Потом мы все приходили в школу.

И там становится уже все равно- поддерживали тебя дома или нет... Потому что рисование как совершенно третьестепенный предмет преподает какой-нибудь смежник на полставки. И там начинают СТАВИТЬ ОЦЕНКИ!!!

За Твоих принцесс, солдатиков, сказочные замки, Тебе Чужая ТЕТЯ ставит ОЦЕНКИ. И говорит, что ЭТО вот - никакая не принцесса, а натурально непоймичто и вообще кисточку ты держать не умеешь...

Тетя решает - хорош твой рисунок или плох. А если еще на беду с Тобой в одном классе учится юное дарование, которое с мамой посещало ИЗОстудию, и на примере его рисунков ты действительно понимаешь, что НЕ УМЕЕШЬ рисовать — то в принципе на рисовании можно ставить крест.

Так почему же Взрослые не любят рисовать?

Потому что не хотят чувствовать себя идиотами. С неправильно пришитыми руками.

Потому что всю школу и большую часть детства, только если ребенок не врожденный БОЛЬШОЙ ТАЛАНТ - у него методично отбивают охоту брать в руки карандаш и кисти. И он не берет... Из-за страха быть оцененным.

«Творчеству научить нельзя, зато научить людей позволять себе творить -можно вполне» (Дж. Камерон).

В этом самом месте и начинается арт-терапия...

К самоопределению себя как арт-терапевта я шла не долго, но извилисто. Влюбиться в этот метод мне помогла его эффективность и перспектива творческой реализации клиентов, когда их запрос к терапевту иссякает. И хотя арт-терапия у всех на слуху, пока мало кто имеет представление о её возможностях, да и вообще о том, что это.

Арт-терапия - это метод лечения посредством художественного творчества. Арт-терапия - один из самых мягких и в то же время глубоких методов в арсенале психологов и психотерапевтов. Рисуя, занимаясь лепкой или описывая в литературной форме свою проблему или настроение, вы как будто получаете закодированное послание от самих себя, из собственного подсознания. Метод арт-терапии можно отнести к наиболее древним и естественным формам коррекции эмоциональных состояний, которым многие люди пользуются самостоятельно - чтобы снять накопленное психическое напряжение, успокоиться, сосредоточиться.

Творческие люди обладают особым даром: создавая произведение искусства, они имеют возможность отстраниться от пережитого, переосмыслить его. Метод арт-терапии позволяет каждому человеку творить свою жизнь в буквальном смысле слова: лепить счастье, рисовать печаль, писать о конфликтах и танцевать настроение... Реализовать свой потенциал и прийти в результате к гармонии с собой по силам каждому - для занятий арт-терапией не требуется специальной подготовки.

С помощью арт-терапии можно работать со своими зависимостями. Возьмите три листа бумаги: на первом нарисуйте свое состояние до возникновения той или иной зависимости; на втором - ощущения в момент, когда она вами овладевает; на третьем - то, что вы почувствуете, избавившись от нее. Не концентрируйтесь на том, что конкретно должно появиться на рисунке, -раскрепостите эмоции и попытайтесь изобразить свои чувства и ощущения. Затем на оборотной стороне каждого листа напишите несколько прилагательных, характеризующих ваше состояние в этот момент, например: «я тоскливый, потерянный» или «я веселый, легкий, светлый». Прочтите эти слова и внимательно посмотрите на свои рисунки - они дадут вам возможность увидеть то, что именно с вами происходит, и понять, что вы способны это изменить.

У тех, кто впервые сталкивается с арт-терапией, нередко возникает вопрос: чем отличаются эти занятия от уроков в театральной студии или литературной мастерской? Между арт-терапией и художественным творчеством существует четкая граница. Для участников психотерапевтических групп искусство не является самоцелью, оно - лишь средство, которое помогает лучше понять себя. Эти занятия ориентированы не на результат, а, прежде всего, на процесс. На специальных же занятиях, например живописью или лепкой, все силы направляются на создание максимально совершенного произведения искусства. Одна из задач арт-терапии - помочь человеку узнать и научиться выражать собственные чувства, а артефакты, возникающие в ходе этого процесса, имеют лишь прикладное значение - служат материалом для анализа переживаний, их породивших.

