Религию может сменить только религия 7 страница

"Религиозное обожание"
С тех пор как Юнг встретился с Фрейдом в марте 1907 г., его благоговение перед своим старшим коллегой постепенно переросло в своего рода влюбленность, в чем он вполне отдавал себе отчет. Прогрессируя как психоаналитик, Юнг очень скоро начал приписывать этим чувствам сексуальную основу. Но интересен тот факт, что он вдобавок поставил данное благоговение в религиозный контекст, признав Фрейда богоподобной фигурой или духовным гуру.
Юнг признался в этом в часто цитируемом письме к Фрейду от 28 октября 1907. В нем он сознался Фрейду: "Мое восхищение вами носит 'религиозно-мечтательный' характер". Уже одно это высказывание явственно показывает, каким именно Юнг хотел бы видеть свое участие в психоаналитическом движении, но ниже он еще более откровенен: "... это, правда, не доставляет мне никаких неприятностей, но из-за своего несомненного эротического подтекста кажется мне противным и смешным. Это мерзкое чувство восходит к детским годам, когда я стал жертвой гомосексуального посягательства со стороны одного ранее уважаемого мной человека"22.
Юнговское примечательное признание, к сожалению, явилось поводом для ложных спекуляций со стороны некоторых комментаторов, строивших свои интерпретации данного инцидента на слухах. В частности, говорилось, что хотя в момент данного столкновения на сексуальной почве, Юнг был подростком, тем не менее, учитывая его внушительные физические размеры и рост, можно предположить, что он поддался гомосексуальному "совращению" добровольно23. Однако в настоящее время у Юнга невозможно найти какие-либо иные свидетельства, которые способствовали бы более точному выяснению обстоятельств данного события.
Уклоняясь от прямого цитирования, эти комментаторы используют в качестве источника интервью с Иоландой Якоби — одной из его ближайших последовательниц и самых первых учениц конца тридцатых годов, руководившей "Проектом по исследованию биографических архивов К.Г.Юнга" (программой, которую финансировала ныне уже несуществующая организация, проинтервьюировавшая и переведшая воспоминания ста сорока трех людей, лично знакомых с Юнгом). Интервью, данное Якоби в Цюрихе в 1969 г., несомненно является наиболее откровенным документом во всей этой коллекции.
В начале интервью разговор в основном вращается вокруг флирта Якоби с Юнгом после встречи с ним в 1927 г., а также содержит значительные отступления по поводу давно замеченной неспособности Юнга завязывать длительные и доверительные взаимоотношения с другими мужчинами. В одном из фрагментов данного интервью Якоби утверждает:
Я поняла, почему Юнг в то же самое время боялся мужчин, боялся рассматривать кого-либо из них в качестве своих лучших друзей или лучших учеников. Однажды он рассказал мне, что когда ему было восемнадцать лет его лучшим другом был пятидесятилетний мужчина — один из ближайших друзей его семьи. И вот, ему было восемнадцать, он очень гордился этой дружбой, ему казалось, что в этом человеке он нашел друга, относящегося к нему по-отцовски (вы знаете, что у Юнга были трудности с отцом), друга, с которым можно обсуждать все что угодно. Но в один прекрасный день ... [тот] изъявил гомосексуальные притязания. У Юнга это вызвало такое отвращение и испуг, что он тут же разорвал эти взаимоотношения. Когда Фрейд захотел, чтобы Юнг стал его особо приближенным (а Фрейд был на двадцать лет старше Юнга), у него это вызвало аналогичные чувства: "Не позволяй себя словить". Я думаю, что, подвергшисьвытеснению, все это впоследствии имело большое влияние на Юнга и на развитие его взаимоотношений с мужчинами24.
