Сравнительный анализ результатов 4 страница

Статья Федора и Пылишина, вызвавшая множество откликов сразу после своего появления, периодически вспоминается коннекционистами по настоящее время, так как новые разработки и научная рефлексия ведут исследователей к усовершенствованию моделей.

Работа Бечтела (Bechtel, 1993) отражает тот прогресс, который происходит в коннекциоизме вслед за критикой извне и в результате естественного развития самого направления. Во-первых, он выступает за введение модульности в коннек-ционистскую систему обработки информации, при которой несколько сетей осуществляют одновременный анализ задачи, а сеть регулирующая отбирает ту, решение которой наиболее эффективно. Во-вторых, дальнейшее развитие возможностей сетевого представления систем обработки информации связано с использованием рекуррентных входов, которые Делают возможным доступ к информации от первых этапов обработки на более поздних этапах. В третьих, при научении в коннекционистской сети необходимо допускать не только

144________От критики коннекционизма к гибридным системам

изменение весов, но и уровня активации единиц, что даст возможность снижать размерность сети.

Еще более развернутую программную работу по преодо­лению недостатков коннекционистского подхода, выявив­шихся в ходе исследовании последнего десятилетия, провели Рой, Говайл и Миранда (1995), которые предлагают обно­вить принципы научения в коннекционистских нейронных моделях в противовес классическим моделям коннекционист­ского научения. По мнению авторов, прежняя теория пред­полагает наличие сетевой организации мозга ad hoc, в ней допускаются законы локального научения и научение без опоры на память (примеры не сохраняются в памяти для по­следующего научения), а эти допущения не соответствуют особенностям мозга. Они сформулировали четыре пункта, которые вместили все наиболее важные, с точки зрения даль­нейшего развития, особенности научения в сетях:

- задача оптимальной организации сети: коннекционист-ский метод научения должен быть способным описать создание сети, которая могла бы соответствовать задачам, гене­рируемым самим мозгом, то есть обрабатывать стимулы внутреннего генеза, без опоры на внешние стимулы;

- нечеткая схема научения: метод научения должен быть достаточно "грубым", чтобы избежать проблем локального минимума, осцилляции и катастрофического забывания, пе­ресказа или потерянных воспоминаний. Некоторые сторон­ники моделирования психологической системы полагают, что такие проблемы нередко возникают в ходе изучения "естественного" мозга, подверженного заболеваниям. С точки зрения авторов, нет необходимости создавать модели "больных" или неэффективных обучающихся устройств при создании теоретических моделей;

- эффективность научения. Метод должен быть вычислимо эффективным в рамках конечного числа образцов. Необ­ходимо иметь возможность создавать и обучать сеть при условии, что время научения (и создания сети и ее обучения) должно соответствовать полиномной функции от числа да­ваемых примеров;

- обобщение в ходе научения: метод должен позволять осуществлять модификацию сети в ходе научения так, чтобы добиваться наименьшей размерности, то есть результатом научения должна быть наименьшая сеть, способная решать

В.А..Цепцов______________________________145

задачу, что позволит избежать проблемы ограниченности ре­сурсов мозга.

