Наука, религия и истина

ДАЛАЙ-ЛАМА

ПОЛ ЭКМАН

МУДРОСТЬ

ВОСТОКА И ЗАПАДА

ПСИХОЛОГИЯ РАВНОВЕСИЯ

EMOTIONAL

AWARENESS

Overcoming the Obstacles

to Psychological Balance

and Compassion

A Conversation Between The Dalai Lama
and Paul Ekman, Ph.D.

Edited by Paul Ekman

A Holt Paperback Times Books /
Henry Holt and Company / New York

В мире не так мало умных людей. Но по-настоящему мудрых — единицы. Их мысли и слова представляют особую, ни с чем не сравнимую ценность для всех нас.

Это книга-разговор. Диалог двух замечательных представителей Востока и За­пада — Его Святейшество Далай-ламы и выдающегося американского психолога Пола Экмана.

Правда и ложь, деструктивные эмоции, трудные люди, разум и чувства, искус­ство счастья и финансовый успех, прощение и ответственность, исцеляющий гнев, природа сочувствия и применение медитации — круг обсуждаемых тем максималь­но широк. На каждый вопрос дан интересный и полезный ответ.

Прочитайте эту книгу, чтобы понять то, что не понимали прежде. Только обще­ние с наимудрейшими обогащает!

Предисловие

Дэниел Гоулман

Под эмоциональным интеллектом понимается способность лучше знать нашу эмоциональную жизнь: обладать большим самоосознанием, уметь лучше справляться с беспокойными эмо­циями, быть более восприимчивым к эмоциям других — и быть в состоянии собрать все это вместе для достижения эффективных и полезных взаимодействий. У одних людей эти фундаменталь­ные навыки развиты лучше, чем у других, но хорошей новостью оказывается то, что все эти способности являются усвоенными — и им можно научить.

В любой области человеческих навыков, когда речь идет о вы­работке знаний и опыта, полезно получать указания от экспер­тов. Как гласит старая пословица: «Если вы хотите подняться на вершину горы, спросите совета у того, кто часто проделывает этот путь».

Подобным образом и представленный здесь диалог имеет осо­бую ценность людей, стремящихся больше знать об эмоциях. Я полагаю, что вряд ли на нашей планете есть два других чело­века, лучше разбирающихся в природе эмоций, чем Далай-лама и Пол Экман.

Его Святейшество Далай-лама на первый взгляд может пока­заться человеком, вряд ли способным послужить источником ин-сайтов об эмоциях. Но я имел удовольствие лично познакомить­ся с его познаниями об этой области нашей внутренней жизни во время нескольких его встреч с западными учеными. Я неизменно покидал эти мероприятия под впечатлением той ясности и того тонкого понимания нюансов, которые он демонстрировал при обсуждении каждого аспекта человеческого сознания, в том числе и эмоций. Его Святейшество придает рассмотрению этой темы не­повторимый оттенок в первую очередь как мастер созерцательного размышления, который исследовал свою душу с тщательностью и беспристрастностью аналитика, а также как представитель ты­сячелетней интеллектуальной традиции, которая всегда держала в фокусе своего внимания вопросы позитивной трансформации человеческих эмоций. Далай-лама подходит к эмоциям как про­ницательный ученый и практик, занимающийся этой специфиче­ской наукой.

С другой стороны, Пол Экман является олицетворением наи­высших достижений комплементарной интеллектуальной тради­ции, современной психологии. В течение десятилетий он остается научным лидером в области экспериментального исследования эмоций и непререкаемым авторитетом в более узкой области уни­версальных выражений эмоций на лице человека. Пол Экман про­должает научную традицию, заложенную Дарвином, который ви­дел наследие нашего эволюционного прошлого в сигналах любви и ненависти, страха и гнева, которые и по сей день появляются в равной мере у людей и животных. Пол, мой давний друг, стал непревзойденным специалистом-практиком по распознаванию эмоций, а также экспертом по выявлению лжи. Он разработал эф­фективные методы повышения нашей способности безошибочно читать выражения эмоций на лицах других людей. Пол привнес в эту беседу трезвый взгляд беспристрастно мыслящего ученого-эмпирика.

Я испытываю особое удовольствие от того, что оказался тем че­ловеком, который первым свел вместе Пола и Его Святейшество в марте 2000 года, когда я был модератором во время диалога на те­му деструктивных эмоций, организованного Институтом разума и жизни. Как будет рассказано на последующих страницах, на этом мероприятии состоялась встреча двух замечательных людей, которая способствовала эмоциональному перерождению Пола и оказала огромное влияние на его личную и профессиональную жизнь. Их диалог стал одним из следствий той первой встречи.