В ноябре 1912 года Фрейд поставил Юнга перед этим самым фактом. После того, как Юнг попытался защититься от обвинений в предательстве (знаменитый инцидент с "крейцлингекским жестом"), Фрейд в письме от 26 ноября рассказал Шандору Ференци следующее:
Я ничего от него не скрыл и прямо сказал, что не могу поддерживать с ним дружеские взаимоотношения, что он сам дал повод для интимности, которую сам же и безжалостно разрушил; что у него не все в порядке в отношениях с мужчинами — не только со мной, но и со многими другими. Он всех от себя отталкивает. Все те, кто сейчас со мной, отвернулись от него, потому что он отвергал их. Когда он ссылается на свой печальный опыт с Хонеггером [покончившим жизнь самоубийством в 1911 г.], он напоминает мне гомосексуалистов или антисемитов, ставших таковыми, разочаровавшись в женщине или еврее25.
Якоби утверждает, что Юнг рассказал ей об этом "гомосексуальном нападении" по той причине, что она часто просила у него совета на счет того, как интерпретировать характеры ее гомосексуальных пациентов. Согласно Якоби, "Юнг постоянно отказывался" помочь ей с этими пациентами.
И.Я.: ...В один прекрасный день он рассказал мне то, что я теперь рассказываю вам [интервьюеру — ЖенеНамеш]. Он также объяснил мне, что он испытал аналогичное чувство, когда Фрейд попытался сделать его своим сыном и наследником: "Нет, нет, нет, я не хочу никому принадлежать. Я не хочу быть в чьих-то объятиях". Это сообщение очень интересно, ибо оно проливает свет на его проблему с мужчинами, которая, судя по всему, была для него скорее бессознательной, чем сознательной. Будь она для него сознательной, он никогда бы мне об этом не рассказал. В тот раз он впервые заговорил со мной в связи с моим интересом к гомосексуальности...
Ж.Н.: Ему было восемнадцать, а мужчине — пятьдесят?
И.Я.: Что-то около этого — так он мне сказал, мне кажется... лет сорок-пятьдесят.
Ж.Н.: Да, да. Это как-то...
И.Я.: Вероятно он был другом его отца. Он не назвал мне его имени — вообще ничего26.
Подтвердив тот факт, что, по всей вероятности, это событие произошло когда Юнг был еще студентом, Якоби повторяет: "И он сказал, что он верил в этого человека и испытывал по отношению к нему очень дружеские чувства, а произошедшее было для него ужасным шоком, потому что до этого он абсолютно ничего не знал о гомосексуальности как таковой. Вы можете себе представить, как на это смотрели в столь благочестивой семье"27.
Показание Якоби, которое согласуется с письмом Юнга к Фрейду, является веским свидетельством по крайней мере в пользу того, что имело место совращение (непонятно — сексуальное или какое-то иное). Однако из переписки между Юнгом и Фрейдом явствует, что психоанализ преподнес Юнгу соблазн иного рода — соблазн духовного совращения, и противиться ему он был не в состоянии.

"Мы должны ... проникать к людям из многих центров"
Публикация в 1974 г. переписки между Зигмундом Фрейдом и К.Г.Юнгом была колоссальным событием. Специалисты, давно интересовавшиеся подлинными отношениями между этими двумя гигантами, внезапно столкнулись с обилием новых свидетельств, которые предстояло оценить, истолковать и оспорить. Джон Гедо и Питер Хоманс были в числе многих, кто сразу же осознал, что в некоторых своих письмах к Фрейду Юнг, начиная с 1910 г., открыто выразил желание трансформировать психоанализ в своего рода религиозное движение, которое с помощью своих могучих прозрений смогло бы освободить целую культуру28. Историк психоанализа Джон Керр тоже документально подтвердил наличие у Юнга и у других швейцарских представителей психоаналитического движения этой тенденции к "спиритуализации", тенденции, в конечном счете приведшей к исключению многих швейцарцев (включая Юнга, Риклина и Блейлера) из движения, в котором все больше доминировал Фрейд со своим энергичным и очень шумным венско-еврейс-ким контингентом29. Как показал на широком материале Ф.Шаре, напряжение в отношениях между Фрейдом и Юнгом в известной степени проистекало из непрекращающегося интереса Юнга к спиритизму и паранормальным феноменам и из фрейдовского пренебрежения к жуткому увлечению Юнга мертвыми и "оккультизмом"30. В своей книге "Юнговский культ" я продемонстрировал, что Юнг действительно имел подобные намерения и со временем преуспел в создании харизматического религиозного культа, сосредоточенного вокруг его собственной личности и учения, сулящего современным индивидам возможность возродиться "духовно" (этот процесс он назвал "индивидуацией") и дающего им шанс стать частью избранной духовной элиты.
