ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ "СВЕТЛЫХ" ТЕКСТОВ

Содержание "светлых" текстов может быть сведено к двум следующим мыслям. Первое: "Все живое уникально, неповторимо и самоценно". Вторая: "Я" знаю истину и несу свое понимание жизни другим людям".

В основе картины мира "светлых" текстов лежит описание мира личности и того природного мира, который окружает эту личность. "Я" выступает как субъект жизнедеятельности и получает следующие предикаты: 'честный', 'чистый', 'неповторимый', 'уникальный'.

К "светлым" текстам могут быть отнесены многие тексты, касающиеся природы, в том числе религиозные, прежде всего дзен-буд-дистские (см. Абаев 1989). "Уважение к природе, будь то объективный мир или внутренняя природа человека, — вот то основное, из чего исходит дзен ... в своих положениях", — пишет одна из исследовательниц дзен-буд-дизма (Николаева 1975, 67). Примерами "светлых" текстов могут служить многие японские танка (пятистишия) и хокку (трехстишия).

"Светлые" тексты достаточно часто посвящены актуальным проблемам общества, истории, культуры и религии,

Стиль "светлых" текстов нередко бывает публицистичным, журналистским, динамичным и назидательным. Для них характерны призывы к добру, милосердию и чести; их авторы часто обращаются к этическим и моральным (нормативным) представлениям.

Так, автор многих очерков на темы морали и нравственности, публиковавшихся в 70-е гг. в "Литературной газете", Евгении Богат писал о том, что один из читателей подсчитал, какие слова тот употребляет в своих статьях наиболее часто. Ими оказались следующие: сострадание (оно встретилось в обследованной выборке 233 раза), удивление (145), сопереживание (84), восхищение (70), волнение (25). Среди частотных лексических единиц оказались также слова чудо, святыня, кощунство. Приводя эти данные, Богат, правда, спорит с читателем, который приписал ему "веру в Бога", но, касаясь "безрелигиозной нравственности, нравственности

коммунистической, наследующей все лучшее, что содержится в этическом опыте человечества", пишет он, по сути дела, в религиозном ключе. Показательна в плане принадлежности текстов Евг. Богата к "светлым" аннотация к его книге "Ничто человеческое...", изданной в серии "Личность Мораль. Воспитание". Она начинается с фразы "Нет ничего более ценного в мире,

чем сам человек".

К "светлым" следует отнести и тексты лауреата Нобелевской премии мира (1952) А.Швейцера, который "оставил преподавание в Страсбургском университете, игру на органе и литературную работу, чтобы поехать врачом в Экваториальную Африку... с великой гуманистической задачей" ("Письма из Ламбарене"). Одна из его книг носит название, раскрывающее его отношению к миру, — "Учение о благоговении перед жизнью" (Швейцер 1989).

К "светлым" следует отнести и такие произведения, как "Эта странная жизнь" Д.Гранина об энтомологе А.А.Любищеве, "Дом на набережной" и "Обмен" Ю.Трифонова, "Дети Арбата" А.Рыбакова (герои последнего романа Саша Панкратов - юноша с чистым взором).

Для "светлых" текстов характерно обращение к предметам и явлениям, в которых может быть усмотрена "целостность". Характерно, однако, что под это обозначение могут попадать предметы или поступки, отнюдь не целостные. Так, в рамках одного из исследований по эстетике (кстати, многие собственно искусствоведческие тексты также оказываются "светлыми"), проводился эксперимент по номинации разных объектов материального мира (Крупник 1985). Испытуемым предъявлялся неровный корень дерева, которому они должны были дать название. Среди ответов были и "Сгусток всего ушедшего из мира", и "Эволюционное дерево", и "Потусторонний мир", и даже "Хаос". Однако все эти названия охарактеризованы автором исследования как такие, для которых характерно "видение мира во всей его целостности" (там же, 153).

В тесной связи с семантикой "светлых" текстов находится их стиль. Он эмоционально приподнят, возвышен и соответствует описанию благородных целей, к которым стремятся персонажи "светлых" текстов.

При описании неблаговидных, нечестных поступков или недобрых идеи в "светлых" текстах появляется пафос гневного разоблачения. Иногда возможна ритмизация текста (А.Салынский "Ной и его сыновья").

