Эпизод двадцать первый 7 страница
Чернов глубоко и прерывисто вздохнул, словно глубокий старик.
- Все это время его хранили редкие насекомые, отдаленно похожие на вашу саранчу, но крупнее, - он развел указательные пальцы в стороны, сантиметров на двадцать. Излишне впечатлительная Светка Юдина брезгливо передернула плечами, представив себе сельхозвредителя такого размера.
- Насекомые эти получили название «твелани», что означает «стерегущие». По природе своей они паразиты и схожи с земными пауками тем, что тоже выделяют плотный фермент, который похож на известную вам паутину. В естественной среде обитания твелани завладевают телом любого крупного существа, впрыскивая в него парализующий яд своим острым тонким жалом. После такой инъекции жертва впадает в анабиоз. Далее они обматывают жертву целебной паутиной, которая удивительным образом сохраняет его от обезвоживания, жары или холода. Поедая мителий с диких цветов и некоторые плоды болот, эти удивительные создания Эльтизиары создают внутри себя ценную питательную жидкость. Она содержит все, что необходимо для жизни в анабиозе. Ее твелани регулярно впрыскивают своему пленнику в кровеносные сосуды, поддерживая в нем жизнь.
Чернов рассказывал буднично и без эмоций. Так обычно говорят об очевидных вещах.
- А зачем им это надо, Вадим Андреевич? Ведь они же появились на Эльтизиаре не для того, чтобы сохранять ваши тела? - с еле заметной улыбкой спросил его Лешниц.
- Да, вы правы. Истинное предназначение их действий – святое и первозданное. Размножение. Ядом и паутиной обладают лишь самцы твелани. Таким образом, они готовят тело к весьма печальной участи. Самка, пришедшая на ультразвуковой призыв самца, оценивает его труды. Если тело достаточно большое и не вызывает ее нареканий, она образовывает союз с будущим заботливым мужем. Моментально беременея, она откладывает образовавшиеся зародыши в тело. Там они медленно вызревают, чтобы через недолгое время выбраться наружу. Всего в теле взрослого Нериадена может созреть до семи пометов твелани прежде, чем он умрет. Как я понимаю, далее вы и сами все поняли. Основная задача и суть всего процесса – не подпустить к телу самку. Это довольно просто. Самцам удаляют микроскопические трещотки на лапах, с помощью которых они издают ультразвук, приманивая желанную невесту. В нескольких лабораториях Нериаденов содержатся тысячи этих редких паразитов. Они были изменены на генном уровне и больше не представляли опасности для нас, так как не могли звать самок. Пока самец не пригласит ее для размножения, он продолжит сохранять тело. И процесс этот может длиться много лет. Для того чтобы вновь вернуть организм к активной жизни, достаточно лишь изолировать твелани и ввести спящему стимуляторы. Они помогут ему справиться с анобиозом и придти в сознание. Теперь вам все понятно, Николай Юрьевич? - спросил Чернов у Лешница тоном человека, который не желает более тратить время на ерунду и незначительные детали.
Врач утвердительно кивнул, подняв руки в извиняющемся жесте.
Попросив больного продолжать, доктор оглядел немногочисленную аудиторию, притихшую в его кабинете. Студенты и Матильда были всецело поглощены рассказом. Все они слушали его диковинного пациента, затаив дыхание. Но каждый из них по-своему. Опытный психолог без труда прочел бы на их лицах всю богатую гамму человеческих реакций. От брезгливого испуга пай-девочки Юдиной до иронического изучательства Саши Золоткина, который слыл на курсе «крутым парнем». Но, если бы этот опытный психолог внимательно присмотрелся ко всем, кто был в кабинете, он, наверняка бы выделил три очень разные персоны, объединенные нечто общим, а именно: пониманием значимости происходящего. В лице моложавой утонченной дамы, стареющего грузного мужчины с непослушной седой курчавой шевелюрой и мешковато одетого молодого парня читалось чувство уважения к моменту. Такое можно увидеть у молодоженов в ЗАГСе, у выпускников в день вручения диплома, у будущего отца, впервые взявшего в руки снимок УЗИ своего первенца. Лишь эти трое подсознательно чувствовали масштаб происходящего. Рядом с ними незримо колыхалось нечто огромное. Оно еле уловимо задевало их, словно вибрация океанического вулкана, покачивающая нарядную яхточку с беспечными отдыхающими.