Были написаны целые тома о содержащихся в переписке Юнга с Фрейдом свидетельствах склонности Юнга к религиозному строительству. С учетом целей настоящего исследования два юнговских письма стоят особняком. Примерно через четыре месяца после того, как Юнг погрузился в исследование мифологии и археологии, он 11 февраля 1910 г. написал ответ Фрейду, упомянувшему в письме к нему от 13 января того же года о полученном им приглашении вступить в "Интернациональный орден за этику и культуру", который по замыслу его основателя Альфреда Кнаппа должен был стать форумом по внедрению в человеческое сообщество прагматических изменений. Предполагалось, что это будет светская организация, призванная заполнить этический и культурный вакуум, образовавшийся вследствие отмирания мировоззрения-суеверия, развивавшегося иудео-хритианскими религиями. Фрейд сказал Юнгу, что психоанализ мог бы получить выгоду от подобной ассоциации и спросил его мнения на этот счет. Но Фрейд не мог даже представить, какой он получит ответ.
Юнг написал, что он также получил подобное приглашение, но лично его этот проект привел в ужас. Он посетовал на то, что кнап-повская организация была бы "искусственной", поскольку "религию может сменить только религия"31.
"Разве 'Интернациональный орден' в состоянии дать нам нового Спасителя?" — спрашивает он. "Каким новым мифом, в котором мы могли бы жить, он нас одарит? Только мудрецы с их интеллектуальным высокомерием знают, что такое этика, остальным не обойтись без вечно подлинного мифа".
Смысл юнговских слов понятен: даже психоанализ может быть подлинным лишь в том случае, если он предлагает другим "вечную правду мифа". Более того, Юнг был уверен в том, что мифические сексуальные прозрения психоанализа могли бы стать катализатором культурного обновления и возрождения, живой заменой христианству. "Этическая проблема сексуальной свободы поистине необозрима и достойна усилий всех честных ученых. Две тысячи лет христианства должны получить равноценную замену [в виде столь же мощного массового движения]".
Таким массовым движением могла бы стать новая религия современности — психоанализ.
Юнг написал:
Я считаю, что у психоанализа куда более прекрасная и обширная задача, чем слияние с этическим орденом. Психоанализу, думается мне, надо дать время, чтобы он мог из многих центров проникнуть в сознание народов, снова пробудить у интеллигенции вкус к символам и мифам, осторожно вернуть Христу образ пророчествующего бога виноградной лозы, каким он когда-то был, и таким образом впитать в себя экстатическую энергию христианства, свести все к одному концу, сделать из культа и священного мифа то, чем они были, а именно пьяняще-радостный праздник, в котором этическое и животное начала в человеке слиты воедино. Именно в этом и заключалась великая целесообразность древней религии.
Даже если бы данное письмо заканчивалось в этом самом месте, оно все равно было бы достаточно ошеломляющим. Но Юнг еще настаивал на том, что этическое развитие, которое было бы корректным с биологической и эволюционной точки зрения, должно вырасти из христианства и "довести до завершения свой гимн любви, свою боль и свое восхищение умирающим и возрождающимся богом, мистическую силу вина и антропофагическое благоговение причастия — только такое этическое развитие подчинит себе жизненные силы религии". А закончил он это письмо выражением желания "породнить [психоанализ] со всем, что когда-либо было живым и действенным. Таким вещам нужно давать возможность расти".
