Средняя школа Кроули Милфорд-Хэйвен, Нью-Гемпшир 12.36

Небрежно прислонившись плечом к стене возле двери класса, Молдер одиноко стоял в пустом школьном коридоре, поджидая Скалли и едва слышно посвистывая сквозь зубы. Через стекло двери было видно, как подростки рассаживают­ся за свои столы, а сухопарая пожилая учитель­ница, сдержанно улыбаясь, ждет, когда они ути­хомирятся. Ну — просто мама родная, подумал Молдер. Скалли уже шла с другого конца кори­дора, широко размахивая рукой — будто не была уверена, что напарник заметит ее сразу и без этой нелепой отмашки. Молдер не нашел ничего лучше, как помахать в ответ. Будто они расста­лись не полчаса, а полгода назад.

Впрочем, торжественную часть Скалли явно сочла на этом законченной и, едва подойдя бли­же, сообщила торопливо:

— Я звонила в Национальную службу погоды. ''•-"'Утром был торнадо в Массачусетсе. Вероятно, он и засосал эту поганую уйму лягушек.

Ее большие, бархатные глаза сияли от счастья. Еще бы. Метеорология, аэродинамика, торнадо... Все слова надежны и однозначны, как показания вольтметра.

— Вероятно,— мягко сказал Молдер. Ее улыбка погасла.

— Послушай, Фоке. У тебя опять такой вид. будто ты знаешь нечто сокровенное, чего мне ни­как не понять. Откуда в тебе это высокомерие? В коние концов, вести себя так — неуважительно.

Очень вовремя она закончила фразу, подумал Молдер. И не продолжить ее никак. Если доба­вить: неуважительно по отношению к коллеге, — это окажется еще более неуважительно, потому что она не просто коллега, а красивая, умная и целеустремленная женщина. А если добавить:

неуважительно по отношению к женщине, — она, чего доброго, заподозрит меня в сексуаль­ном домогательстве. Так что неуважительно про­сто. Неуважительно по отношению к дождю. К восходу солнца. К убийцам. К ведьмам.

— Понять, Дэйна, понять. Я действительно знаю кое-что сокровенное, но тебе это — вполне понять.

Он вынул из внутреннего кармана копию ката­ложной карточки: «Библиотека Средней школы Кроули. ф-143/1987. Автор: В. П. Крашевски. Титул: Охота на ведьм. История оккультизма в Америке. Последний читатель: Дэйвид Дориан».

Скалли уронила на карточку короткий взгляд и тут же вновь подняла глаза.

—Он здесь, в классе?

—Да.

Оба уставились внутрь сквозь стеклянную дверь.'Приглушенно доносился голос сухопарой учительницы:

— К сожалению, молодые люди, мистер Кин-гли заболел. Я заменяю его сегодня и буду заме­нять столько, сколько потребуется. Надеюсь, мы сработаемся. Меня зовут миссис Пэддок. Сегод­ня мы...

— Какое хорошее лицо у нее,— продолжая смотреть сквозь дверь, негромко произнесла Скалли. — Красивая женщина. Не смазливая, а именно красивая. Воплощенная доброта. Хоте­лось бы мне под старость выглядеть так.

— У тебя прекрасное чутье на людей,— со­гласился Молдер. Скалли покосилась на него.

— Ты иронизируешь или всерьез?

— Всерьез.

— Будем ждать, пока кончится урок? — спро­сила Скалли, немного помолчав.

— Долго,— ответил Молдер. — Они только начали.

Скалли кивнула, поняв его с полуслова, — и сама постучала в дверь.

Воплощенная доброта по имени Пэддок обер­нулась к ним и, прищурившись, всмотрелась в то, что за стеклом. Потом сделала приглашаю­щий жест.

— Извините за беспокойство,— сказала Скал­ли, открыв дверь. — Мы из Бюро Расследований. Мы хотели бы...

Грохот опрокинутого стула заглушил продол­жение. Один из учеников, расшвыривая все, что попадалось по дороге, метнулся к открытому окну.

