La Loba, женщина‑волчица

Должна вам признаться, что я не принадлежу к тем святым, которые удаляются в пустыню и возвращаются исполненные мудрости. Я бывала у многих очагов и разбрасывала приманку для ангелов вокруг каждой постели. Но чаще всего вместо мудрости я обнаруживала неприятные симптомы лямблиоза, E.coli [1], и амебной дизентерии. Увы! Такова судьба мистиков средней руки со слабой пищеварительной системой.

Я научилась скрывать любую мудрость, любой принцип, добытые в путешествиях, ибо и теперь порой старый папаша Академ, [16] подобно Кроносу, не прочь сожрать детей, прежде чем они смогут начать исцелять или удивлять. Чрезмерное умствование может заслонить образы инстинктивной женской природы.

Чтобы углубить родственные отношения с этой инстинктивной природой, очень полезно понимать сказки так, будто это мы внутри них, а не они вне нас. Мы входим в сказку через дверь внутреннего слуха. Когда рассказывают сказку, звучание ее слов затрагивает слуховой нерв, который пересекает основание черепа и входит в ствол головного мозга пониже варолиева моста. Оттуда слуховые импульсы передаются наверх, в сознание, или, как утверждают некоторые, в душу – в зависимости от отношения, с которым вы слушаете.

Древние анатомы говорили, что глубоко в мозгу слуховой нерв разделяется на три или большее количество ветвей. Поэтому они предполагали, что ухо предназначено, чтобы слушать на трех разных уровнях. Одна ветвь существует, чтобы слышать заурядные мирские разговоры. Вторая ветвь воспринимает науку и искусство. А третья создана для того, чтобы сама душа, пребывая здесь, на Земле, могла слышать наставления и приобретать знание.

Так внимайте же слухом души, ибо для этого и предназначена сказка.

Первозданная Женщина возвращается – по косточке, по волоску. Она возвращается в снах, в наполовину понятых и полузабытых событиях. Она возвращается в сказках.

Я начала свои скитания по Соединенным Штатам в шестидесятых, стремясь обосноваться там, где растут густые деревья, где разлит аромат воды и обитают любимые мною существа: медведи, лисы, змеи, орлы, волки. В районе Великих озер волков систематически уничтожали. Куда бы я ни пришла, повсюду так или иначе шло истребление волков. Хотя многие говорили, что волки опасны, я всегда чувствовала себя спокойно, если в лесу водились волки. В те времена на Западе и на Севере можно было, заночевав под открытым небом, слушать, как горы и леса поют, поют, поют всю ночь.

Но даже там век винтовок с оптическим прицелом, джипов с прожекторами и сдобренных мышьяком угощений привел к тому, что над землей воцарился век безмолвия. Вскоре и в Скалистых горах почти не осталось волков. Вот почему я оказалась в большой пустыне, которая лежит наполовину в Мексике, наполовину в Соединенных Штатах. И чем дальше на юг я забиралась, тем чаще слышала сказки о волках.

Говорят, что есть место в пустыне, где дух женщин и дух волков встречаются по ту сторону времени. Я почувствовала, что напала на след, когда в приграничной части Техаса услышала сказку "Девушка‑Loba" – про женщину, которая была волчицей, которая была женщиной. Дальше мне встретилась древняя ацтекская сказка об осиротевших близнецах, которых волчица кормила, пока они не выросли и не стали питаться самостоятельно [2].

И наконец, от старых испанских фермеров и обитателей пуэбло юго‑западной части страны я услышала скупые сведения о костяных людях – стариках, которые оживляют мертвецов. Говорили, что они могут возвращать к жизни и людей, и животных. Затем в одной из моих собственных этнографических экспедиций я встретила костяную женщину и с той поры уже никогда не была такой, как прежде. Позвольте мне представить вам подлинный рассказ и вступление к нему.

LA LOBA

Есть старая женщина, обитающая в тайном месте, которое каждая из нас знает в своей душе, но мало кто видел воочию. Как и старухи из сказок Восточной Европы, она дожидается, когда к ней придет сбившийся с пути скиталец или искатель.

Она осторожна, часто волосата, всегда толста и, как правило, старается уклониться от общения. Она каркает и кудахчет – обычно издает звуки, больше похожие на звериные, чем на человеческие.

