Некоторые общие замечания о языковедении 1 страница

И ЯЗЫКЕ¹

..Главные условия осуществления науки всвоем уме следую­
щие: достаточное количество материалаи надлежащий науч­
ный метод.

Достаточным количеством материала можно запастись, только
изучая явления, образуя из них научные факты и таким образом
определяя предмет исследования, стало быть, в применении к языку,
изучая практически языки, о категориях которых мы желаем
составить себе научное понятие и исследовать и рассуждать теоре­
тически². Только обладая практическим знанием языков, о которых
рассуждаешь, можно наверное избегнуть таких ошибок, Какие
сделал Бенфей (Th. Benfey) в своем «Griechisches Wurzellexicon»,
принимая старославянское праздьиоу (ferior) в смысле «меня бьют»
(вместо «я праздную») или же переводя оукрада (furor) словом
toben (неистовствовать, делать шум) вместо stehlen (красть) и т. п.³.
Но для наших целей достаточно знание языков, их понимание;
свободное же владение ими в разговорной речи и в письме
хотя весьма желательно⁴ но не необходимо.

¹ Журнал Министерства народного просвещения, С.-Петерб., .1871.

² «Я. как «эмпирический глоттик»,— говорит Шлейхер,— твердо убежден в
том, что одно только дельное знание языков может быть основанием занятий
языковедением и что прежде всего надобно стремиться к тому, чтобы, сколько
возможно, ознакомиться с языками, которые избраны предметом исследования.
Только на основании солидного, положительного знания, можно сделать нечто
дельное в нашей науке. Didicisse juvat. Итак, кто хочет посвятить себя индогерман-
скому языковедению, тот должен прежде всего основательно изучать все старшие
индогерманские языки, читать тексты и т. д. Кто некоторые из них оставляет в
стороне, думая, что они менее важны, тот, несомненно, будет после сожалеть об
этом». (Die Wurzel АК im Indogermanischen. Von Dr. Johannes Schmidt. Mit einera
Vorworte von August Schleicher, Weimar, 1865, стр. iv):

^a Aug. Schleicher, Die Formenlehre der Kirchenslavischen Sprache etc. Bonn, 1852, стр. XI.

⁴ В особенности желательно развить в себе чутье для изучаемых языков, даже в такой степени, в какой общее образование прежних времен (XVI и XVII века в Западной Европе) давало тонкое чутье для такназываемых классических языков, латинского и греческого, преимущественно же для латинского языка.

Знание и понимание языков отличается от владения ими более или менее настолько, насколько знание физиологических процессов отличается от их со­вершения (разумеется, что большое различие родов предметов обусловливает не­точность этого сравнения).

Предмет наших занятий не искусство, не практика, не техника, апреимущественно наука, теория, научное знание, понимая отдельную науку в том смысле, что она есть упражнение человече­ского ума над суммой (комплексом) однородных в известной сте­пени фактов и понятий.

Но и теоретическое исследование языка может быть разнородно, смотря по тому, как понимаются задачи науки и какой метод при­меняется для их решения. Не говоря о чисто практическом направлении, имеющем целью свободное владение чужими языками с возможно большей беглостью при возможно меньшей рефлексии (что составляет прямую противоположность науке, требуя стра­дательного отношения к чужим языкам и способности подражать, между тем как цель науки— сознавать и обладать фактами на осно-. вании самостоятельной рефлексии), и о чем мы говорили при раз­боре лингвистических искусств¹, в исторически развившемся, со­знательном, научном исследовании языков и речи человеческой во­обще можно отличить три направления.

1. О п и с а, те ль н о е, крайне эмпирическое направление, ставящее себе задачей собирать и обобщать факты чисто внешним образом, не вдаваясь в объяснение их причин и не связывая их между собой на основании их сродства и генетической зависимости. Приверженцы этого направления видят всю мудрость науки в со­ставлении описательных грамматик и словарей и в издании памят-ников, в приготовлении материала без всяких выводов, кажущихся им почему-то слишком смелыми или же преждевременными. Это проистекает частью вследствие чересчур строго критического и скептического склада ума, отвергающего без всяких дальнейших околичностей настоящую науку, из опасения сделать ошибку в вы­воде или же высказать гипотезу, которая со временем может по­казаться несостоятельною, частью же это следует приписать ум­ственной лени и желанию избавиться от необходимости давать себе добросовестный отчет в пользе и цели накопления материала, желанию, низводящему таким образом науку на степень эмпири­ческих занятий и какой-то бесцельной игрушки. Эти ученые от­сылают объяснение фактов ad acta, ad meliora tempora и тем вре-

¹ И для человека, занимающегося теоретической стороной языковедения, весьма полезно усвоить себе возможно обширное знание разных языков, как я уже заметил выше.