Если бы мы задались целью установить момент, начиная с которого Фрейд стал испытывать глубокие сомнения в Юнге как в своем сыне и явном преемнике, то таковой наступил вскоре после прочтения им данного письма. Бурное излияние христианской и дионисий-ской образности, видение психоанализа в качестве "непреодолимого массового движения" и живого заместителя ортодоксального христианства не могло не напомнить Фрейду о некоторых ницшеанских, вагнерианских и народнических (Volkish) неоязыческих темах, обращенных в первую очередь к германским христианам — арийцам.
Ответ Фрейда имел форму выговора. Его явно обескуражил юн-говский фанатизм. "Но вы не должны рассматривать меня как основателя религии", — сказал Фрейд. — "У меня нет столь далеко идущих намерений.... Я не ищу замену религии. Эта потребность подлежит сублимации"32.
Юнг вскорости ответил (20 февраля 1910 г.), попросив у Фрейда извинения за "еще один из тех приступов фантазии, которые я себе время от времени позволяю"33. Однако в том же году он снова вернулся к фантазиям по поводу превращения психоанализа в новую религию. В августе 1910 г. он написал Фрейду, что противники психоаналитического движения "высказывают очень интересные вещи, способные раскрыть нам глаза на многое"34. Эти критики утверждали, что психоаналитическое движение было скорее мистической сектой или культом, тайным обществом со степенями посвящения (как у масонов), нежели медицинской или научной программой. Юнг не отвергал эти обвинения. "Заслуживает внимания то, что говорится о секте, мистике, тайном жаргоне, таинствах посвящения и т.д". Он был согласен с тем, что противники направляли свой критицизм против того, что действительно "имеет все черты религии". Вместо того, чтобы отвергать обвинения в культе, Юнг предложил заняться защитой тайной социальной структуры движения.
"В конце концов, психоанализ и процветает-то исключительно в узком кругу единомышленников. Сокровенность для него подобна теплому дождю. Поэтому его еще долго нужно будет охранять от амбиций общественного мнения". Полностью знать все тайны может только элита, состоящая из особо избранных, посвященных в мистерии психоанализа — т.е. самих аналитиков. По мнению Юнга, психоаналитическое движение должно действовать не взирая на общественные условности и не предлагать публике ничего кроме обещания восстановления жизненных сил и возрождения для тех, кто пойдет на лечение. Как и в масонстве, где особое знание, принадлежащее исключительно иллюминатам, передается только иносказательно, психоанализ, по мнению Юнга, "штука слишком подлинная, чтобы быть немедленно признанным общественностью. Сперва в изобилии предлагаются сфальсифицированные экстракты и разжиженные растворы". А затем, после фантазий насчет отсеивания сторонников психоанализа в крупнейших университетах, он с воодушевлением провозглашает: "И тут начинается золотой век".
Но не прошло и двух лет как Фрейд и Юнг перестали даже разговаривать друг с другом. А "могучее массовое движение", которое должно было объединить венцев и швейцарцев, рассыпалось на несколько обособленных центров.

1 MDR, 146-47.
2 Текст данного письма и его обсуждение имеется в: Bernard Minder, "Jung
an Freud 1905: Ein Bericht liber Sabina Spielrein", Gesnerus 50 (1993): 113-20.
3 Относительно взаимоотношений Ницше и Вагнера и характерных для девятнадцатого века концепций гения см.: Carl Pletsch, Young Nietzsche: Becoming a Genius (New York: The Free Press, 1991).
4 MDR, 112-13.
5 Sander Gilman, "Sexology, Psychoanalysis and Degeneration: From a Theory of Race to a Race of Theory", in J.Edward Chamberlin and Sander Gilman, eds., Degeneration: The Dark Side of Progress (New York: Columbia University Press, 1985), 89.
6 Emil Kraepelin, Psychiatrie: Ein Lechrbuch fur Studierende und Arzte (Leipzig: Verlag von Johann Ambrosius Barth, 1896).
7 Joseph Breuer and Sigmund Freud, Studien tiber Hysterie (Leipzig and Vienna: Franz Deuticke, 1895). Английский перевод, выполненный Джеймсом Стрейчи, появился под названием Studies on Hysteria (New York: Basic Books, 1982).