Я могла бы сказать, что она живет среди выветренных гранитных склонов индейской территории Тараумара. Или что она похоронена у колодца на окраине Феникса. Возможно, вы увидите, как она направляется в дряхлом драндулете с простреленным задним стеклом на юг, по направлению к Монте‑Альбан [3]. А может, кто‑то заметит, как она стоит у шоссе близ Эль‑Пасо или едет в кабине грузовика в Морелию, что в Мексике, или в Оахаке идет на рынок, таща на спине странную на вид вязанку хвороста. Она называет себя многими именами: La Huesera, Костяная Женщина; La Trapera, Собирательница; La Loba, Волчица.

Единственная работа La Loba – собирать кости. Она собирает и хранит главным образом то, чему угрожает опасность стать потерянным для мира. Ее пещера набита костями всевозможных пустынных тварей: оленей, гремучих змей, ворон. Но специализируется она на волках.

Она лазает, ползает, шныряет по montagnas, горам, и arroyos, сухим руслам рек, в поисках волчьих костей, а когда соберет весь скелет, когда последняя косточка встанет на место и перед ней ляжет прекрасная белая скульптура зверя, она садится у огня и думает о том, какую песню спеть.

А когда решит, встает над зверем, вздымает над ним руки и заводит песню. И тогда волчьи ребра и кости лап начинают обрастать плотью, и зверь покрывается шерстью. La Loba продолжает песню, и зверь все больше походит на живого; его хвост загибается вверх, сильный и мохнатый.

La Loba поет дальше, и волк начинает дышать.

A La Loba все поет, так, что гладь пустыни сотрясается, она поет – и волк открывает глаза, вскакивает и убегает вниз по каньону.

Он бежит себе где‑то, и вот то ли стремительный бег, то ли плеск реки, которую он пересекает, то ли луч солнца или луны, упавший прямо на него, внезапно превращает волка в смеющуюся женщину, которая свободно бежит к горизонту.

Так что помните: если вы оказались в пустыне, когда солнце клонится к закату, сбились с пути и, конечно, устали, то вам повезло, потому что вы можете понравиться La Loba, и тогда она покажет вам кое‑что, имеющее отношение к душе.

Все мы начинаемся с кучки костей, затерянных где‑то в пустыне, с занесенного песком, развалившегося на части скелета. И наша задача – собрать эти части. Это кропотливый труд, которым лучше заниматься при хорошем освещении, поскольку он требует большого внимания. La Loba показывает, что именно нам нужно искать – неразрушимую жизненную силу, кости.

Можно считать работу La Loba демонстрацией uncuento milagro, волшебной сказки: она показывает, что будет благом для души. Это сказка о воскресении, о потусторонней связи с Дикой Женщиной. Она обещает: если мы споем песню, то сможем вызвать то, что осталось в психике от первозданной души и помочь ей снова обрести живой облик.

La Loba поет над костями, которые сама же собрала. Петь – значит использовать голос души. Это значит на одном дыхании высказать истину собственной силы и собственной нужды, вдохнуть душу в то, что болит или требует возрождения. Для этого необходимо углубляться в потаенный дух великой любви и чувства, пока вас не переполнит желание соединиться со своей дикой Самостью, а потом, укрепившись в этом состоянии, излить свою душу. Это и есть пение над костями. Мы не можем допустить ошибку, пытаясь получить это великое чувство любви от возлюбленного, ибо этот женский труд – найти, а потом спеть гимн творения – есть работа отшельницы, работа, выполняемая в пустыне души.

Поговорим теперь о самой La Loba. В символическом языке души символ Старухи – один из самых широко распространенных в мире олицетворений архетипа. Есть еще Великие Мать и Отец, Божественное Дитя, Плут, Чародей(ка), Девушка и Юноша, Воительница и Дурак (Дурочка). И все же можно сказать, что образ, подобный La Loba, кардинально отличается от них по сути и смыслу, ибо она – символ корня, питающего всю систему инстинктов.

На юго‑западе страны архетип старухи можно также истолковать как La Que Sabe – Та, Что Знает. Впервые я пришла к пониманию образа La Que Sabe, когда жила в горах Сангре‑де‑Кристо в штате Нью‑Мексико, как раз под вершиной Лобо. Одна старая знахарка с ранчо сказала мне, что La Que Sabe знает про женщин все и что Она сотворила женщин из морщинки на подошве своей божественной ноги; вот почему женщины – существа знающие: ведь они сделаны из кожи ступни, которая все ощущает. В мысли, что кожа ступни очень чувствительна, присутствует истина, потому что одна вполне современная женщина из племени киче как‑то сказала мне, что впервые надела обувь, когда ей было двадцать лет, и до сих пор не привыкла ходить con los ojos vendados, с путами на ногах.