Их дискуссия — богатое пиршество для ума, так как беседа за­трагивает широкий круг привлекательных тем и дает ответы на многие интересные вопросы. Что делает гнев конструктивным? Как мы можем лучше управлять нашими деструктивными эмоциями и как этому помогает увеличение промежутка времени между импульсом и действием? Почему мы должны по-разному реагировать на огорчившего нас человека и на огорчивший нас его поступок — и что поможет нам вести себя именно таким образом? Как мы можем расширить круг людей, к которым мы испытываем искреннее сострадание?

Пол решил передать читателю аромат этой беседы, тщатель­но сохранив в тексте все, что произносилось в действительности. Такой подход позволяет читателям почувствовать себя непосред­ственными свидетелями встречи, имеющими возможность самим услышать слова собеседников, а не узнать их в чьем-то пересказе. Это позволяет также сохранить для истории память об уникаль­ной встрече двух интеллектуальных традиций — и двух замеча­тельных людей, умы и сердца которых озабочены решением од­них из самых важных проблем, стоящих перед человечеством.

Благодарности

В главе 7 я поблагодарил всех людей, при содействии которых со­стоялась эта встреча: самого Далай-ламу, Доржи Дамдула, Ричар­да Дэвидсона, Дэна Гоулмана, Туптена Джинау, Мэттью Райкарда и Алана Уоллеса. Здесь же я хотел бы в первую очередь выразить признательность Адаму Энглу, так как я никогда не смог бы встре­титься с Далай-ламой без поддержки его организации — Инсти­тута разума и жизни. Я также хочу поблагодарить всех тех, кто помогал мне превратить материалы этой почти сорокачасовой бе­седы в книгу.

Салли Фрай старательно преобразовывала аудиоматериалы в ис­ходный печатный текст. Пол Кауфман и Клифф Сейрон читали эту начальную версию книги и делали свои бесценные предложе­ния. Я благодарен небольшой группе коллег и друзей — Маргарет Каллен, Патрисии Дженнингс, Маргарет Кемени, Эрике Розеньерг, Клиффу Сейрону и Марку Шварцу, — которые выслушали аудио­запись нашей первой встречи и задали вопросы, на которые я искал ответы во время следующих встреч. Я благодарен всем тем, кто пи­сал комментарии, которые впоследствии были включены в текст. Каждый из них работал быстро и с удовольствием: Маргарет Кал-лен, Доржи Дамдул, Ричард Дэвидсон, Джон Данн, Боб Левенсон, Лобсанг Тенцин Неги, Чарльз Рейсон, Мэттью Райкард, Клифф Сейрон, Марк Шварц, Алан Уоллес и Франс де Ваал. Мой литера­турный агент Роберт Лешер привычно подбадривал меня и уме­ло использовал свои навыки ведения переговоров для разрешения контрактных проблем, типичных для книг, которые пишутся в со­авторстве.

Роберта Деннис, редактор, оказала мне значительную помощь, внимательно анализируя не только каждое предложение, но и прак­тически каждое слово. Без ее самоотверженности и настойчиво­сти эта книга оказалась бы менее яркой и запоминающейся.

Пол Экман

Об авторах

Тенцин Гьяцо (Tenzin Gyatso) — Его Святейшество Далай-лама XIV, лауреат Нобелевской премии мира. Является светским и духовным лидером тибетского народа. Автор многих книг, в том числе и «Ис­кусства счастья». Возглавляет тибетское правительство в изгна­нии. Проживает в Дарамсале (Индия).

Пол Экман (Paul Ekman) — крупнейший в мире специалист по выражениям эмоций на лице, является почетным профессором психологии медицинского факультета Калифорнийского универ­ситета в Сан-Франциско. Автор четырнадцати книг. Проживает в Калифорнии.

Введение

Пол Экман

Эмоции объединяют и разъединяют миры, в которых мы жи­вем, как на индивидуальном, так и на глобальном уровнях, мотивируя самое лучшее и самое плохое в нашем поведении. Они спасают наши жизни, давая возможность совершать быстрые дей­ствия в чрезвычайных ситуациях. Однако то, как мы ведем себя под влиянием эмоций, может сделать несчастной и нашу собствен­ную жизнь, и жизнь тех, о ком мы заботимся. Без эмоций не было бы героизма, сочувствия или сострадания, но не было бы также и жестокости, эгоизма и злобы. Используя разные точки зрения— Запада и Востока, духовности и науки, буддизма и психологии, — Далай-лама и я пытались прояснить эти противоречия и наметить способы обеспечить каждому человеку возможность вести сбалан­сированную эмоциональную жизнь и испытывать чувство состра­дания к ближнему.