8 На английском языке данная книга была опубликована в переводе Уильяма Алансона Уайта под названием Wish-Fulfillment and Symbolism in Fairy Tales, Nervous and Mental Disease Monograph Series, no. 21 (New York: Journal of Nervous and Mental Disease, 1915).
9 John B. Watson, "Content of a Course in Psychology for Medical Students",
Journal of the American Medical Association (March 30, 1912), 916.
10 Robert S. Woodworth, letter to the editor, The Nation 103 (1916): 396.
11 Knight Dunlap, Mysticism, Freudianism and Scientific Psychology (St. Louis: Mosby, 1920), 8.
12 См. МОЮ книгу JC.
13 Philip Rieff, The Triumph of the Theraupeutic: Uses of Faith after Freud
(New York: Harper and Row, 1966); Richard Webster, Why Freud Was Wrong: Sin, Science and Psychoanalysis (New York: Basic Books, 1995).
14 Цит. по: Webster, Why Freud, 362.
15 Ibid., 355.
16 Ibid., 362-63.
17 Ibid., 355.
18 Georg Weisz, "Scientists and Sectarians: The Case of Psychoanalysis", Journal of the History of the Behavioral Sciences 11 (1975): 350-64.
19 Frank Sulloway, "Reassessing Freud's Case Histories: The Social Construc-
tion of Psychoanalysis", Isis 82 (1991): 245-75.
20 Rodney Stark and William Sims Bainbridge, The Future of Religion: Secularization, Revival and Cult Formation (Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1985), 185. Определение понятия "культ" сильно варьируется в зависимости от источника. См., напр.: William Sims Bainbridge and Rodney Stark, "Cult Formation: Three Compatible Models", Sociological Analysis 40 (1979): 283-95. Marc Galanter, Cults: Faith, Healing and Coercion (New York: Oxford University Press, 1989); Bryan Wilson, The Social Dimensions of Sectarianism: Sects and New Religious Movements in Contemporary Society (Oxford: Clarendon Press, 1990). По поводу того, почему люди оказываются под чьим-то влиянием (и почему интеллект и образование мало что могут изменить) см.: Robert Cialdini, Influence: Science and Practice, 3rd ed. (New York: HarperCollins College Publishers, 1993).
21 Stark and Bainbridge, The Future of Religion, 419. 22 FJ, 95. Русск. перевод дан по изд.: 3. Фрейд — К.Г.Юнг. "Из перепис-
ки", З.Фрейд, "По ту сторону принципа удовольствия" (Москва, Прогресс, 1992), с.393.
23 John Кегг, A Most Dangerous Method: The Story of Jung, Freud and Sabina Spielrein (New York: Alfred A. Knopf, 1993), 171.
24 Jolande Jacobi interview, December 1969, JBA, 42-43.
25 Eva Brabant, Ernst Falzeder, and Patricia Giampieri-Deutsch, eds., The Correspondence of Sigmund Freud and Sandor Ferenczi, vol. 1, 1908-1914, trans. Peter T.Hoffer (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1993), 434.
26 Jolande Jacobi interview, JBA, 44-45.
27 Ibid., 45-46.
28 John Gedo, "Magna Est Vis Veritas Tua et Pravalebit", The Annual of Psychoanalysis, vol. 7 (New York: International Universities Press, 1979); Peter Homans, Jung in Context: Modernity and the Making of a Psychology (Chicago: The University of Chicago Press, 1979).
29 Kerr, A Most Dangerous Method, 296-318.
30 F.X.Charet, Spiritualism and the Foundations of C.G.Jung's Psychology
(Albany, N.Y.: State University of New York Press, 1993), 171-230.