менем упускают из виду то важное обстоятельство, что, ставя себе конечной целью представление подробностей и их примитивное, рабское, чисто внешнее объяснение, можно быть очень полезным, но не для самого себя (т. е. не для собственного знания) и не для науки непосредственно, а только для других исследователей, на­сколько добросовестно собирается и приготовляется для них до- 1 стоверный материал. Разумеется, что, желая избежать положения науки, о котором можно бы справедливо заметить, что из-за деревьев леса не видно, нельзя никак ограничиваться задачами и вопросами, рекомендуемыми этим направлением1. Тем не менее как первый шаг в науке, как подготовка, описательные операции необходимы; причем первым условием является точное и добросовестное наблюде­ние, которое на степени совершенства встречается только у немно­гих, так как все смотрят, но не каждый видит. Хорошие описатель­ные грамматики, издания памятников и словари останутся навсегда насущной потребностью нашей науки, и без них даже самым гени­альным теоретическим выводам будет недоставать фактического основания.

2. Совершенную противоположность этому скромному и сдер- | жанному направлению составляет направление резонирую- | щ е е, умствующее, априористическое ребяческое. Люди этого направления чувствуют потребность в объяснении явлений, но бе­рутся за это дело не так, как следует. Они придумывают известные начала, известные априористические принципы, как в общем, так и в частностях, и под эти принципы подгоняют факты, поступая с ними крайне бесцеремонно. Здесь источник разнороднейших предвзятых грамматических теорий как по отношению развитию самого же языка, так и в применении лингвистических выво­дов к другим областям знания, к истории, к древности, к мифо­логии, к этнографии и т. п. Здесь источник всевозможных бес­численных произвольных объяснений и выводов, не основанных на индукции и свидетельствующих иногда об отсутствии здравого смысла у их виновников. Кому не известны курьезные этимо­логии, за которые так и хотелось бы поместить самих господ эти-мологов в дом умалишенных? Как алхимики старались отыскать первобытное тело, из которого развились все остальные, или I же таинственную универсальную всемогущую силу, так же точно и некоторые из представителей априористического направления в языковедении пытались из одного или же нескольких со­звучий вывести все богатство человеческой речи. Но настоящей алхимией теперь никто не занимается, лингвистические же ал­химики до сих пор не исчезли, и вообще мало надежды на ско­рое изгнание из области языковедения господства воображения и произвола.

¹ Естественным следствием этого направления является узкий партикуля­ризм, отрицающий уместность сравнения сходных явлений разных языков и ограничивающийся пределами одного языка.

228

В новейшее время априористическое направление в языкове­дении создало так называемую философскую школу, которая, основываясь на умозрении и ограниченном знании фак­тов, стала строить грамматические системы, вкладывая явления языка в логические рамки, в логические схемы. Конечно, такого рода системы могут представлять более или менее удачные измы­шления ученых умов, произведения логического искусства, отли­чающиеся гармонией и стройностью; но, насилуя и искажая факты на основании узкой теории, они не более и не менее, как воздуш­ные замки, которые не в состоянии удовлетворять требованиям

думающих положительно.

описательное, крайне эмпирическое направление только старается задерживать развитие науки, то вышеупомянутое априори­стическое, произвольное ребяческое направление сталкивает его на ложные пути, и поэтому оно положительно вредно.

/3. Истинно научное, и с т о р и ч е с ко е, генетическое на­правление считает язык суммой действительных явлений, суммой действительных фактов и, следовательно, науку, занимающуюся разбором этих фактов, оно должно причислить к наукам индуктив­ным. Задача же индуктивных наук состоит: 1) в объяснении явлений соответственным их сопоставлением и 2) в отыскивании сил и за­конов, т. е. тех основных категорий или понятий, которые связы-вают явления и представляют их как беспрерывную цепь причин и следствий. Первое имеет целью сообщить человеческому уму систематическое знание известной суммы однородных фактов или явлений, второе же вводит в индуктивные науки все более и более дедуктивный элемент. Так точно и языковедение, как наука индук­тивная, обобщает явления языка и отыскивает силы, действующие в языке, и законы, по которым совершается его развитие, его жизнь. Разумеется, что при этом все факты равноправны и их можно признавать только более или менее важными, но уж никак нельзя умышленно не обращать внимания на некоторые из них, а ругаться-над фактами просто смешно...