Серой молнией, едва не вылетая из своего серого плаща, следом за ним уже летел Молдер, и снова загрохотала мебель. Все произошло очень быст­ро. Вот они плечо к плечу стоят в дверях, вежли­во пытаясь объяснить цель прихода, — и вот уже в открытом окне бьются и лягаются ноги в крос­совках, а Молдер крепко держит их обеими ру­ками и сулит что-то весьма неприятное тому, кто свисает наружу. А класс обалдело смотрит на все это, как один человек; и рты разинуты у всех удивительно одинаково. Только миссис Пэддок словно бы и не удивлена — глядит и чуть улыба­ется, будто перед нею играют в свой песочек, в свои куличики совершенно мелкие малыши. Нет, она не так проста, эта миссис, подумала Скалли, неторопливо идя Молдеру на помощь. Она не только доброта.

Значит, Молдер все же опять иронизировал. Извлечь Дэйва из-за окна не составило боль­шого труда, хотя лягался он так, что Молдеру в какой-то момент захотелось разжать руки. Он ничем не рисковал, — до мягкого, напоенного водой газона под окном было не более четырех футов. Но — гоняйся потом за резвым сатанис-том по всему городку. Нет, уж лучше выдернуть его, как репку.

Еще раз извинившись перед миссис Пэддок и ребятами, они вместе с Дэйвом вышли из класса и, ткнувшись на пробу в несколько дверей, уеди­нились в одной из пустых аудиторий. Дэйв все

порывался что-то колкое говорить, но ни Скалли, ни Молдер не реагировали, целеустремленно со­провождая ершистого ученика к более удобному для беседы месту.

Стоило, однако, усесться друг напротив дру­га, Дэйв как воды в рот набрал. Скалли держала раскрытый блокнот и ручку наготове, но некото­рое время агенты и парень лишь молча фехтова­ли гневными взглядами. Наконец Молдер негром­ко спросил:

— Ну и как? Восстал?

У парнишки задрожали губы. Взгляд его спря­тался, как голова черепахи в панцирь.

— Часто вы камлаете? — спросил Молдер.

— Я вообще никогда этим не занимался!— крикнул Дэйв, явно пытаясь наглостью прикрыть и задавить собственный страх.— Вы мне это не пришьете!

— А что пришьем? — еще тише и еще мягче спросил Молдер. Вот в такие мгновения Скалли восхищалась им. И даже гордилась тем, что ей выпало работать с агентом такого класса.

Но потом, оставшись с нею наедине, он опять начинал нести какую-нибудь бредятину, — и у нее буквально зубы сводило от сознания того, что она навек обречена таскаться с ним вместе по всем его окаянным капищам, стойбищам, клад­бищам и взлеталищам...

— Ничего не пришьете! — истерически вык­рикнул Дэйв. Он был уже готов, Фоке откупорил

его в две реплики. — Мы с Джерри лучшие Дру­зья! Я ничего не делал!

— А что случилось с Джерри? — удивленно спросил Молдер. Дэйв сглотнул.

— Его убили...— сказал он тихо.

— Откуда ты знаешь?

—— Сказала миссис Пэддок перед уроком... Что его нашли утром в лесу.

— А ты разве не был там с ним вместе?

— Был,— едва слышно прошелестел Дэйв.— Только я не видел ничего. Как крысы наползли, так мы все дунули кто куда. И больше я не видал ею вообще.

— Крысы?

— Ага. Чертова прорва крыс вдруг!

— А жаб не было?

— Жаб? — удивился Дэйв. — Не... Жаб мы б не испугались. Хотя девчонки— те могли бы...

— Ага, девчонки.

Виртуозно. Дэйв совсем сник.

— Какие девчонки были с вами?

— Кэй и Андреа,— понуро и покорно прого­ворил Дэйв.

— С ними все в порядке?

— Да, на уроке парятся.

— Крепкие у вас нервы, ребята.

— А что делать?

— Понятно. Зачем вы пошли к Ведьмину ал­тарю?

Дэйв нервно облизнул губы. Глаза у него бе­гали.

— Кто зачем. Повыпендриваться, скорее все­го. Ну, и телок своих попасти, конечно...

— А зачем ты брал в библиотеке книжку про культы?

— Так я ж в этом ни бум-бум. А кому хочется выглядеть дураком, когда телка рядом? Я им такой цирк закатил...— но тут он осекся, видимо, вспомнив, чем завершился этот весе­лый цирк.

— Ты понимал, что из этого может получить­ся? — спросила Скалли.

— Ну откуда мне было знать? — опять вык­рикнул Дэйв, едва не плача. — Откуда? В башке не укладывается!

— Что именно не укладывается?

— Что, что... Известно, что. Он так и не ответил.

— Почему же ты сейчас побежал, если не убивал Джерри? — снова взял слово Молдер.

