рыболовной мрежи, отрешился от уз сей жизни.

Эммелии, матери Св. Василия Великого

Кто бы сказал это? Умерла Эммелия, которая даровала миру свет стольких превосходных чад, и сынов и дщерей, посягших и непосягших, которая одна в человеческом роде была и благочадна и многочадна! Ибо от нее произошли три славных иерея. Сама — супруга иерея, и ближние ее как воинство небесное. Прихожу в изумление, видя многочисленное и знаменитое поколение великой Эммелии — это полное плодоносие ее утробы. Почему если Эммелию назову Христовым стяжанием, благочестивой кровью, то скажу этим не много. Таков корень, такова священная награда твоему благочестию, о исполненная совершенств, то есть честь твоих чад, с которыми ты имела одно стремление!

Макрине, сестре Св. Василия Великого

Я, прах, покрываю собой светоносную деву, если слыхал ты о Макрине, первородной дочери великой Эммелии. Она скрывалась от взоров всех мужчин, а теперь в устах у всякого и всех превосходит славой.

Феосевии, сестре Св. Василия Великого

И ты, Феосевия, дочь славной Эммелии, в точном смысле подружие великого Григория, опора жен благочестивых, покрылась здесь священной землей; от жизни же отрешилась в зрелых летах.

Василию Великому

Прежде думал я, что одно и то же жить телу без души и мне без тебя, возлюбленный Христов служитель, Василий. Но перенес я разлуку и еще жив. Долго ли же медлить? Для чего не исхитишь меня отселе и не введешь с собой в ликостояние блаженных? Не оставь же, не оставь меня! Клянусь могилой, что никогда, если бы и захотел, не забуду о тебе. Вот Григориево слово!

Когда Троица восхитила к себе дух богомудрого Василия, который охотно поспешал отселе, тогда все небесное воинство возрадовалось, видя его шествующим, а всякий город у каппадокиян возрыдал. Скажу еще больше: тогда и великий мир воззвал: «Не стало проповедника, не стало того, кто был узлом, скрепляющим прекрасный мир».

Целый мир — достояние равномощной Троицы — приведен в необыкновенное колебание сопротивными учениями. А уста Василиевы (увы! увы!) заключены молчанием. Пробудись, Василий, и останови бурю своим словом и своими священнодействиями. Ибо ты один показал нам, как жизнь, равную учению, так и учение, равное жизни.

Один Бог, царствующий в горних; и наш век видел одного достойного архиерея. Это ты, Василий, громозвучный вестник истины, светлое око христиан, озаряющее душевными доблестями, великая слава Понта и каппадокиян! Умоляю тебя, и ныне предстательствуй и приноси свои дары за мир.

Здесь кесарийцы положили меня, архиерея, Василия, Василиева сына, Григориева друга. Сердечно любил я Григория: да дарует ему Бог, как благоуспешность во всем другом, так и то, чтобы скорее вступить ему в нашу жизнь. Что пользы, оставаясь долго на земле, истаевать тому, кто ищет небесного дружества?

Немногим дышал ты на земле, но все принес и отдал в дар Христу, и душу, и тело, и слово, и руки, о Василий, великая слава Христова, опора иереев, опора истины, которую ныне всего более стараются рассечь.

Науки! Общая обитель дружбы! Дорогие Афины! Ранние условия вести божественную жизнь! Знайте это, что Василий на небе, чего желал, а Григорий на земле и на устах носит узы.

Светоносный Василий, великая похвала кесарийцев! Твое слово — гром, а жизнь — молния. Но и ты оставил священный престол! Так угодно стало Христу, чтобы как можно скорее присовокупить тебя к сонму небожителей.

Ты изучил все глубины Духа и всю земную мудрость. Ты был живой жертвой.

Восемь лет держал ты бразды богомудрого народа. Это одно мало в делах твоих, Василий.

Радуйся, Василий, хотя ты и разлучен еще со мной! Таково тебе от Григория надгробное писание!

Вот слово, которое любил ты! Воздан тебе, Василий, долг дружбы и дар для нас многоплачевный.