В качестве выразителя тысячелетней духовной традиции и ли­дера нации в изгнании Далай-лама обладает чуть ли не божествен­ным статусом в глазах жителей Тибета. Он является наиболее из­вестным из ныне здравствующих поборников идеи ненасилия. За свою деятельность он был удостоен в 1989 году Нобелевской премии мира, а в 2007 году получил Золотую медаль конгресса — высшую награду, вручаемую гражданским лицам правительством США. Его деятельность осуждается, причем иногда в очень резкой форме, руководителями Китайской Народной Республики, которая ок­купирует Тибет с 1950 года. Но при этом он больше чем религиозный и политический лидер: в западном мире его известность при­ближается к известности звезд рок-музыки. Далай-лама является автором нескольких популярнейших книг, и при этом он по­стоянно путешествует, проводит беседы и воодушевляет много­тысячные аудитории слушателей. Он также проявляет большой интерес к интеграции достижений современной науки в буддист­ское мировоззрение. Во время наших бесед мне стало ясно, что он считает себя в первую очередь буддистским монахом и человеком, призванным разъяснять суть буддистского учения остальному миру. Он верит в то, что буддистская мудрость обеспечивает ту этическую основу, на которой наш мир сможет лучше справлять­ся с разделяющими нас проблемами.

Я являюсь почетным профессором медицинского факультета Калифорнийского университета в Сан-Франциско. Более сорока лет моей жизни я потратил на доказательство универсальности эмоционального поведения людей, составление атласа выраже­ний человеческого лица, выяснения того, как ложь проявляется в нашем поведении, и на разработку теорий, объясняющих при­роду эмоций и то, когда и почему люди лгут. Эти исследования помогли вновь пробудить научный интерес и к эмоциям, и к по­пыткам обмана. Я являюсь также автором четырнадцати книг, пять из которых адресованы широкой публике, а за годы своей научной деятельности я стал знатоком трудов Чарльза Дарвина, посвященных выражению эмоций. Моя деятельность вызвала интерес самых разных организаций, от анимационных студий до департаментов полиции, и сейчас я владею фирмой, занимающей­ся разработкой интерактивных тренинговых инструментов для улучшения понимания эмоций и оценки правдивости. Я также консультирую несколько государственных учреждений, зани­мающихся борьбой с терроризмом. Я еврей по крови, но не соблю­даю религиозных ритуалов и одинаково скептически отношусь как к буддизму, так и к любой другой религии. Всю свою жизнь я занимался изучением поведения, разрабатывая и применяя объ­ективные, основанные на строгих научных фактах методы иссле­дования того, что относится к феномену эмоций.

Несмотря на имеющиеся между нами различия, мы обнаружи­ли важную общую основу в наших воззрениях. Мы оба приверже­ны идее о необходимости уменьшения человеческих страданий, обладаем большим любопытством и убеждены в том, что мы долж­ны учиться друг у друга. Наши беседы позволили обнаружить то, что развилось в прочную дружбу на протяжении тех почти что сорока часов, которые мы с Далай-ламой провели вместе, занимаясь изучением этих вопросов. Наша общая озабоченность проблема­ми индивидуального и общественного благополучия, возникшая в результате десятилетий размышлений и работы в совершенно несхожих условиях, помогла нам объединить усилия и выдвинуть новые идеи, предложив новые пути самопознания, новые практи­ческие шаги по созданию лучших миров в наших близких и в то же время далеких отношениях.

Впервые я встретился с Далай-ламой в 2000 году на конфе­ренции по деструктивным эмоциям, проводившейся Институтом разума и жизни в городе Боулдере, штат Колорадо. С 1987 года этот институт приглашал ученых в индийский город Дарамсала, где живет в изгнании Далай-лама, для участия в конференциях по разной научной тематике. На конференции 2000 года я оказался в числе шести приглашенных ученых, которым была предостав­лена возможность беседовать с Далай-ламой в течение пяти дней. Мне было поручено представить дарвиновский взгляд на эмоции и результаты моих собственных научных исследований, посвящен­ных универсальности выражений эмоций и вопросам физиологии. Благодаря свойственному нам обоим веселому и упорному любо­пытству, нашему общему стремлению к облегчению человеческих страданий и убежденности в том, что мы могли бы чему-то научить­ся друг у друга, между Далай-ламой и мной быстро установились неожиданно прочное взаимопонимание в отношении того широ­кого интеллектуального наследия, которое мы оба представляли.