Обитающая в природе первозданная сущность известна под многими именами и встречается у всех народов на протяжении веков. Вот несколько ее старых имен: Мать Дней – это Мать‑Создательница‑Богиня всех существ и свершений, в том числе Неба и Земли; Мать Нике – повелительница всего темного и грязного; Дурга – госпожа небес и ветров, а также людских мыслей, из которых возникает вся реальность; Коатликуэ, которая рождает новую вселенную, коварную и неуправляемую, и, как волчица‑мать, кусает дитя за ухо, чтобы привести в чувство; Геката – старая провидица, которая "знает своих родных", от нее веет запахом перегноя и дыханием Бога. И таких имен великое множество. Это образы того, кто и что живет под горой, далеко в пустыне, глубоко в дебрях.

Как бы ни называлась эта сила, олицетворением которой является La Loba, она содержит сведения о прошлом – личном и древнем, ибо пережила множество поколений и стара, как мир. Она – хранительница женских намерений, женской традиции. Ее нос чует грядущее, у нее дальнозоркие белесые глаза старухи, она одновременно живет в прямом и обратном времени и, танцуя с одним направлением, корректирует другое.

Старуха – Та, Что Знает, – живет в каждой из нас. Она цветет в глубинах женской души‑психики, Ее обитель – в древней и неискоренимой дикой Самости, то место во времени, где встречаются дух женщины и дух волка, то место, где сливаются ум и инстинкт, где сокровенная жизнь женщины находит ее земную жизнь. Это то место, где обмениваются поцелуями Я и Ты, где женщины, полные задора, бегают с волками.

Эта старуха стоит между рациональным миром и миром мифа. Она – ось, на которой вращаются оба эти мира. Эта страна между двух миров – то непостижимое место, которое все мы узнаем, единожды ощутив, но его подробности ускользают и облик меняется, если мы пробуем их удержать, за исключением тех случаев, когда мы обращаемся к поэзии, музыке, танцу или сказке.

Есть мнение, что иммунная система организма коренится именно в этой загадочной стране души, как и мистические и все архетипические образы и устремления, в том числе наша тяга к Богу, наша страсть к тайнам и все священные инстинкты, да и все земные тоже. Другие говорят, что и летописи человечества, корень света, клубок тьмы – там же. Это не пустота, а скорее обитель Призрачных Существ, где все уже существует и в то же время еще не существует, где тени вещественны, а вещество прозрачно.

Об этой стране можно наверное сказать одно: она стара – старше, чем океаны. Ее века не счесть, она извечна. Архетип Первозданной Женщины – основа этого слоя, исходящего из инстинктивной души. Хотя в наших снах и творческих озарениях она может принимать разные обличья, ее источник – не слой матери, девушки, зрелой женщины. И внутренним ребенком ее тоже не назовешь. Она не царица, не амазонка, не любовница, не провидица. Она – то, что она есть. Зовите ее La Que Sabe, Та, Что Знает; зовите ее Дикой Женщиной, зовите ее La Loba, зовите ее высокими именами или низкими, новыми именами или древними – она остается тем, чем она является.

Дикая Женщина как архетип – неподражаемая и непостижимая сила, несущая человечеству богатство идей, образов и качеств. Архетип существует везде – и в то же время невидим в обычном смысле этого слова. Ведь то, что можно увидеть в темноте, не обязательно видимо при дневном свете.

Мы находим стойкие следы архетипа в образах и символах сказок, литературы, поэзии, живописи и религии. Может быть, его сияние, его голос и аромат предназначены для того, чтобы вывести нас из созерцания дерьма на собственном хвосте, чтобы мы могли иногда странствовать среди звезд.

Как пишет поэт Тони Моффейт, там, где обитает La Loba, материальное тело становится "лучезарным зверем" [4], а иммунная система организма, по свидетельствам очевидцев, под влиянием сознательной мысли становится сильнее или слабее. Там, где обитает La Loba, духи воплощаются в образах, a la voz mitologica, мифологический голос сокровенной души, возглашает стихи и пророчества. Некогда умершие вещи, обладающие ценностью для души, могут возвращаться к жизни. И еще, исходные материалы всех сказок, которые когда‑нибудь существовали на земле, имели источником чьи‑то обретенные в этой непостижимой стране души переживания и чьи‑то попытки высказать то, что происходило с ними здесь.