Терапия искусством считает, что создаваемые нами художественные образы отражают процессы, протекающие в бессознательном. Этот символический язык позволяет свободно выражать свои страхи, желания, внутренние конфликты, воспоминания детства, нереализованные мечты. Заново переживая их таким образом, мы получаем возможность исследовать их и экспериментировать с ними. С помощью искусства глубинные переживания выражаются свободнее и легче, чем во время рациональной психотерапии. Они не вытесняются, а сублимируются (переводятся) в творчество. Возможно, поэтому нередко искусство оказывается единственным инструментом, проясняющим неосознаваемые чувства и переживания.

На данный момент их насчитывается более тысячи. Но есть то, что объединяет все арт-техники - каждая даёт возможность на своё творчество посмотреть как в зеркало. Не имеет значения, рисуете вы или пишете, танцуете или лепите, ваше творчество будет таким, как вы на данный момент. Увидеть это и осознать поможет опытный арт-терапевт и ваше желание развиваться.

Сейчас перед вами первый сборник по арту. Вы сможете сами узнать, как расшифровывать рисунок, как работать с песком, как можно прийти к арту в гештальте, как арт можно применять в школе, как вообще происходит терапия искусством.

Соседство в сборнике известных имен и новых - это приглашение к сотрудничеству. Пишите, рассказывайте о своих размышлениях, случаях, произошедших с вами, ваших сомнениях и вопросах...

Наталья Перская (Харьков)

Джозеф Зинкер

ТЕРАПЕВТ КАК ХУДОЖНИК 1. Целостность и изменение.

Психотерапия - это живой процесс. Этот процесс включает в себя поддержание в человеке внутреннего пламени осознавания и контакта, а также -изменения уровня энергии во взаимодействии с другим. Эти изменения стимулируют и поддерживают другого, но не истощают собственные запасы жизненной силы.

Пациент обладает личной целостностью. Это значит, что он в течение многих лет приобретал такие способы функционирования в мире, которые гармоничны для него по своей структуре и функциям. Эта гармония также включает в себя его «симптомы», болезни и поведение, которое, с точки зрения терапевта, препятствует способности пациента к изменениям. Все это множество чувств, телесных проявлений и речевых особенностей составляют «целостность» человека. Он приходит в группу или на индивидуальную терапию не столько, чтобы изменить это ощущение себя, а скорее, чтобы развить его.

В творческом процессе психотерапии есть две составляющие. Первая -терапевту надо находиться в дружбе с индивидуальной целостностью, которая ему представлена, использовать все свое существо в исследовании того, «что значит быть таким человеком»: ссутулить плечи, поджать зад, принять позу, в которой человек пребывает в этом мире. Это разновидность любовного любопытства, живая форма натуралистического исследования жизненного пространства другого человека.

Вторая составляющая в творческом процессе - революционная обработка. Здесь терапевт идентифицируется с основными аспектами личности пациента, с той частью личности, которая часто ждет позволения поэкспериментировать с новыми или искренними способами переживания себя.

Пациент всегда находится в экзистенциальной дилемме. Он разрывается между причиняющим боль комфортом сложившейся целостности и между потребностью меняться. Как правило, творческий процесс затрудняется, когда пациент и терапевт случайно идентифицируются с обособленными частями личности пациента. Терапевт умоляет об изменениях, а пациент сражается за «целостность». В этом сговоре революционное в пациенте спроецировано на терапевта, и пациент легко «вступает в сражение» со своей собственной проекцией.

