Наблюдение как базовый метод. Методы беседы, анамнеза

Теория как система отличается от вероучения тем, что опи­рается на систему фактов.

Фактами называют действительные (невымышленные) единичные события, явления. Правда, для психолога фактом сколько угодно может быть и чей-то вымысел (и продуктивный, и даже бредовый), и здесь важно, чтобы пси­холог отнесся к этому как к реальности, которую важно некото­рыми средствами, методами зафиксировать и сделать предметом рассмотрения, обсуждения. Противопоставление факта и вы­мысла здесь идет как бы в ответ на вопросы: "Не выдумал ли сам психолог то, о чем он говорит как о факте?" или "Достоверно ли отображает психолог выдумку (образ, душевное состояние) изучаемого человека или подставляет вместо этого свою выдумку?"

Знания о фактах, представленные в виде научных описаний, результатов измерений, отображений, сделанных с помощью технических средств, входят в состав теории в качестве ее обос­нования — эмпирических данных. Но сами факты противостоят теории, науке в том смысле, что она должна сообразно им пере­страивать свой понятийный строй. Теория может выродиться в вероучение, если ее сторонники, стремясь ее "подтвердить", вы­деляют согласующиеся с ней факты и отбрасывают или не заме­чают (феномены "концептуальной слепоты"), или отбрасывают "для ясности" те, которые ей противоречат, которые не вписы­ваются в привычную, любимую доктрину и пр. Сказанным оп­ределяется значение методов сбора эмпирических данных. Эти методы должны прежде всего обеспечивать достоверность, точ­ность, полноту знаний о фактах. "Рыцарь факта" — академик И.П. Павлов — называл факты воздухом науки, без которого она оказалась бы без опоры как крыло птицы без атмосферы.

Как отмечалось, или нереалистическое представление иссле­дуемого человека об окружающем, искаженное восприятие им действительности или незнание чего-то могут быть как раз предметом, в частности, психологии труда. Например, молодая фрезеровщица, только что окончившая курс производственного обучения, добросовестная, старательная (но неопытная) аффек­тивно-отрицательно реагирует на новый станок, на котором ей пришлось уже немного поработать: она говорит мастеру, что ей "все тут не нравится", что-то ворчит, обращаясь к станку, резко от него отворачивается, как бы ожесточенно "ударяя его" и т.п. Поведение мало понятное, субъективное. Но это ничуть не мешает нам точно, по возможности полно и достоверно — и в этом смысле "объективно" — зарегистрировать, научно описать этот факт, а затем поискать вызвавшие его причины (позднее выясняется, в частности, что у этого станка очень туго ходят ру­коятки, особенно рукоятка машинных тисков, так что у работницы уж очень болит большой палец правой руки — "свихнулся", как она говорит; работница еще не знает, что име­ет дело с отнюдь не неотъемлемыми качествами нового станка. Затрудняющие ее обстоятельства мастер устранил за счет регу­лировок и "взаимоотношения" работницы со станком тоже на­ладились.

Постоянная реконструкция и достройка теорий, концепту­альных схем моделей в соответствии с новыми фактами (или обогащение оперативного психологического знания, обслужи­вающего практические ситуации, как это имело место в только что приведенном примере) — закон существования любой полезной научно-практической системы знаний, в частности и психологии труда.

Здесь мы не сможем обстоятельно ознакомиться с системой методов психологии и тем более с методиками так, чтобы можно было бы их просто взять и применить. Отсылаем читателя к специальной литературе [58], [77 — 79], [114 — 117], [l6l], [167], [180], [182], [188], [214 - 216], [264], [292], [336], [363], [370], рискнув дать лишь общеориентирующий обзор основных мето­дов, сопроводив его отдельными примерами.