Несмотря на то, что во многих работах посвященных коннекционизму нередко происходит смешение нейронных и коннекционистских сетей, да и значительная часть работ по­является именно в русле неиронаук, коннекционистскии подход применяется и в других областях. В частности методически близкую к коннекционизму позицию занимает известный исследователь вопросов, связанных с обработкой дискурса, В.Кинч (Kintsch, 1988). Его модель понимания основана на вычислительных процедурах, которые приводя! к формиро­ванию репрезентации текста. Проблема выявления всех ког­нитивных процессов, которые могут быть вовлечены в кон­струирование всех правил и структурных элементов репре­зентации, сохраняя при этом гибкость достаточную для того, чтобы учитывать все особенности контекста, хорошо из­вестна в психологии речи и обработки текста. Альтернатив­ный подход состоит в привлечении системы продукции "поверхностных" грубых правил, которая генерирует на первом этапе дополнительный контекст, содержащий противоречащие и нерелевантные знания. На втором, интеграционном, этапе система исключает все неподходящие элементы и в результате формируется текстовая база данных, содержащая концепты и пропозициональные элементы, которые извлекаются из данных лингвистического входа несколькими способами. В процессе конструирования используется база знаний субъекта, которая представляется в виде ассоциативной сети, в которой каждый элемент теоретически связан со всеми остальными. Для каждой пары элементов полученной в результате обработки текста базы знаний задана сила связи, которая представляется числом из интервала [0,1]. Процесс понимания, как это следует из модели, имеет математическое представление коннекционистского вида, так как и текст на входе системы и в конечном итоге сама система обработки текста имеют вид сети из конечного числа элементов, которые меняют силу своих связей в ходе обработки текста. Несмотря на то, что математическая основа модели Кинча оставляет ряд неясных вопросов, экспериментальная проверка позволяет заключить, что обнаружение противоречий в тексте испытуемыми имеет вид, который предсказывается моделью.

146________От критики коннекционизма к гибридным системам

На примере модели Кинча можно видеть пути, по кото­рым идет взаимодействие субсимволического и символиче­ского подходов.

Во-первых, следует отметить, что коннекционистские ра­боты будут затрагивать все более высокие уровни когни­тивных процессов, что обусловлено эффективностью сетевого представления как такового, а переход от смысловых от­ношений к различным формам количественного выражения связей может привести к созданию предпосылок для слияния коннекционистского и символического подходов.

Во вторых, там, где о слиянии пока не может быть речи, все большее распространение получают так называемые гиб­ридные модели, которые используют достоинства моделей традиционной когнитивистской ориентации при изучении психологических явлений внутреннего генеза и коннекцио-нистской, которая имеет несомненное преимуществи при из­учении процессов распознавания сигналов или образов. Барнден (Barnden, 1994) предлагает разновидность коннек-ционистских систем, способных осуществлять вычисления, которые моделируют рассуждение по аналогии. По его мне­нию, это позволит ввести в поле коннекционизма исследова­ния, связанные с продуктивностью.

Основная идея гибридных систем в том, что традиционные модели наиболее эффективно раскрывают особенности процессов сверху - вниз (top-down), которые включают ис­пользование систем продукции при решении задач, принятии решении и других сложных процессах, а коннекционистские модели приспособлены для решения процессов идущих снизу -вверх (bottom - up). При обучении, например, иностранному языку, пребывание в естественной языковой среде облегчает настройку коннекционистских сетевых "фильтров", которые облегчают распознавание речи и ее сегментацию, в то же время происходит использование правил уже изученного языка, перенос которых - как успешный, так и неуспешный -происходит в соответствии с традиционными моделями экс­плицитного научения.

Один из плодотворных способов "сращения" коннекцио­нистских сетей с модульными системами обработки символи­ческой информации содержится в концептуальной схеме уст­ройства, получившего название "черная доска" (blackboard). Это модель, которая допускает асинхронную и автономную активацию баз знаний, продуцирующих множество гипотез,

В.А..Цещов__________________________________ 147

записываемых на "доску". Независимое место в архитектуре этой системы занимает модуль контроля. В одном из вариантов этой системы (Nu, 1986) она включает систему продукции и перцептивный анализатор, которые организованы в сеть. Выходной слой коннекционистской модели анализатора ин­тегрирован в базу знаний генератора новых сетей, что яв­ляется плодотворным ходом, объединяющим субсимволиче­ский и символический уровни.