Сию двоенадесятицу надписей возлагает Григорий на прах твой, Василий.

Себе самому

Во–первых, Бог даровал меня молившейся светлой матери; во–вторых, принял от матери как угодный Ему дар; в–третьих, умирающего меня спас пречистой Трапезой; в–четвертых, Слово даровало мне обоюду острое слово; в–пятых, девство приветствовало меня в дружелюбных сновидениях; в–шестых, приносил я единодушные жертвы с Василием; в–седьмых, Жизнеподатель исхитил меня из недр бездны; в–восьмых, очистил Он руки мои болезнями; в–девятых, юнейшему Риму возвратил я, о Царь, Троицу; в–десятых, был поражаем камнями или друзьями.

Эллада моя, и любезная юность, и все, что приобрел я, и сама плоть, как охотно уступили вы Христу! А если и матерняя молитва и рука отцова соделали меня угодным Богу иереем, то чему завидовать? Ты, блаженный Христе, прими меня в лики Свои и даруй славу служителю твоему, Григориеву сыну, Григорию!

Здесь лежит любезный сын Григория и Нонны, служитель Священной Троицы, Григорий, который мудростью уловил мудрость и в юности еще имел одно только богатство — пренебесную надежду.

Еще немного жил ты на земле, но все добровольно принес в дар Христу, а вместе с прочим и крылатое слово. Теперь, как великого иерея, в небесные лики прияло небо тебя, славный Григорий.

С младенчества призывал меня Бог ночными видениями, и я достиг пределов мудрости и плоть и сердце очистил словом, нагим бежал из пламени сего мира, для родителя Григория стал вторым по нем Аароном.

Чудного родителя носил я на себе имя, с ним разделял престол, с ним разделяю и гроб. Вспомни же, друг, о Григории, о том Григории, которого Христос дал матери в дар и в которого ночными видениями влиял Он любовь к мудрости.

Царь мой Христос, для чего Ты опутал меня этими сетями плоти? Для чего ввел меня в эту противоборную жизнь? Произошел я от отца, имевшего богоподобные совершенства, и увидел свет по молитвам матери, которая была не мала пред Богом. Она молилась и с младенчества посвятила меня Богу; горячую же любовь к девственной жизни влияло в меня ночное видение. Так благоволил о мне Христос; а впоследствии обуреваем я был кипящими волнами, стал добычей хищных рук, изнемог телом, встретил

недружелюбных пастырей, испытал невероятное, поглощенный бедствиями, осиротел, лишившись чад. Вот жизнь Григориева! А что будет после, о том попечется Христос Жизнодавец. Напишите сие на камнях.

На расхищающих гробы

Когда тебя, лютый зверь, разоритель гробницы столько великолепной — произведения многих рук, допустило внутрь себя это сокровенное убежище, тогда, скажи мне, что ты увидел там? Не гнилость ли, не черепа ли умерших, не остовы ли людей, некогда существовавших, так как сказывают, что тут были положены супруг и супруга? И не распалась твоя плоть? Но что же ты нашел? Ничего, точно ничего. Впрочем, преступление твое при тебе. Отойди, отойди от меня прочь! Ты будешь наказан за мертвых; не приближайся же к живым; хотя еще и не умерли мы, однако же боимся тебя.

Этого разорителя гробниц, опустошителя могил, который готов все сделать для золота и раскопал сей гроб, отличнейший из всех памятников, — его если убьет кто из обладателей сего гроба, ежели только и здесь обладатели, воздаст тем должное наказание. Но что говорю: убьет? Разве низринет в стремнины. Что говорю: низринет? Разве отсечет ему обе руки. Что говорю: отсечет? Разве труп его оставит без погребения. Тогда только понесет справедливую казнь; впрочем, останется еще ненаказанным за то, что все это делал ради блестящего золота.

Кто ты, идущий к моим костям с землекопателем и с руками, готовыми разорить мой гроб? Увы! Увы!

Несчастный! Ты не хочешь оказать уважения и самой красоте этой гробницы. О, как ты достоин того, чтобы подавили тебя собой обломки этой же гробницы!