— Со страху,— честно ответил Дэйв.

— Неужели нас испугался?

— Вас? Нет...— он помолчал, а потом, пони­зив голос и наклонившись к Молдеру, сказал: — Ведь мы, наверное, правда какого-то черта выз­вали... Понимаете? Он Джерри и убил! А я те­перь доказывай, что не я!

Откинулся на спинку стула. Шумно перевел Дух. .

— Вот только не знаю, какого черта он это...— добавил он и опять осекся. — Ой. Черт какого черта... Какого черта черт...

Он нервно хихикнул. Потом коротко засме­ялся. А потом, колотясь, как в припадке, начал хохотать.

Там же 13.18

Страшно.

Даже подумать нелепо, что еще вчера вечером было скучно от обыденной жизни. О, если бы вернулось это чувство накатанной колеи, в кото­рой движение равнозначно покою и не может случиться ничего страшнее, чем ссора с домаш­ними или несвоевременный дождь! Только бы вернулось! Только бы снова стало скучно!

Вот теперь — не скучно.

Страшно.

— Один из вас убил Джерри Стивенса,— жестко проговорил Джим Осбери. — Кто это сделал? Зачем? Мы все здесь свои. Пусть тот, кто это сделал, скажет все откровенно.

— А может, это ты его убил? — нервно почесывая щеку, проговорил Пол Витарис.

Они стояли у двери, за которой, они это зна­ли, шел допрос.

Джим тяжело вздохнул.

— Нет, это не я,— сказал он очень спокойно.

— Кто, кроме нас, может знать обряд вызо­ва? — спросил Пит Калгани.

— Обряд — не проблема, он описан в сотнях источников,— нетерпеливо встряхнул головой Джим. — Почему обряд подействовал, вот воп­рос!

— Жаль, мы его не успели опробовать,— про­говорила Дебора Браун.

— Вот уж теперь мне этого совершенно не жаль, — очень от души возразил Пол, и Джим не выдержал — улыбнулся.

— Среди нас есть кто-то,— вполголоса про­должил Пол. — Неужели вы еще не почувствова­ли? Я ощущаю присутствие. Присутствие гнев­ное. Кто-то пришел карать.

Дебора Браун поежилась, пряча глаза. Пит Калгани нервно протирал очки, сажал их на нос и снова снимал, чтобы протереть. У Джима Ос­бери прыгали скулы ,— и глаза пылали.

— За что? — с искренним недоумением спро­сил он.

Пол чуть пожал плечами.

— За все...— ответил он.

— Может 'быть,— вдруг сказал Пит,— эти его найдут?

И качнул головой в сторону двери.

— Эти? Того, кто пришел карать? — и Дебо­ра надрывно, протяжно рассмеялась.

— Хотя бы выйдут на него и так укажут нам, кто. А потом... потом — мы уже сами.

Дверь с шумом раскрылась, вышел Дэйв. С удивлением глянул по сторонам и, не желая встре­чаться с членами комитета даже взглядом, зато­ропился в свой класс. Следом за ним показались агенты.

— Вы его отпускаете? — громко спросил Джим.

— А почему бы и нет? — вопросом на воп­рос ответил Молдер. — улик-то против него ни­каких.

— улик никогда не бывает,— непонятно про­говорил Джим. Молдер внимательно посмотрел на него, потом повернулся к Скалли. Скалли хму­рилась.

— Вы, видимо, большой специалист в кри­миналистике,— сказала она.

— О, нет,— холодно улыбнулся Джим. — Но мы слышали, что Джерри Стивене был зверски убит в процессе осуществления некоего зловеще­го ритуала. А эти два приятеля в последние неде­ли буквально свихнулись на черных мессах и по­добной ерунде.

— И как вы объясняете это внезапное увлече­ние? — быстро спросила Скалли.

Джим неопределенно качнул головой.

— Это плоды современной цивилизации,— с какой-то очень личной озлобленностью прогово­рила Дебора Браун. — Она докатилась и до на­ших тихих мест. Сатанинская музыка клипов... Телевидение, книги, культ насилия и жестокос­

ти. Это не проходит бесследно для неокрепших детских душ!

Пит Калгани несколько раз кивнул.

— Они охотятся за детской невинностью и пользуются ею! Дети развращаются, сами того не замечая — и потом, стоит лишь пальчиками кому-то щелкнуть, они рке готовы на все!