Синтаксис "светлых" текстов характеризуется частыми красными строками (т. наз. freestanding sentences).

Вот как, к примеру, располагает свой текст В.Шкловский-

"Жизнь течет обрывистыми кусками, принадлежащими разным системам.

Один только наш костюм, не тело, соединяет разрозненные миги жизни.

Сознание освещает полосу соединенных между собой только светом отрезков, как прожектор освещает кусок облака, море, кусок берега, лес, не считаясь с этнографическими границами.

А безумие систематично, во время сна все связано.

(Шкловский)

(См. также: Шкловский В. О теории прозы, где почти каждая фраза написана с красной строки — Шкловский 1983, 3-8, 64-381)

"Светлые" тексты описывают мир идей и поступков, которые могут быть названы возвышенными.

И лексика "светлых" текстов в полной мере отражает их стиль. Особое место среди средств создания выразительности "светлых" текстов занимает возвышенная лексика старинного русского литературного языка, пришедшая из языка богослужебных книг, обрядов, песнопений, языка религиозной речи, отличающаяся "особенно значительным и величественным содержанием" (Введение 1976. 239).

Прилагательные в "светлых" текстах большей частью группируются вокруг смысла

'уникальный':

"Он не был красив в общепринятом смысле этого слова, но и простоватым она тоже бы не назвала его. Ни то, ни другое определение не подходило к нему. В нем таилось что то такое, чему нет названия... (Уоллер Д. Мосты округа Мэдисон)

Кроме того, этот ведущий семантический компонент в текстах получает следующую языковую реализацию, прямой, честный, искренний, чистосердечный; с душой; чистый, ясный, звонкий, прозрачный, светлый; самоценный, несравнимый, отличающийся от всего другого.

Подобные слова следует назвать психологическими синонимами, т.е. словами, которые, независимо от их общеязыковои несинонимичности, передают сходное психологическое содержание

Рассмотрим в качестве примера такой отрывок.

"Илья Ильич Обломов, — пишет Овсянико-Куликовский, — на редкость хороший и чрезвычайно симпатичный человек. Недаром так любит и ценит его Штольц, недаром полюбила его Ольга Вспомним его характеристику, сделанную Штольцем в конце романа:

"Ни одной фальшивой ноты не издало его сердце, не пристало к нему грязи. Не обольстит его никакая нарядная ложь, и ничто не совлечет на фальшивый путь; пусть волнуется около него целый океан дряни, зла, пусть весь мир отравится ядом и пойдет навыворот — никогда Обломов не поклонится идолу лжи, в душе его всегда будет чисто, светло, честно... Это хрустальная, прозрачная душа; таких людей мало; они редки; это перлы в толпе!..

(Овсянико-Куликовский, Т 2, 243)

Ведущей в произведении Н.А Гончарова "Обломов" является "светлая" эмоционально-смысловая доминанта (а сопутствующей — "печальная"). В этом фрагменте психологическими синонимами "светлого" типа будут следующие лексические элементы: 1) фальшивый, грязь, дрянь, зло, яд; 2) душа, сердце; 3) чисто, светло, честно, хрустально, прозрачно.

В качестве еще одного примера "светлого" текста приведем повесть Ричарда Баха "Чайка по имени Джонатан Ливингстон", считающуюся литературным манифестом дзен-буддизма 60-х годов.

Чайка по имени Джонатан Ливингстон начинает осознавать, что смысл жизни состоит не в том, чтобы искать пропитание и воспитывать детей, но в том, чтобы летать высоко в чистом небе. Джонатан Ливингстон начинает совершенствовать технику своего полета, поднимаясь все выше в небо. Другие чайки относятся к нему с непониманием и враждебностью, но Джонатан Ливингстон летает все быстрее и все выше. И вскоре он оставляет стаю, чтобы приобщиться к избранным чайкам, которые "сияли как звезды и освещали ночной мрак мягким ласкающим светом", то есть обретает "единомышленников" Эти лучезарные чайки учат его летать еще быстрее, со скоростью мысли, учат жить без пищи, без потребностей ради чистого и светлого неба. Этот "путь к свету", это обучение происходит достаточно своеобразно. Согласно одному из постулатов дзен-буддизма, "истина должна быть пережита, а не преподана" (Завадская 1977, 91). И Чайка Джонатан Ливингстон переживает истину на пути к свету.