«Да, вот это история! Даже неловко это бредом называть, хотя это бред, - думал Рома Скворцов. – А может, Чернов писал книгу? Про далекую гармоничную планету Альтизаиру, или как там ее. Писал, писал, да и сбрендил. Не выдержал нагрузки». Но больше всего интересовала будущего психолога Скворцова речь Чернова, необъяснимая своей безупречностью. Нет, даже не интересовала – тревожила. «Черт, да когда же он ошибется? Напутает что-нибудь… оговорится, - думал Скворец, вслушиваясь в каждое слово Чернова. - Ну не оговорится, так, может, хоть запнется? Это ж мистика какая-то. Будто читает с листа. Да и с листа так безошибочно читать не каждый сможет. Выучил наизусть? Но на вопросы Лешница он тоже отвечает, как магнитофон… Ладно, подождем. Чудес на свете не бывает, сейчас ляпнет что-нибудь матом», - уговаривал себя Ромка.
А Чернов тем временем продолжал, как и просил его Лешниц.
- Ранее я говорил, что намеревался попасть на Тройнес, который является одним из спутников нашей планеты. Но для этого мне был необходим ключ, который направляет сферические зеркала. Ключ этот был у моей покойной матери. Она показывала мне его, когда я был еще ребенком. Говорила, что отправит меня на холодный пустынный Тройнес, если я не перестану столь усердно безобразничать. Был ключ и у моей сестры, но она пропала без вести. Тем временем, драгоценные минуты таяли, а вместе с ними и мои шансы на выживание. Вистелан все более заметно нервничал. Вместе с ним на столь ответственное задание послали целый отряд. Ведь не каждый день на Эльтизиаре приводят в исполнение заочный смертельный приговор, вынесенный за раскрытие координат. Интуиция воителя подсказывала ему, что сегодня нужно играть хитрее. Он оторвался от своих спутников, сказав им, что сделает разведывательный рывок. Они могли быть уже рядом с нами, и тогда мы отчетливо проступили бы на их поисковых картах. Я был в каких-то трех полях от ключа, спрятанного мною в шахте у Седьмого пика. Но эти три поля надо было пролететь по совершенно пустой равнине. На поисковой карте я был бы не просто виден, а вызывающе заметен. Мощные эльнеры отряда Неаринян решили бы мою жизнь быстрее, чем я бы успел увидеть Великие Озера. А если кто-нибудь из соратников Вистелана догадался бы о его неповиновении, то и его жизнь была бы решена. Выход, конечно же, был – я знал это. Но я его не видел, а от этого было вдвойне больно. Тогда впервые в жизни я усомнился в том, что владею Эльтидэнасом по праву. Не скрою, что запаниковал. Внезапно осознал, что больше не могу называть себя Нериаденом, ведь семья пала. Евгеникум Дельтас Нериаден растворился в истории. Он оставил после себя лишь Евгеникума Дельтаса, который страшился смерти, оплакивал свою погибшую семью и все, что она создала. Буквально несколько мгновений он был жалок. Мгновения эти были невыносимо унизительны для него.
Чернов поежился и опять вздохнул. Лицо его было спокойным, даже безучастным. Но глаза… Прежде пустые и невыразительные, сейчас они были до краев наполнены отчаянием и скорбью. Скворцов, пожалуй, первый заметил, как менялись глаза инженера связи, когда он вновь становился членом правящей семьи с далекой планеты. Внимание к деталям было частью художественного дара Скворцова. Оно нередко помогало ему увидеть очевидное раньше других. Так было и сейчас. Он даже заметил момент, когда глаза Дельтаса потухли, уступив место пустым радужкам Чернова. И он все еще чувствовал на себе тот нечеловеческий взгляд, который вырвался из Вадима Андреевича, когда тот услышал свое инопланетное имя из уст незнакомца.