В своей работе мы также пытаемся соединять преиму­щества обоих подходов и полагаем, что при введения понятий лингвистической неопределенности или категориальной нечеткости коннекционистская модель является не только эффективным средством реализации процесса обработки не­четкой информации, но и позволяет рассматривать этот процесс с привлечением понятий порядка и беспорядка, ко­торые возникают на субсимволическом уровне в самой кон­некционистской системе. Такой взгляд на соотношение уровней помогает глубже понять взимодействие текстуального сообщения с индивидуальной базой знаний субъекта, а также вскрыть особенности понимания противоречивых и неопре­деленных составляющих лингвистических стимулов (Kawamoto, 1993).

В завершение вернемся еще раз к проблеме субсимволиче­ского и символического уровней когнитивной системы, которые отличаются в первую очередь тем, что первый уровень как бы лишен рефлексивного "осознанного" контроля, а второй не пропускает этот контроль на уровни элементарных "бессмысленных" элементов коннекционистской сети. Мы полагаем, что в пылу критического обострения позиций многие авторы упускают понятие пластичности психологических процессов, способности системы к самоорганизации и функ­циональной организации, когда функция контроля опреде­ляется попеременно стимулами среды и стимулами внутрен­него генеза.

Литература

Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. М: МГУ, 1982.

Фодор Дж., Пылишин 3. Коннекционизм и когнитивная структура: критический обзор. В кн. Язык и интеллект. М.: Прогресс, 1995.

148________От критики коннекционизма к гибридным системам

Abdi H. (1993). Precis de connexionisme. In J.F. Le Ny (Ed.), Intelligence naturelle el mtelegence artiflcielle, Pans: PUF.

Bamden J.A. (1994). On using analogy to reconcile connections and symbols. IN: Neural networks for knowledge representation and inference. D. S. Levine, M. Aparicio IV, (Eds.), Hillsdale: Erlbaum, p. 27-64.

Bechtel, W. (1993). Currents in connectionism.

Chalraers, D.J. (1993). Connectionism and compositionality: Why Fodor and Pylyshyn were wrong.

Fodor J.A. & Pylyshyn Z.W. (1988). Connectionism and cognitive architecture: A critical analysis.

Kawamoto, A.H. (1993). Nonlinear dynamics in the resolution of lexical ambiguity: A parallel distributed processing account.

Kintsch W. (1988). The role of knowledge in discourse comprehension: A construction - integration model.

Marinov M.S. (1993). On the spunousness of the symbolic/subsymbolic distinction.

McQueen J.M., Norris D. and Cutler A. (1994). Competition in spoken word recognition: Spotting words in other words

Nii H.P. (1986). Blackboard systems: the blackboard model of problem solving and the evolution of blackboard architectures.

Rosenblatt F. (1961). The perceptron: A probabilistic model for informatiob storage and organization in the brain.

Roy, A., Govil, S. & Miranda, R. (1995). A Neural Network

Learning Theory and a Polynomial Time RBF Algorithm. IEEE

Transactions on Neural Networks.

Rumelhart D.E., and McClelland J.L. (1986).

Rumelhart D.E., Hinton G.E. & Williams RJ. (1986). Learning internal representations by error propagation. In Rumelhart D.E., and McClelland J.L. (Eds.). Parallel distributed processing. Cambridge: MIT Press.

Smolensky, P. (1988). On the proper treatment of connectionism. Behavioral and Brain Sciences, 11,1-74.

Widrow B. & Hoff M.E. (I960). Adaptive switching circuits. 1960 IREWESCON Convention Records, 96-104.

ПОЛИТИКА, ТЕЛЕВИДЕНИЕ, АГРЕССИЯ

ФУНКЦИИ МЕТАФОРЫ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ

РЕЧИ'⁵

К И. Алексеев, Институт психологии РАН

"В обычной связной речи мы не встретим и трех предло­жений подряд., в которых не было бы метафоры", - делает простое наблюдение А.Ричардс, называя метафору "вездесущим принципом языка" (Ричарде, 1990, с 46). Сам Ричарде тоже не избежал употребления метафоры — он мыслит предложения как некоторые объекты или даже живые существа, с которыми мы можем встретиться в некотором месте, называемом связной речью (сравним это метафориче­ское употребление слова "встретить" с буквальным употреб­лением в предложении "В обычном среднерусском лесу мы не встретим и трех деревьев подряд, среди которых не было бы березы"). Метафора действительно "широко распространена в многочисленных жанрах художественной, повседневной и научной речи", и это создает мнение о "всемогуществе, все-присутствии и вседозволенности метафоры"(Арутюнова, с 6).