Наблюдение является классическим методом психологии; оно может рассматриваться то как деятельность, то как методика, то как процедура или как метод. Если рассматривать наблюдение как деятельность, работу, то его можно определить как специ­ально организованное установление фактов, опирающееся на функции органов чувств человека (как субъекта познания) и не предполагающее специального создания условий для провоцирования изучаемых процессов. В этом смысле наблюдение явля­ется общенаучным средством движения от незнания к знанию. И не только общенаучным, но и общепрактическим, если бы было такое слово. Очевидно, что многие виды практической (разъяснительной, обучающей, коррекционной, консультатив­ной) работы психолога в области труда ведутся "под аккомпане­мент" (под контролем) наблюдения.

Едва ли когда удастся указать какую-либо научную или практическую профессию, в которой работнику не нужно было бы следить за ходом дела, объектом труда, устанавливать факты, характеризующие этот объект, его состояния, изменения. В тех случаях, когда работник пользуется инструментами, технически­ми средствами в этих целях, наблюдение все равно имеет место в той или иной форме. Даже "чистый" и глубоко убежденный в исключительности своего занятия экспериментатор не перестает быть в то же время и наблюдателем. Меняется только структура объекта наблюдения (предметом наблюдений могут стать экспе­риментальная установка, приборы, индикаторы и пр.).

Наблюдение и эксперимент (опыт) как основные общенауч­ные способы движения от незнания к знанию различаются, пре­жде всего, как известно, по признаку вмешательства субъекта познания в условия возникновения и протекания изучаемых яв­лений, событий, процессов. Если человек провоцирует, вызыва­ет изучаемые явления, события — это эксперимент, если только использует складывающиеся ситуации — наблюдение. Следует сразу же оговориться, что признак строгости, корректности спо­соба движения от незнания к знанию не является, вообще говоря, неотъемлемым качеством эксперимента. Легко убедиться, что эксперимент, даже обставленный весьма внушительной техникой, может оказаться весьма нестрогим, а наблюдение, наоборот, мо­жет быть весьма строгим (если хорошо определены и объективно фиксируются изучаемые параметры изучаемого объекта).

Далее мы пойдем скорее индуктивным, чем дедуктивным пу­тем, а именно — начнем с рассмотрения отдельных фактов. Два шестилетних мальчика бросают вниз (выпускают из рук) с бал­кона пятого этажа винтовочные пули, которые нашли в песке ("эхо" войны). Что это? Озорство? Нет. Они проверяют гипоте­зу: пуля ведь, как они знают, "пробивает"; пробьет ли она же­лезную крышу "Жигулей" (автомобиль стоит как раз под балко­ном)? Здесь есть необходимые признаки исследовательского эксперимента: сделана попытка создать условия для прямоли­нейного полета пули и ее столкновения с преградой. Есть дви­жение от незнания к знанию — в результате опыта выясняется, что "пуля без винтовки" делает только вмятины, а вовсе не про­бивает и т. п. (то, что юные "экспериментаторы" не предусмат­ривают всех последствий своих деяний, в конце концов, более безобидно, чем активность взрослых с ядерными бомбами, экс­плуатацией атомных энергоблоков и пр.).

Если мы присмотримся к повседневной ориентировке людей в мире, то очень часто увидим жизненные прототипы отнюдь не только наблюдения, но и эксперимента (крепка ли нить, тут же проверяем путем испытания ее на разрыв; для выяснения, к че­му склонен человек, предлагаем ему своего рода мысленный эксперимент — альтернативу выбора и т. п.).