Чернов почему-то опять перешел на шепот, но теперь он звучал как-то пугающе тревожно. Именно такой шепот всегда отчетливо слышен в переполненном вагоне метро, когда поезд вдруг замирает между станциями.
- Неожиданно я почувствовал, что земля уходит у меня из- под ног. Я будто падал во сне. Но так и не упал, подхваченный могучей рукой Вистелана. Он держал меня над головой, огромными скачками унося вглубь левиатовой пещеры. Позже я понял, что мой неожиданный соратник просто почуял запах своих соплеменников. Пещера была хоть и не надежной, но единственной защитой от излучения поисковых карт. Наше бегство было похоже на отсрочку неминуемого конца. Когда мы уткнулись в глухой тупик этой первобытной штольни, Вистелан начал внимательно изучать стены, ведь он обладал особым зрением, как все воины. Наконец он жестом показал мне, что нам надо идти налево. Так мы довольно долго блуждали по заброшенным разработкам, будто что-то искали. Я не знал, куда он ведет меня, да и спросить не мог. Мы хранили полное молчание. Если поисковая карта сейчас над нами, вибрации наших голосов подхватит камень. Он станет еле заметно пульсировать на карте – и нам конец. Нас могла спасти только вода. Погрузившись в нее, мы стали бы неуязвимыми. Кроме того, каналы в старых разработках всегда ведут к большим водоемам. Других водоемов, кроме Великих Озер, поблизости не было. Будь у меня ключ для луча на Тройнес – это было бы спасением. Мы добрались бы до Озер, установили адресную сферу и применили ключ. Осталось бы только выйти из физического тела и… через долю секунды я был бы на Тройнесе.
Чернов вдруг сделал неожиданно торжественное лицо.
В тот же момент лицо Лешница неожиданно вытянулось. Удивление с оттенком радости и надежды на мгновение окрасило его рыхлую толстую физиономию. Но она так стремительно приняла прежнее выражение благодушного участия, что перемен этих никто и не заметил. Конечно же, у Николая Юрьевича была причина для того стремительного мимического выпада. И причина веская. Ни разу! Ни разу до этого момента Чернов не использовал понятие «секунда» или «минута». Были всякие «доли мгновения», «тот самый момент» и «чуть позже». Встречались еще формулировки вроде «что равняется земному году», «время, равное двум земным часам» или «вы называете это веками». А вот мелкие единицы измерения времени загадочный псих старательно игнорировал. И тут на тебе – «через долю секунды»! Конечно же, ближе к заветной главе в психиатрическом справочнике доктор не стал. Но эти неожиданно появившиеся «доли секунды» давали ясно понять, что внутри безупречного речевого механизма что-то происходит. В таких случаях врачи обычно загадочно повторяют «есть динамика». А если «есть динамика» - это уже куда понятнее и ближе, чем «не может быть! просто фантастика какая-то…». Эта система координат знакома Лешницу, в ней можно побороться за статейку на букву «Л» в престижном справочнике. «Сегодня же сяду за сравнительный анализ записей», - пообещал себе Николай Юрьевич, решительно послав ко всем чертям сегодняшнюю игру «Локомотива» со «Спартаком».
- Но у меня не было ключа! - одними губами прошептал Чернов. - Что делало тщетными все старания Вистелана. Но у него, видимо, было другое мнение на этот счет. Вскоре мы услышали еле различимый шум воды. Мне стало чуть спокойнее – моя генетическая память радовалась журчащему потоку. Еще немного осторожной ходьбы – запахло мокрым камнем и стало сыро. Мы вышли на подземный канал, который вел прямиком к Великим озерам, а точнее - ко Второму Пику. Попасть к Седьмому, где мною был спрятан ключ, было совершенно невозможно. Такая попытка граничила с самоубийством. Отряд Неаринян был в полной боевой готовности, развернул поисковые карты и ждал сведений от своего командира. Я же до сих пор не понимал, зачем эта отважная ящерица ведет меня к полотну озера, если у меня нет ключа. Это было похоже на отчаянную попытку попасть в аэропорт, не имея билета.
