Если монах захочет чего-то неполезного, не будем уступать его своенравию, иначе он мо­жет дойти до того, что будет считать по­лезным приятное, тогда как оно вредно

Если брат настаивает на том, чтобы, например, мыться чаще, чем положено, или, наоборот, совсем не мыться, мы не будем уступать его своенравию. Одно дело — немощь и другое — своенравие. Может быть, я хочу часто мыться, а в этом нет необходимости. На­пример, я просто привык к этому в миру. Или я не хочу мыться, тогда как это необходимо делать ради братьев. В таком случае монастырь не должен мне уступать. Уж лучше тогда мне пойти в мир.

Кроме того, человек получает от купания удоволь­ствие. Предположим, ты вспотел и моешься. Ты это делаешь не столько по необходимости, сколько ради удовольствия. Или на улице жарко, и ты обливаешься холодной водой. Настоящее блаженство! Понятно, что тут купание не телесная необходимость, поэтому и уста­новлено, чтобы игумен судил о том, нуждается кто-то в купании или нет, и существовали правила для братства.

После этого излишне и говорить о том, насколь­ко осторожно и достойно нужно себя вести, когда мы моемся. Недопустимо идти с одеждой в руках, по­казывая таким образом, что ты только что из душа. Нельзя афишировать свои телесные потребности. Я должен вести себя настолько благопристойно и при­лично, чтобы никто, кроме меня самого, не знал, что я помылся. Важно хранить это правило, даже когда мы пользуемся общими душевыми. И конечно, я не стану мыться, если рядом с душевой работают люди. Может быть, я крайне нуждаюсь в том, чтобы именно сейчас помыться, но более вероятно то, что тут действует моя немощь, мирской дух, кроющаяся во мне страсть.

Следующий отрывок свидетельствует о пораз­ительной проницательности блаженного Августина. Он знаток духовной жизни, а потому не может обойти молчанием даже самую малую жизненную ситуацию.

Наконец, если какой-то раб Божий ощутит внутренние боли и скажет об этом, нужно принять его слова с доверием. Если нет уве­ренности в том, что лечение, которое он предпочитает, облегчит боль, следует посо­ветоваться с врачом. (5.6)

Святой Августин говорит здесь не о наружных болезнях, но о той боли, которую человек ощущает в сердце, печени, почках, то есть во внутренних ор­ганах. В словах «внутренние боли» заключен и более глубокий смысл: это и обида, тяжесть, уныние, недо­могание, такое состояние, при котором мне не хочет­ся ни читать, ни молиться. Меня угнетает даже само то место, где я нахожусь, и потому сегодня я крашу комнату в один цвет, завтра — в другой, сегодня сте­лю ковер, завтра мне хочется его убрать, переселиться в другую келью, сходить прогуляться.

Но давайте посмотрим, что такое внутренняя боль в смысле телесной боли. У человека заболело сердце, и он просит какое-то лекарство. Святой Августин со­ветует поверить ему и не сомневаться в его словах: лгать больной не может. Но то, что он не обманывает, не означает, что он прав. Возможно, он верно передает только собственные ощущения. Между тем, боль в же­лудке может возникать не из-за болезни, а совсем по иной причине. Итак, нельзя сомневаться в искренно­сти больного, но при этом нужно помнить, что обычно мы ощущаем то, что нам выгодно. Прежде чем начнет рассуждать ум, сердце уже подсказывает телу ощуще­ния, нужные для того, чтобы исполнилось то или иное наше желание. И потому большинство болезней про­исходят от недугов души: от какого-то желания, вле­чения, неудачи. Почти все проблемы со здоровьем на­прямую связаны с душевными или духовными пробле­мами, чаще всего — с грехом или желанием отстоять свое мнение. Если последить за тем, что и как человек говорит, то можно понять, насколько он здоров или, наоборот, насколько болен. А если он расскажет тебе о своих грехах или ты увидишь, как он смеется, как ве­дет себя с ближними, как отстаивает свои права или же отказывается от них, тогда ты с точностью опреде­лишь его телесные и, тем более, душевные болезни.