Чем же объясняется такое "всеприсутствие" метафоры, чего именно можно достичь с ее помощью, иными словами, каковы функции метафоры? Традиционно отмечаются две основные функции метафоры: эмоциональное воздействие и моделирование действительности.

На протяжении практически всей традиции ее изучения метафора рассматривалась сугубо как средство эмоциональ­ного воздействия, что предопределило ее изучение в рамках риторики. Утверждение об этой функции метафоры стало общим местом, об этом писали многие авторы. Так, Н.Д.Арутюнова отмечает: "В эмоциональном нажиме на ад­ресата заинтересован не только писатель, публицист и обще­ственный деятель, но и любой член социума. Общность цели естественно порождает и общность используемых языковых приемов. Сфера выражения эмоций и эмоционального дав­ления вносит в обыденную речь элемент артистизма, а вместе с ней и метафору" (Арутюнова, с 8).

¹⁵ Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (код проекта 95-06-17491).

КМ. Алексеев________________________________151

Моделирующая функция метафоры стала выделяться в XX в. Дж. Лакофф и М. Джонсон выдвинули тезис о внед-ренности метафоры в мышление; метафора стала рассматри­ваться не только как поэтическое и риторическое вырази­тельное средство, не только как принадлежность естествен­ного языка, но как важное средство представления и осмыс­ления действительности, как средство формирования картины мира. Дж. Лакофф и М. Джонсон утверждают, что "метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути" (М.Лакофф, М.Джонсон, с 387). В качестве иллюстрации своей точки зрения Дж. Лакофф и М. Джонсон приводят пример использования метафоры "Спор — это война": "Мы можем реально побеждать или проигрывать в споре. Лицо, с которым мы спорим, мы воспринимаем как противника. Мы атакуем его позиции и защищаем собственные. Мы захваты­ваем территорию, продвигаясь вперед, или теряем террито­рию, отступая. Мы планируем наши действия и используем определенную стратегию. Убедившись в том, что позиция не­защитима, мы можем ее оставить и принять новый план на­ступления. Многое из того, что мы реально делаем в споре, частично осмысливается в понятийных терминах войны" (МЛакофф, М.Джонсон, с 388).

Выделение двух основных функций метафоры (эмоциона­льное воздействие и моделирование действительности) можно обосновать теоретически, обратившись к литературе по теории метафоры.

Любая метафора семантически двойственна - в ее струк­туре можно выделить две части, традиционно называемые буквальным (прямым) значением метафоры (как правило, ложным) и метафорическим (переносным) значением мета­форы. С точки зрения лингвистики, любое языковое выражение такой структуры будет метафорой; лингвистическим критерием метафоры является именно противоречие между буквальным и метафорическим значением. Задача лингви­стической теории метафоры состоит в том, чтобы охаракте­ризовать способ бытия этих двух частей структуры метафо-РЫ, а также отношения между ними. Существующие здесь подходы можно разделить на три типа: 1) семантический, со­гласно которому об этих двух частях метафоры можно гово-

152________________Функция метафоры в политической речи

рить в терминах значения (как оно понимается в лингвистике); 2) прагматический, согласно которому только о буквальном, прямом значении метфоры можно говорить в терминах лингвистического значения, а переносное значение метафоры принадлежит сфере употребления; 3) нормативный, согласно которому в основе обеих частей метафоры лежат норма­тивные системы классификаций¹⁶.