Чернов уверенно повернул голову к двери кабинета, сбоку от которой расположилась Матильда со своим выводком.
- Я все правильно подметил? - спокойным уверенным тоном спросил он, обращаясь прямо к Скворцову.
У моего друга остались не самые приятные воспоминания от прежнего общения с инопланетным инженером. Не став ничего отвечать, он лишь кивнул.
- Чуть позже я понял, почему не дано мне было увидеть спасительный выход тогда, в пещере, - четко и уверенно сказал Чернов. От прежнего шепота не осталось и следа.
- Просто он был слишком близко. Лицом к лицу лица не увидать – очень красивая и справедливая мудрость.
После этих слов пациента, Лешниц быстро записал что-то в своем расхристанном блокноте.
- Когда мы с Вестиланом стояли на краю подземного канала, он достал из внутреннего кармана своего доспеха маленькую тонкую полоску металла. Я чуть было не закричал во все горло, но он стремительно зажал мне рот своей крупной и сильной рукой прежде, чем я успел набрать воздуха. Это был ключ, - немного растерянно произнес кто-то, как две капли воды похожий на русского инженера Вадима Андреевича Чернова.
Эпизод четырнадцатый
Москва, март 1997 года
Станислав Викторович отхлебнул обжигающий сладкий чай с медом из огромной железной кружки. Он случайно наткнулся на нее, когда разбирал кладовку, что вольготно расположилась рядом с кухней. Молодое поколение советских людей, выросшее в хрущевках и тесных панельных домах, нередко принимали ее за четвертую комнату. Можно было даже подумать, что щедрые сталинские проектировщики случайно ошиблись, влепив две кухни в одну квартиру. А чтобы скрыть преступную оплошность, нарекли ее кладовкой. Сколько занятного барахла скопилось в ней за долгие годы его прошлой семейной жизни! Хватило бы на небольшой музей ушедшей эпохи. Пылесос «Вихрь 1», сильно смахивающий на «летающую тарелку» пришельцев. Заметьте – работает. Но включать страшновато. Проигрыватель грампластинок в форме чемоданчика с ручкой и с хвостиком электрошнура. Есть такой, одна штука. Электрическая настольная лампа, сделанная «под керосинку», с пластмассовым зеленым абажуром, как у Ильича. Вот она, пожалуйста. Довоенное радио в деревянном корпусе, с динамиком, затянутым какой-то мешковиной. Жаль, не живое. Какие-то угловатые лампы, ванночки, стеклянные банки – набор для проявки и печати фотографий. Тяжеленная ручная мясорубка. Ну, эта будет жить в веках! До сих пор многие пользуются. Здоровенный коричневый дисковый телефон, с массивной трубкой и проводом в металлической обмотке. И такое есть. Точилка для карандашей – чуть меньше телефона. Обладая такой штукой, хочется плюнуть на компьютер и писать карандашом.
А вот и звезда коллекции. Часы с кукушкой. Деревянные, с цепочками. Гирьки – еловые шишки. В окошечке сверху - маленькая серая птичка. Такая, как в дикой природе, никакого украшательства. Каждый час и полчаса педантичная птаха рывком, словно пинком ноги, распахивает дверцу и кукует. Прокуковав, яростно хлопает дверью своей конуры, словно отвергнутая невеста. В двенадцать часов ночи этот гневный демарш особенно эффектен. Станислав Викторович прекрасно помнил, за что кукушечьи куранты были сосланы в кладовку. Их немецкая овчарка Динка, умная и отважная псина, искренне боялась маленькую серую скандалистку. Сперепугу лаяла и выла на весь подъезд. Было жалко Динку, себя и соседей.