В творческом процессе терапевт дает возможность пациенту принять участие в приключении, где они вдвоем могут постоянно играть обе роли этого внутреннего конфликта. Терапевт помогает другому быть экспериментатором, учителем, активным модификатором, пока он находится в позиции понимания и уважения сложившейся «целостности» пациента. Именно в этом процессе регулярного совместного использования и активного исследования внутренней

‘8

жизни человека его первоначальная личностная структура, его целостность, начинает меняться.

еноменологическая основа.

Свою работу я начинаю с того, что есть у человека или у группы, а не со своих личных представлений о том, что у них должно быть (Зинкер, 1972). Я пытаюсь понять и почувствовать - и психологически распробовать - тот способ существования в мире, который есть у другого человека. Как скульптор вступает в контакт с запахом, очертаниями и текстурой дерева, из которого он вырезает, я пытаюсь оставаться со структурой опыта другого человека. Но хотя я уважаю достоверность его опыта и его способ видеть и чувствовать, я стараюсь показать ему новый способ, новую визуальную, когнитивную или моторную перспективу его самого. Этот новый ракурс, новое измерение не должно быть катастрофически резким; он просто должен плавно переместить существующую систему в точку, где возможен немного более свежий взгляд на нее.

Например, женщина говорит, что ощущает себя ребенком. В ответ на вопросы она рассказывает о некоторых моментах, которые заставляют ее считать свой характер детским. Затем я прошу продемонстрировать ее детское поведение со мной или с группой. Я прошу ее сделать это потому, что она довольно схематично представляет себе, что значит «детский», и ей нужен более широкий взгляд на то, что представляет собой ее «детскость». Еще я прошу ее сделать что-нибудь, что закреплено в ее личном опыте, и что она видит прямо сейчас. Возможные значения, подтексты и следствия этого простого эксперимента -огромны. Они содержат преувеличение одной полярности личности, наблюдения, связанные с позой (как она держит себя, будучи ребенком, например), речь, тембр голоса, различные виды систем поддержки. И молчаливые, теоретические, клинические представления терапевта о, скажем так, неразвитом взрослом поведении или опыте у этого конкретного человека. То есть этот маленький эксперимент - только начало работы, всего лишь продолжение слов, представленных в данный момент терапевту с помощью поведения.

Важнее всего, что эксперимент позволяет:

• Расширить поведенческий репертуар человека.

• Создать условия, в которых человек может увидеть свою жизнь как то, что он создал сам. (Право собственности на терапию).

• Стимулировать обучение через опыт и развитие новых концепций личности из поведенческих образований.

• Завершить незавершенные ситуации и преодолеть блокаду в цикле осознания-контакта.

• Интегрировать то, что понято головой, с открытиями в области моторики.

• Обнаружить неосознаваемые полярности.

• Стимулировать интеграцию конфликтующих сил в человеке (В данном случае: «женщина-ребенок» против «взрослой женщины».)

• Вытеснить и реинтегрировать интроекты и разместить «потерянные» чувства, идеи и действия, найти для них место в личности.

• Стимулировать условия, при которых человек может чувствовать себя и действовать увереннее, более компетентно. Может лучше опираться на себя, активнее исследовать и брать за себя ответственность.

Я начинаю с поверхностного принятия опыта этой женщины быть «ребенком». Это - данность. Я не пытаюсь убедить ее, что это не так; наоборот, по мере того, как работа продвигается и женщина чувствует свою готовность, мы можем углубляться в более сложные аспекты ее личности, которые изначально было трудно осознать и поделиться этим с другими.

3. Акцент на процессе.

Я иду в свою мастерскую, чтобы порисовать. Я поднимаюсь туда и понимаю, что не настроен на рисование. Я начинаю возиться. Я мою кисти, или грунтую холсты, или рассматриваю картинки в журналах. Я занимаюсь тем, что является возможным для меня в данный момент. Я даю себе пространство для создания образов и для волнения, пока я не буду готов начать что-то делать. Это может быть просто вырезание фигурок из бумаги, но это то, что я готов делать в данной точке моего творческого процесса. (Вагоп, 1969; Коезйег, 1964).