"Суть в том, — говорят ему учителя, эти сияющие создания с ласковым голосом, — чтобы понять: истинное "я", совершенное как ненаписанное число, живет одновременно в любой точке пространства в любой момент времени ".

А кроме того, необходимо не только достигнуть совершенства, не только глубже понять всеобъемлющую невидимую основу вечной жизни, но и рассказать об этом другим.

Конечно же, стая, к которой принадлежал Джонатан, оказывается враждебной по отношению к нему: кто-то считает его Сыном Великой Чайки, а кто-то дьяволом. Но Джонатан видит в каждой чайке истинно добрую чайку.

Кончается рассказ смертью героя. Но смерть эта не совсем смерть — Чайка по имени Джонатан Ливингстон просто растворяется в просторах неба, чтобы никогда не вернуться.

Что касается смерти в "светлом" тексте, следует отметить, что "светлые" тексты довольно часто завершаются гибелью главного героя. В них присутствует элемент депрессивности (см.

ниже о "печальных" текстах). Однако при этом смерть в них как таковая не описывается, она как бы отсутствует, поскольку жизнь представляется в рамках этого мироощущения бесконечной и вечной. Смерть здесь не является прекращением бытия, это продолжение движения к вечности. Прошлое обладает статусом единственного, безальтернативного пути, настоящее — это движение по дороге жизни; будущее видится бесконечным.

То. что "смерть принимала формы пространственного передвижения" (Пропп 1986, 93), известно еще из фольклора. Но сохранение в настоящее время этого компонента как символа смерти трудно обосновать только фольклорными традициями. Тут, очевидно, имеются и какие-то психологические предпосылки, лежащие в основе определенного мироощущения и диктующие именно такое завершение текста.

Возможно, это покажется парадоксальным, но наиболее ярко подобного рода мироощущение представлено в таком жанре, как некролог советской прессы 80-х годов.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ "СВЕТЛЫЕ" ТЕКСТЫ

Стандартный некролог разворачивался на трех уровнях. Первый уровень чисто биографический. Тут описывается фактологическая сторона дела, реальные жизненные события. В нем преобладает денотативная основа, формирующая его логико-фактологическую цепочку (терминология Т.М.Дридзе).

Второй уровень — и по стилю, и по содержанию — максимально публицистичен. Он описывает политическую или общественную деятельность человека, которому посвящен текст.

Третий уровень — мировоззренческий, включающий в себя оценку всей жизни умершего человека. Это уровень оценочный — он формирует коннотацию текста, которая сопряжена с эмоциональной моделью его порождения. На этом уровне текста-некролога дается оценка всей жизни человека, оценка смысла жизни вообще и делается заключение о том, что его дело и жизнь будут жить в веках. Именно на этом уровне представлены соображения обобщенного характера, которые напрямую связаны с эмоционально-смысловой доминантой "светлого" текста.

К примеру, текст, кончавшийся фразой "Его дела и мысли живут в наших сердцах", начинается так: "История всегда хранит имена людей, которые...". Это тот контекст, в который помещается жизнь "человека с большой буквы". Так например, газетный текст о лауреатах Ленинской премии "За укрепление мира между народами" начинается фразой "Как бы ни была богата наша земля дарами природы, самое драгоценное на ней — это человеческая жизнь"

("Правда" 01.05.1985) (подробнее см. Белянин 19906).

"Светлыми" являются и многие тексты Аркадия Гайдара. Его сказка "Горячий камень", провозглашая уникальность и неповторимость жизни, не может не оставить именно такое ощущение.

Содержание текста можно свести к следующему. Мальчик Ивашка находит камень, на котором написано, что тот, кто занесет этот камень на гору и разобьет его там, получит возможность заново прожить жизнь. Ивашка предлагает этот камень старику, явно прожившему трудную жизнь и покрытому шрамами. Но тот отказывается от другой жизни, объясняя, что его жизнь, прошедшая в борьбе, ему нравится больше любой другой. Тем самым в рассказе жизни утверждается предикат 'неповторимый', 'уникальный".