Но все-таки самым ценным экспонатом кладовой-музея была кружка. Станислав Викторович бессчетное количество раз ходил с ней в поход – с дворовыми и школьными друзьями, своими двоюродными братьями и однокашниками. Кружка была свидетелем его романтических увлечений и смелых экспериментов с перцовкой и портвейном, которые она помнила куда лучше, чем он. Обнаружив ее в чулане, пыльную и забытую, он даже слегка прослезился. Вот уже две недели он пил только из нее. Даже кофе.
Тихие деликатные настенные часы на батарейках, в которых никто не жил, показали ровно двенадцать. В тот же миг дверной звонок зашелся трелью. На пороге стоял брат.
- Точность – вежливость королей, - торжественно заявил он. - Привет, Стасик!
- Привет, братишка!
Они обнялись.
- Ты под дверью с секундомером стоял, что ли, Ваше Величество? - улыбнулся Стас.
- Тебе, я погляжу, не угодишь. На четыре дня опоздал – не доволен. Секунда в секунду пришел – опять не так.
- Ладно, не гунди. За пунктуальность хвалю. Как на свежем воздухе?
- Погода – дерьмо! - лаконично ответил Вик.
- Чайку с коньячком? А? - подмигнул ему брат.
- С удовольствием.
- С удовольствием – это правильно. А без удовольствия-то зачем? - бубнил по-хозяйски Стас, нарезая нехитрые бутерброды с ветчиной и сыром.
Сели за стол. Плеснули коньяку в крепкий чай. Чуть отхлебнув, Викторыч накинулся на еду. Под ярким прямым светом кухонной лампы вдруг стало заметно, как сильно он осунулся. Сизые синяки под глазами, провисшие щеки, недельная щетина. Да еще башка, бритая почти под ноль. Похож на партизана из окружения.
- Вик, ешь спокойно, не торопись. Холодильник на всю ночь в твоем распоряжении.
- Предупреждаю - сожру все, вместе с холодильником.
Стас хохотнул и принялся нарезать ветчину, стремительно исчезающую со стола.
- Как устроился? У Константина?
- Ну да, как и договаривались, - отвечал младший сквозь бутерброд.
- Про территориальный режим помнишь? К жене – ни ногой! Понял?
- Да я и в первый раз все понял. Уже полтора года так живу. Возникнуть ниоткуда и пропасть в никуда. Все помню.
- Молодчина, братик. Так…из квартиры выписался давно?
- Шестнадцать месяцев прошло. От меня - никаких следов. По почтовому адресу не прохожу. Да и с поликлиникой все гладко. Из нее тоже выбыл. Все сделал, как ты говорил. Брат, я - бомж.
- Ладно, я через своих пробью, какой ты бомж. Чтоб никакого кончика от тебя не осталось, чтоб без сюрпризов потом.
- Ты, Стасик, расскажи мне лучше, какие у нас новости.
- Все своим чередом. Отход почти проработан. Все через банк. Деньги перекинем их людям на той стороне. Сейчас мозгую, как подстраховаться. Полетите самолетом банка, у них собственная авиакомпания. Все надежно. Полетят сами хозяева, поэтому рейс шмонать не будут, так что сможешь отчалить со всем своим грузом. Да к тому же в приличной компании.
- Таможня меня беспокоит. Не подставят? Они-то в банке не работают.
- А какой им смысл подставлять? Им проблемы не нужны. Они через этот терминал такие дела творят, что их самих подставить не проблема. Да и человек в банке надежный. До сих пор мне обязан.
- Напрямую полетим?
- Нет, с двумя визами, через Германию. Сначала до Франкфурта, по туристической. Потом к морю – по рабочей. Сделаем из вас консультантов по коммерческим вопросам. Визы и паспорта будут в последний момент.
- Стасик, а можно вопрос не культурный?
- Можно, только культурно спрашивай.
- А что за банк-то?
- Сбербанк России, Вик! Дурацкий вопрос. Узнаешь, когда время придет.
- Получается, что уходить можно хоть завтра?
- Ну да, осталось-то всего ничего. Деньги перекинуть, да так, чтоб не подарить их кому-нибудь. Визы и паспорта сделать. Рейс подгадать, чтобы с боссом полететь мимо таможни. Я ж русским языком тебе сказал – отход проработан. Не подготовлен, а проработан. Разницу улавливаешь?