31 FJ, 294. Русск. перев.: Указ. изд., с.415.
32 Ibid., 295.
33 Ibid., 296.
34 Ibid., 345. Русск. перев.: Указ. изд., стр. 419.

Часть вторая МИСТЕРИЯ

-

§ 5. Полигамия

§ 6. Поклонение солнцу

§ 7. Мистерия обожествления

§ 8. Цюрих 1916: Абраксас и возвращение языческих богов

Полигамия

Нет сомнений в том, что ко дню своего тридцатидвухлетия в 1907 г. у Юнга были все основания испытывать чувство удовлетворенности. Он дорос в Бургхельцли до должности Oberarzt, т.е. стал вторым после Блейлера человеком в клинике. Его экспериментальные исследования по применению словесно-ассоциативного метода были признаны значительным новым достижением, помогающим поставить психиатрию на научный фундамент. Именно сообщения об этих экспериментах были переведены в основных английских, французских и итальянских научных журналах, благодаря чему он получил международное признание в области психиатрии. Он установил отношения с такой противоречивой фигурой как Зигмунд Фрейд и помог его движению стать до такой степени заметным, что этого уже нельзя было не замечать. Как впоследствии подтвердило голосование членов этого движения, Юнг прочно занимал второе место (после самого Фрейда) в команде психоаналитиков. Фрейд недвусмысленно продемонстрировал завистливым венцам, что он готов передать Юнгу право быть его харизматическим преемником, если тот того захочет. Теперь мы все знаем, что он этого не захотел.
По всем внешним признакам весна 1908 г. была для Юнга продолжением череды радостных триумфов и в личной жизни. Он отметил пятую годовщину свадьбы вместе со своей женой Эммой [урожденной] Раушенбах из Шаффгаузена и их двумя детьми (Агатой и Грет) в своих апартаментах в Бургхельцли. К концу этой весны Эмма вновь забеременела, и их единственный сын Франц Карл появился на свет в начале декабря того же года!. Юнг время от времени совершал поездки в Мюнхен для того, чтобы посовещаться с Эрнстом Фихтером — архитектором, строившим для них новый дом в Кюснахте — на берегу Цюрихского озера. Взглянув на юнговскую семью, любой увидел бы в ней завидный образец юношеской энергии, внутренней законченности и перспективности в финансовом плане.
Юнг (и это правда) успешно организовал буржуазное существование, к чему он, как "германский мандарин" и потомственный член немецкого образованного среднего класса, стремился с первых своих шагов. Событиям 1908 г. как ничему иному суждено было поставить под угрозу обуржуазивтше юнговской психики и направить его по пути, глубоко изменившем его взгляд на жизнь. Многие идеи, которыми он впоследствии отличался от Фрейда и остальных, уходили своими корнями в этот год. А его благополучной буржуазной жизни вскоре суждено было прийти в полный беспорядок.
Большинство историй традиционно (и ошибочно) указывают на Фрейда как на единственную наиболее влиятельную личность в жизни Юнга. Как демонстрирует недавно появившийся из архивов новый материал, эта заслуга с полным правом может быть приписана каждой из трех личностей, все из которых были его пациентами и коллегами: Отто Гроссу, Сабине Шпильрейн и Антонии ("Тони") Вольф. Гросс был коллегой Юнга по психоаналитическому движению еще до того, как он стал его пациентом в Бургхельцли весной 1908 г. Шпильрейн и Вольф сначала были у него пациентками, а затем стали его любовницами и сотрудницами. Именно опыт с Гроссом решительно перевернул юнговскую судьбу, а также предопределил сначала участь Шпильрейн (с которой Юнг к тому времени уже был знаком), а позднее — Вольф.
Они сообща и вполне сознательно искали формулу высвобождения внутри себя (как в химической реакции) бессознательных творческих сил и даже гения. Они преуспели в этом. Эта четверка синтезировала из элементов своего личного опыта все те идеи, которые мы сегодня называем "юнгианскими".
А их катализатором была полигамия.