«Если нет уверенности в том, что лечение, которое он предпочитает, облегчит боль, следует посовето­ваться с врачом». Представим такую ситуацию. Игу­мен не разрешил мне поехать к больной матери, по­сле чего у меня вдруг разболелся желудок, и я прошу разрешения поехать к врачу. Моя просьба, даже если я этого не понимаю, непосредственно связана с моей матерью. Игумен, как я ожидаю, должен мне сказать: «Тебе все равно ехать в Салоники к врачу, поезжай тог­да и к матери в Кавалу. И чем идти к случайному врачу, сходи лучше к вашему семейному, который знает тебя с детства».

Из слов больного можно понять, что именно помо­жет ему вылечиться. И если ты пренебрежешь тем, что он сам предлагает, тогда он не примет твоего совета. Даже если он послушается и через силу подчинится, ему не станет легче, потому что не будет устранено на­чало болезни, причина, вызвавшая боль.

Вернемся к нашему примеру. У тебя болит желу­док, и я даю тебе маалокс. На какое-то время тебе становится легче, но лишь только ты вспоминаешь, что я не отпустил тебя к матери, боль возобновляется. Почему? Потому что ты сразу внутренне сжимаешь­ся. Если мы не найдем решения, которое подлинно сняло бы проблему, и я буду продолжать давать тебе маалокс, который в данном случае означает уход от действительности, то я тебя искалечу, так что потом у тебя заболят и другие органы. Бывает, что больной ищет простого облегчения боли, неполезного ему, или не хочет поправляться, чувствуя, что для этого он дол­жен отречься от себя. Порой требуется примирить­ся с тем, что ты будешь всю жизнь испытывать боль, а это принять нелегко. Но лишь только ты с этим при­миришься, желудок тут же перестанет тебя беспоко­ить, тогда как, желая избавиться от боли, ты в итоге теряешь и Бога, и свое здоровье. Как правило, чело­век стремится не к выздоровлению, но к облегчению боли, потому что это ему помогает, с одной стороны, остаться при своем, не меняться, а с другой — как-то продолжать жить.

И наконец, если у тебя болит голова, потому что тебе скучно, потому что ты эгоистичен, всем отказы­ваешь и склонен к унынию, то выхода из этой ситуа­ции не найти. Я поручаю тебе послушание секретаря — тебе хочется быть лесником, я тебя назначаю лесни­ком — ты хочешь опять быть секретарем. Единствен­ный выход для тебя — начать мыслить по-другому. Не хочешь? Тогда я, игумен, напрасно с тобой муча­юсь. Чтобы вылечиться, тебе нужно возлюбить духов­ное слово, жить в согласии с волей Божией, изменить образ жизни. Если у тебя нет никакого желания жить по-другому, тогда пей болеутоляющее.

Итак, святой Августин говорит здесь о болезнях внутренних органов, но в основном имеет в виду та­кие болезни, которые имеют душевную или духовную причину. В этом случае игумен может сказать мона­ху: «Брат, ты сам создаешь себе болезнь». Это не обви­нение, но проявление уважения, любви, доверия, это признание того, что у больного есть разум. Тем не ме­нее не всякому можно сказать: «Ты сам виноват, что заболел. Ты сам себя привел в расстройство». Иному если так скажешь, то он потом тебе жизни не даст. Тут нужна большая осторожность.

Тяжелее всего больны те, по словам святителя Ва­силия Великого, кто не признаёт своей болезни и не принимает лекарств. Тот, кто отвергает лекарства, или считает их вредными, или отказывается их при­нимать, недугует в крайней степени — и что с ним де­лать, разве что связать? Но зачем тебе его связывать и наживать неприятности? Хочешь, чтобы он набро­сился на тебя и вырвал тебе глаза? Оставь его, пусть его учит жизнь.

Итак, лучшее, что мы можем сделать, когда боле­ем, — это посмотреть, не виноваты ли мы сами, нет ли у нас какого-то настойчивого желания, которое нуж­но отсечь. При этом, конечно, мы должны смотреть на себя беспристрастно, без самобичевания — ведь само­бичевание означает, что у нас просто нервы не в по­рядке.

