Мой друг, она прошла…но с первыми друзьями 8 страница

Белинский, преклоняясь перед нравственным величием, мудростью и человечностью Старого цыгана, заявил: «Это одно из таких лиц, созданием которых может гордиться всякая литература». Образом Старого цыгана Пушкин в какой-то мере прокладывал путь к обрисовке народа в трагедии«Борис Годунов».

Для Пушкина было ясно, что нравы простого народа, трудолюбивого, доброжелательного, мирного, противоположны эгоистической морали господствующих сословий. Но он в то же время не может признать и жизнь народа идеальной, счастливой, а законы «естественной» жизни на лоне природы «развязывающими» все «проклятые» вопросы. В поэме «Цыганы» с еще большей силой, нежели в «Кавказском пленнике», оспаривается руссоистская идеализация «естественной» жизни. Алеко не нашел душевного покоя на лоне природы не только потому, что он еще не стремился уйти от привычных ему индивидуалистических интересов, его развративших. Требования Алеко как цивилизованного человека выше возможностей «естественной» жизни; недаром он с самого начала глядел уныло на «опустелую равнину И грусти тайную причину Истолковать не смог». Весь дальнейший ход событий, обостряя трагизм Алеко, наряду с осуждением, как главной тенденцией, вызывает к нему и сочувствие. Цивилизация не деградация, не порча нравов, а приобретение, высший этап развития человечества, и люди, приобщившиеся к ней, не могут вернуться вспять — таков вывод Пушкина. Поэт выступал не против цивилизации, а против ее искаженных, уродливых форм. Возвысившись до реалистического осознания окружающего, он с сожалением отмечает, что социальная несправедливость, властвующая в мире, исключает благополучие людей и в «душных городах», и в естественных условиях природы. Ни цивилизация, ни естественная природа не приносят людям необходимой социально-нравственной гармонии, не избавляют их от эгоистических страстей. Безмятежность цыган призрачна, их счастье иллюзорно: «Но счастья нет и между вами, Природы бедные сыны!»

Переходя на позиции реализма, Пушкин показывает противоречия и в самих нравах цыган. Возвышая Старого цыгана, он отнюдь не идеализирует Земфиру. Ее пылкий, своевольный характер проявляется лишь в чувственной страсти. Любя «шутя», она руководствуется стихийными желаниями, лишенными контроля разума и освобожденными от требований морального свойства. Но в этом нет исключительности. Земфира повторяет путь Мариулы, своей матери, которая ради любовной страсти пренебрегла брачно-семейными обязанностями, даже материнским долгом, разбила судьбу Старого цыгана, бросила «маленькую дочь». Земфиру, воспринимавшую волю как анархическую вседозволенность, прельщает и манит не мирный труд, не скромный семейный быт, а беззаботно-беспечная жизнь, отданная ничем не сдерживаемой любовной страсти. Свобода, как неограниченная эгоистическая воля, критикуется Пушкиным и в действиях Алеко, и в поступках Мариулы — Земфиры.

Стремления Пушкина к реалистическому воспроизведению жизни, так ясно раскрывшиеся в сопоставлении Старого цыгана с Мариулой — Земфирой, еще более рельефно обнаружились в обрисовке Алеко. В споре об Алеко, на наш взгляд, не правы и те, кто признает в нем лишь отрицательные черты, определяющие его развенчание (Н. К. Гудзий, И. В. Сергиевский), и те, кто видит в нем только изображение трагической безысходности (Б. В. Томашевский, А. Л. Слонимский). Образ Алеко более сложен. Пушкин, во многом сочувствуя ему, считал главной своей целью разоблачение его индивидуализма, приведшего к трагической потере им разумной волн. Поиски идеала вели поэта от сильного одинокого героя, противопоставленного толпе, к народу. Так реалистические тенденции, наметившиеся в последовательно романтических поэмах, стали ведущими в «Цыганах».

Герои этой поэмы — глубоко обозначенные типы: Алеко — молодой человек дворянской фронды 20-х годов, состоявший в несомненной связи с прогрессивными людьми той поры; Старый цыган — олицетворение народной простоты, мудрости и нравственности; Мариула и Земфира — проявление односторонне понятой таборной воли.

Если в южных поэмах Пушкин стремился к поэзии необычного, то в поэме «Цыганы» его влечет главным образом поэзия повседневного. Типические образы цыган воссоздаются в подробно очерченных типических обстоятельствах. Быт и нравы «дикого племени» рисуются в блистательно-точных «местных красках».