Отто Гросс
По всеобщему признанию, Отто Гросс был наиболее опасным представителем своего поколения — угрозой для буржуазно-христианского универсума германской Европы2. Он никогда не буйствовал, скорее наоборот. Но он обладал ужасной способностью подстрекать других вести себя распутно, поддаваться инстинктивному импульсу. Гросс был великим разрушителем связей, пакостником, а также любимцем армии женщин, которых он хотя бы на короткое время доводил до умопомешательства. Он довел одну свою пациентку-любовницу до самоубийства, а чуть позднее и другая его пациентка умерла при сходных обстоятельствах. Современники описывали Гросса как блистательную, творческую, харизматическую и беспокойную личность. Он был врачом-ницшеанцем, психоаналитиком-фрейдистом, анархистом, высокопоставленным жрецом сексуального освобождения, мастером оргий, врагом патриархата, а также безудержным потребителем кокаина и морфия. Его любили и ненавидели с одинаковой силой, для одних он был источником заразы, а для других — целителем. Он был рыжевато-белым Дионисом.
Зигмунд Фрейд считал его гением. Юнгу он однажды сказал: "Вы, на самом деле, единственный, кто может внести свой оригинальный вклад; не считая, быть может, только О.Гросса, но, к сожалению, ему не достает здоровья"3. Эрнст Джонс встречался с Гроссом в 1907 и 1908 гг. в Мюнхене с целью получить от него начальные инструкции по методам психоанализа. Джонс говорил, что "из всех тех людей, которых я когда-либо встречал, Гросс был наиболее близок к романтическому идеалу гения и одновременно являлся подтверждением предположения о сходстве гениальности и умопомешательства, поскольку он страдал явным психическим расстройством, которое на моих глазах переросло в убийство, помещение в психиатрическую больницу и в суицид"4. Для Юнга он был чем-то значительно большим, но ни он, ни его последователи никогда этого не признавали. Перерабатывая в течении всей своей жизни свои напечатанные работы, Юнг старательно удалял оттуда упоминания о коллегах, ставших жертвами скандала или самоубийства. Отто Гросс явно был одним из них. Тем не менее, юнговское катастрофическое столкновение с Гроссом является критическим эпизодом в истории его тайной жизни.

Криминальный разум
Никакую историю об Отто Гроссе не расскажешь, не упомянув о его антиподе — его собственном отце Гансе Гроссе, который в свое время был известен во всем мире как создатель современной научной криминалистики. Получив юридическое образование, Гросс-старший на протяжении многих лет был следователем, разъезжавшим по всей Австрии и занимавшимся исследованием и анализом криминальных улик. Его практический опыт розыска преступников приучил его ценить современные научные техники, предлагаемые химиками, биологами, бактериологами, токсикологами, врачами (особенно психиатрами), инженерами и специалистами по пиротехнике. Он признал важность юнговской работы со словесно-ассоциативным тестом для определения потенциальных преступников и лжесвидетелей. Он был профессором криминального права в Черновцах, Праге и Граце. Он написал первый современный учебник по раскрытию преступлений и создал первую многоцелевую лабораторию для анализа улик из сцен преступлений.
В своем знаменитом Институте криминалистики он сохранил коллекцию случаев, имеющую образовательную ценность и для современных борцов с преступностью, включая и такой незабываемый экспонат, как череп убитого мужчины. Он также сохранил шкаф, в котором вместе со смертоносными ядами, огнестрельным оружием и пулями, тростями с вкладными шпагами и заточками находились сонники, любовные зелья, астрологические карты и магические заклинания, дававшие ключ к пониманию суеверного криминального разума. Ганс Гросс был уверен в том, что оккультные увлечения, особенно у цыган, являются поведенческим выражением дегенерации. Он приложил значительные усилия для того, чтобы привлечь внимание к этому, касающемуся общественного здоровья, пункту у юридической публики, а румынское и цыганское население Австро-Венгрии, согласно его рекомендациям, вело неудовлетворительный с точки зрения более гигиеничного и цивилизованного общества образ жизни.-Будучи римским католиком, несколько смягчившимся благодаря научному образованию, он расследовал слухи о том, что евреи занимаются похищением детей и убийством младенцев-христиан. Но легальные занятия подобными случаями вызвали сомнения в его беспристрастности5.
