Протоиерей Артемий Владимиров, настоятель храма Всех Святых в Красном Селе бывшего Ново-Алексеевского женского монастыря, преподаватель ПСТГУ, член Союза писателей России

Отец Даниил — очень яркий свя­щенник. Он промелькнул между нами, пастырями Мо­сквы, как комета. Он был подобен осенней звезде, рассек­шей горизонт, которая, появившись, мгновенно скрылась, но оставила после себя световую траекторию...

Будучи молодым иереем, я часто посещал многодет­ную семью Сысоевых. Приятно было проводить у них время, хотя бы часок-другой. Даниил, старший из мальчиков, тог­да заканчивал школу. Мы общались с родителем Алексием, художником и директором Радонежской гимназии, высоким романтиком и просто очень добрым человеком. Мама буду­щего священника — хлопотливая, заботливая, мягкосердеч­ная. .. Подвижные, веселые и шумные дети, расположенные к шалостям и серьезным творческим трудам.

С отцом Даниилом мы впоследствии встречались «редко, но метко». Помню его радостную улыбку при на­шей совершенно неожиданной встрече в Шарм-эль-Шейхе, курорте на Красном море. Столкнулись мы в мусульман­ском городке, наполненном мужчинами-торговцами, оде­тыми в бежевые и светло-зеленые длиннополые платья. Эти одежды были совершенно схожи с подрясниками, которые в России носит православное духовенство. Всег­да общительный, отец Даниил сообщил с улыбкой во весь рот, что купил уже два «подрясника» у мусульман с наме­рением опробовать обнову на Родине. Затем, с присущей ему милой открытостью, готовый поделиться новостями, тотчас присоветовал рыбный ресторанчик, где можно было поесть вкусно и дешево. Матушка Юлия в подтверждение слов мужа скромно кивала головой и улыбалась. Я запом­нил тогда его удивительно добрые глаза, лучившиеся радо­стью о Господе. «Вот таким и должен быть православный батюшка», — подумалось мне тогда. Плохо, когда мы, свя­щенники, выглядим озабоченными, хмурыми, когда про­являем душевную скупость, встречаясь с людьми, хотя бы и на минуту.

Вспоминаю Курскую семинарию, где мы вместе с от­цом Даниилом выступали перед священнической ауди­торией в присутствии владыки Германа. Батюшка, став за кафедру, рассказывал нам о миссионерстве. Мне он по­казался тогда всадником на боевом коне. Сама его жести­куляция напоминала удары, наносимые саблей. Батюшка рубил пространство рукой, акцентируя свою бодрую, чет­кую, богато интонированную речь. Говорил он с решимо­стью, убежденно, как будто предупреждая возражения предполагаемого оппонента. Я тогда обратил внимание на широту его кругозора и основательность богословских позиций. Удивило свободное цитирование ветхозаветных пророков, один из которых поделился с ним своим именем.

Отец Даниил не ведал духовных компромиссов, да и не хотел их знать. Для него сравнительное богосло­вие было именно «обличительным», как оно именовалось в России два столетия тому назад. Или пан, или пропал;

или ты православный христианин, или пособник темной силы, попранной Христовым Воскресением! Вот духовная философия убиенного иерея Божия.

Уже тогда я знал и о бурной приходской деятельно­сти батюшки, и о его миссионерской школе, и о бесстраш­ных диспутах с иноверными. Слышал и об угрозах, щедро расточаемых неизвестными лицами молодому настояте­лю по телефону. Батюшке бы родиться в царской России, под крылом Самодержца всея Руси... А он жил в Москве третьего тысячелетия, давно забывшей о призвании Тре­тьего Рима. Отец Даниил настолько любил Отечество гор­нее, что, по горячности, мало взирал на судьбы Отечества дольнего. Огонь, пылавший в его груди, звал его в небес­ные сферы, куда он и влек своих слушателей, желая по­скорее вывести их за рамки земной истории. Многие чув­ствовали, что для него, как и для святого апостола Павла, смерть была бы приобретением: он жил мыслью о встрече со Христом, Сыном Бога Живого.

Кончина батюшки Даниила — что это, Божие по­пущение или промышление? Недостаток осторожности или благодетельный перст Божий? Лучше всего об этом сказал Святейший Патриарх Кирилл на отпевании иерея, собравшем несколько тысяч москвичей: «Самая красноре­чивая проповедь убиенного священника Даниила Сысое­ва — это его кровь, пролитая посреди вверенного ему хра­ма. Кровь, забрызгавшая епитрахиль, только что снятую с главы кающегося грешника».

При этих словах Патриарха внезапно разошлись тучи, сплошь затянувшие небо, и сноп света пролился на храм, где завершалось отпевание...

Говорят, убийца, вошедший вечером в храм, спросил: «Где здесь отец Даниил?» Тот, выступив вперед, сказал: «Это я». И раздались выстрелы.

Некогда святой библейский отрок, спавший при ски­нии свидетельства, среди глубокой ночи услышал глас Божий: «Самуиле, Самуиле!» Тотчас встав пред лице Не­ведомого, он отвечал: «Се аз, Господи...»