Жизнь цыган лишена идеализации, столь ощутимой в обрисовке черкесского уклада в «Кавказском пленнике». Пушкин неоднократно отмечает их бедность. Правда, цыганы в Бессарабии были закрепощены, но это не было для них типично. Во всех других районах они пользовались свободой. Ведущий реалистический пафос поэмы подтверждается даже такой деталью, как песня Земфиры. «Черкесская песня» в «Кавказскомпленнике» и «Татарская песня» в «Бахчисарайском фонтане» — стилизации, подчиненные воссозданию местного быта и нравов, но ничего не имеющие общего с главенствующими сюжетными линиями поэм. Песня Земфиры «Режь меня, жги меня», органически связанная с сюжетообразующими персонажами, раскрывающая характер главной героини, представляет перевод молдаванской народно-хороводной песни. Не лишне отметить и то, что, срывая с Алеко ореол поэтичности, Пушкин заставил его заниматься таким прозаическим ремеслом, как вождение медведя. Это вызвало недовольство Рылеева, предлагавшего сделать Алеко кузнецом.

От романтической субъективности к реалистической объективности, от лиричности к эпичности и драматичности — таков путь Пушкина в создании этой поэмы.

Развенчивая романтико-байронического героя, Пушкин обращается к объективным средствам композиционной организации поэмы. То, что лишь в самом зачаточном виде обнаружилось в монологе Заремы, в ее кратком диалоге с Марией ( «Бахчисарайский фонтан»), стало главенствующим в«Цыганах». В противоборстве с лирико-монологическим строем романтических поэм почти вся эта поэма драматизирована и состоит, кроме вступления и диалога, из одиннадцати сцен-фрагментов, в которых диалог действующих лиц, занимающий около половины поэмы, принимает явно сценический характер. Субъективно-лирические мотивы используются здесь лишь в начальной обрисовке Алеко и в эпилоге.

В поэме «Цыганы» недосказанность, так любезная романтизму, сводится к минимуму. Вся любовно-психологическая ситуация, составляющая стержень сюжета, развертывается не фрагментарно, прерывисто, в вершинных точках, а в строгой последовательности: встреча Земфиры и Алеко, их любовь, охлаждение Земфиры, ревность Алеко, приведшая к убийству Земфиры и ее возлюбленного. Реалистическое композиционное искусство поэмы сказывается также в непрерывно растущем, естественном, мотивированном ее драматизме, в использовании песни Земфиры в роли своеобразного фокуса, эпицентра, в повторении описания ночлега, подчеркивающего кочевую жизнь цыган. Вступая на путь реализма, Пушкин по сравнению с последовательно романтическими поэмами много меньше пользуется книжной лексикой и чаще обращается к обычному разговорно-просторечному языку, «в одной телеге мы поедем», «толпа валит», «скрип телег». Если в «Кавказском пленнике» всюду пишется«дева», то здесь «молоденькая дочь». Там же читаем: «У саклей псы сторожевые», а здесь: «лишь лай собак». Словесно-изобразительные средства приобретают конкретность и точность, что особенно выпукло сказывается в объективно-характерных эпитетах: «пустынное» поле, «черноокая» Земфира, «знойное» лето, «разноцветные» ковры, «шумные» пиры, «тяжко» пляшущий медведь. Стремление к конкретности привело к тому, что сравнение одинокой телеги Алеко с журавлем, «пронзенным гибельным свинцом» и отставшим от станицы Своих собратий, развернулось в яркую реалистическую картину.

Приближая язык и стих поэмы к разговорному, Пушкин много больше, нежели в предшествующих поэмах, применяет переносы стиха. В авторских описаниях, речах и репликах персонажей «Цыганы», несомненно, лаконичнее предшествующих поэм. Ее сцены предельно кратки, реплики емки, психологические характеристики проникновенны. По удачному выражению Д. Д. Благого, слова Алеко в момент убийства звучат как удары ножа:«Постой!», «Лежи!», «Ничего», «Умри ж и ты!» Пушкин пишет об Алеко: «Убийца страшен был лицом». Это многозначительно: страшен неистово-бешеной злобой, кровавым злодейством, внутренне переживаемой драмой. Это реализм больших страстей, обогащенный красками романтизма.

Пушкин в соответствии с ведущим реалистическим строем всей поэмы завершил ее ясным эпилогом-выводом, что «всюду страсти роковые, И от судеб защиты нет». Этот эпилог обращен к читателям и детям «смиренной вольности».

Поэма «Цыганы» была встречена читателями и критикой восторженно. 25 марта 1825 года Рылеев уведомлял поэта: «От „Цыган“ все без ума». Белинский, видя явное превосходство поэмы «Цыганы» над предшествовавшими романтическими поэмами по мысли, обрисовке характеров, развитию действия и всей художественной отделке, справедливо сказал, что Пушкин проявил в ней творческий «орлиный взмах» и «очутилсяна высоте, недоступной для большинства» тогдашних писателей.

Влияние поэмы вышло далеко за пределы отечества. В 1852 году Проспер Мерные издал свой перевод поэмы во Франции. «Я не знаю произведения, — пишет он,—более сжатого… из этой поэмы нельзя выкинуть ни одного стиха и ни одного слова», в ней «все дышит совершенной простотой и естественностью». Образом Земфиры, ее песней «Старый муж, грозный муж» воспользовался Э. Гонкур, создавая роман «БратьяЗемгано» и в нем образ Этьенетты.