В последующие годы я в составе небольших групп ученых уча­ствовал в трех других конференциях, на которых присутство­вал Далай-лама. Кроме того, я присутствовал на международ­ной конференции «Раскрывая сердце», проведенной в Ванкувере в 2004 году, в которой Далай-лама принимал участие наряду с лиде­рами других религиозных конфессий. Один за другим эти религи­озные лидеры обращались к своим слушателям: епископ Десмонд Туту говорил о том, как его религия помогла ему раскрыть свое сердце; доктор Джо-Энн Арчибальд, потомок североамерикан­ских индейцев, говорила о том, как раскрылось ее сердце благо­даря ее религии; иранский судья Ширин Эбади, а затем и раввин Залман Шахтер-Шаломи рассказывали о том, как их религии помогали каждому из них раскрыть свое сердце. Его Святейшество Далай-лама выступал последним.[1] Он взглянул на каждого, кто выступал перед ним, и с широкой улыбкой на лице сказал при­близительно следующее: «Но религии часто разделяют мир. Что объединяет нас, так это наши эмоции. Мы все хотим быть счастли­выми и меньше страдать». Я сам думал точно так же, но при этом понимал, что эмоции также разделяют нас.

Когда я покидал конференцию в Ванкувере, моя голова была переполнена вопросами об эмоциях, вызванных у меня замеча­ниями Далай-ламы, которые, безусловно, заслуживали дальней­шего изучения. Он был прав, утверждая, что эмоции — это то общее, что имеется у всех нас, но он ничего не сказал о том, как эмоции могут разделять нас и вынуждать вступать в конфликты друг с другом. Я был озабочен тем, что, возможно, я чрезмерно упростил ситуацию в своем докладе об эмоциях, сделанном четы­ре года назад. Я начал составлять список неисследованных вопро­сов. Часть из них была посвящена тому, как люди могли бы устра­нить разделяющие их барьеры благодаря универсальной природе наших эмоций, а другая часть — тому, как устранить возможное деструктивное влияние эмоций на нашу жизнь. Мой первоначаль­ный конспект поместился на двадцати страницах.

Предчувствуя, что благодаря различиям западной и буддист­ской философий наша дискуссия может породить новые идеи, я по­пытался выяснить мнения двух моих коллег, с которыми я встре­тился на конференции, организованной в 2000 году Институтом разума и жизни. Одним из них был Мэттью Райкард. Мэттью по­лучил докторскую степень по биологии в 1972 году, но затем ушел из мира науки и стал тибетским буддистским монахом, известным автором книг и фотографом.2 Он провел в монастыре Шехен в Непале более тридцати лет и служил у Далай-ламы переводчиком с французского. Мэттью неоднократно гостил в моем доме и лю­безно согласился стать объектом научного исследования выраже­ний эмоций и их физиологии. Это исследование состояло из се­рии экспериментов.3 Я также отослал конспект своих идей Алану Уоллесу, который принял монашеский сан в 1973 году и учил­ся вместе с Далай-ламой до того, как покинул монастырь, чтобы вернуться в США для завершения образования и для женитьбы. Алан является автором многих книг по медитации и основате­лем некоммерческого Института исследования сознания в городе Санта-Барбара. Он также стал моим хорошим другом и участво­вал в качестве преподавателя медитации в одном из моих исследо­вательских проектов. И Мэттью и Алан добавили в мой конспект собственные идеи и затем убедили меня попытаться установить контакт с Далай-ламой через его канцелярию.

Зная, что рабочий график Далай-ламы и так уже. очень плот­ный, я не рассчитывал, что мне будет выделено те десять — две­надцать часов времени, которые, как я полагал, потребуются для обсуждения этих вопросов. Тем не менее я направил свою прось­бу Туптену Джинпе, известному тибетскому ученому и бывшему монаху, который состоял при Далай-ламе переводчиком с англий­ского, когда тот путешествовал за пределами Индии. Джинпа ока­зался очень приятным и любезным человеком, с которым мы легко установили теплые отношения. В своем письме к нему я спросил, считает ли он вопросы, изложенные в моем конспекте, достаточно важными для того, чтобы я имел основание просить о личной встре­че с Далай-ламой. Джинпа направил мне восторженный ответ. Он добавил несколько своих вопросов и затем приложил макси­мум усилий для того, чтобы организовать мне трехдневную встре­чу с Далай-ламой. Этого события мне пришлось ждать четырнад­цать месяцев.