Был фригиянин Мидас. Он просил, чтобы все у него обращалось в золото. И он получает просимое, однако же умирает с голода. Правда, что умирает, каким желал, то есть богачом, но все же умирает. О, если бы то же самое постигло и тебя, раскопатель гробов, чтобы все научились уважать гробницы!

Как? И на это наложили вы руки, злодеи? И сюда завлекло вас обманчивое золото? Даже не золото, а только надежда найти золото. Такая страсть — достойное наказание злым!

В этой гробнице нет золота. Если хочешь разбогатеть, сделайся начальником разбойников, — вот самая прибыльная жизнь! Но не трогай мертвых: тебя и самого ожидает какая–нибудь могила.

Обманулся я, ибо, копая эту могилу, думал, что ее уважат смертные. Но они сбежались и ко мне мертвецу, как к богачу, и, поелику не было у меня ничего другого, завладели моим гробом.

Разрывай, разрывай гробницу! Очень знаю, что ты хочешь у мертвого найти золото; но ты себе самому роешь яму, в которую со временем вринет тебя Божие правосудие. Если оно приходит поздно, то с лихвой.

Много потерпела гробница, а больше потерпел тот, кто раскопал ее. Гробница и не чувствует того, что потерпела, а ты, поклонник золота, стал притчей для всех. Если умрешь, тебя не примет могила.

Погибни, погибни у людей, золото, которое научило богатых строить гробницы! Свидетелем сему и эта гробница, не похожая теперь уже и на гробницу. Помогите, люди, иначе кому–нибудь будет худо.

Пусть обратится у тебя в пепел то золото, которое окажется в гробе! Это будет справедливым наказанием тебе, который и в гробах тревожишь давно умерших.

Смотри, кого ты обидел и кого обнажил, раскапывая гробы и перерывая прах? Того, кто не может сказать живым, ни что он терпит, ни много ли у него было золота в гробе.

Какой это Скирон, или Тифей, или исполин приходит грабить мертвых и мою могилу? Что это? Где гнев, карающий раскопателей гробов? Пора уже молниям разить злых.

Помогите, мертвецы! Но какая сила у мертвых? Помогите, соседи! Но кто же иной и погубил меня? Ты медлишь еще, Правосудие? И гробу губитель — золото. Так я буду стоять до последнего огня.

Правосудие, судии, законы, судилище, и вы помогаете злодеям! Иначе этот гроб не был бы разорен неприязненной рукой, которая и у давно умерших требует золота.

Возделанная земля дает плоды, песок — золото, шелковичный червь — тонкие нити, а гробница — прах. Если же у тебя и из костей добывается золото, то не оставляй ни одной кости в земле: пусть из всех течет золото!

Видно, человеку наскучило уже проводить по земле борозды плугом, переплывать море, брать в руки всенизлагающее копье, а только бы с киркой и со свирепым сердцем в груди, входя в гробницы отцов, искать там золота, когда и мою красивую гробницу взрыл какой–то нечестивец ради корысти.

Семь на свете чудес: стены, статуя, сады, пирамиды, храм, еще статуя и гробница. Восьмым же чудом была я — огромная, высокая, далеко вверх возносившаяся с этих утесов гробница. Но, первенствуя по славе у умерших, возбудила теперь ненасытность твоей неистовой руки, человекоубийца.

Было время, что незыблемо стояла я, гробница, многим превышая вершину горы, как издали видный утес, а теперь поколебал меня ради золота домашний зверь, и я потрясена руками соседа.

Кто расхитил эту могилу, которую со всех сторон объемлет собой венец из четырехгранных камней, тот стоит, чтобы его самого заключить в этот памятник и отверстие тотчас заделать над нечестивцем.

Преступное дело видел я на дороге — раскопанную могилу. Всему этому виной коварное золото. Но если и добыл ты себе в ней золото, то нашел худое. А если вышел из могилы ни с чем, то понапрасну умышлял такое нечестивое дело.

Сколько раз сменялась при мне человеческая жизнь! Однако же и я не избегла рук губителя соседа. Не убоявшись ни Бога, ни святости умерших, немилосердно опрокинул он на землю меня, величественно стоявшую здесь гробницу.