У этого места между мирами есть много имен. Юнг называет его по‑разному: коллективным бессознательным, объективной психикой или психоидным бессознательным, имея в виду наиболее непостижимый слой коллективного бессознательного. Это последнее он считал местом, где берут начало биологический и психологический миры, где биология и психология могут сливаться и влиять друг на друга. В памяти человечества это место – называем ли мы его Нод, домом Призрачных Существ или трещиной между мирами – есть место, где происходят всевозможные таинственные встречи, чудеса, игры воображения, приливы вдохновения и случаи исцеления.

Хотя это место дарует огромное душевное богатство, приближаться к нему следует подготовленным, ибо у человека может возникнуть искушение блаженно потонуть в его восторгах. По сравнению с ним обыденная реальность может показаться пресной. В этом смысле более глубокие слои психики могут стать восторгом‑ловушкой, из которой люди выходят неустойчивыми, полными шатких теорий и туманных представлений. Так не должно быть. Возвращаться нужно полностью промытым или выкупанным в живительных и воодушевляющих водах, которые оставляют на нашем теле аромат сакрального.

Каждая женщина имеет потенциальный доступ к Rio Abajo Rio, реке под рекой. Ее приводит к этой реке глубокая медитация, танец, писательство, молитва, пение, игра на барабане, активное воображение или любая другая деятельность, требующая сильно измененных состояний сознания. В этот мир меж мирами женщину приводит тоска и поиски чего‑то такого, что она может увидеть только краешком глаза. Ее приводит туда глубоко творческая деятельность, намеренное одиночество, занятие любым видом искусства. И даже при наличии этих хорошо освоенных практик многое из того, что происходит в этом непостижимом мире, навеки остается для нас тайной, потому что нарушает все известные нам законы физики и рационального мышления.

О том, как осторожно следует подходить к этому состоянию души, повествует короткая, но очень выразительная сказка о четырех раввинах, которые возмечтали узреть священное колесо Иезекииля.

ЧЕТЫРЕ РАВВИНА

Однажды ночью четырем раввинам явился ангел. Он разбудил их и перенес к седьмому своду Седьмого Неба. Там они узрели священное колесо Иезекииля.

Узрев такое великолепие, один из раввинов на обратном пути из Pardes, Рая, на Землю обезумел и до конца жизни блуждал, бессмысленно лепеча. Второй раввин цинично заявил: "Колесо Иезекииля мне просто приснилось, вот и все. На самом деле ничего не случилось". Третий раввин впал в полную одержимость и болтал как заведенный о том, что увидел. Он говорил без умолку, как это все устроено и что это все значит, – так он сбился с пути истинного и предал свою веру. Четвертый раввин был поэтом. Он взял в руки лист бумаги и свирель, сел у окна и стал писать песню за песней, в которых восхвалял вечернюю голубку, ее дочь в колыбели и все звезды в небе. И зажил лучше, чем прежде [5].

Мы не знаем, что увидел каждый из них на седьмом своде Седьмого Неба. Но мы знаем, что соприкосновение с миром, где обитает Сущность, позволяет постичь нечто недоступное обычному людскому слуху, нечто наполняющее нас чувством простора и великолепия. Когда мы соприкасаемся с подлинной основой Той, Что Знает, это помогает нам отвечать и действовать, исходя из нашей сокровенной целостной природы.

Эта сказка дает совет: наилучший подход, позволяющий пережить глубинное бессознательное, – восхищаться им не слишком сильно, но и не слишком слабо, не слишком благоговеть, но и не быть слишком циничным, быть отважным, но не до безрассудства.

В своей известной монографии "Трансцендентальная функция" [6] Юнг предостерегает: в поисках Высшего Я одни склонны излишне эстетизировать переживание Бога или Я, другие недооценивать его, а те, кто к нему не готов, могут получить душевную травму. Но есть и такие, кто находит путь к тому, что Юнг называет "нравственным долгом" пережить и выразить узнанное при подъеме или спуске к первозданному Я.

Нравственный долг, о котором он говорит, означает необходимость переживать то, что мы воспринимаем, где бы оно ни встретилось: на Елисейских полях души, на островах мертвых, в усеянной костями пустыне души, на горной круче, на морском утесе или в роскоши подземного мира – в любом месте, где La Que Sabe дохнет на нас и таким образом нас изменит. Наше дело – показать, что на нас дохнули: продемонстрировать это, отдать, спеть, прожить в верхнем мире то, что получили во внезапном прозрении от тела, от всевозможных снов и странствий.