Согласно предложенной нами теории метафоры, осно­ванной на нормативном подходе, нормативная структура метафоры имеет следующий вид: традиционная классификация - ее нарушение - альтернативная классификация. Прямое значение метафоры использует традиционную классификацию, закрепленную в системе понятий, в ее основании лежат существенные признаки понятий; переносное значение использует некоторую альтернативную классификацию, в основе которой лежат признаки, отличные от существенных признаков понятий (мы назвали такие признаки эталонными) (К.И.Алексеев, 1996, с 78 - 79). Например, в случае метафоры "Солнце ~ это апельсин" такими эталонными признаками будут "круглый" и "оранжевый"; солнце и апельсин в этом случае принадлежат к одному классу, классу круглых и оранжевых вещей. Существуют два способа восприятия такой нормативной структуры: 1) понимание метафоры - на­хождение эталонных признаков, лежащих в основании аль­тернативной классификации; 2) распознавание метафоры -обнаружение конфликта традиционной и альтернативной классификаций. Как было показано нами ранее (К.И.Алексеев, 1996, с 80 - 84), 1) понимание метафоры и ее распознавание независимы, т. е. для понимания метафоры ее распознавание не является необходимым и наоборот; 2) по­нимание метафоры ничем не отличается от понимания обычных буквальных высказываний, в частности, от понимания парафраз метафоры; 3) специфика метафоры проявляется при ее распознавании и заключается в том, что метафора -это произведение искусства. Как и во всяком произведении искусства, в метафоре заключено противоречие между со­держанием (основания альтернативной классификации) и формой (столкновение традиционной и альтернативной классификаций); именно это противоречие и вызывает эмо­циональную реакцию.

Подробнеесм. ЬСПАлексеев, 1996, с 73 -85.

К.И.Алексеев___________________________________153

Нетрудно убедиться, что две традиционно выделяемые функции метафоры (эмоциональное воздействие и моделиро­вание действительности) обеспечиваются двумя способами восприятия метафоры (распознаванием и пониманием соот­ветственно). На основе изложенных представлений можно сделать несколько выводов:

1) Понятие распознавания метафоры позволяет обосновать различие между "живыми" и "мертвыми" метафорами, а также ввести психологический критерий метафоры. Действительно, некоторые выражения с очевидностью удовлетворяют лингвистическому критерию метафоры, но как метафоры они тем не менее не воспринимаются: "борьба с преступностью", "путь к решению проблемы", "строительство государственных структур" и др. К их числу принадлежат также приведенные выше следствия метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона "Спор - это воина" и разбираемая в начале статьи метафора А.Ричардса. Такие метафоры называют "мертвыми", их метафорическое значение "стерлось", и необходимо усилие для обнаружения конфликта между буквальным значением (скажем, реальным строительством реальных здании для метафоры "строительство государственных структур") и метафорическим значением (постепенное целенаправленное создание соответствующих государственных учреждений для той же метафоры). "Мертвые" метафоры не реализуют функцию эмоционального воздействия, они не распознаются как метафоры, они не являются таковыми с психологической точки зрения. Значит, можно сформулировать следующий психологический критерий метафоры: некоторое выражение является метафорой, если оно распознается как таковая. Этому критерию удовлетворяют только "живые" метафоры, в которых конфликт между прямым и переносным значением легко распознается; именно за счет этого они реализуют функцию эмоционального воздействия, именно поэтому они являются настоящим произведением искусства.

2) Поскольку распознавание и понимание независимы, то метафора реализует функции эмоционального воздействия и моделирования действительности независимо. Значит, лю­бую метафору можно рассматривать как с точки зрения ис­пользованной в ней модели действительности, так и с точки зрения того эмоционального воздействия, для усиления ко­торого она была использована. Конкретные примеры анализа метафор в политической речи будут приведены ниже.

154 Функция метафоры в политической реч1.