Многими признается «сравнение» как особенный, отличитель­ный признак новейшей науки языка, и поэтому они весьма охотно и почти исключительно употребляют названия «сравнительная грамматика», «сравнительное исследование языков» (vergleichende Sprachforschung), «сравнительное языковедение» (vergleichende Sprachwissenschaft), «сравнительная филология» (philologie compa-гёе) и т. п. Мне кажется, что в основании этого взгляда лежит извест­ная узкость и исключительность и что, принимая во внимание мотивы «сравнительных» грамматиков и «сравнительных» исследователей языка, нужно было бы последовательно названия всех наук укра­сить эпитетом «сравнительный» и говорить о сравнительной мате­матике, сравнительной астрономии, сравнительной географии, сравнительной истории, сравнительной политической экономии и т. д. Ведь сравнение есть одна из необходимых операций всех наук, на нем основывается процесс мышления вообще; ведь математик

22»

сравнивает величины и только этим добывает данные для своих синтетических и дедуктивных соображений; ведь историк вообще, только сравнивая различные фазисы развития известного рода проявлений человечества, может делать кое-какие выводы; и т. д. Роль же, которую играет сравнение в языковедении, оно играет и во всех индуктивных науках; только при помощи сравнения можно обобщать факты и пролагать дорогу применению дедуктивного метода. С другой, однако же, стороны, название «срав-нитгльная грамматика» имеет историческое значение: оно обязано своим происхождением новой школе, новому направлению, сделав­шему громадные открытия. Сравнение означало родственных языков (и вообще сравнение языков по и различиям)¹, но никак не сравнение фактов языка вообще так как это последнее составляет необходимое условие всякого научного раз- бора языка. Подобное историческое значение имеют названия сравнительная анатомия», «сравнительная мифология» и т. п. Но все-таки это только один момент в истории науки, момент, в который сравнение в неизвестном до сих пор с научной точки зрения направ- ' лении привело к громадным и совершенно новым результатам. Если же называть науку не по преходящим ее направлениям, а также и не по известным совершаемым в ней ученым операциям, а по предмету исследования, в таком случае, наподобие «естествоведения», самое уместное название для науки, предметом которой служит язык, будет не сравнительная грамматика, не сравнительное языкове­дение, не объяснительная грамматика (erklarende Grammatik)², не объяснительное языковедение (erklarende Sprachwissenschaft), не (сравнительная) филология³, а просто или исследование языков и речи человеческой вообще, или языкове дение (языкознание), или же, наконец, лингвистика (глоттика). Это название ничего не предрешает, а только указывает на предмет, из области которого берутся научные вопросы. Впрочем; можно называть науку как кому угодно и в особенности можно титуловать

¹ В последнее время начинает обнаруживаться в науке стремление сравнивать
научным образом язык людей с языком животных, и от этого сравнения можно
ожидать совершенно новых результатов.

² Как известно, объяснение явлений составляет сущность стремлений всех
наук, и поэтому оно не может считаться исключительным свойством одной или
некоторых из них.

³ Отождествлять филологию с языковедением — значит, с одной стороны,
суживать круг ее вопросов (так как филология занимаете всеми проявлениями
душевной жизни известного народа, а не только языком), с другой же стороны —
слишком расширять этот круг (так как филология ограничивается до сих пор
известным народом или же группою народов, а языковедение в общей сложности
исследует языки всех народов). Впрочем, филология, как она развилась историче­
ски, представляет не однородную, цельную науку, а собрание частей разных
наук (языковедения, мифологии, истории литературы, истории культуры и т. п.),
соединенных в одно целое тождеством носителей разнородных явлений, в разборе
которых состоят научные вопросы и задачи филологии. Отсюда филология клас­
сическая (греко-латинская), санскритская, германская, славянская, романская
«др.

230

ее «сравнительной» лишь бы только знать, что сравнение здесь не цель, а только одно из средств¹, что оно есть не исключительна» привилегия языковедения, а общее достояние всех без исключения

наук.

Я заметил выше, что языковедение исследует жизнь языка во всех ее проявлениях, связывает явления языка, обобщает их факты, определяет законы развития и существования языка и отыскивает действующие при этом силы.