Бегите все прочь от этого злодея — опустошителя гробов, когда он так легко разорил такую громаду, а не сам скорее ею раздавлен! Дальше, дальше бегите от него! Этим угодим мы умершим.

Увы! Увы! Смотря на этот высоко воздвигнутый, но уже разрушенный памятник, предвижу близкое бедствие, угрожающее раскопателям гробов и окрестным жителям. Но враг не минует казни, а наше дело — пролить слезы об умерших.

Величествен гроб Мавзолов. Но он в уважении у карян. Там нет руки, разоряющей гробы. А я отличался своим великолепием у каппадокиян, и смотри, что потерпел! Напишите на позорном столпе имя убийцы мертвых.

Под горой стояла стена, и потом она упала; из кучи же лежащих вместе камней, как холм, возвысилась я, гробница. Но что это значило для златолюбцев? Ничто. Они сокрушили меня до основания.

У мертвых и памятники мертвы. А кто воздвигает великолепную гробницу праху, тот пусть и потерпит за сие, потому что этот человек не расхитил бы моего гроба, если бы и с мертвецов не надеялся получить золота.

Какой это памятник и чей? — Не знаю; на столпе не видно надписи, потому что опрокинут он прежде гробницы. А какого времени? — Работа памятника старинная. Скажи же, чья зависть расхитила это? — Злодейские руки соседа. Что хотелось им найти? — Золотую обводку.

Кто ни будет проходить мимо моей гробницы, пусть знает, что потерпел я эту обиду от нового наследника. Хотя у меня не было ни золота, ни серебра, однако же красота этих блещущих сводов подала мысль, что у меня есть и то и другое.

Стань ближе и плачь, смотря на этот памятник умершего. И я был некогда великолепен, а теперь служу памятником на гробе бедняка. Не строй гробницы, другой смертный! Чему быть с ней, кроме того, что будет разорена златолюбивой рукой?

Вечность, заклепы угрюмой смерти, глубины мрачного забвения, мертвецы! Кто и как смел поднять руки на мою гробницу? Как смел? И святость умерших не оберегает их?

Я, гробница, покрываюсь позорными ранами, вся изъязвлена, как человек на губительной битве. Неужели это угодно смертным? И какой противозаконный предлог! Из меня извлекают мертвеца, как будто золото.

Богом, покровителем странников, умоляю всякого, кто проходит мимо моей гробницы, сказать: «Да потерпит то же и сам, кто сделал это!» Не знаю, какого мертвеца заключает в себе гробница, но, возлияв на нее слезы, скажу: да потерпит то же и сам, кто сделал это!

Покинув все, и земные глубины и пределы моря, идешь ко мне, желая найти золото у моего мертвеца. У меня есть мертвое тело и гнев умершего. Кто ни приди, с охотой отдадим это желающему.

Если бы дал я тебе золото один на один, не поберег ли бы ты взятого у меня? А иначе я назвал бы тебя очень злонравным. А если теперь разрываешь могилу, где сокрыт неприкосновенный залог, и делаешь это для золота, то скажи, чего ты достоин.

Зарывай в землю живых, ибо для чего зарывать мертвых? Те достойны могилы, которые попустили так жить тебе — поругателю отшедших и златолюбцу.

И ты, несчастный, теми же дланями дерзновенно будешь принимать таинственную Снедь, теми же руками будешь обнимать Бога, которыми раскопал мою могилу? Неужели праведным нет никакого преимущества, когда и ты избегаешь весов правосудия?

Что это за верность, о любезная земля, когда погубила ты по смерти того мертвеца, которого вверил я твоим недрам? Не земля поколебала меня, но сокрушил злой человек и ради корысти вторгся внутрь меня.

Прежде были два убежища — Бог и мертвец. Но Бог милостив к прибегающим к Нему, а будет ли милостив мертвец — увидит это расхититель гробниц.

Тебя, конечно, будет мучить совесть, а я стану оплакивать умерших, оплакивать злодеяние твоей руки.

Перестаньте строить гробницы, перестаньте скрывать умерших в земной глубине — дайте место расхитителям гробов!