Они молча доели, налили еще чаю.
- Ладно, о приятном поговорили. Давай теперь о неприятном разговаривать, - помрачнел Стас.
Вик знал: если его брат говорил таким тоном о неприятностях, значит, эти неприятности настоящие.
-Я по основному нашему вопросу. Пока не вижу реальных вариантов. Нужен какой-то нестандарт. Действовать в лоб – это самоубийство. А у нас-то в плане возмездие, - Стас хмыкнул, - а не банальное убийство, и тем более не самоубийство. Да и не возьмется никто за такое из профессионалов. Исключено. Признаюсь, я всю башку сломал. Есть идеи, Вик?
- Была парочка – забраковал. Там такие следы тянутся…просто слоновьи, - вздохнул младший.
- Понятно… В общем, констатирую факт. Как безопасно отработать основной вопрос – мы не знаем.
- Что делать будем, Стас?
- Что делать будем, Викторыч? - спросил он, передразнивая его. - У тебя же, вроде, тема была с семинаром каким-то. Ты так загорелся… Что с семинаром-то?.
- Дохлый номер с семинаром. Все по разным местам распиханы. Народу – что грязи. Там ловить нечего.
- Так, и здесь ловить нечего. Где же нам, черт подери, ловить-то?
- Какие мои действия? - неловко спросил Вик.
- Твои действия будут, когда поймаем, - невесело усмехнулся Стас.
- А поймаем?
- Братик, я очень ярко помню один момент, - как-то мечтательно произнес старший. -Мне девять лет, а тебе три. Я тебя фотографирую на отцовский трофейник. И вот, чтоб ты не дергался, обещаю тебе, что из фотоаппарата вылетит птичка. И ты так на меня смотрел… Это словами не передать.
- Ты это к чему, Стасик?.
- Ты сейчас на меня также смотришь, ей-богу.
- Да ну тебя на хрен!
- Я тебе один секрет открою. Прости, что тогда тебе этого не сказал. Птичка не вы-ле-тит! Её оттуда выковыривать надо.
Повисла тягостная тишина. Висела долго.
- Мне сейчас конкретно чего делать?
- Тебе-то? Не отсвечивать. Лучше, даже тени не отбрасывать. И думать по основному вопросу. Еще бутербродик хочешь?
В 3.45 утра Вик вышел из квартиры брата. Московский март никак не мог определиться – кто же он? Ранняя весна или поздняя зима? А потому капризничал, отчего погода стояла просто омерзительная.
Эпизод пятнадцатый
Москва, февраль 1998 года
- Это был ключ, - немного растерянно произнес кто-то, как две капли воды похожий на русского инженера Вадима Андреевича Чернова. - Если бы тогда я знал, какой поворотный момент вершится в моей судьбе! Мы вместе спрыгнули в бурлящий поток, который дал нам возможность безопасно поговорить. Вода была довольно холодной. Вестилану было неуютно в чуждой среде, хотя он не подал виду. Отдав мне ключ, он тремя фразами обрисовал ситуацию. Напомнив, что у меня есть выбор, он одним коротким рывком сорвал с себя амулет клана и сунул мне в руку. И мощным прыжком выскочил из воды. Больше я его не видел, - то ли с горечью, то ли с облегчением произнес инопланетянин.
- Когда я всецело осознал все сказанное мне Неаринянином в бурном холодном потоке канала, я хотел заплакать. Не стал, побоявшись привлечь внимание, ведь я был все еще на Эльтизиаре. А значит, все еще смертник. Вторым моим желанием было просто выйти на поверхность и ждать гибели от руки передового отряда, пока они не улетели. В гневе я чуть не выкинул ключ, но вовремя образумил себя. Альтернатива верной смерти чего-то да стоит. Вестилан сказал мне, что отряд отзовут где-то через час с небольшим, ведь он объявит о моей смерти. За это время можно было доплыть по каналу до прибрежных рифов Второго Пика. Единственный свободный клочок у Озера будет рядом с ним, про Седьмой нечего было и думать. Он являлся самой безопасной и эффективной площадкой старта луча, а потому был весь оцеплен гвардией Нериаденов. Так и не приняв окончательного решения, я все-таки поплыл в кромешной тьме канала по направлению ко Второму Пику.