В 1914 г. Ганс Гросс сказал репортеру из журнала McClure, что криминалист должен быть эрудитом:
Он должен быть лингвистом и чертежником... Он должен знать, что может сказать ему врач, что ему следует у этого врача спросить; он одинаково хорошо должен знать ухищрения как браконьера, так и биржевого спекулянта; он должен заметить, как было подделано завещание, и какой была последовательность событий в железнодорожной катастрофе; ему следует знать, как мошенничают профессиональные игроки и как взорвался паровой котел... Он должен знать жаргон подземелья, быть в состоянии перевести зашифрованные послания, а также знать методы и инструменты, которыми пользуются все умельцы6.
Отпечатки ног и пальцев, кровавые пятна и фотографические трюки тоже должны входить в сферу компетенции криминалиста, сказал он. Ганс Гросс адресовал свои взгляды более совершенному миру. В этом мире наука будет служить инструментом в руках той силы, благодаря поддержке которой государство и общество смогут создать прочный законопорядок7.
В годы, предшествовавшие первой мировой войне, многие воспринимали эту диаду отец-сын как символ огромного напряжения между полюсами в культуре Центральной Европы. Это переросло в титанический и предельно публичный конфликт между признанными лидерами буржуазно-христианского и богемного миров, между идеалами патриархата и матриархата, а также между силами подавления и освобождения (как сексуального, так и политического). И Фрейд, и Юнг ввязались в эту драку на стороне отца.
Знаток жизни и творчества Отто Гросса Микаэль Рауб показал, что в начале своей медицинской карьеры Гросс-младший был самым настоящим сыном своего отца. Его первая книга была простым медицинским руководством, а годом позже в заметке о "филогенетическом" основании этики он предложил эволюционистское объяснение тому, что он обозначил как "антикриминальный импульс", имея в виду отвращение, испытываемое большинством нормальных людей по отношению к антиобщественному и криминальному поведению8.
Хотя всего через несколько лет Отто Гросс отверг взгляды своего отца, эта заметка демонстрирует важный аспект его стиля мышления, доминировавший и в его позднейшей философии: обнаружение филогенетического базиса в современном поведении людей. Гросс доказывал, что как духовное, так и интеллектуальное существование не определяются свободной волей индивида, а оба являются результатом филогенетического развития инстинктов. Он использовал эволюционистскую теорию для апологии буржуазных социальных обычаев, а позднее он апеллировал к логике эволюционистской теории и взывал к крови предков с целью отбросить репрессивные механизмы, обещая как физическое, так и психологическое освобождение для тех, кто стал последователем его новой этики. Научные прозрения, особенно те, которые принадлежали Ницше и Фрейду , должны были стать новыми инструментами в руках той силы, с помощью которой будут ниспровергнуты патриархальное государство и общество.
Начиная с 1898 г. Гросс экспериментировал с веществами, воздействующими на психику9. Во время морского путешествия в Южную Америку в 1900 и 1901 гг. он разгонял тоску с помощью наркотиков, которые он имел при себе как судовой врач. Поначалу он глотал небольшие порции опиума и морфия, но начиная с 1902 г.
он стал принимать морфий в значительно больших дозах, а уже к апрелю ему нужно было делать это как минимум дважды в день просто для того, чтобы быть в состоянии исполнять свои служебные обязанности в психиатрической клинике в Граце. Вскоре он уже не мог исполнять даже самые основные из них. Он проводил дни в кофейнях, сидя в которых, он думал и писал. Благодаря усилиям со стороны отца, его послали на лечение в Швейцарию, а к концу апреля он был принят в психиатрической клинике Бургхельцли в Цюрихе. Хотя Юнг был там в то время и должен был знать о его поступлении, в имеющихся записях нет сообщения о том, кто был его лечащим врачом.
В Бургхельцли Гросса приняли как человека, злоупотребившего морфием. Согласно имеющимся клиническим записям, при поступлении он утверждал, что "причиной его приступа морфинизма была несчастная любовь"10. Ему поставили диагноз — "морфинизм". Пронаблюдав его в течении нескольких месяцев, неизвестный член медицинского персонала установил окончательный диагноз — "сильная психопатия". В июле его выписали.
И вскоре он вернулся в кофейни, где снова думал, писал.