3 а к он является здесь формулированием или обобщением того, что при таких-то и таких-то условиях, после того-то и того-то является то-то и то-то, или же что тому-то и тому-то в одной области явлений, например в одном языке, соответствует то-то и то-то в другой области². Так, например, один из общих законов развития языка состоит в том, что звук или созвучие более трудное заменяется с течением времени звуком или созвучием более легким или что из представлении более конкретных развива­ются представления более абстрактные и проч. Из этих законов встречаются мнимые исключения, но при точном исследовании эти исключения оказываются обусловленными известными причинами, известными⁹ силами» которые воспрепятствовали причинам или силам, вызвавшим данный закон, расширить его и на кажущиеся исключения. Убедившись в этом, мы должны сознаться, что наше обобщение в закон было неточно и неполно и что к известному уже genus proximum закона следует прибавить еще ограничивающую differentia specifica. Тогда станет ясно, что мнимое исключение , составляет, собственно говоря, только подтверждение общего

закона³.

Общие причины, общие факторы, вызывающие развитие языка-и обусловливающие его строй и состав, очень справедливо на-зывать силами. Таковы, между прочим:

1) п р и в ы ч к а, т. е. бессознательная память;

2) с т р е м л е н и, е к удобству, выражающееся: а) в пере­
ходе звуков и созвучий более трудных в более легкие для сбереже­
ния действия мускулов и нервов, б) в стремлении к упрощению

; форм (действием аналогии более сильных на более слабые), в) в пере­
ходе от конкретного к абстрактному для облегчения отвлеченного
движения мысли;

¹ Есть ученые, которые в самом деле в сравнении для сравнения (искусства для искусства) видят всю мудрость языковедения, забывая о других гораздо бо­лее интересных сторонах ученой практики, вопросах, выводах и т. д.

2 Здесь основание для различения законов развития во времени и законов,
обусловливающих одновременное состояние известного предмета на всем его
пространстве (или в каждый данный момент его существования, или же только в
известное время т. е. для различения того, что производит перемену от того, что
составляет сущность и основание. Законы одного рода переходят в законы другого-
рода, взаимно обусловливаясь.

⁸ Необходимые условия каждого научного закона следующие: а) относитель­но субъекта — определенность, ясность и точность; б) относительно объекта — общеприменимость.

231

положительная, которую можно определить по ее свойствам и дей­ствиям, подтвердить объективно, доказать фактами.

Борьба всех выше исчисленных сил обусловливает развитие языка. Разумеется, что этой борьбы и вообще действия сил в языке не следует понимать олицетворительно, так как наука оперирует не мифами, а чистыми представлениями и чистыми понятиями. Как законы, так и силы —не существа, даже не факты, а продукты умственной деятельности человека, имеющие целью обобщить и связать факты и найти для них общее выражение, общую формулу. Это не демонические идеи, рекомендуемые философами известного направления, а видовые понятия (Artbegriffe),-которые тем совер­шеннее, чем более явлений можно подогнать под них, объяснить «ми. С другой стороны, эти законы и силы, как и все вообще понятия и умственные категории, не единичны в своем составе, а являются равнодействующими бесчисленного множества соприкасающихся представлений и понятий.

Я воздерживаюсь от более подробного разбора сил и законов,
так как 1) нет для этого времени и так как 2) это собственно пред­
мет логики; как науки, рассматривающей условия познания и от­
влеченной умственной деятельности вообще, и ограничусь только
вопросом: можно ли общие категории языковедения¹ считать зако­
нами и силами в сравнении с законами и силами, разбором которых
занимается физика и другие естественные науки? Разумеется, можно,
ибо и силы и законы естественных наук не что иное, как объединя­
ющие продукты умственной деятельности, как более или менее
удачные обобщения. \ .

Все превосходство их в том, что простота подходящих под них явлений и фактов и более продолжительное существование самих наук дозволили применить к ним математические вычисления и этим придать им высокую ясность и точность, между тем как очень слож­ные процессы, совершающиеся в языке, и недавнее существование самой науки языковедения задерживают ее обобщения на степени большей или меньшей шаткости и непостоянства. Это, однако же, не должно нас смущать, потому что и общие категории новейшего направления биологических, естественных наук (зоологии и бота­ники) ничуть не точнее и не яснее в своих применениях; они явля-' ются только более или менее удачными обобщениями, а вовсе не си­лами и законами, если обсуждать их с той требовательностью, к какой мы привыкли при разборе законов и сил, составляющих при­надлежность астрономии, физики, химии и проч.