И это хитрая выдумка погребателей — строить такие памятники, чтобы найти златолюбивую руку!

Что тебя, ненасытный, навело на мысль домогаться такой беды для жалкой и непостоянной прибыли?

Не нужны вы больше, столпы и гробницы — памятники мертвых. Не буду уже возвещать об умерших сооружением над ними памятников после того, как сосед разметал мою славную могилу. Ты, любезная земля, принимай от меня мертвецов!

Столпы, каменные в горах могилы — труд исполинов, не истлевающая память умерших! Пусть все это ниспровергнет, всколебавшись, земля и тем поможет моим мертвецам, на которых нападает губительная рука, вооружившись железом.

Когда ты, свирепый титан, раскапывал на горе знаменитую могилу, как осмелился посмотреть на

мертвецов? И когда посмотрел, как наложил руки на кости? Или, может быть, и удержали бы тебя там, если бы можно было тебе иметь одну с ними могилу.

Гробницы, сторожевые башни, горы и мимоходящие, оплачьте мою могилу, оплачьте расхитителя гробов! А ты, эхо, повторяй с окрестных утесов последние слова: «Оплачьте расхитителя гробов!»

Убивайте, расхищайте, злые рабы низкой корысти: никто уже не удержит вашего сребролюбия! Если ради золота и на это отважился ты, злоумышленный злодей, то на все наложишь свою хищническую руку.

Этот человек из пустой надежды раскопал мою дорогую для меня могилу — единственное достояние, оставшееся мне по смерти. И его какой–нибудь злодей пусть убьет своими руками и, убив, бросит вдали от гроба отцов!

Кто разорил мою дорогую для меня гробницу, которая на вершине высокой горы воздымалась, как гора? Золото изострило меч у людей, золото погубило ненасытимого плавателя в волнах весеннего потока; надежда получить золото разорила и меня — огромную и прекрасную гробницу. Для людей несправедливых все ниже золота.

Нередко путник предавал земле занесенное волнами тело мореходца, нередко иной погребал умерщвленного зверем и даже кого сам убил на войне. А я погребен был чужими руками, но сосед раскопал мой гроб.

Какое ты зло, о коварное и немилосердное золото! И на живых и на мертвых заносишь неправедную руку. Кому под сохранение отдал я свой гроб и свои кости, тех–то злодейские руки меня и погубили.

Все кончилось: мы шутим и мертвецами; в живых никакого не стало уже уважения к умершим! Посмотри на этот гроб. Так был прекрасен, составлял чудо для мимоходящих, чудо для окрестных жителей; но надежда получить золото и его погубила.

Где ни умру я, умоляю вас: бросьте тело мое в реку или псам или отдайте в снедь всепоядающему огню. Это лучше, чем гибнуть от златолюбивых рук. А их–то и боюсь, смотря на этот гроб, потерпевший такое разорение.

Когда–то царь Кир, ища золота, открыл одну царскую гробницу и нашел в ней следующую надпись: «Раскрывать гробы — ненасытное дело руки». Так и ты не святыми тоже руками раскрыл этот величественный надгробный памятник.

Кто не добр до живых, тот, может быть, окажет еще помощь умершим. А кто не помогает умершим, тот никогда не поможет неумершим. Так и ты, когда расхитил гробы умерших, никогда уже не прострешь священной руки к неумершим.

Уверяю тебя, что нет у меня ничего: лежу здесь бедный мертвец. Вот и в этом гробе не было золота,

но он раскопан. Златолюбцам все доступно. Беги отсюда, правосудие!

Если такой памятник воздвиг ты умершему, это еще не великое чудо. А если разорил такой памятник, то славен будешь у потомков, а иной причислит тебя к великим злодеям, потому что ниспроверг ты гроб, который приводит в трепет и убийц.

Как на родосцев дождем падало золото, так тебе из могилы приносится железом золото, а с ним и беда. Раскапывай же, раскапывай все могилы; может быть, какая–нибудь из них, обвалившись, задавит и тебя, а тем окажет помощь мертвецам.