La Loba перекликается с теми мифами народов мира, в которых мертвецов возвращают к жизни. В египетских мифах Исида оказывает эту услугу своему умершему брату Осирису, чье тело каждую ночь расчленяет на части злой брат Сет. Каждую ночь Исида трудится с вечерних сумерек до рассвета, чтобы к утру собрать по частям тело брата, иначе Солнце не взойдет. Христос воскресил Лазаря, который так давно умер, что уже "смердел". Деметра раз в год вызывает из Края Мертвых свою изможденную дочь Персефону. A La Loba поет над костями.

Такова наша женская практика медитации – вызывать мертвые и расчлененные части самих себя, вызывать мертвые и расчлененные аспекты самой жизни. Та, кто воссоздает из того, что умерло, – всегда двойной архетип. Мать Творения – всегда еще и Мать‑Смерть, и наоборот. Из‑за этой двойной природы или двойной задачи нам предстоит великий труд – понять, что вокруг нас, подле нас и в нас самих должно жить и что должно умереть. Наше дело – определить срок того и другого; позволить умереть тому, что должно умереть, и позволить жить тому, что должно жить.

Для женщин El Rio Abajo Rio – мир реки под рекой, родина Костяной Женщины – содержит прямое знание о побегах, корневище и зерне мира. В Мексике говорят, что женщина несет la luz de la vida, свет жизни. Этот свет находится не в сердце женщины и не в ее глазах, a en los ovarios, в ее яичниках, где все семена были заложены еще до того, как она родилась. (У мужчин, если углубляться в идеи плодородия и природу семени, этому образу соответствует los cojones, мошонка.)

Вот знание, которое предстоит обрести, находясь рядом с Дикой Женщиной. Когда La Loba поет, она поет, опираясь на знание, идущее из los ovarios, из глубины тела, глубины ума, глубины души. Символы семени и кости очень схожи. Если есть корневище, основа, начало, если есть зерно, можно восстановить любую разруху, вновь засеять потраву, дать отдых полям, замочить твердое семя, чтобы оно размякло, помочь ему лопнуть и прорасти.

Иметь семя – значит иметь ключ к жизни. Быть заодно с циклами семени – значит танцевать с жизнью, танцевать со смертью, танцуя, снова вернуться к жизни. Именно это воплощает Мать – Жизнь и Смерть в своей самой древней и самой главной ипостаси. Поскольку она сама вращается в этих постоянных циклах, я зову ее Мать Жизнь‑Смерть‑Жизнь.

Если что‑то потеряно, нужно обратиться к ней, поговорить с ней и выслушать ее. Ее душевный совет порой бывает грубым или трудно осуществимым, но всегда преображающим и возрождающим. Поэтому, что‑то потеряв, нужно пойти к старухе, которая всегда живет в недрах таза. Она живет именно там, наполовину внутри, наполовину снаружи созидающего огня. Для женщин это прекрасное место, чтобы жить – совсем рядом с плодородными huevos, яичниками, женскими семенами. Там идеи, самые крошечные и самые большие, ждут, когда наш ум и наши действия помогут им проявиться.

Представьте себе эту старую женщину как старуху‑сущность, которой два миллиона лет [7]. Это изначальная Дикая Женщина, живущая под землей и одновременно на ее поверхности. Она живет в нас и через нас, и мы окружены ею. Пустыням, лесам и земле под нашими домами два с лишним миллиона лет.

Меня всегда поражает то, как женщины любят копаться в земле. Они сажают луковицы весенних цветов. Они погружают испачканные пальцы в жирную землю, пересаживая остро пахнущую помидорную рассаду. Мне кажется, они пытаются докопаться до старухи, которой два миллиона лет. Они ищут ее ноги и руки. Они хотят подарить ее себе, поскольку с ней ощущают целостность и умиротворенность.

Без нее они чувствуют беспокойство. Большинство женщин, с которыми я работала на протяжении многих лет, начинали свой первый сеанс психоанализа с вариантов фразы: "Я чувствую себя не то чтобы плохо, но и не хорошо". На мой взгляд, такое состояние – загадка несложная. Мы знаем, что оно происходит от недостатка земли. А лекарство? La Loba. Найдите женщину, которой два миллиона лет. Она опекунша мертвого и умирающего женского. Она дорога между живыми и мертвыми. Она поет гимны творения над костями.