И то же самое со мной, когда я терапевт. Нельзя «форсировать реку» и создать произведение искусства. Клиента нужно провести через последовательные этапы опыта, прежде чем он будет готов воспринять новое представление о себе и менять свое поведение в этом направлении. Вы, конечно, можете велеть клиенту сделать что-то, и клиент может даже пойти на сотрудничество, но если у него не было процесса подготовки, то ничего значимого не произойдет. Разве что начнется спор, или возникнет чувство уныния, или ощущение, что мы почему-то не взаимодействуем друг с другом. Большая часть терапии состоит из поддержания огня, выявления индивидуальной темы, построения поддержки в области вербализации или действий, где она необходима. Это - как подготовка холста и мытье кисточек.

Другая часть процесса в психотерапии - это идея о том, чтобы оставаться открытым несметному числу возможностей для человека или для группы. Каждую новую гипотезу, или происходящий обмен, или эксперимент следует считать исследованием, возможностью, которая, если человек «загорится» ей, будет дальше и дальше продвигаться в глубочайшие слои личности.

Хотя у меня может быть два или три возможных результата, я не могу вытянуть эти результаты из клиента. Я должен посчитать каждый куст и булыжник, встречающиеся на дороге, прежде чем доберусь до красок и возбуждения города в конце нее. Когда человек достигает инсайта, или получает решение в конце этого достойного уважения пути, то его инсайт и удовлетворение - полные. Они совершенны и очевидны для него самого, для его группы и для его терапевта. Нужно время, чтобы это родилось. Нужно терпение, чтобы быть хорошим акушером.

ю

4. Воображение как решение проблемы:

Диагностические формулировки, клинические гипотезы, когнитивные карты.

Терапевт-создатель - не безмозглая рыба! Он не просто чувствует и сопереживает. Избавляться от «ярлыков» только потому, что уже не модно быть интеллектуалом и «полоскателем мозгов» - полнейшая глупость. Это прекрасно -использовать мозги, когда они взаимодействуют с остальной частью вашего существа, а не мозги сами по себе. Мне нужно знать, что «происходит» с моей группой, или, как минимум, с моим клиентом. Мне нужно сформулировать какие-то предположения о происходящем. Гораздо удобнее путешествовать по городу с какой-нибудь картой (и знать много альтернативных маршрутов), чем заблудиться в сотне тупиков и чувствовать беспомощность или злость в ответ на фрустрацию.

Каждое терапевтическое столкновение - это выявление и частичное разрешение «проблемы» в широком, эстетическом значении этого слова. Если я начинаю с чистого холста и рисую посередине холста нечто большое, красное и круглое, и если я хочу нарисовать что-то помимо этого, мне нужно решить проблему. Что мне делать дальше? Какой цвет выбрать? Какую форму? Как соблюсти баланс? Или работать над асимметрией и заставить ее «играть» в картине? В терапии - так же, только в тысячу раз сложнее.

Хочу поделиться с вами одним из случаев: Рон, инженер в одной из моих групп во Флориде, хочет «работать» со мной на группе. Он худощав, вежлив, его движения очень женственны. Всё это мелькает в моей голове до того, как он успевает раскрыть рот, чтобы рассказать сон. (В данном случае я ощущаю, что пересказ сна направлен на то, чтобы потянуть время - в нем нет явной энергии для этого человека.) Я жду, когда он расскажет побольше; зачем накидываться на безжизненный сон? Я думаю о гомосексуализме, о матери, которая льстит сыну, пытается подавлять и контролировать его, и об отце, который задумчив, погружен в себя, груб, либо раздражен. Он сидит в кресле-качалке, в то время как мать обращается так с сыном. В то же время я смотрю на мужчину передо мной. Он кажется мне привлекательным человеком. Он мне симпатичен. Я представляю себя его отцом. Как бы я любил его и как бы мы с ним веселились, если бы я был его отцом. Я продолжаю оставаться с ним в процессе, не делясь большинством этих мыслей и фантазий. Я слушаю и воспринимаю его всеми чувствами. Я ощущаю внутреннюю наполненность все это время. Я спрашиваю его:

Джозеф: Где сейчас твоя энергия?