¹ Нужно различать категории языковедения от категорий языка: первые
представляют чистые отвлечения; вторые же — то, что живете языке, как звук,
слог, корень, основа (тема), окончание, слово, предложение, разные категории
слов и т. п. Категорий языка суть также категории языковедения, но категории,
основанные на чутье языка народом и вообше на объективных условиях бессозна- '
тельной жизни человеческого организма, между тем как категории языковедения
в строгом смысле суть по преимуществу абстракции.

224

Из вышеизложенного видно, что в языке сочетаются в нераз­рывной связи два элемента: физический и психиче­ский (разумеется, этих, выражений нельзя принимать в смысле метафизического различия, а должно разуметь их просто как вида-вые понятия). Силы и законы и вообще жизнь языка основываются на процессах, отвлеченным разбором которых занимаются физио­логия (с анатомией — с одной и с акустикой — с другой стороны) и психология. Но эти физиологические и психологические категории проявляются здесь в строго определенном объекте, исследованием которого занимается исторически развившееся языковедение; боль­шей части вопросов, которыми задается исследователь языка, ни­когда не касается ни физиолог, ни психолог, стало быть, и языко­ведение следует признать наукой самостоятельной, не смешивая eго ни с физиологией, ни с психологией. Так же точно физиология ис­следует в применении к цельным организмам те же процессы, законы и силы, отвлеченным разбором которых занимаются физика и хи­мия, однако ж все-таки никто не уничтожает ее в пользу этих по­следних наук1.

Определив, хотя только самым приблизительным и неточным образом род занятий нашей науки и научное направление, наиболее соответствующее современному ее пониманию, я постараюсь на­чертать план ее внутренней организации, т. е. представить ее общее разделение, как оно развилось исторически².

Прежде всего нужно отличить чистое я з ы коведение, языковедение само по себе, предметом которого, служит сам язык как сумма в известной степени однородных фактов, подходящих в своей общности под категорию так называемых проявлений жизни человечества, и языковедение прикладное, предмет которого составляет применение данных чистого языковедения к вопросам

из области других наук.

Чистое языковедение распадается на два обшир­ных отдела:

¹ Ср., между прочим: Theodor В е n f е у, Geschichte der Sprachwissenschaft
и т. д., стр. 8—9. Впрочем, все науки составляют в общем только одну науку,
предметом которой служит действительность. Отдельные науки являются след­
ствием стремления к разделению труда, основывающемуся, однако ж, на объек­
тивных данных, т. е. на большем или меньшем сходстве и родстве явлений, фак­
тов и научных вопросов.

² Кроме настоящего языковедения, как исследования языка, в круг занятий
лингвистов входят два рода оставленных здесь в стороне упражнений человеческо­
го ума: 1) история языковедения (исследование развития лингвисти­
ческих понятий и их осуществления в литературе и преподавательской деятель­
ности-), составляющая часть общей истории всех наук, но принадлежащая спе­
циально и всецело исследователям языка, так как а) только они могут питать для
нее особенный интерес и так как б) только у них может найтись достаточная подго­
товка для того, чтобы представить историю их же науки надлежащим образом;
и 2) лингвистическая пропедевтика, методика, теория научного искусства,
теория технической стороны языковедения, задача которой состоит в представле­
нии лучшего способа заниматься наукою и совершенствовать ее во всех отношениях
(в представлении правил изучения, исследования и изложения).

235

А. Всесторонний разбор положительно данных, уже сложивших­ся языков.

Б. Исследование о начале слова человеческого, о первобытном образовании языков и рассмотрение общих психическо-физиоло-гических условий их беспрерывного существования¹.

¹ Здесь кстати упомянуть об одном вопросе из области методики языковеде­ния , так как это может способствовать более точному определению свойств задач и вопросов, рассматриваемых и исследуемых в отдельных частях чистой науки языковедения. Это вопрос о собирании материала и подготовительных ученых операциях, совершаемых в том и в другом отделе этой науки.