В результате настойчивости Джинпы 23 апреля 2006 года Далай-лама и я провели одиннадцать часов вместе, обсуждая вопросы, изложенные на двадцати четырех страницах текста, об эмоциях и сострадании, а также другие вопросы, которые естественным образом возникали в ходе нашей беседы. Это был первый из трех наших откровенных диалогов, которые состоялись между нами в период пятнадцати месяцев и продолжались в общей сложности тридцать девять часов.

Наша первая беседа состоялась в Либервилле, штат Иллинойс, в роскошной комнате загородного дома семьи Прицкеров, управляющей Hyatt Corporation. Стены комнаты был украшены предме­тами одной из лучших частных коллекций азиатского искусства в США. Я занял место слева от Далай-ламы. Однако правильнее было бы сказать — «примостился», поскольку во время всей бесе­ды я сидел на самом краешке стула, вытянувшись в направлении Далай-ламы. Передо мной на кофейном столике лежал подготов­ленный мною конспект вопросов. Рядом с конспектом находились листы бумаги с заметками, которые я делал во время беседы. Мы обсуждали каждый пункт моего конспекта и многие другие вопро­сы, одни из которых имели прямое отношение к заявленной теме, а другие были просто слишком интересны, чтобы оставить их без внимания.

Мы оба испытывали возбуждение, вызванное задачей реорга­низации мышления с учетом мнения собеседника, и такая целе­устремленность была хорошо заметна. Но мы также выражали искренний энтузиазм и радость, что проявлялось в громком разго­воре и частых взрывах смеха. Мы сели за стол, имея собственные устоявшиеся точки зрения, которые вели свое происхождение из совершенно разных источников, и каждый из нас был знатоком в своей области. Мы также знали, что у нас, вероятно, не будет другой такой возможности. Далай-ламе на момент нашей беседы был семьдесят один год, а мне — семьдесят два.

Мы решили посвятить значительную часть этих трех дней ин­тенсивной двусторонней дискуссии. Я этим прежде никогда ни с кем не занимался, а для Далай-ламы, как мне было известно, такое мероприятие также было крайне редким. Мы уже осозна­вали ту прочную связь, которая возникла между нами во время предыдущих встреч, сопровождавших научные конференции, в присутствии большого числа людей. Во время конференции 2000 года у меня возникло ощущение deja vu, как если бы я был знаком с Далай-ламой в течение долгого времени. Далай-лама так­же почувствовал эту связь, возникшую между нами. В своей книге «Вселенная в одном атоме» он написал: «Я ощутил родственную связь с ним и почувствовал, что в основе его деятельности лежит искренняя этическая мотивация, предполагающая, что если бы мы лучше поняли природу наших эмоций и их универсальность, то мы могли бы выработать у людей более сильное ощущения сходства». Буквально в следующем предложении он отпускает шутли­вое замечание, в котором, как и во всех его шутках, содержится доля правды: «К тому же Пол говорит как раз в том темпе, кото­рый позволяет мне без труда понимать его мысли, выражаемые на английском языке».

Как и следовало ожидать, во время этой беседы с главным пред­ставителем одной из мировых религий, который к тому же яв­ляется главой государства и регулярно получает угрозы в свой адрес, мы были не одни. У входа в комнату дежурил офицер служ­бы охраны Государственного департамента США, которого каж­дые тридцать минут сменял его напарник. Другие агенты службы безопасности дежурили вокруг дома. У ворот круглые сутки на­ходилась специальная машина на случай необходимости быстрой эвакуации. На другом конце комнаты в сорока футах от нас член тибетского правительства в изгнании наблюдал за обстановкой во­круг дома с высокого балкона.

Справа от Далай-ламы сидел мой союзник в этом предприятии Туптен Джинпа, который выступал в роли переводчика, а рядом с ним находился другой тибетец, геше Доржи Дамдул (слово геше применяется к тем тибетским ученым, которые в изучении тибет­ского буддизма достигли уровня знаний, эквивалентного уровню знаний доктора наук на Западе). Время от времени Доржи отве­чал на вопросы Далай-ламы о том, насколько мой комментарий соответствует тибетской философии. Он прекрасно говорит по-английски и поэтому не нуждался в переводчике для понимания того, что говорил я, и обращался непосредственно к Далай-ламе по-тибетски, но делал это только тогда, когда его об этом про­сили.