— Они? — с напором переспросила Скалли. Молдер, очевидно, утратив интерес к разговору, отошел к затаившемуся в углу умывальнику и несколько раз ополоснул лицо. Скалли удивленно и чуть обиженно проводила его взглядом.

— Они,— с вызовом повторил Пит. Скалли встряхнула головой. Он действитель­но очень устал, подумала она, пытаясь внутренне примириться с поведением напарника. Навер­ное, засыпает на ходу. А мне надо продолжать этот странный разговор. К чему они подталкива­ют нас? Пока не понимаю.

— Бюро в течение семи лет проводило тща­тельный анализ проблемы и пришло к выводу, что среди совершившихся за это время пре­ступлений, в том числе и убийств, не было ни одного, которое можно было бы доказательно считать культовым или ритуальным. Маскировка под это — бывает. Но подоплека всегда оказы­вается вполне мирской.

— Эдгар Гувер до конца своих дней так и не поверил, что мафия есть на самом деде,— ядови­то сказал Пит.

— Послушайте,— терпеливо ответила Скал-ли. — Если посчитать все убийства, которые со­пряжены со странными обстоятельствами, у ко­торых как бы отсутствует мотив, которые на первый взгляд выглядят как обряды, — тогда пришлось бы признать, что мы имеем дело с тысячами ритуальных убийств ежегодно!

Некоторое время все молчали. На чувствен­ных губах Деборы Браун проступила сытая улыб­ка удовлетворения. И тут Скалли с ужасом поня­ла, что ее собственные слова могут иметь, по край­ней мере, два смысла. По крайней мере, два.

— Наконец-то вы начинаете понимать, с чем столкнулись,— тихо проговорил Джим Осбери и, широко шагая, пошел прочь. За ним потяну­лись остальные, — а Скалли растерянно смотрела им вслед.

Прошло, наверное, минуты две, прежде чем она набралась духу подойти к Молдеру. Тот, словно был тут совершенно ни при чем, так и не завер­нув кран, продолжал с детским изумлением смот­реть на бодро журчащий в раковине водоворот.

— Ну, что ты тут нашел, Фоке? — тихо и утомленно спросила Скалли. Он молчал. — Мо­жет, хочешь поиграть в кораблики? Весенний ручеек бежит, сверкает, плещет...

Он не ответил и даже не обернулся к ней. Странный. То не отходит от нее и, кажется, шагу сам ступить не может, — а то словно не замечает.

— Какой-то массовый психоз,— сказала Скалли.

Еще один термин, подумал Молдер, глядя на воду. Надежный, как вольтметр.

— Мы начали с обычного убийства, а не про­шло и четырех часов, как докатились до черной мессы и ритуального заклания. И это в каких-то ста милях от Бостона! Честно слово, можно поду­мать, что мы, по меньшей мере, на Гаити. Или в джунглях Конго.

— Вода,— сказал Молдер.

— Что?

— Вода. Я бывал на Гаити. Даже там Корио-лисово ускорение действует так же, как везде в северном полушарии. Поток воды закручивается по часовой стрелке. А здесь — посмотри.

Скалли, чувствуя себя очень глупо, наклони­лась над раковиной, негодуя на фокса за то, что он заставляет ее делать такие вещи. Словно меня вот-вот стошнит, брезгливо подумала она.

Брызгаясь и шумя, поток воды из крана бил в металлическое дно раковины и закручивался над отверстием трубы веселой спиралью.

Справа налево.

Некоторое время Скалли молча смотрела, как мир встает с ног на голову. Потом едва слышно спросила:

— И что это значит?

— Это значит, здесь происходит... что-то. И если это массовый психоз, то вовсе не здешних

жителей. А всей здешней природы. Крысы. Жабы. Вода. Что дальше, Дэйна ?

Там лее 13.44

Миссис Пэддок не было ни страшно, ни скучно. Ей было интересно и немного весело. Как опилки, думала она. Просто-напросто металлические опил­ки на листе бумаги. Все вроде бы разлеглись, как им удобней оказалось, — но стоит снизу поднести никому не видимый магнит, они мигом выстраи­ваются, как безмозглые солдаты на смотру, одни­ми и теми же примитивными кривыми. Из века в век. Средства транспорта меняются, оружие меняется, фасон одежды меняется, — а кривые все те же. Меняется лишь то, чем. А зачем — остается одним и тем же, аминь. Дружелюбно кивая ученикам, вереницей подходившим к ней, чтобы сдать только что написанные тесты, она укладывала исчирканные торопливыми ученичес­кими крестиками и галочками стандартные блан­ки с вопросами в левый ящик своего стола, на всякий случай не давая никому из детей увидеть, что в нем еще лежит, — ведь дети могли бы испу­гаться; и предвкушала следующий урок.