Но если, например, я однажды ударился головой и после этого каждую зиму она у меня болит, то я не могу ожидать, чтобы она не болела. Почему бы мне не потерпеть боль? Бог дал мне этот маленький крест, ко­торый может привести меня в рай. Если Бог попустил мне быть слепым, зачем идти к врачу? Если не можешь поднять свой крест, тогда отправляйся к врачу. Врач — прибежище в тех случаях, когда я отвергаю подлинное духовное лечение или когда я настолько немощен, что не могу понести свою болезнь. Но болезнь — это бо­жественное благодеяние, без которого невозможно попасть в рай. Я болен? Значит, я рядом с Царством Небесным. Я здоров? Вероятно, Бог оставил меня или позабыл обо мне по каким-то Ему одному ведомым причинам.

В любом случае, если древние греки не могли представить себе здоровый дух в больном теле, то мы, христиане, не можем быть здравыми пред Богом без телесных недугов. Чем более, день ото дня, обновля­ется душа, тем более ветшает тело, испытывая боль и муку. Болезнь означает, что Сам Бог приближается к нам и заключает нас в Свои объятия. Очень важно иметь духовный взгляд на болезнь.

Все это не означает, что мы призываем пренебре­гать врачами и лекарствами. Тот, кто ими пренебре­гает, всю жизнь будет несчастен и никогда не одолеет свой эгоизм. Если игумен дал тебе лекарство и ты его принял, то все у тебя пройдет. Но если ты откажешься, то почувствуешь себя хуже. Твое отношение к лекар­ствам в данном случае показывает, есть у тебя смире­ние или нет. Смирение привлекает благодать Божию: оно свидетельствует, что ты признаёшь свою немощь, ошибку, грех, который, может быть, в тебе кроется, и тогда на тебя изливается милость Божия. Врач на­ших душ и телес — Христос, не лекарства. Лекарства ценны тем, что нас смиряют, делают способными вме­стить в себя Бога, стать чуткими к Его повелениям. К тому же лекарства дают нам возможность жить, по­тому что умеряют боль. Но если мы с пренебрежени­ем отказываемся от них, то нам будет становиться все хуже и хуже, и виноват в этом будет не игумен или игумения, но мы сами. Конечно, нам будет казать­ся, что виноват игумен, но горькая и суровая правда заключается в том, что причина наших страданий кроется в нашем неправильном отношении к жизни, страстности и эгоизме.

Церковь относится к врачам с почтением и ставит их в ряду самых уважаемых людей: Почитай врача че­стью по надобности в нем, ибо Господь создал его... Го­сподь создал из земли врачевства, и благоразумный че­ловек не будет пренебрегать ими. Если ты презираешь врача и лекарства, то ты неизлечимо болен и душой и телом. Ты не считаешься ни с Богом, ни со Священным Писанием, ни с Церковью. Церковь в особенности ува­жала врачей и всегда признавала лекарства. Мы знаем святых врачей, бессребреников, которые применяли врачебное искусство. Сам Господь — врач душ и телес.

Следовательно, врач в монастыре необходим. Од­нако нужно помнить, что мы обращаемся к врачу пре­жде всего ради братства, чтобы в обители сохраня­лись мир и спокойствие, — а не для того, чтобы просто

получить облегчение. Ведь сама по себе болезнь, те­лесная или душевная, пусть даже возникшая вслед­ствие наших грехов, — это знак того, что Бог любит нас, следит за каждым нашим шагом и желает спасти, лишь бы причиной болезни не были мы сами. Игумен часто понимает, что болезнь для какого-то его духов­ного чада — это залог спасения, и если тот от нее из­бавится, то несомненно погибнет.

Существуют болезни, которые, скажем так, гаран­тируют, что человек в ад не пойдет, — столь огромное воспитательное, преображающее влияние они ока­зывают на душу. И поэтому мы не должны видеть во враче некое орудие для избавления от всего, что нам не нравится и нас тяготит. Справедливо сказано: Тер­пение пусть имеет совершенное действие. Наше тер­пение должно стать совершенным. Если я терпеливо переношу душевную или телесную боль, то тем самым признаю, что Бог праведен.