Впервые за все время терапевтической беседы по кабинету пробежал еле слышный шепот. Народ чуть обеспокоенно роптал. И не впустую. Сначала «мы все умрем, у нас нет ключа». И вдруг – ключ, оказывается, все это время был у ящерицы с армянской фамилией. Ящерица его отдала, так теперь этот марсианин жить не хочет. Все студенты готовы были немедля требовать внятных и четких разъяснений. И плевать им было на то, что официальная российская медицина признала эту историю бредом - от начала и до конца. Плевать было на это и Евгеникуму Дельтасу, который еще помнил запах раннего утра на Эльтизиаре, когда распускаются цветки с мителием, а гигантская оранжевая планета заслоняет полнеба. Элементарное человеческое участие потеснило диагноз. Симптомы и синдромы уступили место состраданию – классическая ошибка начинающих психиатров.
С какого-то момента кабинет Лешница поделила невидимая граница. Он дал трещину, словно обласканная весенним солнцем льдина. Граница эта была неосязаема, при этом отменно выполняла свою работу, разделив всех собравшихся на медиков и мистиков. Медики записывали, анализировали, классифицировали, изучали скупой анамнез, сравнивали с известными им прецедентами. Мистики же сомневались, верили, переживали, восхищались. Мужчина средних лет в синей пижаме инстинктивно чувствовал это, находясь в центре разлома.
И лишь мой друг Скворцов умудрялся одновременно быть по обе стороны. Он переживал, классифицируя, отчасти верил, не упуская возможности проанализировать. Ему не давала покоя мысль об экспедиции и феноменальной речи этого больного. Скворец почти физически ощущал, как теоретические знания о парафрении и личностных диссоциациях блекнут рядом с необъяснимым, которое постоянно происходит здесь и сейчас. Иногда он почти верил своим, все объясняющим догадкам. Иногда они казались ему смешными. Он был готов признаться самому себе, что рассказ Дельтаса, его речь и поведение, интересовали его куда больше, чем попытки докторов сделать из этой удивительной истории очередную запись в медицинской карте. Но обо всем этом он будет думать потом, а сейчас он будет слушать инопланетянина.
-Да, у Неаринянина действительно был ключ, который сулил мне избавление от смерти, - в тишине кабинета голос Чернова звучал значимо. - Он достался ему по долгу службы его семьи, которая несла тяжелую ношу палача и цербера. Ключ этот был создан Неаринянами так давно, что он уже не раз успел побывать в деле. Несколько неугодных Нериаденам сущностей были сосланы с его помощью на далекую планету, населенную разумными существами. Она была частью крохотной звездной системы и называлась «Сиаланита». С наречия Неаринян это можно было перевести как «Вечное забвение». Это была ваша Земля.
Лишь немногие жители Эльтизиары знали о ней, как о месте ссылки, выбраться из которого невозможно. Это была надежная тюрьма. Ее главным засовом был крайне низкий уровень технического прогресса. Чтобы сбежать оттуда, нужен был могущественный сообщник. Лучей на планете не было и в помине. Единственная возможность покинуть заточение – это физическое путешествие, которое также недоступно. Полет к ближайшему спутнику еще недавно было для землян утопией. Так что на возвращение надеяться не приходилось. Кроме того, земляне были известны всем ближайшим цивилизациям, как исключительно агрессивная раса. Если кто-то каким-то чудом и прилетит за тобой – приземлиться вряд ли удастся.