Собственно, это должна была быть лабора­торная.

Когда рука об руку к ее столу подошли Андреа и Кристиан, миссис Пэддок, взяв их

листки, кивком задержала подавленных дево­чек.

— Вам сейчас трудно, дорогие мои,— сказала миссис Пэддок. — Поверьте, я вас очень пони­маю. Такое нелегко пережить, особенно в вашем нежном возрасте. И поговорить не с кем. Со взрослыми бывает так сложно порой... Именно когда нужно выговориться. С родителями хоро­шо беседовать о повседневных пустяках, о празд­ничном пироге или платье, а вот когда наступает минута горя, до них ведь не докричишься, да?

Девочки удивленно молчали. Миссис Пэддок смущенно улыбнулась.

— Я это к тому, что вы ведь уже и сами совсем взрослые. Если вдруг вам очень захочется поговорить, я всегда готова выслушать, дорогие мои. Всегда.

— Спасибо, миссис Пэддок,— сказала Крис­тиан; Андреа же, расчувствовавшись, лишь судо­рожно кивнула и всхлипнула, не в силах гово­рить. Миссис Пэддок ободряюще кивнула ей и несколько раз хлопнула в ладоши, обращаясь к классу:

— Переходим в класс для практических ра­бот по биологии! Быстренько, быстренько! Вре­мя не ждет!

Как раз в этот миг в класс торопливо вошел Дэйв, и миссис Пэддок весело засмеялась:

— А-а, большой любитель открытых окон! Это и тебя касается! Тест ты не писал по вполне

уважительной причине, — но поросят будешь резать, как все!

И с удовольствием отметила его затравленный взгляд.

Зал практических работ был раза в полтора больше, чем обычные классы. За остекленной пе­регородкой располагались кабинет учителя и хо­лодильники для образцов, а посреди зала царил громадный стеклянный куб с вечно дремлющим .громадным питоном, чья золотистая туша, так похожая на одну сплошную гигантскую мышцу невероятной силы — то сонную, то ленивую, а то на миг напрягавшуюся, точно армия перед брос­ком к Заливу,— неизменно вызывала восхище­ние ребят.

Пока ученики рассаживались, пока Дэйв не­весело отшучивался и огрызался в ответ на рас­спросы о том, что с ним делали настоящие спе­цагенты, миссис Пэддок выкатила из своего ка­бинета тяжелый бокс с образцами и, ничуть не затрудняясь, что говорило о ее недюжинной силе, повела его по проходу между столами, весело приговаривая:

— Не забудьте перчатки надеть! Собрались, собрались! Вы такие большие, вам не к лицу бояться крови! Годовые ваши оценки наполо­вину будут зависеть от того, как вы справитесь сегодня!

— А ведь по расписанию старика Кингли сегодня у нас не должно было быть никакой

лабораторной,— шепнул Дэйв своей соседке спе­реди, красивой черноволосой Шэрон Осбери. У Дэйва уже дрожали руки. После вчерашнего ему особенно не хотелось кого бы то ни было резать. Шэрон кивнула. Девочке тоже было не по себе, и она все резче, все нервнее играла перекинутой через запястье дешевой цепочкой, непроизвольно бросая ее то влево, то вправо. А когда до Шэрон дошла очередь, и на стол перед нею шлепнулась розовая тушка новорожденного поросенка с зап­рокинутой головой и мучительно разинутой пас­тью под посиневшим пятачком, к горлу ее под­катила тошнота. Ой, мамочка, подумала Шэрон. Да как же-я справлюсь. Да я же не справлюсь!

— Это считай что эмбрионы,— задорно про­должала говорить миссис Пэддок, раздавая об­разцы с невероятной скоростью, но без суеты, и не забыв даже кинуть одну из тушек дремлюще­му в своей стеклянной тюрьме питону,— но все органы у них вполне различимы. Вы должны из­влечь легкие и сердце, а также провести тщатель­ные промеры. Учитесь делать это быстро и хлад­нокровно, мало ли когда пригодится в жизни такое умение. Ну, а кто сумеет вскрыть сердце, получит дополнительный балл. Время — до кон­ца урока.