В баню или в какое-то другое место пусть братья ходят по двое или по трое. Выходя­щий из монастыря не должен сам избирать себе спутников, но пусть идет с теми бра­тьями, которых укажет ему игумен. (5.7)

Если ты идешь мыться в баню, говорит святой (а в те времена мылись и в общественных банях), или еще зачем-то выходишь из монастыря, то должен идти вместе с одним или двумя братьями. Но смотри, не вы­бирай себе спутников сам и не диктуй игумену, с кем тебя послать. Брат, которого ты выберешь по своему желанию, может оказаться хуже самого дьявола, пото­му что ты идешь мыться в бане, а значит, находишься в опасности потерять правильный настрой души. Ты можешь перестать себя уважать и вместе с братом впасть в фамильярность, бесстыдство, шутовство. Во­обще, куда бы ты ни отправился, везде тебя подстере­гает такая опасность, и поэтому иди с тем, кого тебе укажет игумен. Спутник, которого ты сам себе выбе­решь, может привести тебя к душевному разорению: между вами возникнет неподобающая душевная бли­зость, какую не могут иметь между собой люди, близ­кие Богу. Тот, кто близок Богу, должен быть чужд мир­ского духа.

Например, какой-то брат хочет поехать в Метеоры. Он приходит попросить на это благословения, но мыс­ленно уже решил, с кем он поедет. И когда я, как игу­мен, предлагаю ему кого-то другого, он его отвергает. Но ведь мы одно тело, как же можно отвергать брата? Тем самым он удаляется от братства, от Бога, наносит рану телу братства. Если монахи будут так поступать, то братство начнет разлагаться, потом распадаться, и в конечном счете его ожидает смерть. Своим пове­дением такой брат показывает, что едет не святыням поклониться, а получить удовольствие.

Желание выбрать себе спутника говорит также о слабоволии человека. Брат оказался рабом, неволь­ником другого человека. Если бы он был свободен, то мог бы поехать с кем угодно, но он страдает смертель­ной болезнью рабства. А раб не достигнет неба. Если человек делает различие между братьями, то он дол­жен знать, что он нездоров, что он связан по рукам и ногам. Те люди, которые не могут разговаривать, или путешествовать, или спать в одной комнате с любым человеком, — это обойденные судьбой неудачники. Они не желают идти по пути Господню, их жизнь при­земленная, ложная, они вступили на путь зависимо­сти и не собираются оставлять его. Чтобы взойти на небо, нужно быть свободным.

Забота о больных, о выздоравливающих и о тех, кто чувствует какое-то недомогание без горячки, возлагается на одного из бра­тьев. (5.8)

В этом правиле святой Августин разделяет боль­ных на три категории: собственно больных, выздорав­ливающих и недомогающих. Под собственно больным подразумевается человек, который страдает (внутрен­ними или внешними болезнями) и нуждается в особом уходе. Болезнь — это особенно сложный период в жиз­ни человека. Если монастырь позаботится о больном в эти трудные для него дни, то человек снова окажется полезным для всего братства. Если же не позаботит­ся, то он может сильно повредиться, иногда непопра­вимо. Больной очень легко поддается мирскому духу и другим влияниям, оставляющим от его духовной жизни одни руины.

Впрочем, и сам больной должен проявить большое мужество, потому что во время болезни становится очевидным, действительно ли он любит Бога, избрал ли он Царство Небесное или предпочел путь удовлет­ворения своих страстей и телесный покой. Обычно больной ворчлив, требователен, чувствует себя не­счастным. Что бы ты ему ни дал, он недоволен. У него появляются странные предпочтения в еде, как это бы­вает у женщины в положении. Он просит дать ему то, чего он раньше не любил, или то, что невозможно най­ти в монастыре. У больного нет здравого смысла, и ему невозможно объяснить, что его просьба неразумная, немонашеская. После сорока-пятидесяти лет, прове­денных в монастыре, он может попросить даже мяса.

Нам со своей стороны нужно проявить тактич­ность, чуткость и сочувствие, но с крайним благо­разумием и рассудительностью: тот, кто заботится о больном, не должен сам становиться для него ис­кусителем. Пусть больничный брат услуживает боль­ному с рассуждением, обо всем советуясь с игуменом. Пусть следит за собой, чтобы его любовь к больному была серьезной, искренней, без нежностей и сенти­ментальностей, а тем более без ласканий. Отношения между ними должны быть настолько достойными, чтобы поистине Христос был посреди них. В против­ном случае больной станет в десять раз хуже прежне­го, и недуг окажется для его души смертоносным.