Таким образом, наблюдение едва ли более отягощено "низким житейским происхождением", чем, например, эксперимент. В связи с этим необходимо подчеркнуть, что часто приписываемое методу наблюдения свойство субъективности, неточности вовсе не является принципиальным следствием его природы как спо­соба движения от незнания к знанию, как метода добычи зна­ний. Сколько угодно неточным и даже обслуживающим при­страстие или приобретающим черты жульничества может быть также и эксперимент. Например, электронной вычислительной машине задается программа на сочинение музыки. Затем про­дукция машины предлагается для прослушивания нескольким музыкальным людям, которые отбирают то, что можно принять за музыку. Отсеянные материалы просто отбрасываются без анализа, а в опубликованной статье акцентируется доброкачествен­ная часть продукции машины и превозносятся соответствующие возможности машинных программ. Есть здесь эксперимент? Есть. Есть здесь пристрастие, субъективизм (в смысле искаже­ние истины)? Сколько угодно (даже если не знать, что статья использовалась для обоснования расширения штатов вычисли­тельного центра); так что надо всякий раз судить не по назва­нию метода, а конкретно вникая в суть дела.

Вместе с тем такая отрасль знания, как астрономия, многие годы была наблюдательной, и это не помешало ей заслужить репутацию самой точной и объективной конкретной науки. Как известно, эмпирическим фундаментом теории Ч. Дарвина были факты, полученные и неэкспериментальным методом.

Будет ли наблюдение научным или практическим, это зависит, прежде всего, от того, в решение каких задач оно включено. Следует иметь в виду, что практическое наблюдение может быть очень высокого качества по параметрам истинности, объектив­ности, систематичности, полноты, а также напряженности и от­ветственности деятельности. Так, например, летчик-наблюдатель лесного хозяйства проверяет систему альтернатив, гипотез: есть ли признаки пожара; если есть, то действительно ли это пожар или, быть может, это большой костер, разведенный туристами, или случайный выброс, например, дыма на промышленном пред­приятии и т. п. Если это пожар, то каковы его характер, площадь, координаты. Корректность результатов наблюдения здесь имеет большое и разностороннее значение (экономическое, социальное, ибо пожар — это не только материальные потери, но, возможно, и потери человеческого здоровья и жизней). Практическое на­блюдение, проводимое непсихологом, может иметь и психоло­гическое содержание. Так, линейный инспектор ГАИ может проверять следующие, буквально человековедческие предположения (по поведению автомашин на дороге): не оказался ли за рулем просто неопытный водитель или водитель в нетрезвом или возбужденном состоянии, или угонщик, не привыкший к данной машине, или неопытный, но самоуверенный, потеряв­ший бдительность водитель и пр. Наиболее важные результаты наблюдения документируются, отражаются в протоколах, техни­ческих записях (видео, кино и т. п.).

Методист, инспектор отдела народного образования (как бы его ни называли в связи с реформаторско-инновационным зу­дом некоторых деятелей), присутствующий на уроке учителя, также изучает методом наблюдения, в частности, и некоторые психологические стороны, факторы труда педагога и учебной деятельности учащихся (уровень подготовленности, качества ума, личности учителя, его трудовые приемы, состояние внима­ния учащихся и т. д.).

Наблюдательская работа описанного рода может быть вклю­чена в систему научных задач. В этом случае факты, зарегистри­рованные нашими наблюдателями-практиками, будут иметь на­учное значение. Более того, может быть специально предусмот­рено соблюдение важного принципа "незнания" наблюдателем некоторых общих гипотез исследования, что может рассматри­ваться как одно из условий обеспечения объективности исследо­вания в целом.

Итак, истинность, объективность и другие качества получае­мого знания — это отнюдь не автоматический продукт наблюде­ния, названного научным. Практическое наблюдение, вообще говоря, может быть ничуть не худшим способом движения от незнания к знанию, чем любой другой. Но все же, если мы включаем наблюдение в систему научных или научно-прак­тических задач, это требует придания ему некоторого специфи­ческого облика, специфической организации деятельности на­блюдателя.

По отношению к наблюдению, включенному в систему на­учных задач, особое внимание должно быть уделено в части принципов организации работы наблюдателя, строгости проце­дур получения и фиксации знаний об изучаемом объекте. Прав­да, "платой" за это (и прежде всего за достоверность данных) обычно бывает потеря оперативности и многоаспектности позна­ния. Научное наблюдение по сравнению с практическим обычно характеризуется специально ограниченным, "урезанным", парци­альным объектом изучения и более длительными временными отрезками, отводимыми для изучения одних и тех же объектов.