— Если ты достанешь сердце, — я его вскрою,— отчаянно шепнул сзади Дэйв. Ему страшно не хотелось делать все это одному. — А потом моего так же вместе распотрошим.

— Ладно,— автоматически ответила Шэрон, стараясь не смотреть на розовый трупик. Он был такой маленький, такой беззащитный... Холод­ный, но не замерзший — видимо, миссис Пэд-док заблаговременно отогрела образцы, потому что отвердевшую в холодильнике плоть скальпель не взял бы. За окном маячили на фоне серого неба золотые листья на ветвях росших вдоль сте­ны кустов. На ветвях веселились и чирикали пти­цы. Живые. Их щебета не было слышно сквозь стекло, но Шэрон отчетливо видела, как раскры­ваются и закрываются их бодрые смешные клю­вики. Как было бы замечательно разрезать поро­сенка вслепую, так и продолжая смотреть на живых птиц. Тошнота усиливалась.

— Начали, начали! — громко сказала миссис Пэддок и опять несколько раз хлопнула в ладо­ши. — Кто воробьев считает, а?

Шэрон вздрогнула и отвернулась от окна. Пос­ледняя реплика учительницы явно относилась к ней. Надо начинать, подумала девочка. На сосед­нем ряду кто-то уже увлеченно пыхтел, кромсая розовое брюшко так азартно, будто это была кон­сервная банка. Шэрон не хотела смотреть, кто это был. Она покрепче сжала скальпель затяну­тыми в медицинскую перчатку пальцами и зас­тавила себя взглянуть на поросенка.

Поросенок шевельнулся.

Шэрон замерла, закусив губу. Внутри у нее все оборвалось. Внизу живота будто вспухла яй­

цеобразная ледышка, и между лопатками побе­жали ознобные струйки мгновенно проступив­шего пота.

Поросенок поджал передние лапки, точно складывая покорные коротенькие ручонки на груди, и повернул свернутую набок голову пятач­ком прямо к Шэрон. Белесые поросячьи ресни­цы дрогнули, а потом поднялись веки, — и из-под них выхлестнул беспомощный взгляд синих скорбных глаз.

Не помня себя, с закушенной губой, Шэрон встала, прижав руки к груди точь-в-точь, как поросенок, и едва не попав себе в подбородок скальпелем. Она не могла вздохнуть. Она не мог­ла отвести глаз.

— Мама,— тихонько сказал поросенок. Го­лосок у него был тоненький и очень жалобный. И совсем безнадежный. Он уже почти не верил, что кто-то может ему помочь. — Мамочка, мне холодно. Согрей меня.

От визга Шэрон, казалось, вылетят стекла.

Там же 14.12

Ну и денек, думала Скалли. Ну и школа. Ну и детки. Ну и местечко. А все казалось таким про­стым.

Нет, все и на самом деле просто. Только ме­шают истерики и психозы. Параноики, шизоф-

реники, маньяки из расследования в расследова­ние путаются под ногами и любой, сколь угодно элементарный, расклад событий превращают в китайскую головоломку, губительную для нервов любого, кто еще не спятил. Если бы все люди были нормальными ,— как все было бы просто!

Если бы, например, Молдер был нормаль­ным, — какой это был бы славный человек...

Молдер молча смотрел, как миссис Пэддок, сама едва не плача от потрясения, пытается успо­коить трясущуюся Шэрон. Девочка уже не кри­чала, не билась— только судорожно прижимала почти уже опустевший стакан с водой к груди и невидящими глазами смотрела куда-то мимо всех. Какое-то время Молдер опасался, что она, вмес­то того, чтобы пить воду, начнет грызть стакан. Теперь это опасение прошло. Он смотрел почти спокойно— и вспоминал разговор с психологом школы, прерванный донесшимся из класса воп­лем. «Согласно вашим регистрационным запи­сям, ученики часто жалуются на депрессию, бес­сонницу, несварение желудка». — «Для пере­ходного возраста это обычные явления. Вспомните себя, агент Молдер, вспомните себя в пятнадцать лет».— «Вам знакомы основные симптомы по­давляемых, вытесненных воспоминаний?» — «Если у подростка от книжной премудрости раз­болелась голова, это еще не значит, агент Молдер, что его гнетут подавленные воспоминания». — «Вы не отмечали никаких признаков того, что