Свидетелями нашей беседы были также несколько других лю­дей, включая американского врача Далай-ламы Барри Керзина, ко­торый тремя годами ранее принял сан буддийского монаха, и лич­ного тибетского врача Далай-ламы доктора Цетана Садутшанга. Врачи присутствовали как потому, что их интересовала тема на­шей беседы, так и потому, что Далай-лама только накануне вы­писался из Mayo Clinic, где он проходил регулярное обследование. На расстоянии двадцати пяти футов от нас, в другом конце боль­шой комнаты, сидела моя семья: мой сын Том Экман, который не­давно окончил школу правоведения и никогда прежде не встре­чался с Далай-ламой; моя жена Мэри Энн Мейсон, которая была деканом факультета Калифорнийского университета в Беркли и в 2003 году присутствовала (в качестве безмолвного наблю­дателя) на моей двадцатиминутной аудиенции у Далай-ламы, во время которой обсуждался вопрос, возникший у меня в ходе науч­ного исследования («Почему медитация, сосредоточенная на ды­хании, благотворно влияет на эмоции?»); и моя дочь Ева Экман, актриса, писательница и социальный работник, участвовавшая в той пятидневной конференции по деструктивным эмоциям, на которой я впервые встретился с Далай-ламой в 2000 году.

Последним членом этой группы наблюдателей был Клиффорд Сейрон, психолог, исследователь высшей нервной деятельности, «технический специалист высшей квалификации» и мой близкий друг. Клнфф, разбиравшийся в вопросах работы мозга и в буддиз­ме лучше, чем я, был приглашен не только для осуществления вы­сококачественной аудиозаписи беседы, но также и для оказания мне помощи во время перерывов в формулировании вопросов, ка­сающихся буддизма.

Опыт ежедневного обсуждения в формате беседы, а не дебатов тех вопросов, о которых я размышлял и писал в течение многих лет моей жизни, трудно описать словами. Время от времени воз­никали новые вызовы, и, как я и надеялся, внезапно вспыхивали новые идеи, которые не приходили мне в голову прежде. Я всегда прихожу в возбужденное состояние, когда у меня выкристаллизо­вывается новая идея, но на этот раз мое возбуждение усиливалось многократно благодаря тому, что я начинал глубже понимать буд­дизм, лучше узнавал этого выдающегося человека и был свидете­лем развития его идей в ходе нашей беседы. Если бы я сказал, что я находился в «приподнятом настроении», то это лишь в малой степени соответствовало бы тому, что я испытывал после заверше­ния беседы; если бы я сказал, что был «удовлетворен», то это так­же лишь приблизительно бы отражало мое тогдашнее состояние. Нельзя сказать, что я был опустошен, и хотя я чувствовал, что эта наша дискуссия не будет последней, я не ожидал, что эта встре­ча будет длиться менее трети того времени, которое мы должны будем провести вместе в следующем году. В следующем месяце я прослушивал записи беседы с группой проявлявших интерес к этой теме моих коллег и друзей, которые задавали множество вопросов по поводу того, что говорил он или я. Тогда я понял, что мне необходимо будет встретиться с Далай-ламой еще раз. Год спустя в апреле 2007 года мы встретились в Индии во время пятидневной конференции, организованной Институтом разума и жизни. Во время этой конференции каждого ученого просили рас­сказать о его реакции на книгу Далай-ламы «Вселенная в одном атоме», в которой он описывал то, что узнал во время своих много­численных встреч с учеными.

Нам с Далай-ламой удалось встретиться дважды во время пере­рывов в работе конференции, каждая наша встреча продолжалась приблизительно полтора часа. Эти приватные беседы происходи­ли в специальной комнате для подобных встреч; стены комнаты были покрыты тангкас, кроме того, в ней исправно работал кон­диционер. (Далай-ламе нравится более низкая температура, чем мне, несмотря на то что его монашеское одеяние меньше закрыва­ет тело, чем традиционная европейская одежда.) Как и всегда во время таких дружеских бесед, он снял обувь и сел, скрестив под­жатые ноги. Мы сидели очень близко друг к другу, и ни один из нас не касался спинки своего стула. Меня предупредили, что если Далай-лама откидывается назад на спинку стула, то это означает, что вы перестали вызывать у него интерес, — но этого не произо­шло ни разу.