Эта старая женщина, Дикая Женщина – La voz mitologica. Она – голос мифа, который знает прошлое и нашу древнюю историю и хранит ее летопись в сказках. Иногда она приходит к нам во сне как бесплотный, но чарующий голос.

В ипостаси девушки‑старухи она показывает нам, что значит быть не состарившимся, а умудренным. Дети рождаются умудренными инстинктом. Они нутром знают, что правильно и что с этим делать. Это врожденное знание. Если женщина хранит этот дар – в юности быть старой, а в старости юной, – она всегда будет знать, что произойдет дальше. Если же она его потеряла, его можно вернуть, прибегнув к осознанному душевному труду.

La Loba старуха в пустыне – собирательница костей. В символике архетипа она – кости, знак неразрушимой силы. Их нелегко уничтожить. Такое уж у них строение – их трудно сжечь, почти невозможно стереть в порошок. В мифе и сказке они символизируют неразрушимую душу‑дух. Мы знаем, что душу‑дух можно повредить, даже искалечить, но почти невозможно убить.

Душу можно смять и согнуть. Можно покрыть ранами и шрамами. Можно оставить на ней метки болезни и ожоги страха. Но она не умирает, потому что в подземном мире ее охраняет La Loba. Она искательница и хранитель костей.

Кости достаточно тяжелы, чтобы ими можно было наносить удары, достаточно остры, чтобы проткнуть плоть, а старые кости, если их тронешь, звякают, как стекло. Кости живых обладают собственной жизнью и созидательной силой, они постоянно обновляются. У живой кости поразительно мягкая "кожа". Она способна восстанавливать себя. Даже превратившись в сухую кость, она дает приют крошечным живым тварям.

В этой сказке волчьи кости олицетворяют неразрушимый аспект дикой Самости, инстинктивную природу, существо, преданное свободе и неиспорченности, которое никогда не примет строгостей и требований мертвой или излишне цивилизующей культуры.

Использованные в этой сказке метафоры олицетворяют весь процесс, приводящий женщину к ее полным инстинктивным диким чувствам. У нас внутри живет старуха, собирающая кости. У нас внутри кости души дикой Самости. У нас внутри возможность снова облечься в плоть и стать тем существом, которым мы некогда были. У нас внутри кости‑ключи к тому, чтобы изменить себя и свой мир. У нас внутри дыхание, наши истины и наши стремления, и, вместе взятые, они образуют песнь, гимн творения, который мы так страстно желаем спеть.

Это не значит, что мы должны ходить, занавесив глаза волосами, или превратить ногти в когти с черной каймой. Да, мы остаемся людьми, но и у женщины внутри тоже есть инстинктивная, звериная Самость. Это не какой‑то карикатурный романтический образ. У нее настоящие зубы, настоящий оскал, беспредельное великодушие, бесподобный слух, острые клыки, щедрые и мохнатые груди.

Этому Я необходима свобода двигаться, говорить, свобода гневаться и творить. Это Я надежно, жизнеспособно и обладает острой интуицией. Это Я, которое разбирается в духовных делах жизни и смерти.

Сегодня живущая у вас внутри старуха собирает кости. Что она воссоздает? Она – Я души, созидательница дома души. Ella lo hace a mano, своими руками она делает и переделывает дом. Что она делает для вас?

Даже в лучшем из миров душа должна время от времени подновляться. Это как глинобитные домишки здесь, на Юго‑Западе, – что‑то облупилось, что‑то отвалилось, что‑то смылось. Всегда увидишь кругленькую старушку в шлепанцах, которая заглаживает глинобитные стены. Замесит глину с водой, добавит соломы, налепит на стены – и они опять как новенькие. Не будь ее, дом потерял бы форму. Не будь ее, после ливня он превратился бы в кучу глины.

Она – хранительница души. Без нее мы теряем форму. Если у человека нет с ней прямой связи, его называют бездушным, или пропащей душой. Она придает форму дому души и лепит руками новое пространство. На ней старый передник, а подол платья спереди длиннее, чем сзади. Она подмазывает, похлопывает, приглаживает. Она лепит душу, растит волчицу, оберегает все дикое.