Я была гробница, но теперь уже не гробница, а куча камней. Так стало угодно златолюбцам. Где же правосудие?

Увы! Увы! Стал я прахом, но не избежал злодейских рук. Что хуже золота?

Боюсь за человеческий род, если и тебя, гробница, осмелился кто–то непреподобными руками опрокинуть на землю.

Я, гробница, как башня, стояла горе, но человеческие руки сравняли меня с землей. Какой закон позволил это?

Эта обитель принадлежала мне, умершему, но железо проникло и в мою могилу. Пусть и твоим домом овладеет другой!

Заступ нужен на пашне, но прочь от моей могилы, прочь! У меня нет ничего, кроме гневных мертвецов.

Если бы ждал я тебя, ненасытный опустошитель гробов, то здесь висели бы и кол, и колесо.

Для чего ты тревожишь меня — пустой гроб? Одни только кости и прах скрываю в себе для приходящих.

Я, гробница, выше всех гробниц, но и меня наряду с прочими раскрыла рука убийцы! И меня ограбила рука убийцы! Смертные, не стройте больше надгробных памятников и не делайте погребений. Сбирайтесь к мертвым телам, псы! А люди, эти искатели золота, и из праха мертвецов извлекают уже золото.

Один соорудил гробницу, а ты уничтожил ее. Пусть и тебе, если позволено, соорудит один гробницу, а другой опрокинет ее на землю!

И на мертвецов уже наложили руки златолюбцы. Умершие, бегите, если можно, из гробов.

Для чего тревожишь меня? Одни только хрупкие черепа мертвецов заключаю я в себе. Все богатство гробниц — кости.

Беги от демонов, которые здесь поселились! А больше ничего нет во мне, гробнице. Все богатство гробниц — кости.

Если бы целый гроб был золотая обитель, и тогда, златолюбец, не надлежало бы поднимать своей руки на умерших.

Всем владеете вы, живые, а мне, умершему, досталось немного камней, и они для меня дороги. Пощади же мертвецов!

Я не золотая обитель, для чего же опустошают и меня? У меня, гробницы, которую ты тревожишь, все богатство — мертвец.

Я, гробница, была славой окрестных жителей, а теперь стала памятником самой злодейской руки.

Если у тебя слишком златолюбивое сердце, выкапывай

себе золото в другом месте, а у меня нет ничего, кроме перетлевших погребальных одежд.

Не оставляй мертвеца обнаженным напоказ людям, иначе и тебя иной обнажит, а золото по большей части только сонная греза.

Для смертных не довольно стало налагать руку на смертных. Напротив того, спешите вы брать золото и с мертвецов.

Окажите помощь и своим гробницам вы, которые видите этот разоренный памятник. Посмотрите, каков этот расхититель гробов!

Кто меня, с давнего времени закрытого неподвижными камнями, напоказ смертным выставил бедным мертвецом?

Для чего ты, несчастный, разорил мою могилу? Да пресечет Бог и твою жизнь, о златолюбивое чудовище!

Клянусь умершими, клянусь самым тартаром, никогда не обращать благожелательного взора на расхитителя гробов!

Горы и утесы, плачьте над моим гробом, как над одним из товарищей; всякий же камень да падет на того, кто прикоснется к тебе железом!

Был я богат, а теперь нищ; гробница огромна, а золота внутри нет. Пусть знает сие тот, кто готовит поругание неприкосновенному убежищу мертвеца!

Хотя без отдыха будешь до основания раскапывать мое подземное жилище, однако же концом всего этого будет для тебя один труд. У меня нет ничего, кроме костей.

Разоряйте, разоряйте! Гробница много дает золота любителям камней, а все прочее — прах.

Любезная земля, не принимай в свои недра, когда умрет наслаждавшийся выгодами от расхищения гробов!

Приходило железо наругаться надо мной, уже не живым,

и сыскать у меня золото, но нашло нищего мертвеца.

Тартар для некоторых басня, ибо иначе этот человек не открыл бы гроба. О правосудие, как ты медлительно!

О правосудие! Как ты медлительно! И тартар уже не страшен, ибо иначе этот человек не открыл бы гроба.

Том 6