Геше Доржи Дамдул также присутствовал на этой встрече, вы­полняя работу переводчика, и временами вставляя свое слово в на­шу беседу. Иногда они с Далай-ламой вступали в длительную дис­куссию на тибетском языке, пытаясь решить, имеет ли моя научная точка зрения соответствующее отражение в буддистских текстах. В конце каждой такой сессии я объяснил свой план по­следовательно объединить большую часть того, о чем мы говорили во время нашего диалога, чтобы наши подкрепленные точки зре­ния проявлялись именно тогда» когда это требовалось читателю.

Я предложил передать интегрированный текст Джинпе, который мог бы проверить его на предмет правильности расшифровки сде­ланных мною записей. Мне хотелось также узнать, не пожелает ли сам Далай-лама прочитать рукопись до того, как я отправлю ее редактору. «Кто будет указан в качестве авторов?» — спросил он для полной ясности. «Далай-лама и Пол Экман», — ответил я. Тогда он пригласил меня еще раз приехать в Индию и прочитать ему текст рукописи вслух, чтобы он лично мог проанализировать его я сделать необходимые уточнения.

Это оказалось для меня неожиданностью. Спустя несколько не­дель у меня была запланирована важная поездка в Европу, кото­рую я никак не мог отменить. Но позднее один из управляющих делами Далай-ламы сказал мне, чтобы я не беспокоился: мне не­обходимо было подождать как минимум год, потому что в рабочем графике Далай-ламы в ближайшее время не было свободного не­дельного «окна», необходимого для того, чтобы выслушать и про­комментировать весь текст. Когда Джинпа, который также при­сутствовал на конференции, узнал об этом, то, будучи активным поборником издания этой книги, он начал доказывать, что такая задержка публикации книги стала бы серьезной ошибкой. В ре­зультате в конце июня 2007 года я снова отправился в Индию как раз перед началом сезона муссонов. Мы работали пять дней под­ряд по пять часов каждый день. Эти встречи доставляли мне мно­го радости, но и потребовали больших затрат сил.

На этот раз при наших встречах присутствовали другие люди. Доктор Бернард Шифф, бывший психолог и мой близкий друг, чи­тал вслух мои слова в нашей предыдущей дискуссии. Я думал, что он благодаря своему профессиональному опыту сможет давать мне полезные советы, но оказалось, что я был сосредоточен на беседе с Далай-ламой настолько, что не желал выслушивать ни­каких рекомендаций. Бернард был рад возможности встретиться с Далай-ламой, но иногда испытывал разочарование от того, что мог выступать только в роли чтеца, а не собеседника. Я читал вслух те слова, которые произносил Далай-лама. Мы редко переворачи­вали страницу без того, чтобы он, я или мы вместе не прерывали чтение для того, чтобы задать свои вопросы или развить произне­сенную мысль. К нам присоединились брат Далай-ламы, который сделал несколько комментариев, и его сын. Тибетский ученый из близлежащего Института диалектики присутствовал для того, что­бы устранять любые неопределенности в отношении объяснения конкретных вопросов в буддистских текстах; во время чтения он никогда не произносил ни слова по-английски. Эти последние встречи позволили добавить очень ценную третью часть в эту книгу и убедили меня реорганизовать исходные дискуссии по темам, объединяя вместе то, что мы говорили по каждому рассмотренному вопросу, — независимо от того, происходило это в первой, второй или третьей серии наших бесед.5 Они помогли мне также опреде­лить те моменты, для которых дальнейшие объяснения, помимо сделанных Далай-ламой и мной, также оказались бы полезными. Эти пояснения в книге появились в форме специальных примеча­ний (вводящих или разъясняющих буддистские или научные тер­мины либо содержащих краткие сведения об упомянутых в тексте людях) или комментариев буддистских мыслителей, в частно­сти геше Доржи Дамдала, преподавателей медитации Маргарет Каллен и Алана Уоллеса и других ученых, включая Франса де Ваала, Ричарда Дэвидсона, Маргарет Кемени, Роберта Левенсона и Клиффа Сейрона.

Произнося свою часть текста, я старался указывать, когда мои комментарии основывались на научных результатах, — получен­ных мною или другими учеными. Но по многим наиболее инте­ресным и важным вопросам, которые мы рассматривали, еще не было получено строгих научных разъяснений. По этой причине я использовал высказывания других ученых для комментирова­ния некоторых из этих вопросов, а также вопросов об их деятель­ности, которые возникали в ходе наших дискуссий. Хотя я уверен, что мои идеи представляют собой экстраполяции существующих результатов, их следует оценивать в большей степени с точки зрения традиции философии, чем естественных наук, принимать или отвергать их с учетом того, насколько они являются полезными или интересными. От Далай-ламы я узнал о том, что буддисты учат своих читателей принимать только то, что они находят полезным.