Показательным в этом плане является и "светлый, как жемчужина" (Детская 1985, 389) рассказ "Чук и Гек" (правильное название этого рассказа — "Телеграмма"), заканчивающийся мелодичным звоном кремлевских часов.

Как образец "светлого" текста можно рассмотреть и рассказ "РВС", в котором вообще много света: отсвечивает блеском речка, блестят звезды, блестят глаза у Жигана, блестит звездочка и наган у раненого командира, герои говорят с сердцем и т.д.

Как уже отмечалось, в рамках того же паранойяльного мироощущения находятся тексты

"активные", которые очень близки "светлым" текстам. В ряде случаев провести разделение текстов на "светлые" и "активные" бывает достаточно трудно, поскольку "светлые" тексты являются разновидностью "активных" текстов, их более "слабым" вариантом.

Так, в ряде текстов Гайдара присутствуют шпионы ("Судьба барабанщика", "Маруся"). К примеру, герои рассказа "РВС" (что расшифровывается как Революционно-Военный Совет) с тревогой ожидают опасностей, они должны быть осторожны, внимательно осматриваться вокруг, даже если не замечают ничего подозрительного. В конце рассказа "Чук и Гек" фраза, выделенная в отдельный абзац, звучит так:

"И, конечно, задумчивый командир бронепоезда, тот, что неукротимо ждал приказа от Ворошилова, чтобы открыть против кого-нибудь бой, слышал этот звон (кремлевских часов — В. Б.) тоже".

А вот кульминационная сцена повести "Судьба барабанщика", где герой стреляет в шпиона, выдававшего себя за его дядю (выполняя тем самым функцию умершего отца, о котором часто говорится в "светлых" и "активных" текстах): "Раздался звук, ясный, ровный, как будто кто-то задел большую певучую струну, и она, обрадованная, давно никем не тронутая, задрожала, зазвенела, поражая весь мир удивительной чистотой своего тона.

Звук все нарастал и креп, а вместе с ним вырастал и креп я.

"Выпрямляйся, барабанщик.' — уже тепло и ласково подсказал мне все тот же голос. — Встань и не гнись! Пришла пора!".

1. Мы не рассматриваем идеологический аспект этого текста, полностью соответствовавшего своему времени. Естественно, что отношение к нему явно изменилось после начало советской перестройки (1984-1991).

2 Интересной представляется задача проведения количественного анализа выявление степени распространенности того или иного типа текстов в литературе. Наши исследования показывают, что "активные" тексты встречаются гораздо чаще, чем "светлые", причем количество тех и других (довольно значительное в советской литературе) после распада СССР существенно уменьшилось.

Такой переход в целом достаточно типичен для "активных" текстов. Вот пример из песни к многосерийному телеспектаклю по "активному" роману О.А. и А.С.Лавровых "Следствие ведут знатоки":

"Если кто-то кое-где у нас порой

Честно жить не хочет.

Значит с ними нам вести незримый бой"

В том случае, если в "светлом" тексте появляется субъект с отрицательными чертами характера, то возможна слабая оппозиция между положительным и отрицательным персонажами.

Отрицательному герою могут быть приписаны следующие характеристики, стремящийся все объяснить, планирующий жизнь, ищущий выгоду, делающий карьеру, копающий под себя, не видящий красоты жизни, недобрый, злой.

Это в полной мере относится к произведениям Гайдара, которые несут не только лексически подтвержденное ощущение "светлости", но и призывают к борьбе за идеалы. Анализируя творчество этого "активного (sic! — В.П.) участника жизни" (Детская 1985, 311), С.Маршак писал, что он "превосходно умел сливать воедино светлую (sic! — В.П.) романтику, возвышенную мечту с самой сущностью нашей действительности. Он умел увлечь юного читателя разговором на ... "взрослые" темы — о защите Родины, о ненависти к врагам (sic! — В.П.), о добрых людях... Но разговор это был особый — необыкновенно ясный (sic! — В.П.), поэтический, очень близкий ребячьим сердцам" (там же).

Вышеизложенное свидетельствует о сходстве проявления этих двух типов отношения к миру в художественной литературе и позволяет отнести тексты Гайдара к "смешанным" текстам "светло-активной" разновидности.