Поэтому я говорю вам любовно и образно: кем бы вы ни были – черной волчицей, северной серой, южной рыжей или арктической белой, – вы инстинктивное существо‑сущность. Хотя кто‑то может искренне предпочитать, чтобы вы вели себя прилично, а не прыгали до потолка от радости и не кидались на людей в знак приветствия, поступайте, как вам хочется. Кто‑то отшатнется от вас в страхе или негодовании. Но ваш возлюбленный оценит это ваше новое качество, если, конечно, он подходит вам в качестве такового.

Некоторым не понравится, если вы будете обнюхивать каждый предмет, чтобы понять, что он собой представляет. И, Бога ради, не вздумайте валяться на спине, задрав ноги. Гадкая девочка! Гадкая волчица! Гадкая собака! Верно? Не верно. Вперед! Наслаждайтесь жизнью!

Люди занимаются медитацией, чтобы обрести душевное равновесие. Вот почему они обращаются к психотерапевтам и психоаналитикам. Вот почему они исследуют свои сны и занимаются художественным творчеством. Вот почему они раскладывают карты Таро, гадают по книге "И Цзин", танцуют, играют на барабанах и на сцене, ищут ответа в поэзии и возносят молитвы. Вот почему мы делаем все то, что делаем. Делая все это, мы собираем все кости вместе. А потом нужно сесть у огня и подумать, какую песню спеть над костями, какой гимн созидания, какой гимн воссоздания. И те истины, которые мы выскажем, составят эту песню.

Есть хорошие вопросы, которые следует задать, пока не выберешь песню, свою истинную песню. Что случилось с голосом моей души? Что такое погребенные кости моей жизни? Какие у меня отношения с инстинктивным Я? Когда я в последний раз бегала на воле? Что сделать, чтобы жизнь снова ожила? Куда ушла La Loba?

Старуха поет над костями, и, пока она поет, кости обрастают плотью. Изливая душу над собранными костями, мы тоже "воплощаемся". Изливая свою тоску и сердечный надрыв над костями того, чем мы были когда‑то в молодости, того, что мы знали когда‑то, много веков назад, и воскрешения, которое мы ощущаем в будущем, мы стоим на четвереньках, на всех четырех лапах. Изливая душу, мы возрождаемся. Мы уже не слабая женщина, не хрупкое, разваливающееся создание. Нет, мы на стадии "становления", на стадии преображения.

Как и высохшие кости, мы очень часто начинаем свой путь в пустыне. Мы ощущаем себя бесправными, чужими, не связанными даже с зарослями кактусов. Древние называли пустыню местом божественного откровения. Но для женщин она таит в себе нечто гораздо большее.

Пустыня – место, где жизнь очень насыщенна. Корни всего живого тянутся к последней капле воды, а цветок накапливает влагу только потому, что появляется рано утром и поздно вечером. Жизнь в пустыне скудная, но яркая, и большинство из того, что случается, происходит под землей. И это напоминает жизнь многих женщин.

В пустыне нет буйства леса или джунглей. Жизнь ее обитателей очень напряжена и загадочна. Многие из нас живут такой жизнью: крошечной на поверхности и огромной под землей. La Loba показывает нам драгоценности, которые можно получить от такого распределения души.

Женскую душу может привести в пустыню какой‑то отклик, прошлые жестокости или отсутствие жизненного пространства над землей. Как часто женщина чувствует, что живет в пустынном месте, где есть, быть может, всего один кактус с единственным ярко‑алым цветком – и больше ничего на тысячу километров вокруг. Но для женщины, которая пройдет тысяча и одну милю, есть кое‑что еще. В невзрачной лачуге – нерушимая твердыня. Старуха. Она ждет вас.

Есть женщины, которые не хотят попасть в пустыню души. Им ненавистна ее скудность, ее пустота. Они все стараются завести ржавый драндулет и выбраться на дорогу к выдуманному сияющему граду души. Но их ждет разочарование, потому что ни буйства, ни дикости там не найдешь. Они в мире духа, в мире между мирами, в Rio Abajo Rio, реке под рекой.

Не валяйте дурака. Вернитесь, встаньте под тем единственным красным цветком и ступайте прямо вперед, пройдите последний трудный километр. Подойдите к старой рассохшейся двери и постучите. Заползите в пещеру. Влезьте в окно сновидения. Просейте пустыню и посмотрите, что останется. Это единственный труд, который мы должны исполнить.

Вам нужен совет психоаналитика?

Ступайте собирать кости.

Глава 2