Последним аргументом в пользу Земли стала физическая оболочка ее жителей. Именно в нее и ссылались неблагонадежные политики и главы оппозиционных семей. Она как нельзя лучше подходила для пересадки. Во-первых, «дыхание мертвых» не могло быть применено для человеческого тела, что являлось гарантией пожизненного пребывания. Во-вторых, адаптация в нем проходила быстро и относительно безболезненно. Но, самое печальное и страшное – в-третьих. В-третьих, срок жизни тела землянина мизерный. Сосланный в его тело Нериаден обречен на скорое уничтожение. После смерти тела разумная сущность живет лишь несколько земных месяцев, после чего погибает. Иногда люди даже видят какую-нибудь сущность, оставшуюся без тела. Фактически ссылка на Сиаланиту была равносильна отложенной смертной казни и потому применялась довольно редко.
Итак, передо мною стоял простой и очевидный выбор: жить на Сиаланите или умереть на Эльтизиаре. Чем ближе был я ко Второму Пику, тем больше я хотел жить. Я убеждал себя, что обязательно найду способ вернуться назад, ведь я происхожу из Нериаденов – могущественной и мудрой семьи. Когда я увидел прибрежную полосу Пика, я точно знал, что стану первым жителем Эльтизиары, добровольно совершившим бегство на Сиаланиту. Обогнув рифы, я выбрал площадку старта. Гладкая поверхность озера, под ногами – риф. Я вынул адресную сферу и развернул ее к небу. Через пару мгновений на ней появилась индикация луча и его параметры. Взглянув на ключ, я понял, что этому лучу не хватит мощности. Ваша планета находится так далеко, что для полета к ней годится только луч высшей мощности. Неариняне долго бились над оптимальным ключом. Они так и не смогли создать ключ, который бы доставлял луч сразу на Землю. Ему приходится отталкиваться сначала от одной планеты Солнечной системы, а потом и от спутника Земли, которую вы называете Луной.
Однако не будем пускаться в обсуждения предмета, знатоком которого я не являюсь. Спрятавшись в прибрежных болотистых зарослях, я стал ждать. Я прощался с домом, веря, что вернусь. Я читал Песнь Единства, вдыхал аромат озера и неистово умолял. Вистелана сохранить мое тело. Мы договорились с ним о месте, где оно будет спрятано. Я сидел всего в нескольких шагах от него. Если Неаринянин не сможет его забрать (не важно, по каким причинам) – нет смысла даже пытаться вернуться. Даже если отбросить нравственные мотивы, войти в тело другого Нериадена будет почти невозможно. А если это и получится, то оболочка станет сущей пыткой для обоих. А безмолвно и бесправно жить в теле животного – это не для меня. С человеческим телом и духом таких проблем не существует. Будь Земля хотя бы в несколько раз ближе к Эльтизиаре, таких, как я, было бы в тысячи раз больше, - инженер в синей пижаме рассеянно улыбнулся. Шумно и как-то неестественно вздохнул.
Чуть помедлив, он взглянул на Лешница так, будто ему было стыдно и унизительно рассказывать о таких трагичных и значимых событиях своей жизни в присутствии человека, который ему явно не верит. Но он продолжил.
- Когда я в следующий раз достал сферу, луч был еще слабее. Я начал нервничать, ведь след от нее виден и на картах, и в обсерваториях. Я надеялся только на безупречную репутацию моего палача. Он сообщил о моей ликвидации и ему должны были поверить. К тому же, медальон и кусок моей плоти смогли бы убедить даже самого отъявленного скептика. Лишь на пятый раз, когда я уже стал сильно переживать, индикатор луча, наконец-то, зашкалило. Стараясь ничего не перепутать, ведь астроном из меня никудышный, я захватил луч в сферу. От мощности луча ее начало сильно трясти, чего я никак не ожидал. Чтобы сделать сферу адресной, в нее надо поместить ключ. Но как? Я с трудом удерживал ее. Я совершил несколько фантастически сложных манипуляций, прежде чем мне удалось вынуть ключ из кармана зубами и зубами же поместить его в сферу. На этом мои космогонические мучения не закончились. Взглянув на монитор этой трясущейся штуковины, я с ужасом понял, что ключ не сработал. Или ключ был неисправен, или я просто плохо воткнул его. Даже у межзвездных путешественников может лопнуть колесо на трассе.