При определении конкретных воздействий, для усиленш которых была использована метафора, мы использовали ме тод интент-анализа, разработанный Т.Н.Ушаковой с соав­торами (Т.Н.Ушакова и др., 1995).

Характеризуя метод интент-анализа, Т.Н.Ушакова пишет: "Важная часть глубинного психологического содержания речевой продукции содержится, по нашему мнению, в ее "интенциональном пласте", т.е. в тех намерениях, которьк лежат в основе продуцируемой речи и которые обычно лишь косвенно проявляются в произносимых словах (Т.Н.Ушакова и др., 1995, с 18); "...принятое намерение onps деляет характер используемого речевого материала. Соот ветственно представляется принципиально возможным на основе высказанных слов делать "обратный ход" к намерению, лежащему в основе того или другого высказывания. Возможно также психологически определить намерение как скоординированную с целью установку говорящего человека, побуждающую его к выражению того или другого содержа­ния" (Т.Н.Ушакова и др., 1995, с 19). Авторы специально оговаривают, что предметом их анализа являются "ближайшие" интенции речевой продукции, что они остав­ляют в стороне усложненные случаи, когда действительные намерения глубоко спрятаны, а выставленные напоказ су­ществуют для введения в заблуждение.

На основе анализа конфликтных политических выступлений авторы выделили и описали следующие "ближайшие" интенции, характерные для конфликтной установки: проти­востояние, угроза, обвинение, разоблачение, критика, демон­страция силы, отвод обвинений, похвала и т.д. Можно ска­зать, что в той или иной степени выраженности эти интен­ции характерны для любой политической речи, поскольку политика неизбежно предполагает более или менее жесткое противостояние различных политических сил.

Мы применяли метод интент-анализа для квалификации интенций, лежащих в основе усиленных метафорой воздей­ствий. Для определения конкретных метафорических моделей действительности мы использовали составленный А.Н.Барановым и ЮН.Карауловым "Словарь русской поли­тической метафоры" (А.Н.Баранов, ЮН.Караулов, 1991,1995).

КИАлексеев 155

При составлении этого словаря его авторы опирались на теорию концептуальной метафоры ДжЛакоффа и М-Джонсона, классифицируя метафоры по типу использо­ванной модели действительности. Было выделено несколько метафорических моделей, в терминах которых осмыслялась политическая реальность: война, путь/дорога, строительство, транспорт и транспортное средство, механизм, растение, геометрия и т.д. Способы формирования картины мира и определяемых ею действий с помощью метафорических моделей авторы словаря демонстрируют на примере различных метафор перестройки:

!) Уже сам термин "перестройка" говорит об использовании метафорической модели строительства. Мы сами составляем проект строительства нового общества и сами его выполняем, мы можем осуществить капитальный ремонт или ограничиться косметическими изменениями типа обновления фасада, мы можем перестроить те или иные этажи здания и оставить в неприкосновенности другие, и т.д. Важно под­черкнуть, что "строительство" целиком и полностью нахо­дится под нашим контролем (если, конечно, все проекты верны и "здание" не рухнет вдруг вследствие непредвиденной или незамеченной ошибки).

2) Совсем другую картину мира задает метафорическая модель транспортного средства (ее использует, например, метафора "корабль перестройки"). Мы можем изменить курс, сбиваться с пути, увеличивать или уменьшать скорость дви­жения, делать перестановки в команде (выбросить кого-нибудь за борт, заменить капитана, заменить всю команду или ее часть пассажирами и т.д.) - но мы не можем на ходу переделать сам корабль. Выбранная метафорическая модель налагает ограничения на наши действия.

3) Еще больше ограничений налагает на нас метафориче­ская модель стихийного бедствия (она используется, напри­мер, в таком высказывании: "Перестройка обрушилась на нас, словно ураган"). В этом случае нам остается только ждать, пока стихия не успокоится, и разгребать завалы.