Общение с больным требует терпения. И поэто­му заботу о нем, как говорит святой Августин, нужно поручить человеку снисходительному, терпеливому, смиренному, умеющему слушать, потому что, как мы сказали, у больного нет благоразумия. Ему нельзя ска­зать: «То, что ты хочешь, невозможно» или: «Поешь, это очень вкусно, все, кто пробовал, пальчики облизы­вали». Ни один больной не согласится признать, что ведет себя неподобающе и отрекается от монашеского достоинства. Нужно, чтобы болезнь прошла, и тогда, если человек смирится, он это признает. Но очень ча­сто мы оправдываем свое поведение, перекладывая всю вину на других.

Далее святой Августин называет вторую катего­рию больных — выздоравливающие. Им нужно иное питание, иной режим дня, и даже заботиться о них нужно по-другому, чем о только что заболевших, по­тому что у них и запросы иные: они спешат скорей встать на ноги, а это заставляет опасаться, что они перестанут слушаться.

Наконец святой упоминает о тех людях, которые недомогают. Недомогание проявляется в том, что меня клонит ко сну, мне хочется полежать, я чувствую изнеможение и не могу стоять, потому что у меня все болит: голова, кости, поясница. Мне хочется поесть сметанки, попить молочка, мне хочется съесть яйцо, но только чтобы оно было не слишком жидким, с за­пахом, и не слишком крутым, тяжелым для желудка. Подобные состояния — это проявления душевного недуга, вызванные духовными причинами. Этим со­стояниям обычно подвержены те люди, которые про­поведуют, но сами ничего не делают. В результате они теряют время, а потом чувствуют потребность совер­шить что-то великое, чтобы восполнить потерянное. Однако это невозможно, так как надо начинать все сначала. Но начинать с начала им не хочется, и пото­му они принимают грандиозные решения. Например, если они спали до сих пор по десять часов, то сейчас, вместо того чтобы постепенно сокращать время сна до восьми, семи, шести часов, они хотят подражать другим братьям и сразу переходят от десяти часов сна к двум. Они начинают совершать долгие бдения и в конце концов не выдерживают и надрываются.

Кроме того, недомогание обычно испытывают те люди, которые живут расслабленно или требователь­ны к другим и не могут наладить отношений с ближ­ними. К каким бы врачам ты их ни повел, что бы ты для них ни сделал, хотя бы соловьиные язычки им подал, — никакого результата не будет. Они лишь не­сколько смягчатся: убедятся, что в монастыре их лю­бят, делают для них все возможное. Но измениться нужно им самим. Они должны решиться стать про­стыми смертными и впредь подниматься по лестнице постепенно, ступенька за ступенькой, для того чтобы когда-нибудь взойти на высоту чад Божиих, которые трезвятся и бодрствуют.

Люди, страдающие от таких недомоганий, счита­ют себя больными. Значит, и смотреть на них нужно как на больных. Если ты скажешь кому-нибудь из них, что он здоров, он накинется на тебя как лев. А если у него и не хватит на это духу, то все равно однаж­ды настанет такой день, когда он все бросит и уйдет из монастыря. Именно поэтому нужно относиться к недомогающим со всей любовью и нежностью — так, как мы относимся к больным. Пусть у них нет температуры, но иногда для них бывают смертельны и десятые доли градуса.

Заботу о больных всех этих категорий нужно по­ручить, как сказано в правиле, «одному из братьев». Святой Августин возлагает всю заботу о них на одно­го брата, потому что, во-первых, его братство было небольшим, а во-вторых, как правило, очень трудно найти для такого дела подходящего человека. Больные обыкновенно отталкивают того, кто за ними ухажива­ет. Служитель, в данном случае больничный брат, при­носит себя в жертву, но не может угодить им. В конце концов он устает и начинает им резко отвечать, жа­ловаться и добиваться перемены послушания. Уход за больными — это самое трудное послушание.