Рон: В моем лице - оно горячее и все пылает. Я боюсь того, что люди могут обо мне подумать. Боюсь, что веду себя как дурак.

Джозеф: Звучит, как будто ты боишься «потерять лицо».

Рон: Да, это так.

Все мои предыдущие размышления временно сохранены в памяти. Возможно, я использую их в дальнейшем. Между тем, я работаю с лицом Рона. Я предлагаю временное решение проблемы «потери лица». Я думаю про себя, что он все время выглядит таким серьезным и так контролирует свое лицо, что оно выглядит неэмоциональным и похоже на маску. Я предлагаю эксперимент.

п

Джозеф: Не мог бы ты «потерять лицо» в буквальном смысле: отпустить его и построить рожи людям?

Он согласился. Как только он немного отпустил себя, то стал мастерски строить рожи, особенно женщинам. Погримасничав еще немного, он сообщил: «Я чувствую себя лучше, более расслабленно. И я не опасаюсь того, что люди обо мне подумают...»

Эта сессия была очень длинной, и я не буду вдаваться здесь во все подробности. Но позднее он рассказал группе о своей матери, о том, как он на нее злится, как боится ее, и что до сих пор не смотрит ей прямо в лицо. Теперь мои предположения об этом человеке фокусируются, и я продолжаю работать с его лицом и с идеей взаимодействия с женщинами с помощью лица. Он пробует привлечь одну из женщин взглядом, ему отчасти это удается. Он очень доволен своими успехами.

До конца этого процесса диагностические ярлыки не упоминались, и динамические/аналитические размышления не обсуждались. Они, скорее, помогли «перелопатить» актуальный опыт клиента, и трансформировались в поведенческие эксперименты. Основная проблема, которая требовала проработки (хотя бы частично) - отношения клиента с женщинами. И я очень рад, что на протяжении этого процесса ощущал внутри «когнитивные поручни». Некоторые из них, на самом деле, очень мне помогли. Другие были отброшены (Оопюп, 1971; Ро1з*ег & РоЫег, 1973).

ворческий прыжок.

Прелесть гештальт-терапии для меня состоит в том, что она позволяет мне быть феноменологически точным по отношению к тому, что есть, и, в то же время, дает возможность переводить мою собственную творческую интуицию в экспериментальные действия. В лучшем случае, с помощью этих действий можно пробиться через сложившиеся паттерны характера, в худшем - они не сработают или приведут к противоположным результатам. Нужно хорошо чувствовать клиента и/йли группу, чтобы в нужный момент попросить их сделать или подумать о чем-то принципиально новом. Также нужно обладать чувством «хорошего вкуса», или можно назвать это чувством эстетической приемлемости в той системе, в которой вы находитесь. Задавая непристойный, неприятный или нечувствительный вопрос, вы рискуете оказаться не просто «безвкусным», но и поставить себя в позицию запугивания, принуждения и оскорбления человека. И вам приходится иметь дело с ненужными конфликтами, которые вы же сами и создали.

Творческий прыжок складывается из комбинации клинических гипотез и собственной безумной изобретательности. В описанном выше случае с Роном в один из моментов я сказал ему: «Расскажи мне про свою ненависть к матери». Хотя я чувствовал, что у него «должны быть» трудности с этой женщиной, нигде в предыдущей работе мы не обсуждали это, и я не готовил его к этому. Я был готов к ответу, что я сильно ошибаюсь, но также я был готов реагировать на