Но когда мы выше говорили о достоинствах наблюдения как средства движения от незнания к знанию, мы фактически имели в виду определенную область его объектов; ее можно было бы назвать областью макрообъектов. Нельзя отрицать, что задачи проникновения науки в микромир, клеточный или молекуляр­ный уровни изучения живых объектов, проникновения ее в мир атома, его устройство, а также задачи изучения сильно удален­ных космических объектов, изучения процессов превращения веществ и т. п. требуют применения экспериментальных мето­дов. И в психологии есть проблемы, задачи, которые требуют сложной экспериментальной техники и соответствующих мето­дик. Все это очень важно, но косвенным образом способствует существованию предрассудка о том, что метод наблюдения — это "вчерашний день науки". По отношению ко многим совре­менным задачам это, возможно, справедливо. Но что касается задач изучения таких объектов, как личность, труд, субъект дея­тельности, действие, деяние, деятельность, то здесь утрата куль­туры наблюдения была бы утратой профессиональной культуры психолога (при всех успехах экспериментальных методов в этой области). Дело в том, что, как хорошо известно, наши органы чувств совершенно не случайно имеют тот, а не иной диапазон возможностей — это есть следствие адаптации к среде. Но среда для человека — это и его социально-контактная, и информаци­онная среда. И в филогенезе, и в онтогенезе человека развитие его восприятия происходит под закономерным влиянием не только предметной ("физической", вещной), но и общественной среды. И если есть основания называть наш глаз "солнечным" в связи с тем, что он сформирован в среде солнечного излучения, то не меньшие основания есть для того, чтобы и глаз, и ухо счи­тать "социальными". Вот почему мы полагаем, что метод на­блюдения, по крайней мере в психологии труда, является и ис­торически, и логически, и по месту, которое он занимает в ра­боте специалиста, базовым по отношению к остальным методам сбора эмпирических данных. Все остальные методы этого рода, как экспериментальные, так и неэксперименталь­ные, возникают как своего рода деформации метода наблюде­ния. А именно: если предметом наблюдения становится не "живая" деятельность, а ее результат, то мы получаем метод анализа продуктов деятельности (под словом анализ здесь тради­ционно имеется в виду, конечно, не просто разложение целого на части, а изучение, в ходе которого происходит и собственно анализ и синтез представлений; такова уж "стихия" естественного языка). Если это продукты речевой, вербальной деятельности, выраженные письменно, то такая деформация на­блюдения дает нам опросные методы, контент-анализ текстов. Если вместо того, чтобы очищать факты от их интерпретации, истолкования в ходе наблюдения, мы, наоборот, сосредоточива­емся на их истолковании, оценивании, то это при определенных условиях дает нам метод экспертизы, или метод экспертных оце­нок. Если вместо того, чтобы избегать вмешательства в ход пси­хических процессов, как это свойственно классическому наблю­дению, мы создаем условия, чтобы эти процессы вызвать, то, не переставая выполнять наблюдательские функции, мы оказыва­емся в роли экспериментатора. Если условия, которые при этом созда­ем, организуем, достаточно привычны для наблюдаемого (и он не за­мечает, не знает, что оказывается объектом экспериментирования, "кроликом науки"), то перед нами так называемый "естественный экс­перимент" (по А.Ф.Лазурскому). И наш наблюдаемый незаметно для себя самого оказывается испытуемым. Если мы создаем ис­кусственную — "чистую" (в смысле максимально свободную от неучитываемых воздействий на испытуемого, хотя на самом деле часто сильно искажающую естественный ход психических про­цессов) ситуацию, то перед нами лабораторный эксперимент. Но и здесь хороший психолог — специалист-душевед — не оставля­ет полностью позиции наблюдателя, хотя структура наблюдения предмета существенно меняется (психолог, быть может, следит за самописцами, приборами, репликами испытуемого — пусть по лабораторному телефону и пр.) Но если он не теряет пози­ции собственно психолога, то он не утрачивает и функций на­блюдателя.