Материал для первого, положительного отдела чистого языковедения пред­ставляет три категории:

1. Непосредственно данный материал— живые языки народов во всем их разнообразии. Такой материал представляют языки, живущие и в настоящее время и доступные исследователю. Сюда следует отнести народный язык во всей его полноте, разговорный язык (речь) всех слоев общества данного народа, не только тех, которые ходят в сермягах и зипунах, но и тех, что носят сюртуки, не только язык так называемого простонародья, но и разговорный язык так назы­ваемого образованного класса. (В новейшее время заметно стремление считать живым и достойным внимания науки языком только язык крестьян и т. п., а на язык презираемой «гнилой интеллигенции» не обращать никакого внимания. Это находится в связи с модным в настоящее время заочным платоническим поклоне­нием господина во фраке мужику. Причиною же тому вечная конкретность и не­способность ученой толпы различать надлежащим образом теорию и практику. Явления жизни народной объясняются в науке очень удачно бессознательными силами, следовательно, на практике необходимо идолопоклонство перед бессо­знательными силами: народ «в массе» никогда не ошибается (vox populi — vox dei), индивидуальность вредна, и ее необходимо уничтожать в объективном разуме толпы. Впрочем, не только так называемое простонародье, но и другие классы народа живут гораздо более как толпа, как стадо, нежели индивидуально. Осо­бенно теперешнее время не очень-то богато истинными своеобразно и вполне со­знательно и самостоятельно действующими, оригинальными, выдающимися лич­ностями. Напротив того, XVIII век объяснял все преимущественно сознанием и свободною волею; следовательно, тогда ученая толпа поклонялась индивидуаль­ному уму и разуму.) В состав этого рода материала входит язык всех без исклю­чения сословий: мазуриков, уличных мальчишек, торговцев (например, офеней), охотников, мастеровых, рыбаков и т. д., язык разных возрастов (детей, взрослых, стариков и т. п.) и известных состояний человека (сообразно обстоятельствам жизни, например язык беременных женщин и т. п.); язык личностей, язык инди­видуальный, язык семей и т. д. Кроме того, сюда принадлежат названия мест­ностей, личные имена и т. п.; следы влияния данного языка на иностранные и наоборот (нечто вроде языковых окаменелостей) и т. д.

. 2. Памятники языка (в хронологическом порядке), письменность, лите­ратура, не в смысле эстетическом или культурном, а просто все следы языка в каких бы то ни было начертаниях. И теперешняя литература языков настоящего времени представляет только памятники, а не самый язык. При памятниках давно минувших времен палеография является необходимой помощницей язы­коведения. По памятникам нельзя никогда заключать вполне о языке соответ­ствующего времени, и данные, почерпнутые из их исследования, нужно дополнять рассмотрением строя и состава данного языка в нынешнем его состоянии, если он существует, а если нет, то посредством дедуктивных соображений и сравнения с другими языками. Обыкновенно вернее передают состояние языка памятники народа не столь цивилизованного, нежели памятники народа литературно-объ-единенного и создавшего себе искусственный литературный язык и искусственное правописание. С этой точки зрения и в настоящее время важным материалом для языковедения служат, например, письма лиц, не знающих правил правописания и вообще неграмотных и необразованных, непосредственных. Памятники со­стоят не только из цельных произведений на известном языке, но также из отдель-

236

А. Положительное языковедение разделяется на две части: в первой язык рассматривается как составленный из частей, т. е. как сумма разнородных категорий, находящихся между

ных слов и выражений, попавших в иностранную среду (ср. «О древнепольском языке до XIV столетия», Сочинение И. Бодуэна де Куртене. Лейпциг, 1870, § 1—3). Если исследование живого языка можно справедливо сравнить с зо­ологией и ботаникой, то зато сравнение разбора памятников с палеонтологией будет совершенно неточно; так как язык не организм и слова не части организма, следовательно, они не могут оставлять видимых отпечатков, реальных. знаков (следов) своего существования (окаменелостей), как организмы или части орга­низмов животных и растений. Памятники представляют только условные, номи­нальные видимые знаки (начертания) слышимых звуков языка, и потому по ним о языке можно заключать только аналогически. Лингвист не имеет перед глазами строя даже живых языков (хотя слышит их звуки) и должен только через сопостав­ление и разные научные соображения составить себе о нем понятие, между тем как натуралист даже строй мертвых отдельных организмов может иногда воссоздать по их рельефным следам (окаменелостям).

Совершаемые на материале, данном живыми языками и памятниками, приго­товительные ученые операции состоят в наглядном представлении всего положи­тельно данного богатства языков помощью издания их образцов и памятников, помощью составления описательных грамматик и словарей.