усилившиеся чувства Рона и к тому, что он расскажет, как он блокировал свою злость на нее, напрягая лицо в общении с ней и со всеми остальными. Какой представился шанс! Я был и напуган и возбужден одновременно, когда позволил этим словам сорваться с моих губ. Это сработало в нужном направлении и, в результате, мы перешли к серии экспериментов, которые стали для Рона очень важными открытиями. Один эксперимент - смотреть на женщину и пытаться привлечь ее с помощью глаз и рта - был поведенческим расширением зарождающегося у Рона доверия новой энергии. Этот эксперимент был творческим скачком от простого обсуждения его матери к активной работе с живой, настоящей женщиной в группе. Такой прыжок над возможными возражениями и сопротивлением - отличительная черта творческого процесса во всех областях жизни и работы, а не только в гештальт-терапии. Чтобы это получалось, приходится идти на ежеминутный риск потерпеть неудачу, меняя тактику и переходя к чему-то другому, что может лучше сработать, или к тому, что клиент находит белее приемлемым и эго-синтонным.

Творческий прыжок нарушает правило постоянного пребывания в процессе. Инновация часто требует, чтобы правила были нарушены. Нужно уделять внимание и уважать свою изобретательность и интеллектуальные «прыжки» и свою способность придавать форму происходящему действию. Этот аспект психотерапии больше всего воодушевляет меня.

Творческий процесс балансирует между феноменологической основой того, что есть в наличии и поведенческим прыжком на незнакомую территорию.

онтекст и метафора.

Мужчина говорит, что у него проблемы с его детьми, и я думаю о нем как об учителе, или как о няне, или как о животном с детенышем.

Я думаю о нем как о ребенке. Возможно, я должен сделать, чтобы он вел себя как описанный трудный ребенок, и посмотреть, что произойдет, потому что я уже знаю, что его контекст, его метафора, его способ, его серьезный подход - не работает. Именно поэтому он просит о помощи.

Итак, он играет ребенка, который продолжает делать «плохие» вещи, чтобы привлечь к себе внимание. Потом он говорит: «Папа, я хочу, чтобы ты взял меня с собой в следующую поездку». Он понимает, что не услышал своего сына (один уровень), и игнорирует голос своего внутреннего ребенка на другом уровне. Новая метафора, возникшая у меня в голове, оказалась более полезной, чем я сначала ожидал, потому что, у меня никогда не было для него ответа, я просто играл с новым способом переживания этой конкретной проблемы. Тут нет никакого волшебства - просто некоторая интеллектуальная смелость в отношении эмоций, которая помещает информацию в другой понятийный канал.

Он рассказывает мне очень серьезную историю, и его лицо похоже на маску. Или у него тонкий и жалобный голос, или он сгорблен, или не дышит, или ужасно потеет в комнате с кондиционером, и так далее, и так далее. Пока я могу находиться там, слушая свои собственные песни, видя свои собственные галлюцинации, придумывая свои собственные экстравагантные шутки, и не

проваливаясь в его ограниченное видение ситуации - я остаюсь живым. А значит, и у него есть шанс вернуться к жизни, переместившись в другой канал внутри себя, увидев себя в совершенно новом зеркале (Оогёоп, 1971). Нужно быть свободным от привязанности к перспективе клиента и к материалу, который он производит, как Рам Дасс свободен от его «мышления» и «чувствования», чтобы его осознавание могло стать похожим на лазерный луч (Кат Базз, 1974). Кроме того, чтобы создавать новые метафоры, нужно быть свободным от привязанности к своим собственным потребностям, которые ограничивают собственные интеллектуальные возможности - от потребности в успехе, в одобрении или в сексуальном удовлетворении.

Чтобы изобретать новые контексты для другого человека, я должен научиться слушать его - не требуя, прикасаться - без вожделения, любить - не принуждая, всматриваться - без излишней педантичности. Именно такое внутреннее пространство, внутренняя свобода, способствует формированию еще неисследованных каналов опыта для моего клиента, для меня самого, и для нас обоих, поскольку мы сталкиваемся друг с другом (Оогйоп, 1971; Кат Бака, 1074).

Одним словом, процесс гештальт-терапии - это не только постоянное изобретение новых моделей видения себя. Это еще и постоянное поведенческое тестирование этих новых моделей в безопасной обстановке, способствующей творчеству.