Если основным объектом наблюдения становятся высказы­вания человека, его устная речь в специально построенном ис­следователем диалоге (или иной форме общения), то мы имеем в результате метод беседы (индивидуальной или групповой). Ес­ли предмет беседы смещается на биографию, историю личности испытуемого, то структурируется метод анамнеза, биографический метод (см. например, [167]).

Итак, описанную выше систему методов можно представить графически в виде своеобразной ромашки, цветоложем которой оказывается метод наблюдения, от которого произрастают в виде лепестков другие методы сбора эмпирических данных. Если по­добного рода схемы помогают вам усваивать материал (помогают построить внутреннее средство ориентировки в наборе перечис­ленных методов), можете начертить такую схему самостоятель­но, и ее можно рассматривать как некоторое системное пред­ставление множества обсуждаемых методов. Если "цветоложе" и "лепестки" изобразить в виде кругов, отображающих объемы соответствующих понятий (кругов Эйлера [163, с. 597 — 599]), то пересечение их будет обозначать частичное совпадение при­знаков тех или иных методов, включение одного круга в другой — отношение "род — вид" и т. д.

Все методы сбора эмпирических данных имеют признаки, свойственные наблюдению. В частности, это пять важных тре­бований:

• объективности;

• систематичности;

• предварительной программы;

• учета внешних и внутренних условий активности иссле­дуемого;

• фиксации полученных результатов.

В рамках каждого метода структурируются методики — сис­темы материально представленных средств. Они должны вклю­чать следующие составляющие:

• некоторое исходное теоретическое представление об изу­чаемой реальности, выраженное на понятном для специа­листов языке;

• программу исследования в виде общего его плана и пе­речня единиц рассмотрения с указанием их признаков;

• описание требований к процедуре проведения исследова­ния как деятельности, к организации работы исследовате­ля, включая описание возможных ошибок, изложение правил, советов, предостережений,

• описание и фактическое наличие необходимых вещест­венных средств (начиная от бланка протокола и каранда­ша при простейшем наблюдении и кончая сложными приборными комплексами, сооружениями, как, например, газодымокамеры для изучения (и тренировки) пожарных или такое социальное сооружение, как специально орга­низованная имитационная игра для изучения (и обучения, или, как модно в наши дни выражаться, тренинга) руко­водителей, и пр.);

• описание порядка первичной обработки и представления эм­пирических данных в определенных показателях. (Вопросы интерпретации, истолкования этих данных уже выходят за рамки собственно методики их сбора в том смысле, что со­бирать может один человек, а интерпретировать — другой. И не потому, что один "глупее", а другой "умнее", но потому, что это может быть принципом исследования — "принципом незнания", гарантирующим беспристрастность сбора данных.) Разумеется, деятельность психолога, применяющего тот или иной метод изучения труда, предполагает не только внешние средства, но и внутренние, функциональные. К числу последних могут относиться мысленные схемы, правила, принципы, усво­енные стереотипы действий, заповеди, способности к установ­лению и поддержанию социальных контактов. Они представля­ют собой очень индивидуализированные психические образова­ния, построенные, в частности, и с учетом личных качеств спе­циалиста в ходе работы над собой при овладении профессио­нальным мастерством. Чем проще внешние средства, тем выше требования к средствам внутренним — искусству наблюдателя, исследователя. Вот, кстати, почему "простую" психологическую методику нецелесообразно давать в руки неспециалисту — так же, как, скажем, никому не придет в голову поставить к операци­онному столу и дать в руки скальпель (нехитрое по внешности средство) неподготовленному человеку. Но мы затронули особый предмет рассмотрения, который оставляем здесь в стороне.