4) По подсчетам авторов словаря, наиболее часто встре­чаемой метафорической моделью является персонификация -Уподобление некоторых явлений (в том числе и перестройки) человеку и, шире, живому существу. В этом случае пере­кройка рождается, взрослеет, развивается, имеет свою судь-fy и даже умирает.

156________________Функция метафоры в политической речи

Авторы словаря специально оговаривают, что они огра­ничились анализом метафорических моделей "мертвых" ме­тафор. Поскольку "мертвые" метафоры выполняют только функцию моделирования действительности, то их анализ полон. Нас, однако, в дальнейшем будут интересовать в основном "живые" метафоры и выполняемые ими функции. В первую очередь это, конечно, функция эмоционального воздействия ~ ведь "живые" метафоры, согласно определению, являются таковыми постольку, поскольку они распознаются как метафоры, а распознавание как раз и обеспечивает функцию эмоционального воздействия. Можно сказать, что основная, ведущая функция "живых" метафор - это эмоциональное воздействие. Конечно, "живая" метафора выполняет также и функцию моделирования действительности, но эта функция, как правило, является для нее подчиненной. Рассмотрим в этой связи следующие метафоры, взятые нами из "Послания Президента Российской Федерации Федеральному Собранию" ¹⁷О

Советский Союз рухнул под тяжестью всеобъемлющего кризиса, разодранный на куски экономическими, политиче­скими и социальными противоречиями, (с. 3)

Эта метафора с очевидностью является "живой" ~ она легко распознается как метафора; не менее очевидны "ближайшие" интенции, для усиления которых она была ис­пользована - это обвинение в адрес бывших правителей СССР, политика которых привела к его распаду, и отвод по­добных обвинений в свой адрес. Использованные модели действительности менее очевидны, однако при более подробном рассмотрении можно выделить по крайней мере 4 модели:

1) "тяжесть всеобъемлющего кризиса" ~ модель объекти­вации; кризис мыслится как физический объект, обладающий массой ("тяжесть") и пространственными характеристиками ("всеобъемлющий").

2) "Советский Союз рухнул под тяжестью..." — модель строения; Советский Союз мыслится как некоторое строение, внезапно и быстро разрушившееся.

3) "Советский Союз..., разодранный на куски" ~ модель объективации; Советский Союз мыслится как некоторый объект, лишившийся своей целостности и превратившийся в

Российская газета. 1996.27 февраля. С. 3-6.

К И. Алексеев

15

7

бесформенные части (сравним эту метафору с такими бук­вальными высказываниями, как "ткань, разодранная на куски"; "бумага, разодранная на куски").

4) "...разодранный на куски экономическими, политиче­скими и социальными противоречиями" - модель персони­фикации; противоречия мыслятся как одушевленные существа, способные на активные действия (ср.: "разодранный на куски диким зверем").

Взятые вместе, эти модели не создают четкой картины си­туации, они противоречивы и разнонаправлены ~ так, Со­ветский Союз мыслился одновременно как строение и как не­который неопределенный объект типа ткани или бумаги: строение нельзя разодрать на куски, а ткань или бумага не может рухнуть. Эти модели едва намечены и достаточно аморфны - они допускают другую интерпретацию: напри­мер, рухнуть может не только здание, но и некоторый объект или одушевленное существо, лишившиеся опоры (ср.: "не вы­держав тяжести, сук обломился, и Винни-Пух камнем рухнул вниз"); разодрать на куски можно как объект, так и тело. Эти модели также крайне абстрактны ~ речь в них идет о каком-то, а не вполне конкретном объекте, о каком-то, а не о четко определенном одушевленном существе.

Таким образом, можно сказать, что для этой метафоры функция моделирования действительности выражена слабо, а ведущей функцией является усиление интенций обвинения » отвода обвинений.

Существуют, конечно, и метафоры, использующие только одну, в достаточной степени прорисованную модель: