И человеческой

Г

еронда, что такое справедливость Божественная?
— Справедливость Божественная — это когда ты
делаешь то, что доставляет покой твоему ближне­му. К примеру, если тебе нужно разделить что-то
между собой и ближним, то дай ему не половину того, что имеешь, а столько, сколько он хочет. Спро­си его: «Сколько ты хочешь взять себе? Две с половиной, три части? На, возьми их». Отдавай другому хорошее, а себе оставляй гнилое. Отдавай другому большую часть, а себе оставляй меньшую. Вот представь, что сестра при­носит нам сейчас десять слив. Съев от чревоугодия во­семь слив и оставив тебе две, я поступлю с тобой не­справедливо. Сказав: «Поскольку нас двое, то я съем пять, а пять останутся тебе», я поступлю по человеческой справедливости. А если, увидев, что сливы пришлись тебе по вкусу, я съем только одну и скажу тебе: «Окажи лю­бовь, доешь остальные, а то мне они не очень нравятся, да к тому же у меня от них болит живот», это будет справедливостью Божественной.

— То есть в чем заключается человеческая справед­ливость?

112О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

— Человеческая справедливость заключается в том, что, когда тебе нужно, к примеру, с кем-нибудь поде­литься, ты одну половину даешь ему, а другую оставля­ешь себе.

— Геронда, а какое место человеческая справедли­вость занимает в духовной жизни?

— Человеческая справедливость предназначена не для людей духовных, но для того, чтобы служить тормозом для людей мира сего. Если духовный человек возлагает на­дежду на человеческую справедливость, то он глуп, пото­му что в сравнении со справедливостью Божественной человеческая равна нулю. Но даже и человек мирской, до­бившись чего-то в этой жизни, применяя человеческую справедливость, не будет иметь подлинной радости и ду­шевного покоя.

Допустим, два брата владеют участком земли пло­щадью десять стремм¹. По человеческой справедливости каждый из них должен взять себе по пять стремм, но по справедливости Божественной каждый должен взять столь­ко, сколько ему необходимо. То есть, если у одного брата семь душ детей, а у другого только двое или если один по­лучает высокую зарплату, а другой низкую, то большую часть земли следует взять тому, кто испытывает большую нужду. Если в этом случае второй брат возьмет себе столь­ко же, сколько и первый, — это будет несправедливо. Од­нако человек мирской не принимает во внимание того, что его брат едва сводит концы с концами. Не мысля духовно, такой человек не понимает, что разделить имение так, как собирается сделать он, будет несправедливостью. «Тебе сле­дует объяснить своим домочадцам, что твой брат нуждает­ся, чтобы они согласились с тем, что большую часть ты отдашь ему», — говоришь такому человеку. А в ответ слы­шишь: «Почему? Ведь [разделив имение пополам] я вовсе не поступаю по отношению к нему несправедливо».

¹ Стремма — мера площади, равная 1000 м² . — Прим. пер.

О справедливости Божественной и человеческой113

Однако если бы говорящий так был духовным человеком, то, даже несмотря на сопротивление жены и детей, ему следовало бы убедить их принять то, что согласится дать им испытывающий нужду брат. Если бы нуждающийся брат сказал: «Ты возьмешь себе одну стремму», то другому следовало бы взять себе одну и не сказать ни слова, чтобы брат, взявший себе большую долю, чувствовал себя свобод­но. Как ни взгляни, но самый справедливый раздел совер­шается по Евангелию.

Меня поражает великодушие Авраама. Когда пастухи Лота и Авраама стали ссориться из-за пастбищ, Авраам по­шел к Лоту и сказал: «Негоже нам с тобой ссориться, ведь мы родственники. Какая сторона тебе больше по сердцу? Хочешь пойти направо или налево?». Лот хоть и отчасти, но поступил из человеческих побуждений, он выбрал Содом и Гоморру, потому что там были зеленые луга, хорошие паст­бища для скота². И какого же лиха ему потом довелось там хлебнуть! А Авраам, движимый Божественной справедли­востью, желал доставить радость Лоту. То, что Лот поселил­ся в лучшем месте, даже принесло Аврааму радость.

Правосудие Божие

— Геронда, что такое правосудие Божие?

— Правосудие Божие — это долготерпение, которое имеет в себе также смирение и любовь. Бог весьма спра­ведлив, но Он и весьма сострадателен³, и Его сострада­ние побеждает Его справедливость. Чтобы тебе было по­нятно, приведу такой пример: если человеку никогда не представлялось благоприятной возможности услышать о Боге, то Бог будет судить его не в соответствии с тем со­стоянием, в котором он находится, но в соответствии

² См. Быт. 13, 1-13.

³ Греч. — слав. «многоблагоутробный». — Прим. пер.

114О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

с тем состоянием, в котором он находился бы, если бы Его познал. Ведь в противном случае Бог не был бы спра­ведлив. У Божественной справедливости свои математи­ческие законы: иногда один плюс один равняется двум, а иногда — двум миллионам.

— Геронда, а каким образом Божественная справед­ливость исполняется над человеком, совершающим ка­кую-то погрешность?

— Человеческая справедливость говорит. «Ты совершил погрешность и должен быть наказан», а справедливость Бо­жественная: «Ты признаешь свою ошибку и раскаиваешь­ся? Получаешь прощение». Погляди, ведь если человек, совершивший преступление, искренне кается и сам созна­ется в содеянном — хотя на него еще не пало и малейшее подозрение, — то даже человеческий закон относится к не­му снисходительно. И если такой человек снисходительно судится даже людьми, то насколько больше снисхождения оказывает ему Бог— праведный и сострадательный Судия.

Все мы находимся в руках Божиих. Бог наблюдает за нами и видит доподлинно все, Ему открыто сердце каж­дого человека. Он не будет к нам несправедлив. Посколь­ку есть Божественная справедливость, Божественное воз­даяние и — что важнее всего — поскольку Бог нас любит, то все доброе, что делает человек, не пропадает зря. По­этому тот, кто стремится к справедливому отношению людей, — человек никчемный, совершенно недоразвитый.

Я заметил, что если человек, с которым поступили несправедливо, относится к происшедшему так, как этого требует Божественная правда, то Бог оправдывает его еще в этой жизни. Помню, как после войны к нам в часть при­ехал генерал вручать ордена. Меня в тот день не было. Ког­да генерал выкрикнул мою фамилию, из строя вышел один мой сослуживец, родом из Фессалии, и получил награду, которая предназначалась мне. Другие солдаты промолчали, потому что в те времена за такой обман в армии сажали

О справедливости Божественной и человеческой113

в тюрьму. А когда генерал уехал, тот солдат спрятался в страхе, что остальные изобьют его до полусмерти. И ко мне, когда я вернулся в часть, он боялся подойти. Ходил, ходил кругами и наконец сказал: «Прости меня, я сделал то-то и то-то». — «Ну и правильно сделал, что взял этот орден! — ответил ему я. — Что бы я с ним делал?» Потом он надевал этот орден на парады. А сорок лет спустя сю­да в монастырь приехал командующий Первой Армией из Фессалии и привез мне награду — орден Александра Ма­кедонского. Увидев его, я не мог сдержать улыбки. Сорок лет спустя! И меня поразило то, что маршал приехал из Фессалии — с родины того солдата, который получил тог­да мою награду. Видите, как бывает! Если же мы стремим­ся к тому, чтобы с нами поступили по справедливости, то, в конечном итоге, теряем и то, к чему стремимся здесь, и то, что Христос готовит нам в жизни вечной за то, что мы претерпели несправедливость. То есть из-за никчемных ве­щей мы теряем самое главное, вечное. Ведь так или иначе все земное никчемно. Зачем же оно нам нужно?

То, на что монах имеет право, Христос сберегает для жизни иной

— Геронда, что значит «иметь право» на что-либо?

— «Иметь право» — это мирская логика. Чем больше в человеке мирского, тем больше «прав» он имеет. Чем больше в нем духовного, тем меньшими он обладает пра­вами. Особенно монах — у него есть одни лишь обязан­ности, он не имеет права ни на что. Я хочу сказать, что монах не должен иметь ни к кому никаких притязаний. Ради Христовой любви монах отказался от всего, поэтому, если он стремится иметь в этой жизни какие-то права, это полная ошибка. Ведя себя таким образом, монах ос­корбляет Христа, оскорбляет монашество. Люди мира се­го «имеют право» на многое — на то они и мирские Но

116О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

то, на что имеет право монах — да и просто человек ду­ховный, — сберегает для будущей жизни Христос.

Тенденция «имею право» видна сегодня не только почти во всей [мирской] молодежи, но и среди молодых монахов. Некоторые из них не знают ни того, зачем они стали монахами, ни того, что такое монашество вообще. Поэтому они и носят в себе это «имею право», облада­ют мирским духом, [духовно] необъяснимой логикой, че­ловеческой справедливостью — по отношению ко всему. Эта человеческая справедливость, начавшаяся с европей­ского духа, проникла уже и в монашество.

В нынешнюю эпоху в монашестве нередко можно встретить такой дух: «Я не делаю своему ближнему ника­ких неприятностей и не хочу, чтобы он доставлял не­приятности мне. Я ведь его не обижаю, у меня все в по­рядке». Или как говорят некоторые монахи: «Я свою ра­боту сделал: где должен был помочь — помог, все, что на­до было закончить,— закончил. У меня все в порядке. А что другая работа? Она не моя. Я ухожу — иду в келью совершать свое монашеское правило». Такие люди не за­думываются о том, что их брат немощен или у него болит голова, и поэтому он не может выполнить какую-то рабо­ту или же работает меньше, потому что был на всенощ­ном бдении и вернулся сильно уставшим. Или же говорят так: «Это моя порция пищи. Я имею на нее право», не ду­мая о том, что их ближний более слаб или же его орга­низм потребляет больше энергии и он нуждается в уси­ленном питании. В результате всего этого, [телесно] нахо­дясь в духовной среде, они доходят до того, что имеют мирской образ мышления и становятся безупречными людьми… мира сего. Знаете, каково видеть людей духов­ных, но относящихся ко всему по-мирски? То есть я за­метил, что многие из монахов — кто больше, кто мень­ше,— постясь, молясь, ходя на службу, исполняя положен­ное послушание, нося монашеские одежды, живя по мо-

О справедливости Божественной и человеческой117

нашескому распорядку, относятся ко всему не духовно, а по-мирски. Они следят, как бы им не сказали обидного слова, как бы к ним не отнеслись несправедливо. То есть эти монахи находятся в рамках мирской справедливости, а некоторые не дорастают даже до нее. И вот попробуй-ка теперь прийти с ними к духовному взаимопониманию! Эти монахи стараются устроить все так, чтобы в будущем облегчить Христу бухгалтерские расчеты с собой [чтобы Он не остался у них в долгу]! Притом, что Христос смот­рит на степень несправедливости, которую претерпевает каждый человек, и на степень его жертвенности для того, чтобы воздать ему соответствующую мзду, эти люди жела­ют сами произвести [для Христа] расчеты [своих заслуг].

Я возмущен вообще тем образом мыслей, который вижу у некоторых современных монахов. Ну совершенно человеческая справедливость! Однако как человеческая справедливость укладывается в жизнь духовную? На чело­веческой правде далеко не уедешь, даже в жизни мир­ской — что уж говорить о жизни духовной! Когда я жил в общежительном монастыре, все тамошние насельники то и дело старались пойти на какую-нибудь жертву. Этот дух царил везде: за работой, на трапезе. Думали сначала о своем ближнем и поэтому жили, словно в Раю. К приме­ру, сидя за трапезой, монах старался съесть поменьше, чтобы другому досталось побольше. Даже если сам он не отличался богатырским здоровьем, то не придавал этому значения. Такого монаха не заботило, здоров или немо­щен его ближний. Монах [просто] жертвовал собой. Он не пользовался даже своей способностью к суждению и не говорил: «Если брат съест больше нормы, ему это повре­дит». Однако с той самой минуты, когда монаха начина­ет заботить то, как бы его не обидели, как бы ему не пе­ретрудиться, как бы не пропал его труд, — он словно пе­рестает верить в то, что есть Бог, что существует жизнь иная, что каждого ждет грядущий Суд и божественное

118 О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

воздаяние. Да хотя бы он потрудился немного больше [других] — этот труд тоже не будет напрасным. Напрас­ным бывает лишь труд животных. Но даже и эти несча­стные создания жертвуют собой ради нас! И это несмот­ря на то, что мучаются они по нашей вине. Ведь после преступления праотцев природа стонет вместе с челове­ком, сострадает ему. Как это страшно! Посмотрите, как мучаются дикие животные, которых ранят охотники! Ис­калеченные, с поломанными ногами, они не могут убе­жать от крупных хищных зверей, которые их терзают и пожирают. И при этом несчастные не имеют ни малей­шего воздаяния! Если человек не понимает этого, то он не человек. Бог дал ему разум как раз для этого: чтобы он со­вершал им правильную работу и находил свой путь, Я го­ворю сейчас не о том, чтобы вы выжимали из себя пос­ледние соки, но о том, чтобы вы имели любочестие.

— То есть, Геронда, Вы хотите, чтобы наши сердца трепетали от горячего желания принести ближнему об­легчение и успокоение...

— Да, потому что, стараясь облегчить участь ближне­го, доставить ему покой и при этом всецело предавая се­бя в руки Божии, ты не выбиваешься из сил. Но вот ес­ли, выбившись из сил, ты скажешь об этом [другим], то все твои труды идут насмарку. Что, думаешь, Христос наградит тебя за то, что ты жалуешься на свою горькую участь? [Если и «наградит», то] разве что оплеухой.

Насколько возможно, старайтесь совершать ту работу, о которой я говорю. Это и есть то духовное делание, ко­торым вы должны заниматься. Для того, кто не соверша­ет этого делания, не будет пользы даже от аскетических подвигов, потому что его радиостанция работает не на той частоте, что радиостанция Бога. А коли так, то и все ос­тальное идет насмарку: и поклоны, и посты... Я не говорю, что всего этого делать не нужно, но не следует думать, что, если мы выполняем все эти подвиги, у нас все в порядке.

О справедливости Божественной и человеческой 119

Люди создали себе другое «евангелие»

— Геронда, в каком случае человек может называть­ся справедливым?

— С мирской точки зрения, справедлив тот человек, суждение которого основано на человеческой справедли­вости. Однако совершенен человек, который справедлив не по [законам] человеческой справедливости, но по Бо­жественной правде. В этом случае его благословляет Бог. Никогда не примешивая к своим действиям своего «я» и собственной выгоды, я, можно сказать, вынуждаю Бо­га ниспослать мне Божественную Благодать.

Любая, даже самая совершенная человеческая правда всегда имеет в себе человеческие начала. И пока в челове­ке духовном жива правда человеческая, Дух старается ис­торгнуть из него эту правду — как чужеродное тело, а че­ловек бьется, то побеждая, то побеждаясь, и душевно вы­бивается из сил. Однако, стяжав Божественную правду, че­ловек очищается⁴ и приемлет Божественное просвещение.

— Геронда, если я скажу человеку, который утвержда­ет, что его несправедливо обидели, о том, что существует Божественная справедливость, помогут ли ему эти слова?

— Нет, лучше скажи ему так: «Взгляни на происходя­щее духовно, как заповедует Евангелие». Ведь если ты ска­жешь ему о том, что существует Божественная справедли­вость, то он и вправду поверит, что другие его обидели, тогда как на самом деле, возможно, он сам обидел их.

Нет, правда, у меня болит душа. Я был знаком с чело­веком, который регулярно ходил в храм, постился, выпол­нял другие положенные христианину действия и думал о себе, что живет духовно. Притом, что у него было пять квартир, две зарплаты и ни одного ребенка, он не давал бедным ни драхмы милостыни. «Ну ладно,— сказал я

⁴ Очищать, дистиллиро­вать; прочищать, процеживать; становиться прозрачным. — Прим. пер.

120О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

ему,— ведь у тебя столько неимущих родственников. Поче­му же ты не поможешь им? Что ты будешь делать с такой уймой денег? Раздай их вдовам, сиротам...» И знаете, что он мне на это ответил? «Так что же, — говорит, — раз моя сестра вдова, то получается, я не должен брать с нее денег за квартиру?» Когда я это услышал, у меня кровь прихлы­нула к голове! Вот она — правда мира сего! «Раз дети, ко­торым нечего есть, не мои, а чужие, — думает человек такого склада, — то я за них ответственности не несу. Я ни­кого не обижаю. Да Боже меня упаси, чтобы я кого-то оби­дел!» Такие люди находят способ успокаивать свой помысл, однако они не имеют настоящего успокоения. Руководству­ясь человеческой логикой, мирской справедливостью, эти люди остаются равнодушными — в то время как на их гла­зах творится что-то серьезное [требующее их участия]. Как же они почувствуют после этого что-то духовное? Есть лю­ди, которые могут пожертвовать кому-то целый дом, но в то же время, если кто-то задолжает им плату за квартиру, они подают на него в суд. Как вы это можете объяснить?

— Геронда, это объясняется правдой человеческой?

— Это даже и не правда человеческая. У таких лю­дей и человеческой-то правды — кот наплакал. С одной стороны, жертвуют кому-то сто тысяч драхм, а с дру­гой — из-за тысячи драхм торгуются с таксистом и та­щат его в полицию. Ну как вы это объясните?

— Может быть, Геронда, у них не все в порядке с го­ловой?

— Нет, с головой у них как раз все в порядке.

— Может быть, Геронда, они дают милостыню с гор­достью, чтобы испытать от этого удовлетворение собой?

— Ага, вот в этом-то все и дело! Они жертвуют мно­го с гордостью и делают это не во славу Божию, а для того, чтобы прославиться самим. Такие люди могут по­жертвовать другим даже все, что у них есть, однако люб­ви они не имеют.

О справедливости Божественной и человеческой121

Сегодня [среди людей] есть некий порочный дух. Да­же духовные люди стремятся к юридической справедли­вости и при этом еще утверждают, что веруют в Бога. «Ты имеешь право на то, я имею право на се...» О, если бы сре­ди людей не было этого «евангелия здравого смысла», чу­довищного «здравого смысла»! «Пусть меня не считают за дурачка», — говорят такие люди. Вы знаете, что христи-а-не доходят до того, что подают [друг на друга] в суд? Они не должны были бы обращаться в суд, даже если бы прав­да была на их стороне, — тем паче, если они не правы! Вот поэтому некоторые и теряют веру — по вине таких христиан. Люди видят, что кто-то ни в церковь не ходит, ни бдений не совершает, а, тем не менее, не доходит до такого, как какой-нибудь христианин, который посещает храм, бывает на всенощных бдениях, совершает все, что положено, и при этом тащит в суд какого-нибудь бедня­ка за то, что тот должен ему немного денег. И делает это только и только для того, чтобы «отстоять свои права». Я спросил одного человека, который собирался подать в суд на того, кто задолжал ему некую сумму: «Ты что, терпишь нужду? Или у тебя больше детей [чем у твоего должника]? Или, может быть, твоя жена настаивает на том, чтобы ты подавал в суд, и поэтому ты находишься в затруднитель­ном положении?» — «Нет, — отвечает, — я делаю это для того, чтобы добиться справедливости».

Что тут скажешь! Конечно, сыграло свою роль и то воспитание, которое некоторые получили в детстве в оп­ределенных околоцерковных кругах. Вот уже много лет у меня из памяти не выходит такой случай. В одном Доме ребенка несли послушание сестер милосердия девушки из одного христианского сестричества, в котором давали обет не выходить замуж. Как-то один малыш заболел, и ему понадобилось сделать обследование, связанное с ра­диационным облучением. Врач попросил сестер прийти ему помочь, однако ни одна из сестричества даже не

122О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

пошелохнулась — побоялись радиации. Но начнем с того, что раз они дали обет не выходить замуж, то вопрос во­обще не требовал обсуждения. Если бы они собирались за­муж, то еще ладно, страх был бы как-то оправдан. Но ведь они были людьми духовными, и поэтому им следовало проявить жертвенность даже в том случае, если бы они собирались создавать семьи. Было бы [духовно] правильно, если бы эти сестры поругались, отстаивая свое право по­жертвовать собой. Но тогда дело кончилось тем, что на по­мощь врачу поспешила другая медсестра — не из сестричества. Эта девушка не только не жила жизнью духовной, но и собиралась замуж, однако ей стало жаль малыша.

И хуже всего то, что таких людей не мучает совесть за подобное, поскольку они говорят «Все это [само­пожертвование] не для нас. Мы живем для духовных за­нятий». У них может даже возникнуть и такой помысл: «Ну что же: кому-то по душе жертвовать собой, а мне вот больше нравится спокойная безмятежная жизнь...» Иногда они даже могут осуждать того, кто приносит се­бя в жертву, и говорить, что он не достиг духовного со­стояния. Но Христос почивает там, где благородство и ве­ликодушие, там, где дух жертвенности, неброскость и желание оставаться в безвестности.

— Геронда, если видишь человека в затруднительном положении, то разве не нужно спешить ему на по­мощь — независимо от того, устал ли ты сам или болен?

— Да, конечно! Но, знаете, я заметил, что многие ду­ховные люди взрастили в себе мирское мудрование. Они создали свое собственное мирское «евангелие» — «еван­гелие», сшитое по их меркам. «Христианин, — говорят такие люди, — должен иметь чувство собственного до­стоинства, ему нельзя ударить в грязь лицом, нельзя по­казаться дурачком». То есть такие люди ко всему отно­сятся с мирской логикой и правдой. «Я имею на это право! — говорит такой человек. — Я его не обижаю и

О справедливости Божественной и человеческой123

не хочу, чтобы он обижал меня!» И при этом помысл ус­покаивает его тем, что он прав. В таком человеке видны все проявления правды мирской. Любочестия у него нет, жертвенности у него нет — ничего у него нет. Он создал свое собственное «евангелие» и не имеет с Богом ни ма­лейшего родства. Э, ну так разве может его после всего этого осенить Божественная Благодать?

Когда я служил в армии, один радист с военного аэро­дрома приходил к нам в часть за позывными⁵, и мы с ним общались. В миру он получил богословское образование, а в части даже произносил [перед сослуживцами] проповеди. Однако все звали его «Иезуит»⁶, потому что он не только ни в чем не жертвовал собой, но не хотел просто помочь другому даже малостью. Иногда я его просил: «Ты ведь все равно идешь на аэродром, будь добр, захвати вот эти по­зывные для такого-то радиста». Но он ни в какую не со­глашался. «Нет, — говорил, — я ходил за своими позывны­ми, а он пусть идет за своими». Он успокаивал свой помысл тем, что не поступает в отношении другого несправедливо. Но ведь Христос говорит, что надо идти с кем-то два по­прища, если тебя не просто просят, но и принуждают к то­му, чтобы пройти одно⁷. Он не говорит. «Если кто-то прос­то попросит у тебя рубашку, то отдай ему и верхнюю одежду», но заповедует: «Кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, то отдай ему и верхнюю одежду» ⁸. Христос дает нам такую заповедь, а человек, считающий се­бя духовным, говорит: «Я сходил за своими, а он пусть идет

⁵ В армии Старец был радистом.

⁶ Иезуиты — основанный Игнатием Лойолой в XVI веке католи­ческий монашеский орден, известный суровой внутренней дисцип­линой и использованием крайних средств для достижения своих це­лей. В переносном смысле иезуитами называют людей, строго со­блюдающих правила формального благочестия, но не имеющих при
этом соответствующего внутреннего состояния.

⁷ Ср. Мф. 5, 41.

⁸ Ср. Мф. 5, 40.

124О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

за своими»? То есть он все равно что говорит: «Нашли ду­рачка! Меня просят об одной версте, а я что, должен идти целых две?» Ну так что же, как после этого Благодать Бо­жия приблизится к такому человеку? А вот если кто-то [действительно] применяет к себе эту евангельскую запо­ведь и, в то время как его принуждают пройти одно по­прище, идет больше, то потом начинает работать Христос. И тот, кто заставлял этого человека идти [вместе с ним], духовно изменяется и с удивлением чешет в затылке: "Ну, –говорит, — дела! Я-то его припряг только на одну версту, а он гляди в какую даль унесся! Вот это доброта!»

Если бы у Христа была та мирская логика, которая присутствует сегодня у многих «духовных» людей, то Он не оставил бы Своего Небесного Престола, чтобы сни­зойти на землю, пострадать и претерпеть распятие от нас — окаянных людей. Однако в этом — по челове­честву — «неуспехе» Христа была сокрыта тайна спасе­ния всех людей. Ведь чего только Он не перенес ради на­шего спасения! Он умалил Себя до такой степени, что люди заушали Его и говорили: «Прореки, кто ударил Тебя?» То есть евреи нашли себе забаву, издеваясь над Христом! Знаешь, как мне было горько, когда, будучи ма­леньким, я видел, как другие ребята играют в чижа? И евреи затеяли ту же игру... со Христом! «Прорцы, кто есть ударей Тя?»⁹ О, как это страшно! А мы стремимся к христианству без распятия, к «христианству сиюминут­ного воскресения». Мы переделываем христианство, мо­нашество так, как нам хочется. Мы не желаем ни в чем себя ограничивать.

Однако, для того чтобы пережить сверхъестествен­ное, мы должны жить сверх естества.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

О ГРЕХЕ И ПОКАЯНИИ

«Настоящее покаяние состоит в том,

чтобы сперва» осознав свой проступок,

человек почувствовал боль,

попросил у Бога прощения

и уже после этого поисповедовался.

Таким образом приходит

божественное утешение. Поэтому я

всегда советую людям каяться и

исповедоваться. Только исповедоваться

я не советую им никогда»

⁹ Лк. 22, 64.