кто-либо из детей подвергался каким-то видам насилия, издевательств? Например, ритуального характера?» — «Разумеется, нет. Если бы я хоть единожды заподозрил что-либо подобное, я не­медленно обратился бы к шерифу. Почему, соб­ственно, вы меня об этом спрашиваете, агент Молдер?» — «Могу я поговорить с кем-то из детей, кто особенно часто жалуется на хроничес­кое недомогание?» — «Боюсь, открыть вам име­на таких подростков было бы нарушением вра­чебной этики. Вы, возможно, не знаете, но мы даем клятву хранить в тайне все, что нам расска­зывают наши пациенты. К сожалению, я не могу удовлетворить вашу просьбу».

И наглая рожа, и улыбка превосходства по типу: «Тужься! Пыжься! А все равно ничего ты мне не сделаешь!» — в которую так и хочется запустить стулом или, скажем, толстенным то­мом Фрейда. В такие минуты Молдер почти жа­лел, что живет в свободной стране, а не при ка­ком-нибудь жутком тоталитарном режиме. Как там просто работать! Пара хороших тычков в самодовольно скривленные губы, потом резино­вой дубинкой по пальцам или по пяткам. Что там еще? Дыба, испанский сапог... Лубьянка...

И тогда, возможно, мы успели бы спасти кого-то из детей, над кем уже занесен невидимый меч.

Все эти бесконечные сериалы об одиноких благородных мстителях — лишь адская зависть

обывателя к преступнику; поистине адская, в бук­вальном смысле слова сатанинская тоска законо­послушного общества от осознания того факта, что непорядочный человек не связан законом, а порядочный — связан им. Что непорядочный че­ловек всегда более свободен, нежели порядочный.

И как тогда любить свободу, зачем тогда бо­роться за нее, если свобода нарушать закон пре­доставляется лишь в преступных целях, а нару­шение закона в целях благих — с точки зрения закона, не более чем очередное преступление?

Знала бы Скалли, о чем я сейчас думаю, — наверное, здороваться бы перестала. Как мини­мум.

— Не переживай так, деточка моя,— лас­ково говорила меж тем миссис Пэддок, погла­живая Шэрон по голове. — Не переживай. Это бывало и прежде. Это не так уж редко бывает, — когда детям твоего возраста невмо­готу резать животных, которые кажутся им все еще хоть чуть-чуть, да живыми. Детское сознание не может, не успевает примириться с идеей смерти — и сопротивляется ей самыми разными способами. В том числе и так...

— Он шевелился, миссис Пэддок,— выдави-ла Шэрон. — Клянусь вам, он шевелился и со мной говорил!

— Ну, будет, деточка моя, будет,— успокои­тельно твердила миссис Пэддок.

— Я не сошла с ума!

— Конечно, не сошла. Конечно. Хотела бы я быть в этом уверена, подумала Скалли.

— Просто тебе показалось...

Чем в подобных случаях «спятила» отличается от «показалось», подумала Скалли, хотела бы я знать.

Подошел Пит Калгани.

— Шэрон, мы позвонили твоим родителям,— сказал он, глядя на девочку сбоку не только безо всякого сочувствия, но с каким-то непонятным, почти болезненным любопытством. — Твой отец приедет за тобой.

Шэрон, не оборачиваясь к учителю и по-пре­жнему глядя в стену, медленно поставила на стол опустевший стакан. Блестящая цепочка свесилась с ее запястья. Молдер напрягся. Что-то сейчас должно было произойти.

— Нет,— ровно сказал Шэрон.

— Что значит нет? Он уже выехал. Через четверть часа ты будешь дома, отдохнешь, успо­коишься...

Шэрон встала.

— Не-ет!!

И бросилась к двери.

Молдер нагнал ее лишь в коридоре. Ее опять била дрожь. Он с силой обнял ее за плечи, даже чуть встряхнул. Только не допустить истерики, думал он. Только не допустить. Пусть плачет, пусть выговаривается, — только бы не истерика...

— Ты что-то вспомнила, да? С закушенной губой и полными слез глазами Шэрон молча кивнула несколько раз.

— Что? Расскажи мне, что ты вспомнила? Не глядя ему в лицо, она несколько раз энер­гично помотала головой.

— Почему?

— Я не уверена...— тихо сказала она. — Мо­жет, мне все это только снилось...

— Тогда расскажи мне все, что тебе сни­лось,— мягко произнес Молдер.