Мы начали с обсуждения того, как люди видят мир, — тема, которая, как я выяснил, является фундаментальной для исполь­зуемой Далай-ламой концепции сострадания, и с углубленного изучения предполагаемого антагонизма между наукой и религи­ей. После того как здесь были заложены необходимые основы, мы переключились на природу эмоций, так как именно эта тема побудила нас к встрече один на один. Когда мы рассматривали различия между эмоциями и другими психическими состояниями, я рассказал Далай-ламе о результатах проведенного мной и моим коллегой Робертом Левенсоном эксперимента по изучению спо­собности Мэттью Райкарда успокаивать своего требовательного и обидчивого собеседника. Является ли эта способность неотъемле­мой частью характера Мэттью или же продуктом его буддистско­го воспитания? Случай с Мэттью выглядел весьма поучительным, когда мы рассматривали проблемы, с которыми сталкиваются люди, быстро приходящие в состояние эмоционального возбужде­ния. Мы обсуждали тактики достижения эмоциональной уравно­вешенности, основанные на буддистских и западных традициях психологии.

Позднее мы рассмотрели эмоции гнева, обиды и ненависти преж­де, чем обратиться к вопросу о том, как воспитывать сострадание. Хотя мы изначально согласились с тем, что гнев может быть кон­структивным, Далай-лама убедил меня в том, что в долгосрочной перспективе ненависть всегда портит нашу жизнь, и мы размыш­ляли с ним о том, как люди могут избавиться от своих жалоб и обид, которые являются причинами многих конфликтов в нашем мире. По мере того как наша дискуссия приближалась к теме сострада­ния, я замечал, что Далай-лама становился в этом вопросе дарви­нистом и, отвечая мне, часто цитировал Дарвина! По мере того как мы анализировали примеры сострадания и моральных добродете­лей у животных, мы начинали рассматривать возможность про­явления сострадания всеми живыми существами.

В заключительной главе я рассказываю историю о моей соб­ственной трансформации, произошедшей шестью годами ранее во время перерыва, наступившего после моей первой встречи с Да­лай-ламой. Когда моя дочь Ева задала Далай-ламе вопрос о гневе и любви и получила от него ответ, я сам приобрел при этом совер­шенно необычное знание, которое изменило мою эмоциональную жизнь. Всегда оставаясь ученым, я предоставил Далай-ламе свои свидетельства и свои объяснения того, что произошло тогда со мной, и затем попросил его объяснить произошедшее с его точки зрения.

Хотя все эти темы рассматривались в нескольких предыдущих книгах, включая книги Далай-ламы и мои собственные, наша бе­седа предлагает особый уровень непосредственности, страстного увлечения и интеллектуальной глубины, который прослеживается на протяжении всего нашего обмена мыслями. Наши диалоги предоставляют также уникальный живой взгляд на удивитель­ную личность Далай-ламы. В какой-то момент я сказал ему, как легко мне было от того, что во время нашей беседы мне не прихо­дилось сдерживать мой энтузиазм или силу моей аргументации. Обычно я чувствовал себя обязанным делать это, так как люди могли ошибочно принять мое возбуждение и мою страстность за проявление гнева. Далай-лама ответил: «Зачем вообще говорить, если вы не испытываете воодушевления!»

Поскольку против обыкновения я говорил ясно, громко и отчет­ливо, то переводчик нам требовался довольно редко, что делало на­шу беседу более живой и непосредственной, чем в том случае, ког­да нам нужно было бы переводить каждое мое слово. Хотя время от времени непрерывность беседы нарушалась, когда Далай-лама произносил какую-то фразу на тибетском языке, которая требо­вала перевода, иногда он испытывал такое желание изложить свои идеи, что продолжал говорить по-английски, предоставляя мне уникальную возможность проследить весь ход его мышления. Примерно треть всего времени он говорил по-английски, а во вре­мя наших более поздних встреч — еще больше. Я не пытался ис­правлять его грамматические ошибки. Его речь характеризуется обилием оттенков интонаций и акцентов, которые, разумеется, никак нельзя отразить на бумаге, но ощущение того, что значит разговаривать с этим человеком, лучше всего передают именно те его высказывания, которые были сделаны без помощи переводчика.

Я надеюсь, что эти беседы будут стимулировать ваше мышление точно так же, как они стимулировали наше.

Восток и Запад